Но шефу было не до шуток. При чём тут секс, если под удар поставлена честь вверенного ему заведения. Не обращая внимания на донёсшиеся из углов смешки, разъярённый начальник злобно прошипел…

Криминальное расследование

Из серии «Записки из дома для престарелых»

Елена Алергант

На сцене «Дома для престарелых» разыгрываются не только трагедии и драмы, но иногда и одноактные водевили. В одном из них мне посчастливилось принять непосредственное участие.

Новая пациентка, миниатюрная женщина с головкой, покрытой редким, сереньким пушком, въехала в освободившуюся комнату пару недель назад. Вежливая, непритязательная дама большую часть дня уютно дремала в кресле, набираясь сил для вечернего посещения сына.

Этого грузного, самоуверенного мужчину я прозвала энергетическим вампиром. После его ухода старушка с облегчением ныряла в постель, и, обернувшись двумя одеялами, тут же засыпала, а мы… мы, чертыхаясь и отплёвываясь, зализывали раны, нанесённые упрёками и требованиями высокомерного чудовища.

В один, далеко не прекрасный вечер, на пороге моего кабинета прогремел не терпящий возражений голос:

— У мамы пропала золотая цепочка с медальоном. Вещи очень дорогие. Антикварные. Понимаете, что это значит? Короче, если к завтрашнему дню не будут найдены, я заявляю в полицию.

Это украшение, медальон в виде сердечка с гравировкой и парой мелких брильянтов, мы знали наизусть. Так же, как и его историю. Женщина получила его в подарок от жениха. Когда-то, протянув на открытой ладони золотое сердечко, он потребовал взамен её настоящее, нежное и любящее.

В годы войны, когда все имеющиеся в доме ценности, обменивались на еду и вязанку дров, золотое сердечко мужа, обняв исхудавшую шею, помогало выживать в голоде, холоде и ужасе военных тревог.

— «Это мой талисман. Выжила и детей уберегла только благодаря ему», — говорила старушка, поглаживая поблекшую крышечку медальона, — «В самые трудные минуты муж всегда был рядом.»

Угроза Вампира напугала не только нас, но и директора «Дома для престарелых». Он, как любой руководитель, не любил иметь дело с полицией, а посему учинил сотрудникам строжайший допрос. Оказалось, последней медальон держала в руках Нарин, купавшая накануне пациентку под душем. Она отстегнула мешавшее ей украшение и положила на раковину.

Всё облегчённо вздохнули. Наверняка, смытое потоками воды, оно скользнуло в сливное отверстие и скрылось в изгибе водопроводной трубы. Местный сантехник в присутствии заинтересованных сторон отвинтил коленный сустав и вытряхнул в подставленный тазик содержимое: пластмассовую зубочистку, палочку для чистки ушей, несколько комочков грязи… и ничего более. Среди застрявших в трубе сокровищ талисмана не обнаружилось.

Старушка вздохнула, развела руками и печально промолвила:

— Всё когда-нибудь кончается. Пожалуй, и мне пора.

Но Вампир придерживался иного мнения:

— Пора или не пора… не нам решать. Предоставим это заботам Бога. А вот правильно подбирать кадры — прямая обязанность директора. Если принимает на работу людей с улицы, пусть за их разгильдяйство и расплачивается.

Он явно намекал на мусульманское происхождение обладательницы звонкого, искрящегося имени. На то, что у Нарин трое детей и безработный муж. А антикварные цепочка с кулоном наверняка потянут на пару тысяч.

Директор, пытаясь защитить не столько сотрудницу, сколько свой опыт подбора кадров, вежливо возразил:

— Зря Вы так. Мы не берём людей с улицы. И потом… Почему обязательно кража? Может украшение, запуталось в мокрых полотенцах, или в нижнем белье и попало в прачечную. Если так, его через пару дней обязательно вернут.

Борец за семейную реликвию хмыкнул, но спорить не стал. Выразил надежду на благополучный исход и согласился подождать ещё пару дней.

Нарин переступила с ноги на ногу и беспокойно оглянулась по сторонам, понимая, что уже возглавила список подозреваемых. И не ошиблась.

Заполняя акты, пожилая коллега, Рената, посмотрев на беднягу невинными, прозрачно-голубыми щёлочками, невзначай спросила:

— А ты всегда, моя людей под душем, снимаешь с них украшения?

Округлив карие, искрящиеся глаза, Нарин принялась оправдываться:

— Да я их и с себя снимаю перед душем.

