Мы плыли на корабле-ресторане по широкой реке Чао Прайя. В воде, днем бурой, а сейчас матово черной, отражались разноцветные фонари, вокруг звучала негромкая музыка, и если бы не гостеприимство Кая, непрестанные смены блюд и видов местного пива, мы с Витей наверняка погрузились бы в нирвану.

Хай-тек

Отрывки из книги

Юрий Ноткин

Продолжение. Начало

Сэндвичи в Формозе

В попытках заморить назойливого червячка я задремал и проснулся от стука. В дверях стоял прибывший из Таиланда Витя Семенов. После недолгого обмена новостями ночной гость вынул большую плоскую бутыль и вопросительно взглянул на меня.

— Естественно!,— откликнулся я на немой вопрос, — вот только с закуской, хотя… постой-постой!

Взяв лежавшую на столе шикарную кожаную папку с тисненными золочеными иероглифами и надписью на английском HOTEL FORMOSA, я порылся среди вложенных в неё буклетов, вынул искомый список телефонов, нашел в нем Service 24h и набрал обозначенный номер.

Услышав вопросительно-доброжелательный, предположительно на английском, ответ, я произнес, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более отчетливо и уверенно,

— Пожалуйста. Принесите шесть сэндвичей, три с ветчиной и три с сыром в мой номер.

— Три сэндвича с ветчиной и три сэндвича с сыром. Нет проблем, сэр!— повторил услужливый голос.

— Так, Витеич!— воскликнул я торжествующе,— приборы и инструменты с собой?

— Спрашиваете, — откликнулся Витя, — доставая свой швейцарский армейский перочинный нож, предусмотрительно вынутый из чемодана, и приводя штопор в боевую готовность.

— Тогда вперед, а я сполосну стаканчики,— сказал я не столько для Вити, сколько для вновь разбушевавшегося червячка, и направился в ванную. Через двадцать минут мы все так же сидели перед открытой бутылкой и разостланными салфетками.

— Выдыхается, — заметил меланхолично Витя.

Я вновь снял трубку,

— Я заказывал…

— Три сэндвича с ветчиной и три сэндвича с сыром, — опередил меня тот же приветливый голос, -мы готовим Ваш заказ ,сэр.

— Когда я могу надеяться его получить? — спросил я, подавляя раздражение.

— Мы готовим Ваш заказ, сэр,— прозвучал тот же голос.

— Да! Вот тебе ненавязчивый тайваньский сервис!— произнес я, повесив трубку, -похоже, что они все-таки не совсем оправились от землетрясения.

— Наверно у них кончилась ветчина, — высказал в свою очередь предположение Витя,— и они послали кого-нибудь на склад за окороком.

В четверть второго в дверь осторожно постучали. К этому моменту мои чувства настолько притупились, что, направляясь открывать, я даже не успел против обыкновения заготовить подходящую к случаю фразу. Повернув задвижку, я молча приоткрыл дверь и отступил в изумлении.

— Ваш заказ, сэр,— первый столик на колесиках вкатил юноша в белоснежной рубашке и безукоризненно отглаженных черных брюках. Второй столик-близнец въехал следом под водительством барышни в белой блузке с кокетливым кружевным передничком на черной юбке.

На каждом столике стояли по три круглых блюда, прикрытых прозрачными гофрированными колпаками в форме усеченного конуса. Сквозь заполнявшие их листья салата виднелись высокие горки бутербродов.

— Что это!?— сумел я выдавить с трудом,— это ошибка! Я заказывал шесть сэндвичей. Заберите это обратно, немедленно!

— Ваш заказ, сэр!— отвечал слегка смущенный моей реакцией юноша,— шесть сэндвичей. Невозможно забирать обратно немедленно! Доброй ночи, сэр!

Пятясь к дверям, молодые люди довольно поспешно покинули номер. Щелкнул замок, и я остался стоять в остолбенении, из которого меня вывел голос Семенова.

— Спокойно, Юра. Главное не нервничать,— Витя снял по одному колпаку на каждом из столиков, исследовал содержимое и доложил,— все верно, на одном столе все как один бутерброды с ветчиной, а на другом— с сыром.

Витя разлил по трети стакана. После минутного колебания я решил про себя, что видимо это одна из тех ситуаций, когда следует расслабиться и постараться получить удовольствие, взял бутерброд с ветчиной, прикрыл его сверху листком салата и чокнулся с товарищем.

Через полчаса я поставил опустевшую бутылку в корзину для мусора. К этому моменту нам удалось освободить два с половиной «ветчинных» блюда. На «сырный» столик нам не хватило никаких сил, и он остался в девственном виде. По возвращению домой в Израиль я, как обычно передал отчет по командировке бухгалтеру. На следующий день он вызвал меня к себе,-

— Юрий, неужели тебе не хватает $50 суточных на питание? Что это за квитанция на сумму $75 из ресторана за ночной сервис?

