Крановщица, не имевшая допуска по форме 2, должна была переместить сов. секретное изделие. Другой крановщицы не было, запросили разрешение у нач.I отдела, но он явился самолично и всё время бегал за грузом, крича крановщице: «Нэ дывысь!» Зрителей тогда буквально на руках выносили отдышаться от смеха на свежий воздух.
Начальные обороты
Заметки конструктора-серийщика
Редакция вторая, дополненная
Леонид Комиссаренко
Продолжение. Начало
Трубы
Если открыть автобиографическую «Повесть о жизни» Константина Паустовского, можно прочесть, что в 1916-1917 г.г. он работал контролёром по штамповке снарядных заготовок на металлургическом заводе в Юзовке. А если бы была написана в своё время история уже не существующего Донецкого ПО «Точмаш», когда-то одного из крупнейших производителей снарядов в стране (тоже уже не существующей), то в ней (истории, естественно) можно было бы прочесть, что завод основан в 1916 году с целью обеспечения артиллерийскими боеприпасами южного фланга Российско-Германского фронта в первой Мировой войне. И ещё там было бы написано, что на начальном этапе заготовки корпусов снарядов поставлялись Юзовским металлургическим заводом.
Примечание 2009 года.
Как оказалось, история ПО «Точмаш» ко времени написания этих заметок уже существовала. Но авторы её об этой важнейшей детали и не упоминают.
Зачем я об этом напоминаю? Ну, во-первых, чтобы показать, кто в действительности начал эти записки. А во-вторых, чтобы напомнить, что корпус снаряда делается с незапамятных времён из штампованной заготовки. Так было, так есть и сегодня. Но было и немного не так.
* * *
В 1968 году из МОПа было выделено Министерство Машиностроения. Задача — производство боеприпасов. В середине года министр В.В. Бахирев, объезжая новые владенья свои, заехал к нам на завод, побывав предварительно на Ждановском металлургическом комбинате, где был весьма впечатлён процессом производства кислородных баллонов из тубных заготовок горячей закаткой доньев. Вот тогда-то министр и высказал пожелание, что неплохо, мол, попробовать и снаряды делать по аналогичной технологии. Я в тот год был начальником громадного цеха, всего этого не знал — своих забот хватало на 26 часов в сутки. Но какие-то слухи по заводу поползли, образовался новый отдел, потом начали строить специальный участок, что-то из оборудования проектировали, заказывали, за что-то получали премии, но всё это проходило далеко в стороне от весьма и весьма напряжённой производственной жизни. Так продолжалось лет 8-10, по истечении которых я, будучи уже главным конструктором, получил задание влезть в это дело. Влез, с трудом преодолевая отчаянное сопротивление руководителя этой темы Анатолия Струка.
А сопротивлялся он по двум причинам: объективной и субъективной. Первая вполне естественна: начиная новое дело, каждый думает о том приятном, что ожидает его на финише. В данном же случае, учитывая уровень, с которого всё это снизошло, приз мог быть высшей пробы и никому, естественно, не хотелось расширять круг претендентов. Пряников может и нехватить. Субъективная причина была ещё проще: Анатолий Николаевич был явно одержим манией преследования. Если учесть ещё, что не только результат обещал быть сладким, но и сам процесс неоднократно сопровождался дессертами в виде поэтапных премий и командировок в капстраны (что, согласитесь, в те годы случалось далеко не с каждым работником режимного предприятия и далеко не каждый день), то легко понять, что каждая попытка проникнуть в нужные мне для разработки документации детали и тонкости технологии рассматривалась только в разрезе дележа добычи со всеми вытекающими. Так что ситуация живо напоминала происшедший в одном из цехов эпизод, когда крановщица, не имевшая допуска по форме 2, должна была переместить сов. секретное изделие. Другой крановщицы не было, запросили разрешение у нач. I отдела, но он явился самолично и всё время бегал за грузом, крича крановщице: «Нэ дывысь!» Зрителей тогда буквально на руках выносили отдышаться от смеха на свежий воздух.
* * *
Но сейчас было не до смеха. Хуже того, абсолютно некомпетентные во взаимоотношениях с головным институтом и управлением Заказчика работнички Струка, чувствуя за собой широкую спину министра, пошли качать права напрямую в эти инстанции, чем основательно подпортили реномэ тематики. А решать там было что.