Рената, продолжая разыгрывать следователя, самым доброжелательным образом загоняла жертву в угол:

— А разве золото от воды ржавеет?

В голосе Нарин послышались нотки то ли досады, то ли страха:

— Сама знаю, что не ржавеет. Но мыло может забиться в гравировку и в оправу для брильянтов. Ведь все эти канавки совсем малюсенькие, и прочищать их потом очень трудно. Меня бабушка так учила. У неё все старые украшения сияли как новые.

Прозвучал сигнал вызова, и Нарин помчалась к зовущему на помощь пациенту, а Рената, даже не поменяв положения увесистого зада, продолжила рассуждения:

— Смотри ка, всё успела рассмотреть. И гравировку и камушки… Я к примеру, хоть убей, и форму то едва помню.

Эта ленивая сплетница усвоила с детства, что искать ошибки в работе других значительно проще, чем честно трудиться самой, а оклеветать ближнего — самое изысканное лакомство после жаренной сосиски и сладкого пудинга. Сегодня ядовитая клевета на Нарин, безропотно выполнявшую за неё две трети работы, вызывала особое раздражение.

Пользуясь положением начальника смены, я пресекла разговор командой, не подлежащей обсуждению:

— Прежде всего нужно подождать известий из прачечной, а пока… отправляйся в комнату к потерпевшей и разбери все вещи в шкафу. Не забудь вывернуть карманы кофт. Заодно и полки приведёшь в порядок. Если не ошибаюсь, это — твоё любимое занятие.

Рената неохотно оторвалась от стула и, злобно ворча что-то под нос, поплелась выполнять поручение.

К сожалению, звонок из прачечной лишь усугубил всеобщее напряжение; украшений в грязном белье не обнаружилось. Обстановка на отделении продолжала накаляться. Неожиданное происшествие, подобно камню, брошенному в гнилое болото, разрушило тонкую ряску фальшивой доброжелательности, под которой скрывались отношения, бурлящие неразрешимыми противоречиями Мы знали друг о друге достаточно много, чтобы без труда обнаружить в биографии каждого пару изъянов, побудивших его к воровству.

К расследованию по горячим следам подключилась ещё пара сотрудников. Заскочив в бюро за медикаментами, нарвалась на очередные домыслы двух добровольных дознавательниц:

— Уверена, кулон стащила ночная смена. Скорее всего Анализа. Она вечно плачет и жалуется на старшего сына. Говорит, пьяница и безработный, а я думаю, ещё и наркоман. Наверняка деньги с неё тянет.

Собеседницу явно заинтересовали щекочущие нервы подробности. Оглянувшись по сторонам, она перешла на шёпот:

— А ты откуда знаешь?

Другая слегка приблизилась к уху дотошной приятельницы и прошептала в ответ:

— Да видела их недавно вместе. Ну и рожа у парня!

Та, что в начале разговора не могла похвастаться собственными идеями, вдохновенно подхватила чужую:

— Пожалуй ты права. Помнишь, на прошлой неделе она пришла на работу с подбитым глазом? Говорила, на шкаф в темноте налетела. Враки. Сын приголубил и припугнул: не принесёшь денег — хуже будет. Вот она кулон и стянула.

Женщины тяжело вздохнули и посочувствовали сами себе:

— Вот с кем приходится работать! Растяпа в ванной на полочке оставляет, а хитроумная, не моргнув глазом, прёт… и не краснеет.

В этот момент в бюро заскочил третий сотрудник, несобранный, вечно опаздывающий на работу Михаэль, и тут же включился в разговор:

— А я думаю, наши не брали. Наверняка сыночек руку приложил. Зачем ждать, пока наследство дозреет, если можно заранее озаботится? А мамочка пусть думает, он за неё, как лев бьётся.

На этом моё терпение лопнуло. Одарила каждого срочной работой и выпроводила за дверь.

Пока сотрудники искали виновного, постоянно пополняя список подозреваемых, вор продолжал бесчинствовать.

На следующий день пропали золотые часы господина Патоцкого и портмоне госпожи Мюллер. Ежедневно пациенты сообщали о новых кражах: джемпера, нижнее бельё, будильники, духи и прочие, дорогие человеческому сердцу мелочи. Большая часть этих вещей вскоре находилась под кроватями или в шкафах, но боевой азарт — что-нибудь потерять, гневаться, жаловаться а потом найти… найти в самом неожиданном месте, куда сам никогда не догадался бы положить… окрасил наши серые будни в пунцово— алые, предзакатные тона.

