Юрий Моор-Мурадов: «Мысль рифмованная есть ложь»

Loading

Сейчас вывыскажу крамольную мысль, то, что может показаться вызывающим, несправедливым: современная русская поэзия зачастую ограничивается тем, что «ласкает слух», в то время как рассказ ставит высокую планку – в нем ты обязан затронуть читателя – и нет у тебя финтифлюшек, за которыми спрячешься.

Юрий Моор-Мурадов

«Мысль рифмованная есть ложь»

Российские поэты, как мне кажется, все еще очень привязаны к ямбам, хореями и прочим  вторичным признакам поэзии, как-то не решаются пуститься в плавание по морю свободного стиха, в то время как западные поэты (Европа, США) считают рифму чем-то устаревшим, относятся к строгим размерам с пренебрежением.

У меня создалось ощущение, что западные поэты не только эстетически не могут забавляться рифмой (как не мог художник-авангардист в повести итальянского автора нарисовать по просьбе больного сына реалистичный апельсин и испытывал душевные муки). Они понимают, что рифмы и размеры их сковывают, мешают самовыражению, точной передаче мысли,  образов и чувств. Знай они Тютчева, то охотно перефразировали бы его: «Мысль рифмованная есть ложь».

В ранее опубликованной моей статье «Маяковский versus Цветаева» (здесь: я цитировал Генриха Гейне: «Красивые рифмы нередко служат костылями хромым мыслям«.

В 20 веке верлибр уже стал доминирующим направлением в поэзии Запада. Русская поэзия оказалась консервативнее, привязчивей к прошлому. Нет сомнений, что рифма, ритм и звукопись, каламбуры и метафоры —  завораживают, придают стиху музыкальность, демонстрируют изобретательность автора, убеждают нас, что он владеет всем богатством своего языка. Но не всегда такая версификационная эквилибристика становится одеянием для глубокой поэзии. Видимо, для этого необходим не простой талант, а гениальность, а гений — вещь штучная, один на поколение, а у остальных это чаше всего — пленной мысли раздраженье.

Когда Союз писателей Израиля объявил об издании сборника поэзии, редколлегию завалили стихами. Многие из них – с хорошими рифмами, ритмами, размерами.

Одновременно мы готовили сборник малой прозы. Рассказов прислали – с гулькин нос, причем больше половины вообще не отвечало определению «короткое прозаическое произведение».

И я подумал тогда, что поэтом считается каждый, кто может подобрать рифму, следует избранному размеру, вместо «державное теченье Невы » пишет «Невы державное теченье». Поэтому поэтов у нас очень много, а вот прозаиков настоящих – катастрофически мало, потому что в рассказе не спрячешься за «безделушки» рифм и размеров. С трудом удалось собрать небольшой прозаический сборник, снизив планку требований.

Сейчас вывыскажу крамольную мысль, то, что может показаться вызывающим, несправедливым: современная русская поэзия зачастую ограничивается тем, что «ласкает слух», в то время как рассказ ставит высокую планку – в нем ты обязан затронуть читателя – и нет у тебя финтифлюшек, за которыми спрячешься.

Превентивно опровергну возможный упрек: я, якобы, потому «наезжаю» на рифмы, что сам не умею рифмовать, завидую — и вот. Это не так. В юности, как и многие из вас, дорогие читатели, я боготворил Маяковского, который ставил рифму во главу угла и строки. Я штудировал «Разговор поэта с фининспектором», вот сейчас на память цитирую:

«Вам, конечно, известно явление «рифмы».\ Скажем, строчка закончилась словом «отца»,\ и тогда через строчку, слова повторив, мы\ ставим какое-нибудь «ламца-дрица-ца».\ Говоря по-вашему, рифма – вексель.\ «Учесть через строчку!» – вот распоряжение.\ И ищешь мелочишку суффиксов и флексий\ в пустующей кассе склонений и спряжений.\ Начнешь это слово в строчку всовывать,\ а оно не лезет – нажал и сломал.\ Гражданин фининспектор,  честное слово,\ поэту в копеечку обходятся слова.\ Говоря по-нашему, рифма – бочка.\ Бочка с динамитом. Строчка – фитиль. \ Строка додымит, взрывается строчка,\ и город на воздух строфой летит.\ Где найдешь, на какой тариф,\ рифмы, чтоб враз убивали, нацелясь?\ Может, пяток небывалых рифм\ только и остался, что в Венецуэле…»