Прежде всего об изделии. Новую технологию решили применить на 125 мм ОФС к пушке Д81. Система достаточно напряжённая, но с неожиданной стороны обладающая для принятой технологии существенным преимуществом: хвостовая часть корпуса снаряда от непосредственного воздействия пороховых газов прикрыта навинченным на неё стабилизатором. Проблема оказалась в неплотности центральной части закатанного нагорячо дна. Технологическими способами на первых порах решить её не удавалось. При гидравлических испытаниях на давлении 600 атм. постоянно фиксировались случаи течи, что в артиллерийской практике считается абсолютным табу. Но в тот момент иного выхода, как в каком-то виде течь допустить, не было. Вот и пришлось придумать для ТУ чертежа формулировку: «Допускается просачивание испытательной жидкости, не переходящее в каплепадение». Подстраховано это допущение было введением в чаше стабилизатора герметизирующего алюминиевого кольца, деформируемого при сборке. Это здорово усложняло технологию на снаряжательных заводах, так что при подписании соответствующего Решения у тогдашнего нач. 5 ГУ Минмаша Пузырёва мне пришлось выдать расписку о том, что по первому требованию снаряжателей будет им направлена бригада сборщиков на помощь. Сейчас всё это (и ТУ, и расписка ) звучит комично, но возможным стало только потому, что на всех гражданских и военных уровнях было известно имя, как сказали бы сегодня, главного спонсора. Спас положение талантливый, но, по-моему, несколько недооценённый на своей фирме конструктор НИМИ В.И. Пожидаев, предложивший простое решение: установку в центральной части дна стальной заглушки методом сварки трением. Так и подмывает меня приписать эту идею себе одному, тем более, что в авторском (АС 181861) мы оба, но нет уже Виктора и было бы это сродни мародёрству. Это был выход. Были, конечно, отдельные сомнительные случаи при дефектоскопировании, но по сравнению с течью это не в счёт.
Второй серьёзной проблемой стало осколочное действие снаряда. Здесь дала о себе знать технологическая наследственность трубопроката, приводящая к появлению удлинённых серповидных осколков. Увеличивалась по сравнению со штатной средняя масса осколка, уменьшалось их общее количество. Вразумительного ответа на этот вызов найдено так и не было, выручила незначительная величина падения показателей. Вся отработка сопровождалась разработкой, согласованием, утверждением огромного количества программ, Решений, проведением испытаний, на коих неплохо заработали Павлоград и Красноармейск, но задачи выполнили. На что у меня хватило ума, так это на полное отстранение сотрудников Струка от каких-либо внешних сношений по линии НИМИ и ГРАУ. Изделие было принято к серийному производству. Изготовили мы их несколько десятков тысяч штук, но из-за относительной дороговизны труб оказались они дороже штатных. Эта же технология была с неплохим экономическим эффектом использовна при изготовлении корпусов 125-мм практических кумулятивных снарядов к той же пушке Д81.
На этом можно было бы поставить точку, но рано. Летом 1984 года вызов к ген. директору. Информация: тебе поручается оформление материалов на Госпремию по трубной заготовке, подробности у Г.А. Овчинникова (бывший ген. директор, сменивший А.Н. Струка на посту начальника отдела). И в качестве дополнения: «Хочу предупредить, что это поручение Овчинников и Струк уже успешно завалили в прошлом году, второго прокола министр не простит, так что спрос будет с тебя и на высшем уровне».
Иду к Овчинникову, знакомлюсь с «материалами», если так можно назвать кучу каких-то разрозненных набросков, бумажек, черновиков, фотографий и пр. Из всего этого хлама удаётся установить 3 факта:
- в готовившемся в прошлом году списке соискателей меня нет;
- имеется подробнейшая инструкция Комитета по Ленинским и Госпремиям о порядке разработки и прохождения материалов;
- министр лично от соискательства отказался.
Какая из этих новостей была хорошей, какая плохой, показало время. Первая и вторая на свои места стали сразу, а вот третья, будучи с точки зрения ответственного за оформление хорошей, оказалась не просто плохой, а роковой. Первым моим шагом в этой громоздкой работе было исправление вопиющей несправедливости в составе соискателей — себя и Пожидаева я вписал немедленно. Работа оказалась довольно интересной и очень напряжённой по времени, так как меня подключили к ней за 2 месяца до завершения срока подачи. Успел сдать в срок. Докладывать её на НТС Минмаша взялся один из соискателей, зам. нач. Главка, но был он явно не готов, так что после пары его сбоев пришлось брать инициативу в свои руки. Рекомендация к представлению в Комитет была получена, но там при голосовании работа не прошла. Зато опыт очень даже пригодился мне через два года, при оформлении своей части документов, представленных по самоходному орудию «Мста». Там было всё в порядке, включая последнее голосование.
Держи удар
«Удар» — условный сигнал, подаваемый на полигонах полевому расчёту в момент производства выстрела.
