Михаил Косовский: Приключения Марка Юдина в Ташкенте. Продолжение

Loading

На серо-синем небе появились первые блеклые звезды, из-за гор выкатился болезненно-желтый лик луны, пестрящий оспинами, сизая мгла заволокла долину, и только далеко на западе, где должен был находиться Ташкент, горизонт еще горел красной полосой облаков, свет от которых достигал горных вершин, окрашивая их в нежный пурпур.

Приключения Марка Юдина в Ташкенте

Михаил Косовский

Продолжение. Начало

20

Ожидание приезда Кускова становилось тягостным. Наш беглец уже жалел, о своем поступке, клял себя за глупость и трусость, от стыда перед женой не находил места. Здесь в добровольном заточении ясно понял, что надо ехать к следователю, но медлил, бродил по участку в надежде дождаться Кускова и узнать новости.

Голоса, донесшиеся из соседней дачи, привлекли его внимание; сквозь кусты ежевики не было видно людей. Из любопытства подошел к ограде и осторожно отодвинул колючий стебель, усыпанный лиловыми ягодами. На выложенной кирпичем дорожке Пузанов с улыбкой пожимал руку Расулеву, потом с дипломатом в руке прошел через калитку к стоящей на шоссе «Ниве». Водитель, уже знакомый Юдину Федор, включил зажигание, и машина умчалась в направление Ташкента.

Первое, о чем подумал Юдин: «Мой инсулин в дипломате, нужно срочно звонить», и лишь потом: «Мир действительно тесен». Стараясь быть незамеченным, вышел на дорогу и поспешил в кишлак, без конца повторяя: «Только бы почта работала».

Солнце было еще высоко, под его лучами асфальт сильно разогрелся, в дрожащем мареве на дороге возник удивительно реалистичный озерный мираж, сохраняющийся на неизменном расстоянии от путника.

По кишлаку идти было не так жарко. Во дворах женщины разводили огонь в очагах, калили масло в черных чугунных казанах, чтобы приготовить ужин к приходу мужчин.

Почта была открыта. За перегородкой сидела молодая узбечка с множеством тонких косичек, густо накрашенные усьмой брови соединялись на переносице широкой полосой краски. Девушка с любопытством смотрела на вошедшего, явно отличавшегося от местных мужчин назагорелым лицом и волосатыми руками.

— Можно позвонить в Ташкент?

— Заполните этот бланк.

— А сколько нужно ждать?

— Соединят в течение часа, — она отвела смешливые глаза и стала деловито перебирать какие-то бумаги.

В центре просторной с асфальтовым полом комнаты стоял обшарпанный стол со стеклянной чернильницей без чернил. Убогость обстановки дополняли три старинного вида стула с порванной обивкой, будто в них похозяйничала рука Остапа Бендера.

Через минут пятнадцать улыбчивая хозяйка почты сказала, что связь с Ташкентом установлена. Юдин, волнуясь, поспешил к единственной кабине. В трубке слышался далекий голос Заира.

— Алё, алё! — кричал он.

— Заир, это я, ты меня слышишь? — тоже закричал Юдин, — Как в лаборатории?

— Здравствуйте, Марк Борисович, почти не работаем, милиция замучила вопросами, вместо вас назначили Расулева, он не волокет в нашем деле, боимся, что изменят тему. А как вы?

— Заир, скажи всем в лаборатории, — Юдин выглянул из кабины, девушка сосредоточенно штамповала письма, — Я никого не убивал.

Торопясь, сбивчиво рассказал, как увидел директора в то утро, почему испачкался в крови.

— Инсулин я, разумеется, не брал. Кто меня видел, может подтвердить, что я ничего не держал в руках, в карман такие коробки не спрячешь…

— Как же вы теперь выпутаетесь? Может быть я могу помочь?

