Мама продолжала говорить, но я не слышал слов. Господи! Как такое могло случиться? Это была прекрасная музыка, которая рождалась, казалось, прямо сейчас, в эту минуту из-под неумелых, неуверенных пальцев девочки. Ощущение приобщения к великой тайне охватило меня. Тайне божественной и необъяснимой.

Не зароем в землю талант ребёнка!

Лев Мадорский

Все мы, летящие в неизвестность на крошечном в масштабах космоса космическом корабле под названием Земля, делимся не столько на сотни и даже тысячи национальностей, сколько на два мира. Взрослый и детский. Два мира с разными интересами, понятиями, правилами поведения. С разным восприятием окружающей действительности. Нередко после переселения во взрослый мир детский стирается из памяти, теряет присущие ему яркие краски, уходит в туман. Иногда забывается настолько, что взрослым становится трудно услышать и понять жителей детского мира.

Пятилетняя девочка разложила на полу разноцветные кубики и просит: «Не ходите по цветам», а мы идём прямо по «клумбам». Шестилетний ребёнок стучит пальчиками по клавишам: «Это птички поют. А это медведь прошёл», а мы возмущаемся: «Господи! Сумасшедший дом! Прекрати глупостями заниматься. Отойди сейчас же от инструмента. Расстроишь пианино».

Вы купили четырёхлетнему ребёнку шпагу. Он гордо несёт её и поёт. Прислушайтесь — слова и музыка собственного сочинения.

Вот слова одного такого куплета, который я записал, ничего не приукрашивая:

Я иду на войну,
Смело я иду.
Всех врагов разобью,
Всех плохих врагов.

Песня льётся легко и свободно. Это настоящее творческое самовыражение.

Малыш смотрит в облачное небо и зовёт посмотреть маму: «Видишь, ноги и хобот. А вон там дерево. А под ним человек».

Мы далеко не всегда слышим слова ребёнка и поддерживаем его фантазии. А, между тем, способность к фантазии, к выдумке — это тот самый первый шаг к творчеству, который необходимо всячески поощрять.

 

Приведу случай из жизни Вольфанга Моцарта и его отца, учителя музыки Леопольда Моцарта.

Когда Вольфангу было 3,5 года, папа пришёл домой с работы, и увидел необычную картину. Сын сидел за столом и что-то энергично писал чернилами на нотном листе. Малыш так был увлечён свои занятием, что не заметил прихода отца. Он перепачкал в чернилах всё, что только можно было перепачкать: одежду, руки, лицо, стол. Даже пол вокруг стола был залит чернилами. Огромные чернильные кляксы покрывали и уже исписанные нотами листы, разбросанные по всему столу.

— Что ты делаешь, сынок? — удивился папа.

— Пишу концерт для фортепиано.

— Можно посмотреть?

— Да, можно.

Леопольд взял исписанные листы, долго всматривался в ноты, проступающие из-под чернильных клякс, и был потрясён до глубины души. Его крошечный сынок написал концерт по всем правилам композиторской техники. Более того, темы концерта были оригинальные, собственного сочинения. Невероятно. Удивительно. Сказке подобно. Ведь никто его этому не учил. Как будто рукой малыша водила рука Бога.

— Молодец! — похвалил сына Леопольд. — Ты написал очень хорошую музыку.

Потом он начисто переписал концерт и сыграл его…

Привожу эту историю не только для того, чтобы ещё раз удивиться дару великого композитора, но и чтобы показать, что нам есть чему поучиться у Леопольда Моцарта. Папа не отругал сына за испачканные пол и одежду. Не выбросил покрытые кляксами листы нотной бумаги в мусорное ведро. Напротив, он переписал произведение сына начисто. Всегда ли мы также бережно и с уважением относимся к творчеству наших детей? Приведённые выше примеры показывают, что не всегда. Подчас, мы тушим маленькие, ещё слабые искорки детского творчества. Искорки, которые могли бы разгореться. Могли бы сделать талантливого ребёнка талантливым взрослым.

И ещё один случай, который произошёл со мной лет десять назад в Магдебурге и который вошёл в мою книгу о музыкальном воспитании.