Последние несколько недель выделялись повышенным вниманием к боксу. Связано это с боями удвоенной национальной гордости Германии — братьев Кличко. Вообще говоря, быть национальной гордостью — занятие довольно прибыльное, судя по количеству рекламных роликов. Братцы здесь дали крупную фору даже самому . М.С Горбачёву (неясно, правда, чьей национальной гордостью является он, но продается тоже, видимо, неплохо). Но реклама рекламой, а бокс боксом. Поражение младшего, Владимира, вызвало целый шквал спекуляций, предположений, домыслов и подозрений: то ли отравили, то ли подпоили. Но не нужно быть вообще никаким спецом в боксе (как я), чтобы понять: парень, при всём своём мастерстве и экстерьере, просто на данный момент не держал удар. А что такое держать удар, показал в первом раунде с Сандерсом старший, Виталий. С тем самым Сандерсом, который уложил младшего год тому назад.
Держать удары приходится не только на ринге. А уж на производстве — вещь вообще запрограмированная. Но когда идёт двойной удар — держись. Один из таких и подстерёг меня году в 85-ом. Дело шло к концу месяца (знаковый момент в сов. экономике) или даже первого квартала (ещё более знаковый), точно не помню. По одному из изделий кооператоры никак не могли добыть комплектующие из Москвы, с одной из фирм нашего же Министерства. Узлы там были, но по каким-то отклонениям заказчик их не принял. Что обычно насобачились делать в таких ситуациях снабженцы? Правильно! Тащить на завод продукцию за приёмкой ОТК (тоесть без ПЗ), ставить всех перед фактом. А когда деваться уже некуда, генеральный вызывает конструкторов и поручает найти выход и решить. После пары таких финтов удалось мне в приказном порядке это свинство прекратить. Но советского снабженца голыми руками не возьмёшь. Соответствующий начальничек выехал к поставщикам сам и уже с места запросил у директора меня в помощь. Пришлось лететь. За пару дней с помощью местных коллег и НИМИ удалось дело уладить. Вроде успеваем. Но не совсем. Дело в том, что приборы сов. секретные и возить их поездом можно только с вооружённой охраной. Охрана-то была с нами (прихвачена из Донецка), но по прибытии в Москву оружие, как положено (нечего шляться по столице с наганом), было ею сдано на хранение в режим. Сейчас его нужно получить обратно, иначе груз не выдадут. Но не выдают и оружие: из каких-то инстанций поступил трёхдневный запрет на перевозки с вооружённой охраной по причине то ли пленума ЦК, то ли ещё какой муры. Моё дело здесь было сторона, я свою миссию выполнил, транспортировка — не моя проблема, но не оставлять же в беде сослуживца, тем более, что без квартальной премии останусь и сам. Решил задержаться на денёк, помочь.
Только начал прикидывать порядок действий — зовут к телефону. Звонит мой зам Владимир Козовицкий. Голос достаточно взволнованный. Желательно немедленно возвращаться, на меня там катят бочку, да к тому же не одну. Вкратце прояснил мне что к чему. Клинч весёленький: с одной стороны ждут-не-дождутся меня для дачи показаний по поводу моей попытки совершить диверсию (теракт по-нонешнему) «компетентные органы», с другой — генеральный, по уже якобы совершённому мною акту вредительства против интересов фирмы. И сделать Владимир на месте, не обладая нужной информацией, ничего не может. Да уж, как он может обладать, если я и сам в обалдении. И непонятно, откуда ветер (ветры) дует (дуют)? Скорее домой, пока меня без меня не женили. А тут ещё эти чёртовы наганы-револьверы на мою голову! Но — обещал.
Ладно, пошли к заму по режиму. Вот это встреча! Зам-то, оказывается, старый мой добрый знакомый, бывший режимник НИМИ, с которым пару лет тому имел я весьма занимательную беседу с картинками (звуковыми). В порядке контроля был записан мой телефонный разговор по открытой линии из кабинета Ю.П. Вареха с тем же Владимиром. Для того, чтобы насладиться совместным прослушиванием записи, режим два дня караулил меня у бюро пропусков, не ведая того, что уже много лет хожу я в институт по министерскому вездеходу. Отловили всё же и привели на сеанс. Повеселились мы от души: когда ты ствол называешь трубой, заряд — низом, взрыватель — головкой, МВП — ремешком и т.д., то никакого комизма не ощущаешь. Но слушать всю эту «конспирацию» в записи, да ещё в первом отделе, да ещё совместно с насмешливо-профессиональной публикой! Это тоже не смешно. Обошлось, благодаря сегодняшнему моему визави, без последствий. Помог он мне и на этот раз. «В ружьё!» и «По вагонам!». Всю ночь проворочался в поезде почти без сна, прокручивая грядущие неприятности.