— Слушай, Заир, в понедельник утром позвони следователю Турсунову и расскажи все, что ты услышал от меня, — продиктовал номер телефона. — И еще, это очень важно, скажи ему, что я видел, как Махкам Расулев на своей даче встречался с Пузановым — руководителем фирмы «Жень-шень». Запомнишь? Я думаю, что инсулин нужно искать у Пузанова, так и скажи следователю. Скоро я сам прийду к нему, вот такие дела.

— Закончили? Заходите еще, — улыбнулась девушка.

Вечером появился Петр Афанасьевич.

— Посвежел, хорошо выглядишь, Робинзон, уж не нашел ли себе кралю?

— Какая краля, нос боюсь высунуть, даже соседей своих не знаю.

— Справа участок получил еще вместе со мной работник МВД, мой старый приятель; сейчас сюда почти не ездит, болеет. А с этой стороны раньше владели евреи — уехали в Израиль, месяц назад дачу купил какой-то узбек.

Инне Кусков не звонил, опасаясь слежки. О ходе расследования ничего не узнал. Единственное, о чем рассказал, — о похоронах Усманова.

— Было много народу из института, из академии, кругом венки, цветы, всё чин почином, как должно быть. Потом его повезли в мечеть, а оттуда — на кладбище, но туда поехали только мужчины.

— Так вы ездили на кладбище?

— Нет, мне подробно рассказали. Восстанавливаю связи, как обещал. Многие убеждены, что ты убил директора, узбеки ходят злые как собаки. Хорошо, вовремя унес ноги. В милиции тоже психуют, поэтому сейчас лучше не высовываться.

21

В понедельник с утра Заир позвонил Турсунову.

— А, Заир, как дела? — бодро сказал следователь.

— Всё в порядке, я звоню вам по просьбе Марка Борисовича, он звонил мне вчера, но не сказал, где находится.

— Хорошо, не волнуйся, расскажи все по порядку.

Следователь выслушал, не перебивая.

— О разговоре с завлабом и со мной никому ни слова, даже родной маме, договорились? Если он опять позвонит, скажи, что я хочу видеть его. Мы не собираемся его задерживать.

Турсунов уже не сомневался в непричастности Юдина к убийству. Результаты измерения температуры печени и данные аутопсии показали, что смерть Усманова наступила в семь-восемь часов вечера предыдущего дня. Имелось также показание соседа Юдина, видевшего его в семь вечера, входящим в подъезд своего дома.

Еще в пятницу опрос охранницы Горшковой дал интересный материал. В среду в восемь вечера она видела мужчину быстро выходящего из главного подъезда института и уехавшего на голубом «Москвиче». Лицо мужчины показалось ей знакомо, кажется она видела его раза два вместе с Валентиной Петровной и еще с кем-то, но где и когда не могла сказать.

— Держал ли мужчина что-нибудь в руках? — спросил Турсунов.

— Кажется держал. Да, точно, нес в одной руке что-то, но я не могла хорошо видеть, он загораживал своим корпусом.

— Я прошу вас, Марья Ивановна, вспомнить его лицо, в понедельник мы с вашей помощью сделаем портрет этого человека.

— Это называется фоторобот, да? В киножурнале видела.

У Марьи Ивановны оказалась хорошая зрительная память, составление портрета не потребовало много времени. С листа бумаги серьезно смотрел седоватый мужчина, с мохнатыми бровями, скуластый, с выступающим подбородком. Марья Ивановна удовлетворенно рассматривала портрет на вытянутой руке.

— Очень похож.

Когда Турсунов показал фоторобот секретарше и спросил, знает ли она этого человека, Валентина Петровна сильно удивилась:

— Откуда у вас этот рисунок?

— Вы его знаете? — нетерпеливо повторил Турсунов.

— Да, это мой хороший знакомый, даже близкий друг, — с гордостью произнесла она, — А почему вы спрашиваете, он что-то сделал?

— Назовите его имя и адрес.

Валентина Петровна покраснела и опустила глаза.