Зачарованный авторитетом Маяковского, я нарифмовал тогда кучу строк, а потом бросил это дело, увлеченный драматургией. Но версификационные навыки не забываются — как умение ездить на велосипеде. Приглашают меня на всевозможные юбилеи, просят выступить – я, не мудрствуя лукаво, на скорую руку сочиняю вирши, подобрав рифмы к имени виновника торжества, к его фамилии, к его пристрастиям, к городу, в котором он живет – Ашдод там, Хайфа, Арад, к месту, откуда он приехал — Баку, Рига, Москва, Кривой Рог — и всегда срываю бурные аплодисменты собравшихся.

Нет сомнений, русского слушателя рифма по-прежнему завораживает; для очень многих она служит признаком поэтичности. И это характеризует не только рядового читателя. Недавно редактор одного влиятельного израильского русского журнала сказал мне: «Старик, пришли пару стихов для нашего раздела поэзии». Признаюсь: «на коленке» сочинил большое стихотворение, отправил – и уже через пару часов получил ответ: «Отлично!» А иного я и не ожидал; я знал, что этот редактор свежую рифму считает «царицей поэзии» (как не к ночи будь помянут Андрей Вышинский считал признание царицей доказательств), и поэтому исхитрился срифмовать «небрит – иврит», «Ротшильда – лошади», «Бен-Гурион – без змей и гурий он», «Нобеля – не было», «в Гуш-Катифе — эпидемий тифа» и так далее.

Когда обратится ко мне другой редактор, который, как я знаю, поклоняется метафоре или эпитету – сварганю что-то, отвечающее его пониманию поэтичности.

Еще о размерах прокрустовых лож в поэзии. В юности я сочинил пару сонетов, чисто из спортивного интереса. На венок сонетов терпения не хватило. Тогда же мне попалась на глаза чья-то ехидная реплика о венке сонетов: «Сонет сам по себе — вздор, глупо им заниматься, и еще глупее заниматься трудным вздором».

Меня как читателя трудно очаровать рифмами и звукописью еще по той причине, что я потребитель поэзии избалованный. В своей давней статье об Омаре Хайяме я похвастался, что читаю этого великого поэта в оригинале. Уже десять веков назад он составлял катрены-рубаи, которые поражают изощренной богатой рифмой, насыщенной звукописью, метафорами. Поэтому каждому новому поэту, желающему завоевать мою благосклонность, приходится соревноваться с ним. Ну, не вызывает уже во мне восторга вся эта эквилибристика, хотя сайт Стихи.ру завален мириадами строк с рифмами «тобой-судьбой», «года–города», «век-человек». И не помогают заклинания воздерживаться от глагольных рифм. Вы еще заставьте поэтов не пить при написании своих шедевров.

Нельзя утверждать, что русским поэтам эстетику диктует читатель. Уже десятилетия русские воспринимают как верх поэзии вот этот верлибр, который прекрасно лег на музыку:

«Опустела без тебя земля. Как мне несколько часов прожить? Так же падает листва в садах, и куда-то всё спешат такси. Только пусто на земле одной без тебя. А ты — ты летишь и тебе дарят звёзды свою нежность. Так же пусто было на земле и когда летал Экзюпери, так же падала листва в садах, и придумать не могла земля, как прожить ей без него, пока он летал, летал, и все звёзды ему отдавали свою нежность. Опустела без тебя земля,

Если можешь, прилетай скорей…»

Что может добавить поэтичности этим строкам? Рифмы, ямбы-хореи, инверсия, которая чаще всего вызвана не поэтическими причинами, а необходимостью уложиться в ритм и размер?

Многие из тех, кто уже десятилетиями слушают эту песню, даже не осознают, что здесь нет никаких рифм.

Русское стихосложение не страдает параличом, в принципе может развиваться. Во времена Пушкина и Лермонтова был строгий закон: в рифмующихся словах все буквы после ударной гласной должны совпадать. Поэтому парус белеет не «одинокий», а «одинокой», потому что рифмуется с «далекой».

Позже это правило отправили в утиль, а в 20 веке достаточно было, чтобы совпадали ударные гласные — и буква до нее.

Говорят, Иосиф Бродский пытался проповедовать американцам любовь к «добротной» рифме. Нетрудно догадаться, какой была их реакция.

