Леонид Комиссаренко: Начальные обороты

Loading

А на производстве проблемы и неприятности — понятия синонимичес­кие… Нес­колько раз пришлось останавливать производство, создавать комиссии, пересматривать готовую продукцию, буквально на ходу менять конструктивные параметры. Процесс был не скажу долгий, но мучительный уж точно.

Начальные обороты

Заметки конструктора-серийщика
Редакция вторая, дополненная

Леонид Комиссаренко

Cветлой памяти моей жены Эфы Комиссаренко

«… не всё можно сказать, не всех можно назвать по именам, даже просто упомянуть — слишком близки ещё события, слишком сильную боль можно причинить пусть и нечаянным прикосновением. Такова, в сущности, проблема любых мемуарных эссе. Их можно писать свободно только с условием публикации лет через пятьдесят после ухода всех участников событий. И, конечно, я пишу о том, что сам видел и так, как я видел. Другие очевидцы могли воспринимать всё совсем по-другому…»
Борис Кушнер

Предисловие

Снаряд завершает свою жизнь, вращаясь, но и начинает он её вращением, как только заготовка попадает впервые на токарный станок. А всего, пока снаряд изготовят, накручивает он много — больше чем в свой единственный полёт — посему и назвал я так эти заметки о ситуациях, сопровождающих производство и испытания. Пишу для того, чтобы где-то осталось.

Попал я в производство снарядов нежданно-негаданно после окончания Одесского политехнического по специальности «Технология машиностроения, металлорежущие станки и инструменты». Назначение моё на «Предприятие п/я №3» г.Сталино явилось результатом цепочки больших и маленьких подлогов со стороны ректората и деканата, а также «скромности» близких мне людей.

Если посмотреть на последнюю страницу выпускного альбома, то видно, что из 98-и выпускников 22 распределены в Одессу. И это притом, что официально ни одного места в Одессу объявлено не было. Мало того, никто меня не поставил в известность об установленном законом порядке распределения в соответствии со средним баллом диплома, а я по этому принципу был на потоке в первой тройке. В довершение всего, для полной страховки блатных, был сотворён примитивный, но безотказный трюк: заседание комиссии было объявлено на 10 часов, но посвящённые были на месте уже в 8, и, как это ни удивительно, застали её на месте. Что и требовалось. Кто какие каналы использовал, осталось тайной. Моя попытка на комиссии получить Днепропетровск обернулась возмущённой репликой председателя о наличии у меня выговора по военной кафедре (из троих, получивших там места, двое имели по строгому). Вот так меня и кинули. Я понятия не имел о характере производства на этом ящике. Правда, через пару недель один из преподавателей шепнул мне, что делают там снаряды. Радости было мало, так как на тот момент снаряд для меня был не более чем болванкой, без какой-либо перспективы. Сказать откровенно, частично я был прав. Но, к счастью, только частично. Для получения от этой работы творческого удовлетворения должно было пройти много лет. Интересное было потом, о чём и речь в этих заметках.

В.И. Пашков
В.И. Пашков — испытатель Павлоградского полигона

Часть из них инспирирована модератором артиллерийского форума в интернете, бывшим руководителем опытов (испытателем) Павлоградского полигона ныне, к сожалению, покойным В.И. Пашковым.

Первый день

Если и есть какая-то знаковость в первом рабочем дне, то мой был именно таким. Не мог я знать 19 сентября 1958 года, что все 34 года на этом заводе пройдут для меня в непрерывной войне с его технологической отсталостью, какие бы должности я потом не занимал. А тогда вошёл я в технологическое бюро инструментального цеха инженером-технологом с окладом 790 рэ.

А.А. Герасименко
А.А. Герасименко — главный технолог

Представил меня А.А. Герасименко, начальник бюро, сотрудникам, показал рабочее место и засел за свои дела.