— Видишь ли, Рани,— изложил я подготовленную легенду, на которую впрочем не возлагал больших надежд,— в день , когда я встретился с представителем Atlanta Automatic на Тайване, он с коллегами устроил маленький прием в мою честь. Мне неловко было оставить это без ответа, и я после приезда Семенова организовал у меня в номере небольшой товарищеский ужин.

— Ты, как ребенок, — поморщился бухгалтер, — а ведь столько раз ездил в командировки! Неужели ты до сих пор не знаешь, что это называется «представительские» расходы? — и, покачав укоризненно головой, он подписал мой отчет.

А той ночью в отеле Формоза, провожая до дверей Витю, я сказал ему на прощанье,

— Встретимся завтра, вернее сегодня, за завтраком в семь в ресторане. Представлю тебя Марку Барру, а потом вернешься к себе в номер, прихватишь наш чемодан с тестовым оборудованием и поедем по объектам.

Следующим утром мы покинули еще затемно гостеприимную «Формозу» и, благополучно сдав в багаж наши уже довольно потрепанные и набитые снаряжением чемоданы, взяли курс на Бангкок.

Над Бангкоком тучи ходят

Тучи ходят над Бангкоком всегда, даже когда светит яркое солнце. В этом последнем случае они просто скрываются за высокими зданиями, а то и за горизонтом, для того чтобы налететь, когда им заблагорассудится. Через миг они обрушиваются сразу крупнокалиберным ливнем. Аборигены и опытные туристы знают, что в эти моменты любые зонтики бесполезны и заскакивают в ближайшие здания. Однако помимо сезона настоящих дождей, длящегося в Бангкоке с июня по октябрь, ливни кончаются здесь столь же внезапно, как и начались, спрятавшиеся от них люди покидают временные укрытия и расходятся по своим делам.

Когда встретивший меня с Витей в аэропорту еще более ослепительно красивый, чем при первой нашей встрече, Кай усаживал нас в машину, чтобы везти в отель, солнце сияло на безоблачном небе и ничто не напоминало о том, что мы прибыли в царство муссонов.

Отель находился на территории Ват Лиаб, одного из центральных районов столицы. В нем же располагались МЕА — главная электрическая компания Бангкока, офис и лаборатория Кая, живописный буддистский храм под названием, переводившемся как «Глаз в Небо», один из многочисленных городских рынков и, как ни несопоставимо это с упомянутыми достопримечательностями, была установлена пилотная система AMR фирмы SMARTCOMM Inc.

Прощаясь в отеле, Кай сказал, что дает нам день на «разграбление города», на следующее после этого утро готов встретиться с нами в офисе и обсудить текущие вопросы, а вечером этого же фактически последнего дня просит нас быть его гостями. План был принят без возражений.

К чести моей и Вити я должен сказать, что едва устроившись в отеле, мы отправились осматривать нашу пилотную систему. Уже метров через двести я увидел на одном из домов электрический счетчик, установленный на знакомой коробочке, спроектированной Дани Мораном для нашего электронного модуля. Мне сразу же вспомнилось, как я пытался отвоевать лишних четыре миллиметра для высоты этой коробочки и как беспрецедентно разгневался на меня науськанный Перецем Руби, доказывая, что из-за моих дополнительных четырех миллиметров счетчик с коробочкой могут не влезть в электрический шкафчик.

Увы, никаких шкафчиков поблизости не наблюдалось. Коробка Морана была прикручена могучими шурупами прямо к каменной кладке домовой стены и вместе со счетчиком была открыта палящему солнцу, грозовым ливням, муссонам и наверное пассатам, если бы последние были возможны в Бангкоке. В доме располагались, по-видимому, какие то промыслы. На всех трех этажах его что-то гудело, скрипело и сыпало искрами, как из под точильного колеса.

— Не слабо, — выдавил я.

— Песня, — откликнулся Витя, — а Вы посмотрите повыше!

Я поднял голову и увидел свисавшие с проходивших чуть выше крыши линий электрических проводов отводы, более всего напоминавшие праздничное украшение «дождь» на новогодней елке. Молча, мы продолжали обход. Ни до, ни после Бангкока не довелось мне видеть такой мешанины, буйства, паутины электрических линий. На разной высоте они собирались в немыслимые пучки, перекрещивались подобно лианам в джунглях, висели многовитковыми спиралями. На самом верху туго натянутые провода, по всей видимости, высоковольтных линий, проходили между зубьями изделий, выполненных из изоляционного материала и как две капли воды похожих на дамскую расческу с ручкой. Ручки торчали без видимой надобности в разные стороны, сообщая равновесие этому ни к чему не прикрепленному гребешку.