— Его зовут Петр Афанасьевич Кусков, где живет — не знаю.

— Вы же сказали, что он ваш близкий друг?

— Я никогда не была у него дома, он женат, мы встречались с ним на улице или у меня на квартире. Он разлюбил свою жену, а я ему нравлюсь, в этом нет никакого преступления. Он очень хорошо ко мне относится, вежливый, внимательный, не то, что нынешняя молодежь, с которой и поговорить не о чём. А что случилось?

— Когда вы виделись последний раз?

— Последний раз? Дайте вспомнить. Сегодня у нас понедельник? На прошлой неделе, мы ходили в театр Горького на «Аэропорт» Артура Хейли. Мне так понравилось, артисты играли просто великолепно, а какая постановка, декорации…

Турсунов перебил ее.

— Спрашивал ли вас Кусков так, невзначай, об инсулине, где он хранится?

— Вы его подозреваете?! Это абсурд! Он порядочный человек. Да, он спрашивал меня, чем занимается институт, какие у нас изучают заболевания, да, он внимательно, не из вежливости, слушал меня, но про инсулин никогда не спрашивал. Ему легче было узнать у своего приемного сына Димы Иванова.

— Так он отец Иванова.., — протянул Турсунов. — Как же вы могли с ним встречаться, когда у него в семье такое горе?

— Я не хотела! Честное слово, он сам просил, настаивал, говорил, что только со мной отдыхает морально. Дома, у него невыносимая обстановка, жена все время плачет или стонет, с ума можно сойти, и только, говорит, с тобой, Валя, я оживаю, излечиваюсь от тяжкого горя. Даже, говорит, развелся бы и перешел к тебе, но сейчас не время, не могу бросить ее такую. Вот какой благородный, таких мало сейчас.

На следующий день Кусков был вызван в следственный отдел Куйбышевской районной прокуратуры для дачи показаний по делу об убийстве Пулата Усманова.

— Вас видели в среду вечером в Институте. Что вы там делали? — спросил Турсунов.

— Проезжал мимо и захотел увидеться с секретаршей Валентиной Петровной Стародумцевой, любовница она мне, — спокойно ответил Кусков. — Вы спросите: «Почему так поздно, она же работает до пяти?» — да, знаю, но по средам она иногда задерживалась допоздна, прислуживала директору, когда он играл в шахматы с каким-то сотрудником.

— Продолжайте.

— Поднялся на второй этаж, заглянул в приемную — там никого, постоял минут пять и в восемь часов ушел. Вот тогда и могла меня увидеть охранница из своей будки.

— Было ли у вас что-нибудь в руках?

— Нет, ничего… Хотя постойте, конфеты, я хотел подарить их Вале, то есть Валентине Петровне.

— Вы их можете показать?

— Куда там. Отвез на дачу, знаете, чтобы не было вопросов, там и съел с чаем, я к сладостям большой охотник.

— Адрес?

Кусков продиктовал.

— Давно вы знакомы с Валентиной Петровной?

— Познакомился случайно месяца три назад, когда привозил жену на обследование. Валя сразу понравилась мне — статная красивая женщина. Стал захаживать к ней по вечерам или поджидать ее, когда она шла с работы. Так и сблизились. Только очень прошу вас, товарищ следователь, не сообщать об этом моей жене. После смерти сына ее нервы сильно расшатались, любая неприятность может погубить ее.

«Очень уж все гладко, — подумал Турсунов, — не мешает проверить его по пальчикам».

— Ваша личная жизнь нас не интересует, если она не касается расследуемого дела. У меня к вам больше нет вопросов, вот подпишитесь под своими показаниями, а потом пройдите в комнату в конце коридора, у вас снимут отпечатки пальцев. Не беспокойтесь, это формальность, так положено, потом я подпишу вам пропуск.