(Дэниэль Уоссборт – об английских стихах Бродского: «На мой взгляд, они весьма беспомощны, даже возмутительны, в том смысле, что он вводит рифмы, которые всерьёз в серьёзном контексте не воспринимаются»).

Это как в элитарный кружок утонченных европейских красавиц, поклоняющихся минималистике в макияже, придет щедро накрашенная восточная Шахерезада и станет поучать: Вы не умеете пользоваться своими румянами, мужчины любят, когда у девушки ланиты щедро намазаны, руки покрашены хной, брови густо подведены сурьмой, да еще и соединены посередине…» Для европейского  глаза это будет грубо, аляповато, лишне. Это как архитектора-модерниста, который уже познал, что архитектура мыслит объемами и линиями, убеждать, что главное – это лепнина на фасаде.

Осмотревшись, Бродский понял, что́ вокруг творится, стал писать стихи на английском без рифм, назвал это «эссе» и получил за них Нобелевскую премию.

Я полагаю, что и русские стихи могут быть довлеющими, самодостаточными, поэтичными, трогательными и трогающими – без рифмы, ритма, размера и прочих вериг, что самые пронзительные строки могут легко обойтись без этих костылей, проникнуть в душу, сердце, разум читателя. Сойдет ли русская поэзия с привычных троп, сможет ли настолько осмелеть, чтобы отбросить погремушки рифм и барабанную дробь размеров – и предстать перед читателями во всей красе обнаженного смысла и чувств?

Во избежание недопонимания: автор сего опуса не против рифм, пусть будут. Я только спрашиваю: а где в вашем меню и другое блюдо?

Print Friendly, PDF & Email

24 комментария для “Юрий Моор-Мурадов: «Мысль рифмованная есть ложь»

  1. Ася Крамер: ..много говорили о вынужденности такого пути для английской поэзии . Это обусловлено двумя «веригами на теле» английского поэта: обилием односложных (не мелодичных) слов и строгим порядком слов в предложении.

    — Верно, это бичи поэзии на английском. С рифмами дело можно поправить, используя консонансные и ассонансные рифмы (sly rhymes), но с порядком слов хуже. Лично я, когда пишу стихи на английском (или перевожу с русского на английский), допуская инверсии, как это делалось в старой английской поэзии. Образованные люди это понимают.

    1. Дмитрий Гаранин
      «Образованные люди это понимают.»
      ====
      Уважаемый коллега!
      Так (м.б.) можно подумать … иногда, но писать так нельзя.

      1. Дмитрий Гаранин
        «Образованные люди это понимают.»
        ====
        Soplemennik
        Уважаемый коллега!
        Так (м.б.) можно подумать … иногда, но писать так нельзя.
        ————
        Вы зря приписываете автору неполиткорректность. Он всего лишь сказал, что малограмотный человек ни за что не поймёт фразу, где не будет присутствовать строгий и привычный порядок слов. А образованный, т.с. с некоторой фантазией и свободой мышления, — поймёт.

        1. Да, тут явный случай политкорректного мышления. Вот пример неполиткорректной лингвистической шутки, имеющей отношение к обсуждаемому вопросу: «Испанский и итальянский языки очень близки. Если итальянец понимает одно слово в испанской фразе, он понимает всю фразу. Но если испанец не понимает одно слово в итальянской фразе, он не понимает всю фразу». Несколько злобно и неполиткорректно. Видимо, итальянцы придумали.

          1. ДГ.
            Да, согласна, случаи непонимания иногда удивляют. Ну конечно, винишь собственный акцент, но доходит до смешного. В медицинском офисе мне надо было произнести слово лидокаин. Ну, то что i надо перевести в ай, это я не забываю. Но — не понимает! Ну никак! Чувствуешь себя глупейшим образом. Наконец, поняла: ударение! Нужно было больше выделить звук О (там ударение в американском варианте), а я по привычке тянула к концу слова. И полный ступор в понимании. причем, он не изображал непонимание из вредности, как делали, к примеру, некоторые коренные жители в союзных республиках в далекие годы, (этого здесь нет в помине), а действительно не понимал.