Впрочем, во всей этой мешанине угадывалась определенная система, достигаемая либо за счет цветной маркировки, либо каким-то еще непостижимым для традиционного прямолинейного европейского и американского мышления способом. Я сам видел во время нашего обхода, как из подъехавшего грузовика выдвинулся длинный многосуставчатый штырь, подпиравший круглую корзину, в которой стоял смелый таиландский электрик в каске и красных резиновых перчатках по локоть. Когда корзина поднялась на требуемую высоту, он смело погрузил руки в пучок проводов, почти не двигая плечами и практически наощупь, произвел там какие то действия, благополучно извлек руки и дал знак водителю, опускать корзину.

Еще одну «песню» представляли установленные на столбах линий передач с интервалами примерно через квартал полутораметровые блестящие цилиндры. Эти многофазные высоковольтные конденсаторы служили для компенсации реактивной мощности и повышения коэффициента полезного действия при передаче электрической энергии. Попутно они начисто уничтожили бы наш высокочастотный сигнал связи, доведись ему добежать до точек присоединения конденсаторов к линии.

Уже на ранней стадии проекта после инсталляции нашей системы на объект выяснилось, что в ней имеются группы счетчиков «глухарей», которые ни в какую не хотят связываться с концентратором. В переписке с Каем нам удалось выяснить корреляцию этой очередной неприятности с наличием компенсационных конденсаторов и составить карту их расположения. Вслед за этим в нашем подземелье немедленно появился Перец, сообщивший мне, что Руби очень недоволен моей непредусмотрительностью при выборе системы связи и требует немедленного решения проблемы.

Нам понадобился примерно месяц, чтобы обсудить и отбросить столь же экзотические, сколь и неосуществимые варианты и предложить пригодное на практике решение. Была разработана небольшая коробочка, содержавшая симметричное с обоих входов устройство, пропускавшее высокочастотные сигналы и блокировавшее в тоже время сетевое напряжение. К каждому из ее входов присоединялось метров по сто трехфазного кабеля. Свободные концы кабелей присоединялись к линии передач на объекте — с одной стороны за несколько десятков метров до точек присоединения конденсаторов, а с другой после них— примерно на таком же расстоянии. Таким образом мы создавали обходной путь для сигналов связи и «глухари» начинали незамедлительно «прилетать» в концентратор.

Дополнительные плети наших кабелей нимало не смутили видавших виды таиландских электриков и мы, вздохнув с облегчением, смогли вернуться к решению прочих проблем по мере их поступления к нам в лабораторию.

В первый описываемый день в Бангкоке мы с Витей, закончив проверки нашей системы, не стали искать дорогу, ведущую к храму, а переждав хлынувший пятиминутный ливень, направились на ближайший городской рынок.

Рынок оказался городом в городе. Сквозь него шли длиннющие авеню. То и дело их пересекали перпендикулярные стриты. Свернув в стрит вы вскоре замечали уходящий в бок тупик. В тупике на соломенных циновках располагались столики, лежанки, ползали дети. Похоже, здесь жили постоянно целые семьи.

Ассортимент предлагавшихся товаров, начиная с самых экзотических фруктов, включая все виды, употреблявшихся в пищу ходивших, плававших, летавших и ползавших существ, изделий мануфактуры, промыслов, ремесел, изобразительного искусства и кончая предметами неведомого мне назначения, описать не представляется возможным.

Побродив там минут сорок, мы вернулись к началу, где продавалась невероятно дешевая, по словам Вити, электроника. Пока он торговался по поводу чего-то суперсовершенного и суперсовременного, я не без боязни приобрел за пару долларов калькулятор величиной в половину спичечного коробка. Работавший исключительно на фотоэлементах, он прослужил мне верой и правдой не менее пяти-шести последующих лет, обнаруживался неизменно, в какое бы неподходящее место я ни ухитрялся его затолкать в очередной командировке, и закончил свои дни лишь после того, как я неосторожно зацепил его за какой— то инструмент в кармане, оторвав у бедолаги жизненно важную пластинку.

Покинув рынок, мы к удивлению своему обнаружили, что потратили всего лишь полдня и, утолив голод в первом же из бесчисленных кафе, направили свои стопы за духовной пищей в храм.

В многочисленных храмах Таиланда сошлись вместе, как и во всей стране, Индия и Китай, что кстати недвусмысленно следует из названия полуострова Индокитай, на котором эта страна расположена. Впрочем, многое в этой стране на особицу. В отличие практически от всех других стран Индокитая, Таиланд (Сиам) за всю свою историю не был колонией. Иначе говоря, до него не добрались загребущие руки ни Великобритании с Францией, ни их извечных соперников из мусульманских империй. Посему в период нашего там пребывания в Бангкоке не были сколь-нибудь заметно распространены ни ислам, ни христианство и практически повсеместно господствовал буддизм.