Сижу, присматриваюсь. Вокруг начальника — суета: готовят письмо в Москву, на завод координатно-расточных станков по поводу заказа нестандартных шестерён высокой точности. Отличить в первый день работы серьёзную суету от несерьёзной — задача трудная. Но обстановка, даже на взгляд новичка, была уж слишком нервозной. Спрашиваю у девушки за соседним столом (все технологи в бюро были женского пола), каждый ли день у них такое творится? В ответ слышу короткий рассказ об ответственном заказе, срывающемся уже который месяц из-за невозможности изготовить ролики для накатки резьбы.

— Почему? — спрашиваю.

— Нет нужных шестерён для настройки гитары станка.

(Гитара — устройство для закрепления шестерен, кинематически связывающих вращательное движение заготовки с поступательным движением инструмента).

Я поинтересовался маркой станка. Резьбошлифовальный, известной немецкой фирмы. Странно звучит, так как на лабораторках по кинематике станков тогда ещё ст. преп. Бурьян неоднократно напоминал, что трудно найти такую резьбу, которую нельзя взять стандартным набором шестерён даже отечественных станков-аналогов. Или резьба уж слишком заумная, или набор неполный. Резьба действительно непростая: дюймовая, многозаходная.

Провела меня технолог Валя к станку. Все шестерни в комплекте, шлифовщик выглядит авторитетно, типичный мастеровой с советского плаката «Рабочий-Колхозница-Интеллигент». Валя на колхозницу по внешним данным потянула бы запросто, ну а мне, очкарику, кроме интеллигента, никого и не осталось. Шлифовщик с гордостью заявляет, что к помощи технологов при настройке ещё ни разу не прибегал, да они в этом ничего и не смыслят (тут он оказался на 100% прав), что у него 30-летний стаж и т.д. и т.п. Хотя я и чувствовал себя перед ним пацаном, но всё же не совсем, так как на тот момент уже понял, что нужную резьбу без расчёта с использованием кинематической схемы станка не настроить. А он таковую никогда и в глаза не видел, она, по его словам, ему и на фиг не нужна: во-первых, он всё знает наизусть, а, во-вторых, чего не знает, то есть в таблице на бабке станка. Взгляд на таблицу — и ясно, что не всё, чего он не знает, там есть. Зато у механика цеха есть паспорт станка с нужной кинематической схемой.

Вернулся в бюро, посчитал и быстро получил численное значение передаточного отношения. Но это ещё не шестерни. Для перехода к ним нужны специальные таблицы (Сандакова). Это всего-навсего перевод десятичных дробей в простые с указанием величины погрешности. В этом весь фокус — допуск на шаг резьбы в третьем знаке после запятой, а погрешность настройки по таблицам можно выбрать в районе пятого-девятого. Но, похоже, на тот момент на всём громадном заводе никто, кроме меня, этого не знал, так как оказавшаяся, к счастью, в библиотеке книга за последние пять лет ни разу востребована не была. В итоге к концу моего первого рабочего дня комплект роликов был нарезан. Позже я узнал и о резонансе — так как инструмент был на контроле у директора, то он, естественно, поинтересовался, каким это способом вышли из положения. Как известно, только поражение — сирота, а у победы много отцов, но, каким-то образом, я тоже оказался в их числе.

Всю первую неделю я только и занимался подобными расчётами для всех накопившихся нерешённых проблем, так что чувствовал себя почти как в студенческие годы на кафедре станков. Основания для удовлетворенности собой, конечно, были, но ничего особенного, так, рядовая лабораторка. Для особо экзотических случаев составил таблицы, которые лет через 30 случайно обнаружил в техбюро цеха. На этих роликах висело доказательство способности чисто снарядного завода делать гражданскую продукцию, тем более в год, когда Н.С. Хрущёв начал артиллерию вообще прикрывать, поверив собственной байке о способности выпускать ракеты, как сосиски. По поводу сосисок у нас никаких сомнений не было уже тогда: запудрить можно мозги, но не желудок. А о ракетном блефе узнали лет через сорок.

Моя же ракетно-артиллерийская война с, мягко говоря, не очень компетентными технологами, начавшись так мирно в тот памятный для меня первый день, продолжалась всю дальнейшую производственную жизнь. Так что тогдашняя моя радость была несколько преждевременной.