  2. Перефразировать, уважаемый автор, можно не только Тютчева; можно и Фета, Мандельштама. Почему бы не попробовать, в виртуальном мире всё доступно. Разрешите продолжить цитирование, начатое поэтом Александром Винокуровым. А.П.Межиров:
    «Моя попытка определения поэзии такова: преодоление дисгармонии мира,
    времени, пространства, эпохи, условий существования, бытия, быта,
    ненависти к людям, любви к ним. Дисгармонию можно преодолевать
    по-разному: при помощи гармонии или же при помощи дисгармонии. Таким
    образом, поэзия — это преодоление чего-то в нас самих, значит, это не
    новая, но исключительно важная тема, всегда своевременная и насущная. Но
    лучше всех сказал об этом, конечно, Пушкин: “Век может идти себе вперед,
    науки, философия и гражданственность могут усовершенствоваться и
    изменяться, — но поэзия остается на одном месте. Цель ее одна, средства
    те же. И между тем как понятия, труды, открытия великих представителей
    старинной астрономии, физики, медицины и философии состарелись и каждый день заменяются другими — произведения истинных поэтов остаются свежими и вечно юны. »
    Коперник отменил Птоломея, но Брехт не может отменить Софокла и Томас
    Манн Сервантеса.
    В гениальной книге “Дневник писателя” Достоевский сказал о том, что если
    настанет Страшный Суд, Всевышний Судия соберет все народы перед очи свои и спросит, чем оправдаете вы свою жизнь; и выйдет из толпы человек, и в руках у него будет книга, и на обложке будет написано — Сервантес “Дон
    Кихот”, и жизнь и существование человечества будут оправданы.»
    —————————-
    Мишель Мари Деза, в журнале «7 искусств»:
    **
    Познание – ученые ползут друг за другом по запаху.

    Познание – смотреть в огромную замочную скважину с подобающим страхом и завистью.

    Познание – террор относителъности, озарение и судорога лицемерия, жертвоприношение гипотезы.

    Готический метод – решать проблему в лоб, вглубь, объективно, как саранча.

    Отделенные высокими хребтами, стоят кабинеты мастеров.
    Снуют подмастерья и делают выводы.
    Мастера встречаются друг с другом редко, как короли, и обмениваются дорогими подарками.

  3. Сейчас выскажу крамольную мысль, то, что может показаться вызывающим, несправедливым: современная русская поэзия зачастую ограничивается тем, что «ласкает слух», в то время как рассказ ставит высокую планку – в нем ты обязан затронуть читателя – и нет у тебя финтифлюшек, за которыми спрячешься.
    Превентивно опровергну возможный упрек: я, якобы, потому «наезжаю» на рифмы, что сам не умею рифмовать, завидую — и вот. Это не так
    . Недавно редактор одного влиятельного израильского русского журнала сказал мне: «Старик, пришли пару стихов для нашего раздела поэзии». Признаюсь: «на коленке» сочинил большое стихотворение, отправил – и уже через пару часов получил ответ: «Отлично!»

    хххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх
    Не играя в «непонятки», предположу все же, что речь в статье идет не о русском, а русскоязычном стихосложении. Необходима ли или по крайней мере важна ли для него рифма? Я намеренно не употребляю слова поэзия, поскольку это чревато еще и преждевременным переходом к выяснению разницы между классической и постмодернисткой эстетикой. Рассмотрим два изящной формы кувшина, в один из которых поставлены свежесрезанные благоухающие розы, а из другого торчат обрывки грязной ветоши, обломки палок, замасленых пружин, да к тому же все это еще и дурно пахнет. Предполагаю, что первое вы смело назовете кувшином с розами, натюрмортом или чем-нибудь столь же благозвучным, сколь и банальным, а вот второе, без должных воспитания и тренировки, рискуете назвать бранным словом , не распознав перформанс, инсталляцию или даже хэппенинг.
    В одном мы сможем легко согласиться, что изящная форма кувшина еще не определяет его содержания. Возьмем более близкий пример- «онегинскую строфу», в которй использованы чуть- ли не все классические виды рифм – перекрестная, парная, охватывающая, да еще четырехстопный ямб, да еще заключительное двустишие с парным созвучием.Попробуем уложить в него какой-нибудь «датский» стишок к юбилею. Это не просто, но при некоторых способностях и усердии возможно. Можно даже сорвать за столом комплименты «Ай- да, Юрка, ай-да сукин сын ( речь не об авторе статьи, а о комментаторе –Ю.Н.)». Однако, вместить в этот стишок нечто, что сможет оставить неизгладимое впечатление на великое множество самых разных людей, вызвать раздумья и чувства самых разных оттенков, готовность вновь и вновь внимать и переживать, полагаю не удастся. Пробовали и «Тамбовскую казначейшу», и остроумные пародии и бесчисленные «датские» застольные опусы. Ан нет. Не прославитесь Место занято, раз и скорей всего навсегда, во всяком случае в русскоязычной поэзии. Влюбленная в Пушкина А.Ахматова писала: «Кто знает, что такое слава! Какой ценой купил он право, возможность или благодать ,над всем так мудро и лукаво шутить, таинственно молчать» , а булгаковский Рюхин сетовал на того же Пушкина «Но что он сделал? Я не постигаю… Что-нибудь особенное есть в этих словах: «Буря мглою..»? Не понимаю»