Уже на подходе к храму мы увидели как ведущие свое происхождение из Индии полусферические ступы, выражающие согласно буддизму чистую природу ума и способствующие миру во всем мире, так и изящные очертания, происходящих от них и завоевавших практически архитектуру Китая многоярусных пагод.

При входе нас встретили две высоченные, метра эдак под четыре, фигуры мифических охранников. В руках они держали огромные, под стать их росту дубины. Их страшенные физиономии ушастые, зубастые и клыкастые сверкали глазами, как чайные блюдца, и напомнили мне собак из сказки Андерсена «Огниво».

Бронзовые, присевшие на задние лапы, с оскаленными мордами китайские львы и в натуральную величину черные слоны дополняли охрану, но мы с Витей смело прошествовали мимо всей этой внушительной стражи внутрь и оказались внутри храма в окружении сверкавших золота и бронзы и нежнейшей китайской глазури.

Вытащив свои фотоаппараты, мы защелкали наперебой, стремясь запечатлеть окружавшее великолепие. Я вскоре потерял своего спутника из виду. Минут пятнадцать спустя, я уселся в укромном месте, чтобы вынуть отснятую пленку и заменить ее новой. Перемотав пленку и изъяв кассету, я поставил ее рядом достал новую и в этот момент увидел приближавшегося Витю, который предложил запечатлеть меня самого на фоне прекрасных видов. Наспех закончив перезаряжать аппарат, я вручил его Вите и стал выбирать наиболее выгодные места съемки.

Увы, только по возвращении домой, получив из проявки две пленки, я понял постигшую меня катастрофу. Одна из пленок оказалась девственно чиста, другая…содержала совершенно фантастические кадры. На одном из них я не без труда различил среди множества многоголовых и многоруких фигур самого себя о двух головах, причем вторая голова выступала в горизонтальном направлении из моей собственной подмышки.

С грехом пополам я все же сообразил, что там, в храме я, в суматохе перезаряжая аппарат, вставил в него кассету с уже отснятой пленкой, а приготовленную на смену кассету положил обратно в пластмассовый футлярчик, а затем в бумажную наружную коробочку, начертав на ней «отснято».

К счастью второй раз я не успел “дощелкать» пленку до конца и на ней сохранилось с десяток нормальных кадров. На одном из них на небольшом постаменте восседал Будда. Был он обычного человеческого роста, из светло-зеленого полированного камня, похожего на малахит, сидел он в позе лотоса с золотыми украшениям на груди, руках и ногах. Также из золота были выдававшиеся сзади в форме стоячего воротника закрылки и многоярусный головной убор со шпилем.

Глаза его были открыты, взгляд удивительно спокоен, но самое главное он ничем не походил на толстощеких, толстопузых, лысых весельчаков, виденных мной в Китае и составлявших основу коллекции Руби.

Когда я стоял напротив него, мне казалось, что хочет он мне что-то сказать. Несмотря на великолепные украшения, выглядел он никак не Богом. Это был Человек, Учитель, Знающий Тайну.

Следующим вечером, завершив дневные дела-обходы всех наших объектов, составление длиннющего списка срочных мероприятий, совещания в МЕА — мы плыли с Каем на корабле-ресторане по широкой реке Чао Прайя. В воде, днем бурой, а сейчас матово черной, отражались разноцветные фонари, вокруг звучала негромкая музыка, и если бы не гостеприимство Кая, непрестанные смены блюд и видов местного пива, мы с Витей наверняка погрузились бы в нирвану.

Глава шестая. БОЛЬШИЕ ПЕРЕМЕНЫ

Руби вместо Дэйва

Изображение вначале слегка размытое сфокусировалось. Я придвинул стул поближе. Женщина сидела спиной к видеокамере, однако я сразу узнал Джин. Голова ее была откинута назад, красномедные волосы рассыпались по коричневому свитеру ручной вязки, руки опирались на выступавшие по бокам мужские колени. Знакомые золотисто-желтые занавески были задвинуты, и в комнате было темновато, однако это не помешало мне узнать лежавшего, закинув руки за голову, на банкетке для гостей Дэйва Дугласа.

Его белая рубашка была задрана к подбородку, глаза полузакрыты, губа закушена, торс поднимался и опускался.

Ролик длился всего несколько секунд и оборвался столь же неожиданно, как и начался. Руби нажал клавишу и на дисплее его лэптопа появилась домашняя страница-интернет-браузера. Мы помолчали.

— Кто это снимал? И что было дальше? — прервал я затянувшуюся паузу.