22

По распоряжению следователя в институте проверили расход дорогостоящих лекарств и химреактивов за последний месяц. Были просмотрены десятки накладных и требований от лабораторий. В докладе обращалось внимание на то, что в одной из лабораторий материально ответственное лицо Расулев получил со склада десять граммов сухого рекомбинантного инсулина американского производства. Зная, что лаборатория Юдина являлась единственным потребителем этого препарата, где на его основе синтезировался оральный инсулин, Турсунов позвонил Саидову.

— Ибрагим Саидович? Турсунов беспокоит, как поживаете, как семья, детишки?

— Спасибо. Как вы, уважаемый лейтенант? — насторожился Саидов.

— Скажите, зачем Расулев получал с медсклада человеческий сухой инсулин американского производства?

— Расулев работал в клинической лаборатории, а для больных мы не используем сухой гормон, для этого есть раствор инсулина для инъекций. Мне не понятно, зачем Расулеву был нужен этот препарат, не знаю, товарищ лейтенант. Я его требования не подписывал.

Во вторник Расулев был срочно вызван к Турсунову.

— Уважаемый Батыр-джан, уверен, это какое-то недоразумение, что я здесь. Вы же меня знаете, я честный человек, общественник, у всех на виду, меня хорошо знают в Академии, Облсовпрофе, вы можете справиться обо мне у самого Магрипова.

— Не волнуйтесь, у следствия есть несколько вопросов, на которые я хочу услышать ответ, и все дела.

— Вы в чем-то меня подозреваете?

— Зачем вы выписывали со склада американский инсулин?

Не без удовольствия наблюдал Турсунов, как сидевший перед ним человек съежился, глаза забегали, отражая напряженную работу ума.

— Инсулин? Американский? Не знаю, не помню, — быстро заговорил Расулев. Потом потер лоб и воскликнул: — Ах да! Это я выписывал для покойного Пулата Азизовича, я все ему отдавал. Он говорил, что инсулин нужен для какой-то совместной работы. Я не спрашивал, директор все же.

— Хорошо, мы проверим. А теперь скажите, зачем вы встречались с Пузановым в прошлую субботу?

— С Пузановым? Я с ним не встречался, что мне с ним встречаться, у нас нет ничего общего, откуда вы знаете? Нас никто не мог видеть…— он осекся, но было поздно.

Турсунов хитро улыбался.

— Я пригласил его к себе на дачу, у нас с ним дружеские отношения, что в этом особенного?

— Адрес.

Записывая адрес, Турсунов вспомнил, что дача Кускова находится где-то рядом, но не придал этому значение. Сейчас ему срочно нужно было получить разрешение на обыск в НПО «Жень-шень».

В послеобеденное время, когда обычно не было посетителей, впрочем, их почти никогда не было, Николай Ипполитович, развалясь в кресле с банкой чешского пива, почитывал любимую газету «Советский спорт». Когда перед ним предстали двое в штатском, он моментально понял, что это милиция.

— Чем могу быть полезен?

Следователь ничего не ответил и, обойдя верзилу в спортивном костюме, прошелся по двум смежным комнатам, в которых располагалось объединение. В маленькой приемной главным содержанием, не считая пишущей машинки, была ослепительная секретарша с неимоверно длинными ресницами. Вторая, значительно большая комната, служила кабинетом. Вдоль стен стояли книжные полки, с разнокалиберными, разноцветными, неопрятного вида папками. Целый угол занимал большой несгораемый сейф.

— И это всё ваше объединение?

— Здесь наше официальное представительство, но основные лаборатории и производственные цеха — это леса и горы, где мы добываем лакарственные средства. Мы также имеем участок с домом в Янги-Юле, там производится очистка, переработка и расфасовка собранного материала.

— Откройте сейф.

Сейф был забит импортными лекарствами, образцами мумие, склянками с облепиховым маслом, одноразовыми шприцами и даже фирменными женскими прокладками. Гулямов надел перчатки и стал изучать содержимое сейфа. Через минуту у него в руках появилась красочная упаковка сухого американского инсулина. Сверив номера на коробке с цифрами в своей записной книжке, дал упаковку Турсунову.