И ещё один штришок, даже два. Во-первых шестерни, которые собирались заказать, всё равно бы в гитару не стали, а, во-вторых, рассчитаны они были и кинематически неправильно.

К сожалению, на том интересная часть работы на несколько месяцев для меня и закончилась. Рутинная же мне довольно быстро поднадоела. Состояла она главным образом в написании техпроцессов изготовления деталей штампов, приспособлений и инструмента на обратной стороне синек чертежей, изредка — нестадартный инструмент или оснастка. Все эти: «Строгать с шести сторон, разметить, фрезеровать по разметке…» и прочие подобные «технологии» никакого удовольствия не доставляли. Да и нужно это было только нормировщикам (простите, инженерам — нормировщикам!) потому что стандартные технологии мастера и работяги знали и сами.

Помог тот же Хрущёв. Во время его визита в Англию договорились о передаче нам многих образцов всякой техники. Не знаю, как там было с копирайтом, но со сдирайтом всё и тогда было относительно неплохо. Относительно китайцев, конечно: те могут содрать абсолютно всё, а мы — только то, что можем.. На нашу долю Московский НИИ им. Скочинского содрал гидравлическую стойку шахтной крепи (делается с постоянными модернизациями по сей день), а Донецкий Гипроуглемаш — каску и светильник с аккумуляторной коробкой для шахтёров. Вот над прессфромами для светильника и каски пришлось потеть мне. Главная трудность заключалась даже не столько в технологии, сколько в укоренившейся привычке в неё не смотреть. Так что все мои хитромудрые решения разбивались в прах на первых же операциях, а потом всё выбрасывалось в брак и песня начиналась сначала, но по тем же нотам. Пришлось наиболее сложные детали сопровождать по операциям в три смены. Но удовольствие получил — нашлось применение институтским знаниям. С тех пор каска эта и гуляет по стране. И премию за освоение новой техники получили. Которую и пропили, «на бугорке» — так называлась полянка в ближайшем лесу. И не просто пропили, а по предложенной мною технологии — коньяк (тогда появился венгерский «Цепной мост») с шампанским вместо обычной водки и самогона.

Даже начерталку пришлось вспомнить, когда в цех, на координатно-расточной станок, передали расточку крышки боевой части крылатой ракеты. Корифеям-расточникам задача обработки в трёх плоскостях с поворотом детали вокруг трёх осей была не по зубам. Тут и мне пришлось поломать голову над установками углов, глубин и искажениями размеров в разных проекциях. Когда я принёс работягам таблицы с дробными углами и размерами, не совпадающими с чертёжными, они очень засомневались и предупредили, что за брак буду платить из своего кармана. Я же риска не боялся — по начертательной геометрии у меня оценка совпадала со знанием предмета.

Отработав в инструментальном цехе технологом, мастером и затем даже старшим технологом три с половиной года, перешёл начальником техбюро в снарядный цех под руководство пожирателя таких начальников (удерживались у него не больше года-двух) Михаила Ивановича Сахно, с которым прекрасно работали до самого его ухода на пенсию.

Вот таким был мой путь к снарядам. Не по специальности? Да. Но зато пришлось потом всю жизнь учиться. А это, как в демографии — какое удовольствие доставляет сам процесс!