— Миниатюрную видеокамеру в комнате Джин установили по указанию Дика Дорти. Место для нее выбирал он сам, — Руби затянулся и положил сигару в пепельницу,

— Ну а дальше он велел нам с Джоном Трэйси следовать за ним, достал свой мастер-ключ, открыл замок в дверях и вошел в комнату Джин. Мы с Джоном замешкались в дверях, но услышали, как Дик сказал:

— Когда приведешь себя в порядок, Дэйв, зайди ко мне. Надеюсь минут за пятнадцать ты управишься, — повернулся, вышел и мы вернулись в его кабинет, ну тот самый, который до переезда Дика в Атланту занимал Дуглас, Руби снова затянулся и продолжил,

— Дэйв пришел минут через пять. Был он бледный, но держался спокойно. Дик не предложил ему сесть, велел сдать ключи, сказал, что на компьютере Дэйва уже сменили пароль, так что подходить к нему нет смысла, ну и велел прийти завтра за расчетом. Конверт, мол, будет у Бекки, а если возникнут вопросы, звонить по телефону. Дик выслушал молча, повернулся и вышел. Вот так это делается здесь в Америке.

— Ну а Джин? — спросил я.

— А что Джин, — откликнулся Руби,— принесла назавтра заявление об увольнении по собственному желанию. Сломала джинджи[1] Дугласу всю жизнь. Работа, семья все насмарку. Впрочем, он сам, конечно, виноват. Забыл главное правило… Думал ему море по колено. Ну, а Дик давно к нему подбирался, только повод искал, да и Абендштром терпеть не мог Дэйва, больно уж он был самостоятельный.

Время пояснить, что на этот раз я оказался в Атланте в компании с Перецом и Цукерманом по вызову Руби. Конечно, еще до нашего вылета я ознакомился с новым пресс-релизом, сообщавшим о том, что Дик Дорти занял в фирме пост CP&CEO.

Наиболее близко по смыслу это аббревиатуру можно перевести как Председатель, Президент и Генеральный Директор. Я же далее буду для простоты именовать его лишь Президентом. Одновременно вводились должности трех вице-президентов –по маркетингу, финансам, а также по исследовательско— производственной деятельности. Последняя должность отводилась Руби.

Что касается Джозефа Абендштрома, остающегося главой СSSD, но уступившего своему бывшему протеже Дику Дорти главенствующую роль в SMARTCOMM Technology Inc, то в связи или вне связи с этим, сие мне неведомо, он продал половину своих акций Израильского завода Monolit Ltd и тем самым автоматически потерял и пост председателя совета директоров и генерального директора завода.

Откровенно говоря, меня, как вероятно и читателя сегодня, мало интересовали тогда все эти перемещения в верхних слоях атмосферы, однако из этого в осадок выпадали два важных обстоятельства — во-первых завод Monolit Ltd, выпустивший десятитысячную партию «инвалидных» эйсиков, теперь уплывал из под нашего влияния, как сом из под коряги, во-вторых уже состоявшееся перемещение Руби за океан неизбежно означало, что мои разлюбезные друзья Перец и Цукерман еще теснее сплотятся вокруг моей скромной персоны.

По поводу последнего обстоятельства слабым, но все таки утешением служил тот факт, что Руби вызывал на свой новый командный пост одновременно всю нашу троицу. Это оставляло надежду, что. по крайней, мере информацию о возможных переменах в характере и организации работы я получу в натуральном, а не пережеванном Тедди и Шахаром виде.

В ту поездку Тедди явился в аэропорт, кряхтя, стеная и даже вскрикивая при каждом неосторожном движении. Коварная болезнь, имевшая десятки разновидностей и причин, объединяемых общим широко известным названием радикулит, навалилась на него внезапно со свойственной ей коварством. И я, и, как выяснилось, Шахар, встречались с этой напастью и потому не могли не испытывать к искреннего сочувствия к Теодору. Шахар даже высказался в том духе, что будь он на месте

Тедди, ни за что не полетел бы в таком состоянии в такую даль. Но тот только тяжко вздохнул.

Я мог только предположить, что его участие в экспедиции обсуждалось на семейном совете и Лея вынуждена была поддержать мнение супруга — в такой ответственный момент ни в коем случае нельзя допускать к высшему начальству меня и Переца без присмотра, даже если это требует от семьи немалых волнений и героических усилий.

В самолете Тедди не мог найти себе места и лишь жалобно стонал. От аэропорта Атланты я вел машину по уже хорошо известной дороге. В гостинице мы доставили Тедди в номер почти под руки. Наутро коллеги появились у меня в номере, едва я успел проглотить кофе. Поддерживая скрюченного Тедди, Шахар сказал, что сейчас они подбросят меня на фирму, а сами отправятся на поиски магнитного нательного пояса, который единственно, по его собственному богатому опыту может помочь Тедди. Так вот и получилось, что упомянутый выше видео-ролик мне довелось смотреть вдвоем с Руби.