    Так ведь возможно автор статьи о том и говорит- форма, рифма не важна, рифмовать может всякий а вот рассказ, малая проза –это да. А ведь не могут! И на сборник не набрать. Так ведь опять же правда. Если, конечно, установить как следует планку. Как ее устанавливала к примеру М.Цветаева, писавшая о прозе того же Пушкина «Мой Пушкин — это проза необычная, проза поэта. И необычайная — проза о поэзии».
    А верлибр? А что верлибр? Пушкин писал и верлибром. Вспомним «В еврейской хижине лампада…» Да и весь «Борис Годунов» Мало того он, будто предвосхищая автора этой статьи написал в «Путешествии из Москвы в Петербург» : ««Обращаюсь к русскому стихосложению. Думаю, что со временем мы обратимся к белому стиху. Рифм в русском языке слишком мало. Одна вызывает другую».
    Да только при этом,думаю, что он подразумевал то же, что позднее написал Томас Эллиот «Автор верлибра свободен во всём, если не считать необходимости создавать хорошие стихи».

  4. Вот окончание Нобелевской речи Бродского, произнесённой 30 лет назад. «Умри, Денис: лучше не скажешь!»

    Пишущий стихотворение пишет его потому, что язык ему подсказывает или просто диктует следующую строчку. Начиная стихотворение, поэт, как правило, не знает, чем оно кончится, и порой оказывается очень удивлен тем, что получилось, ибо часто получается лучше, чем он предполагал, часто мысль его заходит дальше, чем он рассчитывал. Это и есть тот момент, когда будущее языка вмешивается в его настоящее. Существуют, как мы знаем, три метода познания: аналитический, интуитивный и метод, которым пользовались библейские пророки — посредством откровения. Отличие поэзии от прочих форм литературы в том, что она пользуется сразу всеми тремя (тяготея преимущественно ко второму и третьему), ибо все три даны в языке; и порой с помощью одного слова, одной рифмы пишущему стихотворение удается оказаться там, где до него никто не бывал, — и дальше, может быть, чем он сам бы желал. Пишущий стихотворение пишет его прежде всего потому, что стихотворение — колоссальный ускоритель сознания, мышления, мироощущения. Испытав это ускорение единожды, человек уже не в состоянии отказаться от повторения этого опыта, он впадает в зависимость от этого процесса,
    как впадают в зависимость от наркотиков или алкоголя. Человек, находящийся в подобной зависимости от языка, я полагаю, и называется поэтом.

    1. Если стих пишется без цели высказать выстраданную мысль поэта, то , всё внимание обращается на музыку из набора слов. И поэт, и читатель могут быть заворожены близостью слов (близких только благодаря рифме) — близостью, о которой они не подозревали. Видят в этом к-то тайну, стараются её разгадать. Иногда «разгадывают».
      В общем, занимаются мистикой, которую сами же и создали.

      1. Конечно, в основе настоящей поэзии лежит сокровенная мысль, сокровенное чувство поэта. Но Бродский пишет о самом процессе. Удивительно ярко и точно.
        Здесь слово, ритм, рифма не вериги, а источники света, который освещает путь к самому себе, к своему подсознанию, своему откровению.

        1. Борис Суслович: … слово, ритм, рифма не вериги, а источники света, который освещает путь к самому себе, к своему подсознанию, своему откровению.

          — Вот-вот! Правда о рифме и размере вышла на свет, в первый и единственный раз во всём этом разговоре!