— Откуда у вас это? — обратился следовтель к Пузанову.

Тот поспешно выбрался из кресла, подошел к сейфу, надел очки, потом снял, пожал плечами.

— Купил как-то по случаю, не могу припомнить где.

— А что означают буквы МР на коробках?

Пузанов сморщил лоб.

— Не могу вспомнить, наверное эти наклейки уже были.

— Если вы не будете сотрудничать с нами, я заинтересуюсь происхождением многих вещей из этого сейфа.

— Уже вспомнил. Это инициалы Махкама Расулева, я сам наклеил их, чтобы знать, чей товар.

— Мы так и думали. Я конфискую эти коробки, так как они присвоены Расулевым незаконно. Что, соблазнились дешевизной?

— Я бы не сказал, что это дешевый товар, но надеялся заработать на нем.

— Давал ли вам Расулев какие-нибудь другие препараты? Это очень важно.

— Только эти коробки, уверяю вас.

— Хорошо. В ближайшее время я вас вызовут для дачи показаний, прошу не отлучаться из города.

Во вторник в конце рабочего дня Турсунову сообщили важную новость: в кабинете Юдина обнаружены отпечатки пальцев Кускова. Нужно было срочно найти Петра Афанасьевича. Следователь понял, что сегодня домой попадет не скоро.

23

Незадачливый дачник еле дождался понедельника, чтобы позвонить Инне на работу.

— Она на собрании, — ответил строгий женский голос.

— Вызовите ее пожалуйста, очень вас прошу.

— Да вы что, русский язык не понимаете? Сейчас политинформация, сам начальник проводит. Позвоните часа через полтора.

— Понимаете, это говорит ее муж, вы можете передать ей, что я в порядке и надеюсь скоро увидеть ее?

— Еще только утро, а уже соскучился? Везет же бабе. Ладно передам.

В этот день Кусков не приехал.

Во вторник Юдин безрезультатно просидел на почте два часа, ожидая, когда его соединят с Инной. Знакомая ему хозяйка почты объяснила, что из-за загруженности линии невозможно соединиться с коммутатором завода.

— Скоро я закрываюсь, приходите после двух.

По дороге обратно решил: «Уеду с Кусковым».

В ожидании Петра Афанасьевича Юдин лежал на кровати, пялясь в телевизор, беспрестанно поглядывая на часы. За окном начало смеркаться.

«Сегодня не приедет, черт бы его побрал».

Вышел на крыльцо. На серо-синем небе появились первые блеклые звезды, из-за гор выкатился болезненно-желтый лик луны, пестрящий оспинами, сизая мгла заволокла долину, и только далеко на западе, где должен был находиться Ташкент, горизонт еще горел красной полосой облаков, свет от которых достигал горных вершин, окрашивая их в нежный пурпур. Дачник без цели пошел вдоль огорода к колодцу, прислушиваясь к крикам какой-то ночной птицы.

Здесь от разливающейся во время поливов воды верхний слой почвы был смыт, на поверхность выходила красного цвета глина. Он и раньше видел эту странную глину, но сейчас, ощутив ее под ногой, наклонился и поднял кусочек.

Всматриваясь в липкий комок, тщетно пытался отогнать неожиданную ошеломляющую догадку… Глина выпала из пальцев, оставив красные следы. Ему показалось, что это кровь, и он тоже участник убийства Димы, скрывающийся от возмездия.

«Собственно, в чем дело? Да, такая же глина была у меня на ковре, ну и что? Ее мог на подошве занести кто угодно».

Но аргумент не убедил, идея сформировалась:

«Если Кусков для кого-то скопировал методику, то возможно заказчику нужен был и инсулин. Надо искать коробки! Он не мог спрятать их дома, они здесь!»