Больше всех прочих пострадала госпожа Дикман, относительно молодая женщина, страдавшая ярко выраженным нарушением мозговой деятельности в сочетании маниакально-депрессивным психозом. Несчастная дама, и без того обделённая судьбой, лишилась шкатулки, до верху наполненной экстравагантной бижутерией.

В состоянии эйфории она ежедневно пробегала по находящимся вблизи лавкам, торгующим товарами китайского производства, скупая расшитые бисером блузки, джемпера, пончо и подходящие к ним украшения. Днём, нарядив себя, как рождественскую ёлку, отправлялась на променад — кусок коридора под дверью директора. Кокетливо улыбнувшись, она каждый раз заново поясняла цель прогулки:

— Надо порадовать бедного мальчика. Сами знаете, он влюблён в меня… тайно. Жена у него уж больно страшненькая.

Мы не очень верили в нежные чувства директора к госпоже Дикман, потому как всем женщинам мира он предпочитал мужчин. Но не перечили. Что значит сексуальная ориентация шефа в сравнении с надеждой, лучшим из медикаментов, излечивающих женскую депрессию.

А теперь, по вине беспощадного вора, безутешная вдова отказалась мыться, принимать пищу и выходить из комнаты. Размазывая по морщинистым щекам обильные слёзы, она жалобно всхлипывала и причитала:

— Разве я могу показаться на люди в таком виде? А если он, мой бедный мальчик, мимо пройдёт? Представляете, как расстроится! Это — конец. Остаётся только забыться и умереть в четырёх стенах в полном одиночестве.

К удивлению коллектива, грабитель оказался весьма изобретательным. Четыре дня, пригребая массу ненужных мелочей, он умело заметал следы, рассчитывая отвлечь внимание от главных хищений — антикварного медальона, золотых часов и портмоне с деньгами. Преступник реализовывал хитрый план, а коллектив мчался вдогонку, всё глубже погружаясь в подробности жизни каждого и по-очереди указывая пальцами друг на друга.

Не даром говорят, чтобы побудить народ к активности, нужно его напугать. Мы были напуганы, а потому невероятно изобретательны.

Как только в каком-либо углу количество сотрудников превышало число один, тут же вспыхивала напряженная дискуссия:

«Кстати, Марион недавно взяла в кредит новую машину. Не какой-нибудь Фиат, а настоящий БМВ. Вот кому денег не хватает», — восклицал один.

«Уж если о долгах говорить, так Мартин по ним чемпион. На их с женой мизерные зарплаты дом купили. Им точно не то что на мясо, на макароны не хватает», — парировал другой.

Но первый, не желая сдавать позицию, настаивал на своём: «Глупости. Такие бюджетные дыры золотыми часами не заткнёшь. Тут банк надо брать. И вообще… Посмотрели бы лучше на Эльке. Видели в каком пальто вчера пришла? Такое в конце сезона на крутой распродаже меньше, чем за триста евро, не ухватишь, а она в разгар сезона приобрела. Вот вам и кулончик и часики».

В то время, как коллектив лютовал, препарируя финансовое положение каждого, ворюга, удовлетворив насущные потребности, ушёл в подполье. Хищения прекратились.

Полицейский, прибывший по вызову Вампира, записал предложенные сотрудниками версии, и… тоже ушёл в подполье. Наступила тишина, оказавшаяся всего лишь короткой передышкой.

Четыре дня спустя, отдохнув и набравшись сил, негодяй опять вышел на охоту. На этот раз он не брезговал даже мелочами. Пациенты впали в панику. Они ложились в постель, не снимая верхней одежды, домашние тапочки прятали под подушками, а часы и украшения сдали под расписку в директорский сейф. На общем собрании перепуганные сотрудники постановили: отныне в комнаты будут входить только вдвоём. Каждый хотел обзавестись свидетелем собственной невиновности.

Так мы превратились в сиамских близнецов — неразлучников. Если Михаэль нёс кому-то бутылку воды, Аннетта бежала вприпрыжку рядом, сжимая в руке чистый стакан. Рената, подобно отъевшейся на летнем изобилии утке, переваливаясь с ноги на ногу, услужливо семенила за мной. Эльке бегала с Марион, а чемпион по долгам Мартин отирался на кухне, или вблизи начальства.

Но все эти предосторожности не имели ни малейшего смысла, потому как вор… или воровка выходил на охоту только ночью. Причём исключительно в те ночи, когда дежурила Анализа.

Тучи над её головой сгустились не на шутку. Либо сама безобразничает, либо сына-наркомана в дом запускает.