    2. Александр Межиров: «И все же, если мне будет позволено, я выскажу несколько общих суждений о поэзии, потому что все на свете состоит из частей и только истина и поэзия есть целое. О поэзии почти ничего не известно. Известно только одно, что нельзя начать говорить о ней, не наговорив глупостей»
      http://magazines.russ.ru/arion/2013/1/m22.html

    3. Когда прочёл заголовок статьи, то захотелось, Ася, сказать что- то вроде ( по смыслу, разумеется, а не по качеству. По качеству у меня бы не получилось) того, что сказал в нобелевской речи Бродский. Поэзия, не стихи в рифму, а именно поэзия, это запись послания свыше. Если есть что сказать и это волнует, то у поэта рождается стихотворение, в котором рифма сама встаёт на своё место. Когда «…рука тянется к перу, перо к бумаге». Очень похоже на создание музыки, так как и слово и ноты, в одинаковой степени, способны выразить эмоциональный посыл.

      1. Л. М. По-моему вы совершенно правы. И верно подчеркнули сходство с музыкой, с музыкальностью. Вот те же строки Тютчева, перефразированные в названии: « Мысль изречённая есть ложь». Она мелодична, не говоря уже о том, что очень глубока — есть целый мир в душе твоей, а выразить его трудно. А заголовок звучит «Мысль рифмованная есть ложь». Как говорится, почувствуйте разницу.

  5. Раньше сказал как читатель поэзии, катеорически не согласный с тем, что «современная русская поэзия зачастую ограничивается тем, что «ласкает слух». Версификаторов, полагающих, что они ласкают слух, достаточно, но, читая их версификации, чувствуешь себя, как чеховский герой под камнепадом звуков фортепьяно. К поэзии такие версификаты не относятся и основанием для принижения традиционного стиха до уровня «костылей» и «версификационной эквилибристики» не могут быть.
    Но и как малость пишущий без ограничений себя предубеждениями в отношении формы — https://ridero.ru/books/novoe_nesovershenstvo/ , попадающий, как здесь в обсуждении лихо сказано, в число упражняющихся в верлибре бездарей, и вроде бы должный быть благодарным автору за поддержку верлибра, не могу не заметить, что неуклюжесть, предвзятость и отсутствие сколько-нибудь серьёзной обоснованности превращают эту поддержку в свою противоположность — как было сказано, «Минуй нас пуще всех печалей …»

  6. Уважаемая г-жа Ослон, не проходит в гостевую из-за обилия кириллицы. Ставлю здесь — т.к. напрямую относится к спорам вокруг работы г-на Моор-Мурадова.

    КИРИЛЛИЦА несравненно практичнее и удобнее ЛАТИНИЦЫ прежде всего тем, что звуку здесь соответствует буква. Когда-то я писал об этом в московских «Известиях» в статье «НЕ НУЖДАЕТСЯ В SASCHTSCHITE». Последнее слово для наглядности я выделил латиницей: звук Щ (не самый удобный и в русском: СЧ) в немецком достигается следующим сочетанием букв: SCHTSCH…
    Передать все различия между написанием слова и его звучанием в английском и французском почти немыслимо; немецкий попроще. Но и здесь — напрягитесь:
    y читается как ü, ae — как ä, oe — как ö, ck — как k, ß — как s, chs и x — как ks, qu — как kw, dt — как t, ti — как zi, th — как t, rh — как r, ph — как f, v — тоже как f, но порой и как w, ch — как русское х… И т.д.
    Самый распространенный в немецком языке звук Ш передается несколькими способами: соединением трех букв (Schwan — лебедь, Schwein — свинья…), а также сочетаниями sp и st (Spiegel зеркало… Stadt город…) при том, что в ряде обстоятельств это же сочетание может читаться как русские сп, ст.
    В немецком алфавите наличествуют две буквы (С и Z), передающие русское Ц, две (F и V) взамен нашего Ф, две (K и Q) звучащие как русское К и т.д, но нет, скажем, ни Ж, ни Ч.
    Название соседней страны передается вот как: Tschechien (Чехия), а со звуком Ж распоряжаются как на душу придется: Jeans (джинсы), Dschungel (джунгли), Gelee (желе)… Да, слова эти для немца иноязычные, но в английском и французском с Ж те же проблемы…
    У поляков в алфавите (латинском, разумеется) нету букв Я, Ё, Ю, а буква Е хоть и есть, произносится всегда как Э. Поэтому бедняги вынуждены эти 4 буквы заменять дифтонгами, причём в разных вариантах…
    Короче. 33 буквы нашего родного алфавита исчерпывают (вчерне, разумеется) всю фонетику основных европейских языков…
    Конечно, есть диалектные варианты звучаний. Но если произнести немецкое Л (непременно мягкое) твердо, по-русски, любой немец поймет сказанное вами.
    Обращаюсь не к английскому, но к немецкому языку (латиница обслуживает оба), т.к. второй всякий раз на слуху престарелого мюнхенского обывателя.