Как одержимый, сыщик Юдин начал переворачивать всё в доме, торопясь, опасаясь приезда хозяина. Обшарил все ящики на кухне, осмотрел комнаты, даже залез на чердак — ничего. Пыльный, взмокший, злой спустился вниз. Но предчувствие, что инсулин где-то близко, не отпускало его.

Уже совсем стемнело, черное небо густо усыпали яркие бриллиантики, высоко взошедшая луна превратилась в автомобильную фару, освещающую дачу. С гор спустился холодный туман, напоминая, что лето кончилось, а вместе с ним и дачный сезон. Из под ног выбежал ежик и юркнул в вентиляционное отверстие в фундаменте. Юдин быстро вернулся в дом, включил свет и начал проверять каждую половицу. Пол был сработан на совесть. Разочарование уже начали охватывать его, когда во второй комнате под кроватью обнаружилась подозрительная, короче других, доска. Вставка между короткой половицей и стеной не была прибита к лаге. Отодвинув кровать, следопыт Юдин поддел ножом и приподнял отрезок.

В лицо пахнуло затхлой сыростью, в темноте виднелись контуры какого-то предмета. Пришлось лечь на пол, чтобы вытащить ящик от почтовой посылки, обвернутый полиэтиленом. Сидя на полу, дрожащими руками отодрал закрепленную двумя гвоздиками фанерную крышку — внутри лежали родные пенопластовые коробочки с флаконами орального инсулина.

«Что делать? Как сообщить Батыру?»

Холодное прикосновение металла к виску заставило резко повернуть голову… Над ним стоял злой демон с револьвером в руке, в тени взлохмаченных бровей белками светились глаза Петра Афанасьевича.

— Вставай, мать твою, — угрюмо процедил демон.

«Неужели конец? Нет, нет, это нелепо, несправедливо, я не хочу…» На мгновение представились его собственные похороны, рыдающая над гробом жена в черном, родственники с каменными лицами, плачущий Миша. Стало жалко себя. Острая боль колом застряла в груди, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть.

— Зачем вставать, что вы хотите делать? — прохрипел Юдин, лихорадочно ища слова, — Милиции известно, что я здесь… За дачей следят.

На лице Кускова появилось беспокойство.

— Врешь, выкручиваешься, знаю я вашу породу… Вот сейчас отойдем к реке и шлепну я тебя. Что, в штаны наложил? Поднимайся говорю! — заорал вне себя Кусков, рука с револьвером задрожала.

Боясь, что Петр Афанасьевич нечаянно нажмет на спусковой крючок, Юдин неуклюже встал на одеревеневшие ноги, перед глазами поплыли смутные кадры из когда-то виденного фильма: евреи покорно идут к Бабьему Яру.

— Одумайтесь, не берите на себя еще одно убийство, им всё известно, у них есть доказательства, Диму вы ударили по голове, ваши следы остались у директора в кабинете…

— Ты что лопочешь? При чем тут Димка? Или рехнулся от страха? А ну, двигай! — Кусков толкнул его револьвером в спину.

Вдруг окно с треском распахнулось, посыпались стекла, Турсунов крикнул из темноты:

— Кусков, бросай оружие!

Петр Афанасьевич резко обернулся и направил револьвер на окно.

— Врешь — не возьмешь!

«Он убьет его! Он сумасшедший», — Юдин ухватился за руку Кускова и что было силы придавил книзу. Раздался выстрел, пуля вошла в пол, оставив облачко пыли. С рычанием Кусков отшвырнул нападавшего и наставил на него оружие.

Но второй выстрел не произошел. Появившийся в окне Турсунов, одним прыжком очутился рядом с Кусковым, отработанным движением выбил у него револьвер и с силой ударил по голове рукояткой своего пистолета. Петр Афанасьевич, как пронзенный шпагой бык, рухнул на колени и медленно стал валиться на бок. Лейтенант ударил его еще раза два ногой, и тот уткнулся головой в пол.