Закрыв лэптоп, Руби побарабанил пальцами по своему новому полированному столу:

— Дорти переложил на меня все техническое руководство здесь и в Израиле. Фирма выделила деньги, и вчера мы с женой сняли на год квартиру в Атланте. Взяли в лизинг машину. Авива, конечно, недовольна, что мы опять будем жить далеко от детей. Правда, младшая будет жить здесь с нами. Ей еще год до армии. Новые вице-президенты, один по финансам, другой по маркетингу приедут на днях. Сейчас им готовят кабинеты, ну а я буду здесь. Как тебе нравится моя новая резиденция?

Я оглядел его просторный кабинет. Большущий стол с телефонами, вращающееся большое кресло коричневой кожи для хозяина кабинета, с десяток стульев для посетителей, шкаф, полки, банкетка, но главное распахнутая дверь на примыкающую выходящую в парк веранду с завлекающими соломенными столом и стульями.

— Вообще здесь нигде не курят, но ты можешь выкурить там сигарету. Сегодня наутро у меня была назначена общая встреча всего здешнего технического состава с вами тремя. Но из-за Тедди я перенес ее на завтра. Ты уже с многими знаком, но постарайся войти в тесный контакт со всеми и особенно с Майком Гиром. Он техник, но тянет у них всю исследовательскую работу. Вообще-то они не очень довольны увольнением Дугласа, сработались за много лет. Придется их приручать. Ну а сегодня в семь вечера мы с Авивой заедем за вами в отель. Я знаю тут одно место, где подают отличные стейки. Отметим наше новоселье.

Тедди , обернутый новым магнитным поясом, за который, по словам Переца, с них содрали сумасшедшие деньги, выглядел несколько лучше, хотя полностью выпрямиться ему пока не удавалось и, когда вечером за нами заехали Руби с женой, он, скрепя сердце, отказался поехать с нами и остался в отеле.

Стейк-хаус «Лонг Хорн», в который привез нас Руби, размещался посреди других ресторанов, магазинов и прочих заведений, расположенных вокруг огромной, как обычно в Атланте, автомобильной стоянки. Мы проследовали за встретившим нас официантом по довольно узкому проходу между массивными столами, усыпанному скорлупой земляного ореха, Арахиса. Скорлупа продолжала хрустеть под ногами и когда мы уселись по обе стороны одного из столов на основательные, под стать столу, скамейки.

Мне уже приходилось бывать в подобной «стейковне» в Израиле, и потому странный обычай чистить орехи и бросать скорлупу на пол меня не удивил. Усевшись, мы сразу же приступили к этому занятию, а Руби, как всегда с большим знанием дела, принялся рассказывать нам о сравнительных особенностях стейков и стейк— хаусов в Атланте.

Я попросил Руби заказать для меня все соответствующие закуски, зелень и соусы по его вкусу, стейк — «медиум», а пиво — светлое и в ожидании заказа огляделся вокруг, исправно прдолжая поглощать земляные орехи. Все свободные площади стенок и деревянных колонн были увешаны фотографиями Элвиса Пресли. Король рок-н-рола пел в микрофон один или в окружении бэндов, являл свой неповторимый лик фас и в профиль, блистал в кадрах из кинофильмов, красовался в военной форме, появлялся в окружении голливудских звезд и сильных мира сего.

Вокруг нас звучала музыка из его сногсшибательных саундтреков и, хотя она была слегка приглушена, разговаривать с напротив сидящим можно было, только перегнувшись через стол и напрягая голос. Впрочем, когда подали стейки, стало не до разговоров, Вооружившись острым тесаком, я расправлялся со своим «медиум», помогая себе щедрыми глотками пива.Когда в музыке наступил короткий перерыв, а мы слегка насытились и утолили жажду, разговор за нашим столом оживился и незаметно перешел на темы работы. Руби высказал мысль о том, что теперь мы с Тедди, как только он оправится от радикулита, должны стать руководящей силой не только в нашем Израильском отделении, но и здесь во всех американских проектах, которые нам следует постепенно переводить на наши передовые технологии, основанные на эйсике и нашем патенте связи по электрическим проводам. Сделав добрый глоток пива и промокнув губы салфеткой, Руби добавил с легкой укоризной, что нам с Тедди следовало бы действовать более дружно и согласованно, поскольку наши разногласия будут особенно некстати при новом раскладе сил.

Сделав для храбрости также не слабый глоток я изрек на иврите, как смог более точно к оригиналу знаменитое высказывание из « Двенадцати стульев» о том, что «согласие есть продукт при полном непротивлении обеих сторон» и достигать его с Тедди весьма трудно, поскольку он не может ни сделать шага, ни принять какого-либо решения, не получив на это разрешения от Леи.

— Эта особа недавно назвала меня в лицо дураком!— мне приходилось ранее вызывать недовольство Переца своими высказываниями, но такого по— детски обиженного выражения лица у него я никогда не видел. Мне почудилось даже, что глаза у него чуть увлажнились. Он шумно высморкался в салфетку. Я не успел задать вертевшийся на языке вопрос, неужто он оставил такое выступление без ответа, как в беседу неожиданно вступила Авива,

— Послушайте, парни, каким образом ей удалось настолько скрутить вам всем шары, что вы не смеете пикнуть?