Я читал на балконе, на первом этаже, пока детишки лет 7-8 не начали играть в футбол прямо под окнами, на газоне. Это, вроде бы, не разрешается. Но воскресенье, отсутствие поблизости спортивной площадки. Да и мячик несерьёзный, резиновый. Короче, футболистов никто не гонял. Они вошли в азарт, оспаривали каждый гол, кричали. Читать было невозможно. Стал наблюдать за игрой, с опаской следя за мячом, когда он пролетал слишком близко от окон. И дождался… Раздался звон — футболисты разбежались. Только девочка лет семи осталась — худенькая, светловолосая, высокая для своих лет.

— Кто ударил?

— Я.

Она смотрела виновато, но спокойно, словно даже с некоторым любопытством: что из всего этого получится?

— Как тебя зовут? Где ты живёшь? — это были не праздные вопросы. Вставить новое стекло стоит недёшево.

— Вика Рихтер. Живу здесь. — девочка показала на соседний дом. — Но мамы нет дома. Она будет через два часа.

Девочка говорила приветливо, глядя в глаза, немного растягивая слова. Несмотря на ситуацию, от всего её облика веяло спокойствием и уверенностью, что всё будет хорошо. Иначе просто быть не может.

— Необычный ребёнок, — подумал я.

Через пару часов позвонил в квартиру. Открыла невысокого роста худенькая женщина лет 30-ти. С неправильными, тонкими чертами лица. Как и дочь, она смотрела спокойно и приветливо.

— Вика уже рассказала?

— Да, рассказала. Ради бога, извините её. И не беспокойтесь. У нас есть страховка.

Мы помолчали, считая вопрос исчерпанным.

— Может, чашечку кофе?

Я не отказался. В комнате стояло старинное пианино.

— Играете?

— Так, немножко. В детстве училась. Теперь Вика пробует. Поиграй, Вика.

Вику не нужно было уговаривать. Она открыла крышку, посидела, как бы примериваясь и не зная, что сыграть. И заиграла. Осторожно, чуть касаясь клавиш, мягкими аккордами.

Мама продолжала говорить, но я не слышал слов. Господи! Как такое могло случиться? Это была прекрасная музыка. Нежная и удивительная. Тонкая паутинка мелодии на фоне поразительной, загадочно-неожиданной, теоретически абсолютно неправильной гармонии. Музыка, которая рождалась, казалось, прямо сейчас, в эту минуту из-под неумелых, неуверенных пальцев девочки. Ощущение приобщения к великой тайне охватило меня. Тайне божественной и необъяснимой.

Девочка закончила играть и захлопнула крышку.

— Вам понравилось? — спросила мама. — Это она сама. Без учителя.

Я сидел потрясенный, не зная, что сказать. Ведь играла не Вика. Не только Вика. Проявился дар, заложенный свыше. Горел огонь, зажжённый Богом. Как выразить такое словами?

— Вы знаете, что девочка талантлива?

— Ну, вы преувеличиваете, — зарделась от удовольствия мама.

— Да, очень талантлива, — я понимал, что говорить такое при Вике не стоит. Но случай был особый. — Покажите её в музыкальной школе. Каждый учитель скажет.

— Да нет, — мама говорила уверенно, как о давно решённом. — Музыка требует много времени. А Викочка будет врачом. Зубным врачом. У нас это семейное. И дедушка был стоматолог. И муж. У нас своя практика.

— Да что вы говорите? Какой зубной врач? — взорвался я. — У девочки талант. От Бога… Одумайтесь. Я учитель музыки и понимаю в этом. Могу с ней заниматься бесплатно.

Я говорил что-то ещё. Чересчур громко, жестикулируя, волнуясь. Викина мама смотрела непонимающе и даже, пожалуй, несколько испуганно. Лицо её стало холодно-вежливым. Она взглянула на часы, показывая, что торопится.

— Большое спасибо. Мы с мужем подумаем. Всего хорошего.

Прошло, примерно, полгода. Вика, встречая меня, здоровается, приветливо улыбается. Мать Вики тоже здоровается. И тоже приветливо. Но старается быстрее пройти мимо. Словно боится, что я снова начну разговор о музыкальной одарённости девочки.

И мне действительно хочется заговорить. Однажды я даже написал что-то вроде послания родителям Вики, которое заканчивалось словами: «Не берите грех на душу. Не идите против Бога». Но бросить его в почтовый ящик не решаюсь. Так и лежит оно в письменном столе. А надо бы бросить. Пока не поздно…

Вот такая история. Как мне кажется, достаточно драматичная. Потому что это был именно тот случай, когда талант зарывается в землю.