— Оботрите его чем-нибудь, Марк.

Когда Юдин вернулся из кухни с мокрым полотенцем, Кусков сидел на полу, как затравленный зверь, по лбу текла кровь, скапливаясь в бровях.

— Предал меня, Иуда…

Домой новоявленного героя подвезли поздно ночью на патрульной машине. Бегом поднялся на свой этаж, нажал кнопку звонка. За дверью послышался знакомый настороженный голос:

— Кто это?

Между объятиями и поцелуями он говорил:

— Всё кончено, Инночка, я свободен, я должен тебе многое сказать… а Миша где?

Сынишка спал. Отец на цыпочках подошел к кровати, наклонился, поправил одеяло, с умилением стал рассматривать детское лицо.

За спиной скрипнул пол, Инна улыбалась.

— Иди мой руки, это нужно отметить.

От вина ее ноги стали ватными, голова медленно кружилась. Воображая себя в его объятиях, она рассеянно отвечала и млела от любви. Вдруг вспомнила:

— Марик, что же произошло?

— Сегодня вечером на даче арестован Петр Афанасьевич, это он украл инсулин и наверное убил директора, у него был револьвер.

— Какой кошмар! Он мог и тебя…

Муж описал сцену ареста, не забыв рассказать, как он помешал Кускову выстрелить в Турсунова.

— Я люблю тебя, Марик. Всевышний есть, я молилась каждый день, как могла, и он услышал меня.

24

После ночи, проведенной в камере предварительного заключения, Петр Афанасьевич выглядел осунувшимся и постаревшим. Подсохшие ссадины на лице, отечность переносицы делали его похожим на подравшегося алкаша.

— Напоминаю вам, гражданин Кусков, что сотрудничество со следствием будет учтено на суде. Итак, в кабинете Юдина сразу после пожара обнаружен кусочек красной глины, которая найдена у вас на даче, ваши отпечатки пальцев остались на двери. Зачем вы проникли в кабинет Юдина, что произошло между вами и Дмитрием Ивановым в ту ночь? Вас видела охранница вечером в день убийства директора института. Зачем вы убили Усманова и похитили инсулин? Может быть в результате вашего рассказа появятся смягчающие вину обстоятельства, это тоже будет учтено, — Турсунов положил перед собой чистые бланки протокола допроса и приготовился слушать.

Петр Афанасьевич подумал немного и начал.

— И откуда вы все это наворотили? Просто удивительно, взять и без доказательств обвинить человека. Но со мной у вас это не получится, я работал в этой системе и знаю, что к чему. Сразу заявляю, что все обвинения в убийствах отрицаю. Никого я не убивал, так и запишите, ни Димку, ни директора ихнего пальцем не тронул. Все ваши улики ничего не доказывают. То, что видела меня охранница, — не доказательство убийства.

— Инсулин из сейфа директора оказался спрятанным на вашей даче. У вас было изъято огнестрельное оружие. Как вы докажете, что не убили Усманова выстрелом в голову прежде, чем похитить инсулин?

— Про инсулин все скажу и про то, как залез в кабинет к Юдину, отметьте в протоколе, что добровольно и чистосердечно признался и рассказал.

Началось это год назад, жена моя заболела щитовидкой. Димка уговорил ее показаться ихнему врачу Эльдару Нуриеву, который как раз по этой части специалист. Выписал он лекарство и сказал прийти через месяц, потом — опять через месяц. Так мы и стали к нему ездить, почти друзьями сделались. Как то раз, когда сидели мы у него в кабинете, никак не мог он найти ключ от сейфа, где хранилась его именная печать, чтобы на рецепт шлепнуть. Открыл я ему этот сейф без ключа: был у меня в машине кое-какой инструмент. Он удивился: «Вы сейфы ремонтируете?» А я ему говорю: «Приходилось раньше».

— По нашим сведениям вы сразу после армии были сержантом в милиции и до самой пенсии оставались в подразделениях МВД.