Хвосты

1964-й год можно с полным основанием назвать переломным в истории производства корпусов снарядов на заводе. С 1916-го года, с момента основания предприятия, технология, по большому счёту, не менялась. Совершенствовалось оборудование, режущий и штамповочный инструмент, но основные технологические операции сохранились в первозданном виде, даже такой раритет, как угольная очковая печь для нагрева под обжим конца 19-го века всё ещё была в деле. Последний технологический взлёт в этом производстве пришёлся на предвоенные и первые послевоенные годы, когда вначале многое было получено от фашистской Германии, а затем по ленд-лизу и в качестве репараций от той же Германии. На всём потоке к этому времени не было ни одного отечественного станка, сплошь чешские, немецкие, американские. Лет двадцать тому они были ещё на уровне, но сегодня износ их был на пределе. А куда было деваться? Ни единого образца специального или специализированного отечественного оборудования для снарядного производства попросту не существовало и появилось оно только лет через 20. Использование же универсальных станков в массовом производстве в качестве операционных приводит неизбежно и всегда к одному и тому же результату: повышенному износу направляющих, повышенному биению шпинделя, выходу из строя коробки передач. А что можно ещё ожидать от механизма, рассчитанного на работу в широком диапазоне, а эксплуатируемом из года в год на одних и тех же оборотах, подачах, зонах обработки? И это впридачу к невозможности автоматизации, низкой производительности и прочим прелестям. Народу требовалась уйма. И так делали снаряды по всему Союзу да ещё в количествах, сопоставимых с военным временем. Достаточно сказать, что к середине 80-ых суммарный выпуск в одном только Донецке корпусов снарядов различных видов калибров 122, 125 и 152 приближался к двум миллионам в год. Правда, к этому времени уже кое-что из оборудования появилось.

Но вернёмся в год 64-ый. Я только занял должность зам. нач. цеха по технической части. Предстояло освоение производства 115-мм оперённых ОФС (осколочно-фугасный снаряд) к гладкоствольной танковой пушке У5-ТС. От привычных, традиционных, снаряд отличался существенно. Сам корпус, собственно, только донной резьбой, но был ещё и стабилизатор, состоявший поначалу из двух деталей корпуса и четырёх лопастей. Вот эта-то хвостовая часть ни по каким канонам ничего общего с тем, что делали до того, не имела.

Здесь к месту было бы небольшое отступление. Классический снаряд стабилизируется в полёте гироскопически, за счёт вращательного движения, придаваемого ему нарезами ствола через медный (медноникелевый, железокерамический) ведущий поясок. Но появились кумулятивные снаряды, вращение которых за счёт центробежной силы разрывало (размывало) кумулятивную струю, что резко снижало эффективность действия по броне. Так появились (вернее, возвратились) гладкоствольные пушки, вначале танковые. Снаряд к таким пушкам стабилизируется аэродинамически, воздействием набегающего потока воздуха на раскрывающиеся при выстреле лопасти хвостового оперения. Всё же полностью отказаться от вращения снаряда нельзя, так как необходимо компенсировать смещение центра масс относительно продольной оси. Для этого на лопастях оперения имеются скосы для создания небольшх углов атаки. Эти скосы и придают снаряду вращательное движение малой интенсивности.

* * *

Снаряд перестал быть болванкой, пришлось снарядникам осваивать новые для себя технологии и материалы. Если прежде перечень покрытий ограничивался битумным лаком внутри и масляной краской поверху, то теперь появилось анодирование, фосфатирование, синтетические грунты, эмали, лаки, требующие новых технологий и оборудования для сушки. Неделями не покидал нас нач. отдела покрытий НИИ-24 Г.М. Киркин. Особые трудности на начальном этапе были связаны с только  что разработанным алюминиевым сплавом В95. Особенности его толком знал только создатель, академик А.Н. Фридляндер, о чём поведала мне наш начальник ЦЗЛ Зинаида Михайловна Козлова, часто бывавшая в эту пору у него в ВИАМ’е (Всесоюзный институт авиационных материалов). А где нет знаний, там появляется страх. Боялись перегрева при механической обработке и сушке лака, взаимодействия с охлаждающими эмульсиями. В конце каждой токарной операции — проверка термоиндикаторной краской на непревышение критической температуры 120°С, ультрафиолетовая дефектоскопия. Всего для нас нового и не припомню.