C приездом с ходу к генеральному, органы подождут. В чём дело? А вот в чём: на столе у него справка за подписью зам гл. инженера по подготовке производства М.С. Юрченко о том, что для освоения производства корпуса модернизированной боевой части крылатой ракеты вода-вода необходимо изготовить энное количество уникальной крупногабаритной оснастки, без чего и речи не может быть о выполнении заказа. На всё требуется минимум полгода времени и куча миллионов рублей. Я же, замещая главного инженера, ни с кем не посоветовавшись, подписал шифровку-согласие с катастрофически заниженными требованиями по срокам подготовки и затратам на неё. В результате этой моей преступной акции: далее перечислены последствия, включая общезаводской Армаггедон, областной потоп, республиканский пожар и всесоюзную потерю обороноспособности. Куда уж дальше. Но сразу и полегчало. Смех да и только. Его я и не сдержал к вящему удивлению шефа. А удивляться было чему. Подлежащую модернизации БЧ мы делали уже более 20-и лет. Для доработки вообще никакой новой оснастки не требовалось. Откуда же взялся перечень? В полном смысле слова от верблюда: изделие имело кучу всяких картонных и резиновых прокладок, в том числе и крупногабаритных, которые мы с успехом, как Насреддин, при помощи верёвочной петли и палки вырезали из листовых материалов. Технологическая же братия решила половить рыбку в мутной водичке, переоснаститься под шумок и на старое изделие, что, впрочем, было физически в наших условиях всё равно неосуществимо в силу габаритов. Всё это я шефу и выложил. Тотчас же на ковёр были вытащены для очной ставки инициаторы провокации. Допрашивать их даже долго не пришлось; повякали, поплакали, получили своё и пошли утираться. Эта атака отражена. Здесь я не исключаю и мелкой мести Юрченко: всё-таки первый зам главного он, а замещение всегда возлагается на меня.
А что же органы? Они ведь от своей добычи не откажутся. Выяснилось, что мне ставят в вину попытку обманным путём протолкнуть поставку Советской Армии заведомо бракованной продукции. И накатал на меня телегу оперу ни кто иной, как мой старый друг районный инженер МО полковник Ю.И. Прохоров. Какая муха его укусила, не пойму до сих пор. Ведь были мы с ним в нормальных деловых и человеческих отношениях, более того, отношения местами переходили в доверительные. И вот на тебе. По сути дела вроде бы ничего особенного не произошло, хотя, признаться, элемент лукавства с моей стороны имел место быть.
В том месяце мы должны были поставить небольшую партию 152-мм учебно-тренировочных снарядов. Заказ был внеплановый и настолько срочный, что в силу отсутствия технологического задела мы его выполнить никак не могли. Пришла идея использовать корпуса снарядов после отстрела на прочность. Какой здесь криминал? Снаряд ведь УТ, даже не практический, им вообще не стреляют. Это сейчас мы знаем, что и практическим изделием можно подлодку грохнуть. Правда, свою. А здесь вози-носи, заряжай-разряжай. Сказано-сделано. Привезли из Павлограда стреляные корпуса, перепрессовали и проточили МВП. При мне перекрасить не успели, уехал я в Москву, предупредив, чтобы с заказчиком были поосторожнее, так как его в затею, опасаясь длительных разговоров, не посвятили. И всё бы прошло тип-топ, если бы не моя собственная глупость. Чёрт меня дёрнул как-то незадолго до этого прочесть служащей приёмки небольшой полигонный ликбез. В числе прочего было рассказано и о нанесении перед стрельбой отличительного кернения на корпуса: два керна — инертный, три — боевой. Как можно догадаться, всё в цехе сделали правильно, а полигонные керны не запилили. Был бы я на месте, может быть и заметил — курировал ведь заказ лично. Но Паркинсона не проведёшь, в доказательство чего попали изделия на приёмку конечно же единственному посвящённому технику. Она-то по кернам сходу и врубилась, доложив по команде. От Прохорова узнал опер и стал меня с нетерпением ждать. Дождался, пригласил. «Как Вы дошли до жизни такой и т.д. и т.п.?» Окрылённый успехом при отражении первого удара, готов был я и ко второму. Защита нападением.
Ведь если заказчик по результатам воздействия только усилий от выстрела признал эти корпуса не имеющими каких-либо повреждений и единственно на этом основании признал всю партию годной для боевого применения, то, не допуская их к комплектации УТ, он тем самым выражает сомнение в качестве им же принятой продукции. Таким образом, нужно ему или всё принимать, или всё браковать. Принятому же им промежуточному варианту места нет. Раз он его использовал, пусть сам и объясняется перед Вашей конторой в письменном виде. За что я люблю Булгакова, так это за многие ставшие крылатыми выражения. К этому эпизоду подошло бы: «Надо признаться, что и среди интеллигентов тоже попадаются на редкость умные». Это не обо мне, а о моём собеседнике. Больше он меня не трогал.
Продолжение