— Верно, так оно и было. Только я не сказал ему, что обучали нас молодых оперативников этому искусству. Как-то в очередной наш приезд, дело было в начале сентября, отзывает он меня в сторонку и говорит: «Хотите сто долларов заработать?» Я говорю: «Такие деньги никогда не помешают, а делать то что?» Начал он мне долго рассказывать о какой-то диссертации, о какой-то методике, потом, говорит, димкин начальник не хочет давать ему эту методику, жадный мол, поэтому надо прийти ночью, открыть сейф у него в кабинете и отснять эту методику на копировальной машине. Я, конечно, сразу понял, что к чему, лапшу его с ушей стряхнул и говорю: «Это дело опасное, но за триста сделаю». На том и договорились.

Уехал я с утра на дачу, а на обратном пути, часов в десять вечера, прямиком в институт. Машину оставил на дороге, сам, стараясь не попасть на глаза охраннице, вошел в здание и сразу на третий этаж. В кабинет зашел без труда, сейф тоже оказался пустяковым, крашенная жестянка, а вот с методикой вышла задержка: журналов много и все похожи друг на друга, еле разобрался. Спустился на первый этаж, скопировал, положил всё на место и ушел. Димку не видал, не встречался с ним, сущую правду говорю. Показалось мне, однако, что кто-то есть в лаборатории, посмотрел кругом, но никого не нашел.

— Заказывал ли вам кто-нибудь украсть инсулин из сейфа директора?

— Все тот же Нуриев. Но ему нужен был только один флакон, а я взял все, решил, что спишут на убийцу.

— Постойте, Кусков, — поморщился следователь, — рассказывайте по порядку.

— Я и рассказываю. Дней через десять, как отдал я Нуриеву копию, звонит он мне опять, надо мол увидеться. Встретились мы на улице, он и говорит: «Достань из сейфа директора один флакон инсулина и получишь за это триста долларов». Рассказал мне, когда все уходят, где сейф, какая машина директора, чтобы знать, здесь он или уехал. Завтра, говорит, он будет сидеть поздно, но откладывать нельзя, инсулин могут отдать в другой институт. Приехал я в среду в часов пол-восьмого, посмотрел кругом, убедился, что нет машины директорской, поднялся в приемную — никого, вошел к директору, смотрю лежит он на своем столе в крови. Я подумал — скорую вызвать, потом вижу, что бесполезно это, мертвый уже, да и опасно, затаскают с допросами, а то и припаяют убийство. Вынул я ключ у него из кармана, чтобы самому не возиться, открыл сейф, взял инсулин и ушел. Тогда то меня и увидала эта сучка.

— Как вы докажете, что не стреляли в Усманова?

— Проверьте по выстрелу, сейчас наука многое может сказать, не мне вас учить.

— Мы проведем балистическую экспертизу. А теперь скажите, зачем вы взяли весь инсулин?

— Жадность фрайера сгубила, думал продам кому-нибудь.

— Говорите правду, если решили во всем сознаться, кому вы хотели продать инсулин?

— Нет у меня никого, говорю вам, взял по жадности, думал, если за один флакон дают триста, то сколько можно заработать на всех.

— Почему вы не отдали один флакон Нуриеву?

— Мы договорились, что он позвонит мне и назначит, где встретиться, но он не позвонил. Испугался. Решил, что я директора кончил.

— Зачем вы предложили скрываться Юдину у вас на даче?

— А чтобы вы на него думали, искали только его и не разрабатывали другие версии. Хотел подстраховаться. Засомневался я, не оставил ли отпечатки или еще чего, да и охранница могла запомнить меня.

— Вы такой расчетливый и не подумали, что Юдин найдет инсулин.

— Верил он в меня как в своего благодетеля, наивный, жизни не знает, не мог я предположить, что он, как собака, будет рыскать кругом.

Продолжение
Print Friendly, PDF & Email

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.