Но на том этапе моё не снарядное, а чисто технологическое образование было не недосттком, а преимуществом и, в отсутствие на заводе достойной технологической службы, существенным (за глаза меня в цехе тогда называли одесским инструментальщиком, по местам учёбы и первой работы). Правда, приводило это к многочисленным конфликтам ежедневно. Получив в цех технологию, я начинал с её доработки, что приводило авторов в исступление и, кроме того, в случае неудач выводило их из-под заслуженного наказания, так как по их технологиям было бы ещё хуже. Коллеги из других цехов меня попросту не понимали: по сложившейся на этой фирме традиции, цеха, имея собственные технологические бюро, считали своим священным долгом использовать их силы исключительно на писание кляуз в адреса главных специалистов, оставляя для себя крайне узкое поле деятельности. Зато имели возможность использовать технологов в качестве даровой рабочей силы на фронте общественном, а таковой Системе требовалось великое множество. Комсорги, парторги, профорги, рацорги, ДОСААФ, охрана памятников и прочая и прочая — всё было там. В своём цехе я за два года в качестве начальника техбюро эту систему поломал и имел теперь неплохих ребят в сложное время. Правда, как только я ушёл из цеха, всё вернулось на круги своя. Позднее попытался внедрить сверху, но, наткнувшись на дружное сопротивление поддержанных директором начальников цехов, потерпел поражение.

Не обошлось и без ЧП, одно из которых косвенно на моей совести. Суть в том, что координаты отверстий для крепления лопастей были заданы чертежом «для инстр.», что означало необязательность их проверки на финальном контроле ОТК. Пока осваивали производство, такой контроль был и всё шло нормально. Но в какой-то момент решили сэкономить на контролёрах и проверку этого параметра отменили. А какой же дурак-рабочий будет мерять то, что не меряет ОТК? А нет замера детали — нет и контроля за состоянием оснастки. Хотел сказать: «Результат не заставил себя долго ждать», да осёкся. Ждать пришлось целую неделю, пока детали не дошли до сборки, где всё безобразие и выявилось: в результате смещения осей лопасти настолько ушли со своих мест, что перестали фиксироваться от преждевременного раскрытия. А за неделю наделали более 3000 бракованных деталей. Материальные потери громадные — ведь сплав штамповать ещё боялись, точили из круга стоимостью 2000 руб. за тонну, план, естественно накрывался. Но нет худа без добра: вот по этому поводу и состоялась моя первая командировка в НИМИ (тогда НИИ-24).

А.А. Каллистов
А.А. Каллистов

Почти 30 последующих лет эти командировки и этот институт будут частью моей жизни. Тогда же и познакомился с нач. отдела Л.Л. Туроком, его замом А.А. Каллистовым, конструкторорами В.И. Пожидаевым и Ю.Н. Стародубом. Хорошие были мужики, да только уехал я от них с пустыми руками. Лишь по прошествии нескольких лет дошла до меня изначальная обречённость той попытки. Ничего за душой, кроме описания грозящих заводу ужасов, у меня не было. Во плоти ситуация «Москва слезам не верит»! Лет эдак через 10 всё было бы по-другому. Но эти годы ещё предстояло проучиться. Пришлось брак списать, получив кучу моральных и материальных неприятностей. Пропали тогда хвосты. Быть может позднее нашёл бы я им какое-нибудь применение, но сам же такую возможность и отрубил. В один из приездов Пожидаева, обсуждая ситуацию с этими же хвостами, мы пришли к идее об изменении способа фиксации, что создавало возможность сделать корпус стабилизатора не сборным из двух деталей, а единым. Кроме того, при такой конструкции без изменения общих габаритов можно было существенно удлинить лопасти стабилизатора со всеми положительными отсюда для его прямого назначения последствиями. Что и было вскоре осуществлено, да ещё и с получением авторского свидетельства, моего первого, кстати. Конструкция стабилизатора вскоре была применена и для 125мм ОФС к танковой пушке Д81.

Стабилизатор 125 мм ОФС к танковой пушке Д 81 (АС 61233 и 81530)
В правой части видно резьбовое отверстие со стопорным винтом. Кольцо (материал — стеклопластик) предназначено для крепления снаряда в боеукладке танка.

Однако внедрение новой не обошлось без серъёзных проблем.