Народ собрался на экстренное совещание. Согласно графику работы, сегодня — её последняя ночь. А значит, самое время садиться в засаду и брать с поличным, потому как потом она уходит в отпуск. Весь вопрос в том, куда «садится»?

Прятаться в раздевалке, или в туалете — бесполезно. От туда всё равно ничего не увидишь. Оставалось единственно возможное решение — распределяться по комнатам. Рената первой отреагировала на абсурдное предложение. Выразительно охватила руками свои увесистые габариты и нагло заявила:

— Это мероприятие… без меня. Ни под кровать, ни в шкаф всё равно не помещусь, а на стуле за занавеской… слишком заметно. Так что на меня не рассчитывайте.

Коллектив понимающе переглянулся и принялся составлять график дежурств без Ренаты.

Творческий процесс был прерван позывными, приглашавшими пациентов к обеду. Все, кроме госпожи Дикман, с готовностью потянулись в местный ресторан. Бедная женщина по-прежнему стыдливо скрываясь от посторонних взглядов, соглашалась есть только в комнате.

Я погрузила на поднос тарелки, источающие аппетитный аромат, и отправилась в камеру добровольной затворницы.

Бедолага, облачившись в простенький домашний халатик, сидела за столом, вооружившись зубной щёткой и средством для мытья окон. В руке она сжимала зубной протез.

Подняв на меня фиалковые глаза, госпожа Дикман указала на две золотые коронки, поблёскивавшие на фоне белоснежной керамики.

— Видите, как почернели. Обрабатываю всё утро, а они не оттираются. Прямо не знаю что и делать.

Произнеся жалобу, она трогательно улыбнулась, обнажив две изумительные, выполненных по индивидуальному заказу челюсти.

Я, всё ещё не веря своим глазам, машинально спросила:

— Но ведь Ваши зубы на месте. А эти откуда?

Госпожа Дикман, не прекращая работы, снисходительно пояснила:

— А это — запасные. Новые собираюсь носить по выходным, а эти… на каждый день.

Подобно наивному зрителю в театре абсурдов, я удивлённо моргнула и нерешительно выдавила из себя:

— Но это только нижние. А верхние где?

Голосом терпеливой наставленницы госпожа Дикман разъяснила всем известную истину: «Верхние не нужны. Они не так быстро изнашиваются», — и, насвистывая весёлый мотивчик, вернулась к очистке запасных зубов, а я… я не могла отвести глаз от до боли знакомого протеза с двумя золотыми коронками, надеваемыми на коренные зубы… единственные, оставшиеся во рту господина Патоцкого.

Пропажа зубов, обнаруженная сегодня утром, чуть не довела его до гипертонического криза. И теперь он тоже посадил себя на домашний арест.

«Не могу в таком виде показываться на людях», — кричал Патоцкий, скаля последние, оставшиеся во рту клыки, — «Кто я? Ведьмак, или вампир, уволенный с работы за потерю боевого оружия».

Я растерянно смотрела на вновь погрузившуюся в работу госпожу Дикман, а в голове постепенно, во всех подробностях выстраивалась разгадка ребуса. Осторожно опустила поднос с остывающим обедом на рабочий столик «старательницы» и помчалась к директору.

Ордер на обыск шеф выдал без промедления. Даже заботы о главной подозреваемой взял на себя.

Минут через пять, склонившись в галантном поклоне перед небрежно одетой дамой, он уже приглашал её «на чашечку кофе в местной кафетерии».

Фиалковые глаза, щёки, пылающие ярко-пунцовым смущением, пальцы, растерянно прижимающие воротничок халатика к жалко свисающей шее, и полушёпот перепуганной гимназистки:

— Нет, нет. Я не могу выйти в таком виде! Я совсем не одета.

Директор, ловелас нетрадиционной ориентации, вёл свою партию с блеском актёра провинциальной сцены. Бархатный голос, отдающий лёгким трагизмом, обволакивал невинную жертву шёлковой паутиной:

— Вы выглядите изумительно. Уютно и по-домашнему… Сегодня у меня очень сложный день…Чашечка кофе с пирожными в Вашем обществе — наилучший отдых. Пожалуйста, не отказывайте мне в удовольствии. Прошу Вас.

Скосив глаза в нашу сторону, временно дамский угодник грозно буркнул:

«Даю четверть часа на обыск. Дольше не выдержу», — и, подхватив смущённую кокетку под ручку, торопливо покинул сцену.

