Утро с Музой

Лев Харитон

Гласные и согласные

«Правительство без оппозиции всегда в опасности»
/Фрэнсис Бэкон, 1561-1626/

Я с детства не любил согласные.
Не тот какой-то в них запал.
Всегда предпочитал я гласные,
Без них, наверно бы, пропал.

И вот теперь, дожив до старости,
Я понял, как был прав тогда,
Когда учил без всякой радости
Ряды согласных без конца.

Об этом вспоминаю нынче я,
Читая политрепортаж
Про выборы в Москве первичные,
От коих просто бьет мандраж.

Там счет согласных миллионами —
Людей, не букв, поверьте мне —
Согласных строиться в колонны,
Кивать всегда, кивать везде.

«Народ безмолвствует» у Пушкина.
Как точно написал поэт!
Сегодня под портретом Путина
Народ опять дает обет.

Обет молчанья, всесогласия
Безмолвия, как и тогда,
Когда Россию без причастия
Душила деспота рука.

Когда кровавые безмолвные
В крови топили свой народ,
КПСС согласных волны,
Шипящих подлых страшный сброд.

Бог за тебя, народ измученный,
В сей час тяжелый на Руси, —
Согласными почти обученный —
Как порох гласные храни!

Утро с Музой

Ко мне приходит Муза утром.
Чуть пробудившийся от сна,
Еще не зная счет секундам,
Я ей даю бокал вина.
И осушая чашу, сходу,
Она дает приказ душе
Писать стихи такого рода,
Что не найти в карандаше,

Что не таятся ни в бумаге,
Ни в подсознании, нигде, —
И сколько нужно мне отваги,
Чтоб ей ответить «Attendez!»*,
Чтобы она вдруг отлетела
Туда, где прячется она,
Чтобы другому песни пела,
Чтоб ей другой давал вина.

*) Attendez! (фр.) (атандэ́) — Подождите (обычно говорят при отказе)

Иносказательное

Пути побед непостижимы.
Но в пораженьях есть свой толк.
Мы только Господом хранимы,
Когда пастух наш — страшный волк.

Но есть и на него управа.
По пастбищу пронесся слух:
Накроется волка халява,
Господь развеет его дух.

Обморок травы

Когда меня одолевает проза
И я не чувствую Творца,
То должен вырвать я занозу,
Чтобы достичь в стихах венца.

Чтобы невольно, каждым словом,
Вдыхал я обморок травы,
Чтобы за дальним буреломом
Услышал я стихов мольбы.

Чтобы они во мне звучали,
Не спрятавшись во тьме ночной,
Чтобы все муки и печали
Были как в детстве под Москвой.

Наедине с душой

И в праздники душа не отдыхает,
Но, как всегда, приподнятo светла
И, как всегда, чего-то ожидает
И хочет быть самой себе верна.

И хочет, чтобы летом было лето
И чтоб зимой подольше была ночь,
И чтоб весной деревьям быть одетым,
Чтобы тоску под осень превозмочь.

А я смотрю через окно на саван
Белеющего снега. Что-то жду.
Я сам собою так и не разгадан,
И я душе об этом говорю.

И, как всегда, она не отвечает,
Но улыбается. Наверное, не зря
Я каждый раз с надеждой засыпаю
Разговорить ее в начале января.

И я не знаю, нравятся ль мне прятки,
С душой игра в ‘чёт-нечет’ по ночам.
Но знаю я: мгновенья счастья кратки.
Я ими жив и их я не отдам.

Счастливая грусть

Ушли года
неповторимые,
и ты грустишь,
но скука дней
спешит сказать тебе:
любимый,
о грусти не грусти твоей.

Как снегом,
память запорошена
улыбками из полуслез,
и что сбылось,
то не отторжено
от жизни
в шутку и всерьез.

Лишь ей молись,
живя играючи —
без остановки,
каждый миг
иди смиренно,
но не крадучись:
ты счастья полного достиг.

Разрыв

«И манит страсть к разрывам»
/Борис Пастернак/

Разрыв с тобой, как неизвестность,
Когда пролились вдруг дожди
На солнцем выжженную местность,
И тут спасения не жди.

Он — облегчение и драма,
В нем нет начала и конца.
Он, как несыгранная гамма,
В нем только маска — нет лица.

Опустошенность и беспечность
Друг к другу тянутся порой.
Разлука — это бесконечность.
В ней есть свой холод и свой зной.

Жизнь конспективно

Хватив довольно горькой доли,
Ты понял: счастье лишь в тебе,
Но съел немало пудов соли,
Противясь людям и судьбе.

Был молодым и думал тайно,
Что победишь весь белый свет,
И улыбался лучезарно,
И думал, что препятствий нет.

Потом пришла пора цветенья,
И жизнь была сплошным кино.
Но поросло травой забвенья
Мечтаний терпкое вино.

И вот в сединах весь, ссутулясь,
Ты вроде мудрости достиг.
Дождался — счастье улыбнулось,
Ты знаешь, где его тайник?

В День Суда

Сегодня — самый главный день.
Решается Господня Воля.
И ерунда уходит в тень,
И даже нет привычной боли.

Всё-всё ложится на весы,
Все твои мысли и поступки,
Подзаведи твои часы,
И жди решения минутки.

Во мраке непокорных стен
Живи спокойно и разумно,
Как Одиссей плыл меж сирен,
И с риском, и невольнодумно.

Так помни: в этот День Суда
Твои грехи, твои огрехи
Важны, как воздух и вода,
В них жизни пройденные вехи.

Детство

Мне снятся темные перроны,
Гул электрички вдалеке.
И детства старые вагоны
Спешат к душе моей во сне.

Дорога к дому вьется лентой,
Давно мне ставшую Судьбой.
Не мифом стала, а легендой,
Молюсь я только ей одной.

Туманность утром, пополудни
Луч солнца в прорези небес.
Ужель то были просто будни?
Ужель мне снится хвойный лес?

Стучится детство все упрямей
В дверь памяти, и не пойму,
Зачем зимою этой ранней
О лете давнем я грущу.

Баллада

Люблю, когда в порыве страсти,
Ты сбрасываешь всё с себя.
Ты отменяешь все ненастья
Не слишком праздничного дня.

Когда с тобой я слышу звуки
Сонат любимых и баллад,
Я забываю про все муки,
Про то, что я не так богат.

Когда от счастья умираю
В твоих объятиях ночных,
Мне кажется, всё оживает:
Картины, музыка и стих.

И красотою неземною
Ты озаряешь этот мир.
Приходишь бурей пред грозою
И солнце даришь через миг.

И нет цены, как нет оценки,
Минутам счастья без преград.
Бедняк, прижатый жизнью к стенке,
Я знаю точно: я богат.