А на производстве проблемы и неприятности — понятия синонимические. Очень тонким делом оказалась конструкция фиксирующего элемента. Фиксирующая его задача кончалась при выстреле у дульного среза орудия, а дальше — ни в коем случае не мешать раскрытию лопастей, чего мы в первых вариантах не достигли. Не раскроется одна из лопастей — неизвестно куда полетит снаряд. Несколько раз пришлось останавливать производство, создавать комиссии, пересматривать готовую продукцию, буквально на ходу менять конструктивные параметры. Процесс был не скажу долгий, но мучительный уж точно. В основном речь шла о простом стопорном винте, свободно входившем в отверстие в верхней части лопасти. Но уж очень хитрым был, казалось бы, простейший процесс срезания кончика этого винта при раскрытии лопастей стабилизатора.

Да и сама лопасть так просто не далась. Брак шёл на первых порах громадный. Помню, как на очередном субботнике при приведении в порядок пустыря недалеко от проходной завода наткнулись на целые залежи бракованных лопастей, вынесенных рабочими по дороге домой. Своеобразный способ утилизации брака: в цехе его не спрячешь, а вынести под одеждой десяток штук — запросто, тем более деталь несекретная. Но факт говорит о количестве брака.

Одним из наиболее сложных элементов был скос лопасти с улом (a) равным 4°30’±20′. Фрезеровку с таким допуском освоили, но контроль на просвет миниатюрными угловыми шаблончиками, да ещё в условиях массового производства, оказался задачей. Это слесари-лекальщики, как они говорят, через щель величиной в человеческий волос забор видят, а для станочника или контролёра с улицы очень даже непросто саму эту щель увидеть. Пришлось, против воли КБ инструмента ОГТ, самому изобретать дифференциальный индикаторный угломер.

Что же касается важности этого параметра, то много позже, лет эдак через 15, подтвердилось. Получаю из главка телеграмму с указанием немедленно прибыть в Челябинск на родственный завод и возглавить там комиссию по выяснению причин потери кучности одного из оперённых снарядов. Хотя дополнительной информации нет, но всё же задумался: «Для такого «достижения» на таком устойчивом снаряде надо очень хорошо потрудиться». Прилетаю, смотрю — действительно, потрудились наславу, рационализаторы, конечно. Всё дело в лопастях. Привожу эскиз (гуманитариев, у которых хватило терпения дочитать до этого места, прошу не пугаться, сложнее элементарной тригонометрии для 8-го класса не будет).

По чертежу лопасти заданы три размера, определяющие скос: толщина носка — а, толщина лопасти — b, угол скоса — a. Все размеры с соответствующими допусками. О трудностях с углом — всё как у нас тогда. Вот кому-то и пришла в голову мысль замерять не сам угол,  а величину его катета — с=(b-a)/tga.  Хорошая мысля, но лучше бы она пришла, как в пословице, опосля. На первый взгляд всё выглядело корректно. Максимальный размер катета образуется при сочетании минимальной толщины носка, максимальной толщины лопасти и минимальном угле скоса. Соответственно минимальный катет — при максимальных носке и угле, минимальной толщине. Вот по этим пределам и ввели в чертёж размер с и определили на него допуск. Ближние последствия, как в медицине — всегда хорошие. А потом понеслослась душа в рай: начали валиться партии при испытаниях на кучность.

Собрал всю челябинскую причастную братию и предложил по этой же формуле решить теперь обратную задачу — определить величины предельных углов, но с одним условием: с max получен на лопасти минимальной толщины с максимальным носком, а с min, наоборот, на самой толстой лопасти с самым тонким носком.  Всем ведь известна эта штука с обратными задачами: 22 = 4, а вот √4 = ±2. Результат я знал заранее, померив в цехе углы на сотне лопастей. Посчитали — прослезились. Допуск на угол и до того составлял 15% номинала. А после изменений добрался до 50%. А аэродинамика реагирует прежде всего на угол атаки, в данном случае скоса. Каждая лопасть стремится закрутить снаряд со своей скоростью и, в результате дикого при таких допусках разнобоя, вместо стабилизации раскачивает его. Как он вообще может в таких условиях вращаться? Проверили и это. Рассчитав расстояние, поставили один за другим два картонных щита, прострелили, и по прорезям от лопастей получили ту ещё картинку! Один даже вращался в другую сторону.