К назначенному сроку вещественные доказательства уже громоздились на его рабочем столе. Все пропавшие за последние недели вещи. Рядом с бесполезными мелочами красовались кулон госпожи Фридрих, портмоне госпожи Мюллер и золотые часы господина Патоцкого. Его верхняя челюсть венчала гору бижутерии в пропавшей шкатулке самой госпожи Дикман. Она обнаружилась на дне шкафа, завёрнутая в два грязных полотенца.

История краж в доме для престарелых почти разъяснилась. Осталось выяснить только два вопроса: какую роль играла в них Анализа и почему только во время её дежурств госпожа Дикман выходила на охоту?

Вечером, едва появившись на работе, она угодила в объятия разъярённого шефа. Начисто позабыв этику управления коллективом, он раскричался, как на коммунальной кухне:

— Чем занимаешься на рабочем месте? Спишь и ничего не видишь? Да с такими работниками в одну прекрасную ночь все пациенты разбегутся… по ресторанам и… борделям! Кто их оттуда вытаскивать будет?

Анализа вызывающе сверкнула толстыми стёклами очков и попыталась отделаться шуткой:

— А по-вашему, если старый, так уж и права на удовольствия не имеет?

Но шефу было не до шуток. При чём тут секс, если под удар поставлена честь вверенного ему заведения. Не обращая внимания на донёсшиеся из углов смешки, разъярённый начальник злобно прошипел:

— О сексуальной жизни в старости поговорим позже. Признавайся, чем сама занимаешься по ночам!

Анализа поправила очки, сползшие на кончик пуговки, служившей ей носом, и, слегка помедлив, юркнула к шкафу с медикаментами. Вытащила папку с назначениями врача, открыла страницу на букву «Д» и пустилась в пространное объяснение:

«Вот. Смотрите. Две недели назад врач назначил госпоже Дикман новое снотворное и чёрным по белому написал: принимать в 22.00. Вот лист назначений. Я тогда ещё удивилась, почему все остальные получают в восемь вечера, а она — в десять», — преданно взглянула на директора и добавила, — «Вы сами всегда говорили, что назначения врачей — инструкция, не подлежащая обсуждению. Вот я и не обсуждала. Ждала до десяти, выдавала таблетку и уходила на другой этаж».

Все с нетерпением ждали продолжения, а торжествующая победу Анализа не спеша вытирала выступившие на лбу капли пота.

Судя по красным пятнам, медленно растекавшимся по директорскому лицу, сотрудница явно перетягивала паузу. А та… зачем-то ещё раз заглянула в лист назначений и слегка заикаясь, созналась:

— Дело в том… Я сама только сейчас догадалась… когда узнала где вещи нашли… Вот смотрите… на пачке написано: депо препарат. То есть начинает действовать через два часа после приёма, но зато равномерно в течение ночи. А значит все, кто получал таблетки в восемь, к десяти уже мирно спали, а госпожа Дикман скучала в одиночестве до двенадцати… пока лекарство начинало действовать. Вот и перепутала чужие комнаты с китайскими лавками. Подбирала всё, что под руки попадалось. Комнаты то у нас на ночь не запираются. А я… как в инструкции написано… возвращалась на этот этаж ровно через три часа. К этому времени спали уже все. Включая госпожу Дикман. Вот так то.

Директор, всё еще не осознавая трагикомизм ситуации, продолжал докапываться до истины:

— То, что пациенты, страдающие старческим склерозом, чужие вещи подбирают, а потом забывают, это я понимаю, но… может мне кто-нибудь объяснить, зачем она свои собственные покрала?

За прошедшие полгода я успела достаточно хорошо изучить внешне самоуверенную, но по сути трусливую натуру госпожи Дикман, а потому ответ созрел сам по себе:

— Думаю, у себя она ничего не крала. Просто слышала каждый день о хищениях, вот и спрятала ночью добро от греха подальше. А память то у бедняги давно уж не девичья. Вот и решила утром, что вор и до её сокровищ добрался.

Директор тряхнул головой, расправил плечи и поставил естественный для начальства вопрос:

— Ну и какие выводы вы все сделали из этой истории?

Мартин, радостно потирая ладони, бодро выпалил:

— В кои веки виноват господин Доктор. А то вечно нас упрекает в безграмотности и халатности!

А школьница Аннетта задумчиво протянула:

— Всегда говорила, нельзя придерживаться инструкций. От них один вред.

Директор застонал и, обхватив руками голову, выскочил из кабинета. Сегодня ему явно изменил юмор.