«Скрутить шары» она произнесла на изысканном английском. Руби побагровел и заявил, что он разберется с Леей, которая слишком много себе позволяет, мол пусть она не думает… Я полностью погрузил свой нос в кружку с пивом, чтобы скрыть свое восхищение перед так четко сформулированным вопросом Авивы и одновременно скепсис в отношении выступления Руби, рассудив, что за нашим некруглым столом есть кому кроме меня высказаться по затронутой теме.

Уловка-22

Если кому-то не довелось читать замечательное произведение, имя которого я присвоил этому параграфу, то заверю, что все, описанное в этой книге Д.Хеллером, настолько парадоксально, что название ее давно употребляется как имя нарицательное для определение какой-нибудь идиотической безвыходной ситуации, независимо от ее конкретного содержания.

Эйсик — это наше всё! Это сумма технологий, используемых нами при передаче информации по электрическим линиям. Это патент на наш уникальный протокол связи. Это достояние нашей и только нашей фирмы, имя которой с трудом умещается на корпусе эйсика, чуть превышающем по площади квадратный сантиметр. Это гарантия того, что никому не удастся присвоить себе наше достояние или хотя бы урвать кусок. Это доходы, которые будут расти по мере увеличения объема выпуска и соответственно снижения стоимости одной штуки. Эйсик — это наше всё!

В то же время эйсик — это место, где таится наша погибель. Это средоточие всех возможных и невозможных ляпов, no gotchas! Это железная клетка, из которой невозможно вырваться, не только потому, что с нами нет больше Мишки Кляйнера. Любые изменения рассматриваются заводом-изготовителем как новый заказ, а это значит заново те же, если не большие время и деньги. Кроме того, любые изменения могут привести к утрате «святая святых» — нашего уникального протокола и сопутствующего патента на имя Теодора Цукермана. Даже если удастся преодолеть эти непреодолимые трудности, кто будет воплощать эти наши преодоления— ведь нами утрачен завод Monolit Ltd. Но самое главное, страшно подумать о том, чтобы даже заикнуться о наших неполадках. Ведь это может мигом опровергнуть все множащиеся пресс-релизы, повествующие о все новых и новых достижениях бесспорного лидера в области дистанционного автоматического считывания показаний счетчиков и управления электрической нагрузкой — фирмы Smartcomm Inc, прославившейся в Мексике и Венесуэле, в Таиланде и на Тайване, не говоря уже о США и Израиле. И это именно тогда, когда к с таким трудом воздвигавшейся лестнице, ведущей к сияющей вершине, на которой начертано « Электронная Биржа NASDAQ», осталось подняться всего на несколько ступенек!

Следует упомянуть еще одно тревожившее начальство обстоятельство, связанное с патентом на протокол и фигурировавшим во второй части этой трилогии, а затем покинувшим фирму , а с этим и мое повествование, программистом Вадимом Бакенрутом. В короткий период нашего с ним сотрудничества он успел посвятить меня в особую черту собственной натуры, благодаря которой все его начальники, начиная от далекой « Русии» и кончая «Эрец Исраэль», боялись с ним связываться.

И теперь проживавший и трудившийся ныне в неблизком от нас Кирьят-Гате Бакенрут время от времени тревожил фирму исками, в которых утверждалось, что именно ему, а вовсе не Цукерману, принадлежит авторство патента на протокол связи. Иски переходили в суды все более и более высоких инстанций, и однажды ко мне пришел встревоженный Перец.

— Помнишь ли ты Бакенрута,— начал он осторожно и, получив утвердительный ответ, изложил подробно суть дела, поведал, что на очередном разбирательстве требуется присутствие представителя фирмы и в заключение спросил, не хотел бы я выступить в качестве свидетеля и высказать свое мнение по поводу притязаний Бакенрута.

— Видишь ли, Шахар, — не замедлил я с ответом,— я, конечно, могу оказать услугу фирме, но мнение моё, как надеюсь тебе известно, заключается в том, что Бакенрут, ровно в той же степени, как и Цукерман, к авторству запатентованной идеи протокола, ни малейшего отношения не имеют.

Перец помолчал, осваивая мысленно мой ответ, а затем удалился. Не знаю, удалось ли Бакенруту довести свой иск до Верховного Суда Израиля, но только меня больше к этому вопросу не подключали.

По возвращении из той знаменательной поездки в США я старался чаще контактировать с Руби, хотя бы по телефону или электронной почте. Его продвижение в Америке на высокий пост добавляло мне оптимизма, хотя гнусный приемчик, использованный Диком Дорти, чтобы вытолкнуть Гленна, никак не выходил из памяти.