Но как удалось ребятам протащить эту дичь через институт и ГРАУ? Ответ тут в некотором своеобразии фирмы. Особой любовью её представители в московских коридорах не пользовались. Начальником главка был у нас бывший их директор И.Г. Съестнов, которого они без зазрения совести втягивали в решение своих вопросов. Чуть что, сразу: «Я позвоню Съестнову!». Я и сам попал однажды под этот трактор. Позвонил мне как-то начальних их КБ укупорки. Он обещал военпреду внести изменения в чертёж ящика, но в срок не успевает, а так как ящик для наших изделий унифицированный, то просит помощи. Я ему ответил, что по плану, как головной, должен ведомость изменений представить через два месяца, сейчас всё в работе. Начал он рыдать и плакать, чтобы прислали хотя бы черновики, эскизы, наброски, в общем всё, что может помочь ему ускорить работу.

Я сдуру дал своим команду. И что этот подлец сделал? Весь хлам скопировал и выслал в главк и ГРАУ с сопроводительным письмом, в котором расписано было, что приложенное — прямое свидетельствоо того, на каком уровне донецкое СКБ выполняет свои обязанности головного, поэтому и не может завод уложиться в установленный срок. Пришлось перед военными оправдываться, что было крайне неприятно. А Състнов мне ещё и выговор объявил. На мне этих выговоров висело, как собак нерезаных, да кто на них вообще внимание обращал? Но этот, как пепел Клааса, стучал в моё сердце. А тут такая возможность отыграться! Но когда посмотрел, кто подписал Решение на лопасть, немного поостыл: комиссия межведомственная, акт попадёт в ГРАУ, а как там карта ляжет — большой вопрос. Могут и погореть. Поэтому, скрeпя сердце и приложив всё наличное искусство, вырулил на самые мягкие формулировки.

Продолжение

Print Friendly, PDF & Email

6 комментариев для “Леонид Комиссаренко: Начальные обороты

  1. Привет Леонид Ефимович! Очень приятно и интересно читать Ваши воспоминания.

  2. Никак не думал, что такая тема может оказаться интересной, а прочитал мгновенно.

  3. Леонид Ефимович, спасибо вам большое. Вы написали замечательный материал — и право же, не про «гитару» и не про «кинематику» — а про себя. И сколько же ума и таланта вложил в вас Вс-вышний!

  4. Существовать то он существует, но что делает? Одно время его приспособили для утилизации старых боеприпасов. А я уже 20 лет спрашиваю у оставшегося там друга-однокурсника Володи Прокопенко, бывшего директора Литмаша, что через дорогу от штаба полигона: «Стреляли?»
    Последние лет 5 ответ всегда отрицательный. Кто же снаряды там делает? Мой завод разграбили ещё до начала войны (АТО). А других нет. Гигантская база в Балаклее (пожар видели?) абсолютно пуста. Те миллионы снарядов, что там хранились, расстрелять за такой срок невозможно. Значит, распродали = разграбили.
    А насчёт «передыхов» для с/х работ, то точно, было такое. Не раз был свидетелем звонков председателя колхоза нач. полигона: «Дай поработать, Сан Саныч».

  5. Существует ли Павлоградский полигон ? Когда-то он работал с передыхами и давал возможность соседним хозяйствам на своих окрайках выращивать арбузы.

  6. Леонид К.: «Радости было мало, так как на тот момент снаряд для меня был не более чем болванкой, без какой-либо перспективы. Сказать откровенно, частично я был прав. Но, к счастью, только частично. Для получения от этой работы творческого удовлетворения должно было пройти много лет. Интересное было потом, о чём и речь в этих заметках».

    Трудно человеку жить без смысла. И вот перед нами история, как умный, образованный, честный человек делал свою жизнь осмысленной и творчеством и противостоянием тупости. Труды его творчества могли использовать те, кто делал жизнь в Советской России бессмысленной, но индивид способен не сводится к системе. Об этом свидетельствуют воспоминания Леонида и я жду их продолжения.

Добавить комментарий для Roman Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.