Что касается эйсика, то я выстроил внутри себя целую философию, помогавшую мне не только держаться, но и вселять некоторый оптимизм в мою команду.

Во-первых, из изготовленных заводом десяти тысяч мы потратили пока только четыре. Из них путем отбора, внешних добавок и использования последней версии программы Кляйнера, разработанной для дефективного микропроцессора, нам удалось поставить в строй около трех тысяч боеспособных единиц и полностью обеспечить эйсиками проект «Тайвань».

Правда отбор годных с помощью «веревочной петли и палки», а точнее с помощью источника плавно регулируемого напряжения и осциллографа, деления на экране которого высматривали красневшие от напряжения глаза Леночки или Вити, требовал огромных затрат труда. Явочным порядком, маскируя эту работу даже от Переца, мне удалось разработать идею полу-автоматического тестера, вновь заказать и получить из американской фирмы 3М уже упомянутые ранее дорогущие гнезда-зажимы, в которые можно было вложить как в люльку наш испытуемый эйсик и обеспечить надежный контакт с каждой из его восьмидесяти ножек без риска нанести им малейший механический ущерб.

Леночка Ройзман не без критического осмысления воплотила мою идею в практическую схему и через месяц с небольшим мы стали обладателями трех полу-автоматических тестеров для эйсиков. Очередной эйсик помещался и запирался в удобно выступавшее гнездо, щелкал тумблер включения питания и на верхней панели зажигался один из трех разноцветных светодиодов “GO”, “ NO GO” или “FAIL”[2]. Свечение последнего говорило о том, что испытуемый не только не проходит нижнюю границу нормы пригодности, но и вообще неработоспособен и должен занять место на подносе окончательно забракованных изделий.

Конечно, на заводе-изготовителе, и такой тестер был непригоден и его место должен был бы занять полный автомат, однако об этом не приходилось и думать, как и обо всем, связанном с необходимостью разработки какой-либо новой программы. Малейший намек на такую тему воспринимался как прямое покушение на вотчину Тедди, за спиной которого четко вырисовывался медальный профиль Леи.

Была у меня еще одна потаенная мысль о том, как выбраться из ловушки, в которую мы угодили, в случае если наступит совсем уж критический момент. Правда этой мыслью я не делился даже со своей командой.

В сущности внутри эйсика сидел схемный аналог интегральной микросхемы фирмы Intellec, за который мы платили этой фирме ройялти, а еще ядро покалеченного стандартного микропроцессора, ходившие «через пень-колоду» электронные часы, да плюс неразрушаемая память встроенной программы, пользоваться которой, равно как и выбросить ее прочь было невозможно, так что функции ее выполняла внешняя микросхема. Остальные, как аналоговые, так и цифровые, добавки не стоили даже упоминания.

Так вот потаенная мысль моя состояла в том, что ежели фирме станет совсем невмоготу, то можно будет для будущих полномасштабных проектов, отказаться от эйсика и вернуться к его начинке из дискретных стандартных компонентов и чипу Intellec.

При этом, если удастся вырвать наши упомянутые Авивой «шары» из цепких лапок Леи, то программу так и так надо будет переработать, а разобраться в заложенных в ней «нуликах» и «единичках» с тем, чтобы доказать, соответствует ли она или не соотвествует нашему знаменитому патенту в его чистом виде не сможет никто из смертных.

Увы этому моему коварному плану был нанесен смертельный удар. Американская фирма Intellec, во исполнение уже давно ходивших смутных предупреждений, известила всех потребителей ее продукции о том, что в связи с переходом на новые технологии, она полностью прекращает выпуск интегральных микросхем, исполнявших функции модема для связи с электрическими линиями. Оставшиеся на складе четыре тысячи штук предлагаются желающим по $5 за штуку. Предложение фирмы действительно до окончания запаса

Мне было ясно, что наша фирма не вложит в этот остаток ни цента, сие означало, что мы не сможем отступить от эйсика ни на шаг назад, так как только в нем сохраняется копия микросхемы, необходимой для нашей технологии связи.

В предположении, что для оставшихся у нас после проекта Тайвань эйсиков в ходе проверки и отбора сохранится неизменным процент выхода годных, в наших руках останется около четырех с половиной тысяч штук для применения в новых проектах, которые позволят нам день простоять и ночь продержаться, а дальше… а дальше мы все же находимся, кто говорит на Среднем, кто на Ближнем Востоке, а потому здесь непременно должна сработать притча Ходжи Насреддина, согласно которой либо эмир, либо ишак должен будет отправиться к гуриям.

В итоге всех этих рассуждений я пришел для себя к выводу, что единственно правильной стратегией следует считать — делай, что можешь и будь, что будет.

Продолжение

___

[1] рыжая… ( сленг ивр)

[2] здесь отказ (англ)