    1. М.Тартаковскому.
      Меня очень порадовало свидетельство знатока, что «В немецком алфавите наличествуют две буквы (С и Z), передающие русское Ц». В паре с другим свидетельством, что исторически первой буквой в названии города Кёльн служило С, это усиливает моё предположение, что название Кёльн происходит не от Колонии (как принято считать), а от Цолльн -нечто вроде Таможни, что вполне отвечало его положению на Рейне. Даже цепь на дне лежала, которую поднимали на ночь.
      Тогда совсем по-другому воспринимается построение на берегу Рейна высокого наблюдательного пункта , хотя бы под названием Собора, и вообще вся история города.

  7. Кто-то заметил, что «Стихи — это то, что никто не стал бы читать в прозе.»
    Для большинства стихов, к сожалению, подходит.
    Отсюда понятное правило, которое вывел для себя Тони Уэлер-старший: «Порядочный кэбмен стихов не сочиняет. Правда. нашёлся один, но написал он их в Ньюгетской тюрьме в ночь перед казнью за совершённый разбой».
    Рифмованные стихи полезны и нужны, чтобы легче запомнить содержащуюся в них мысль. Надо только, чтобы она там присутствовала.

  8. «Приглашают меня на всевозможные юбилеи, просят выступить – я, не мудрствуя лукаво, на скорую руку сочиняю вирши, подобрав рифмы к имени виновника торжества, к его фамилии, к его пристрастиям, к городу, в котором он живет – Ашдод там, Хайфа, Арад, к месту, откуда он приехал — Баку, Рига, Москва, Кривой Рог — и всегда срываю бурные аплодисменты собравшихся». Вот это да! Удивлён этим «аргументом» уважаемого Председателя СРПИ. Так ведь пипл, он все поделки схавает, что в Ашдоде, что в Москве.
    По старой привычке в начале каждого месяца я провожу несколько посещений российского Журнального зала. Там всего навалом (в том меню есть разные блюда). Вот последний заход порадовал стихами А. Кушнера и В. Рецептера. В них полный «набор поэтических вериг и побрякушек», но их зарифмованная мысль ярка, правдива, оригинальна. Рифма, по-моему, как и все специфические атрибуты поэзии, не мысли враждебна, а пустомыслию, скудоумию, пустословию, когда «сочиняются вирши, не мудрствуя лукаво, на скорую руку». Ни белый стих, ни рифма, ни рваная строка настоящим чувствам и мысли не помеха. Конечно, в арсенале поэта, а не стихоплёта. Не нужно переиначивать Тютчева.

  9. Ася Крамер: «Уважаемый Юрий, ваша статья мне показалась несправедливой и неверной по сути. Мы уже тут неоднократно говорили о победоносном шествии свободного стиха (и только его! — разве это не подозрительно?) в западной поэзии, много говорили о вынужденности такого пути для английской поэзии . Это обусловлено двумя «веригами на теле» английского поэта: обилием односложных (не мелодичных) слов и строгим порядком слов в предложении. Да, это действительно может затруднить выражение мысли. Но зачем на этой «беде» объявлять несостоятельной русскую поэзию? Она, кстати, в последние годы достигла немалых высот, и с мыслью там все в порядке, и рифма ей не мешает. Русская поэзия — это особая статья. Нет, не в области балета мы впереди планеты всей, но в области поэзии…»

    Это прямое свидетельство фонетического да и смыслового богатства русского языка в сравнении, как сами Вы пишете, с английским. Связано с фонетической полнотой и точностью кириллицы – в сравнении с гораздо более древней латиницей, великолепно ведомой Кириллу и Мефодию.
    У русского языка «стилистические разногласия с английским» (перефразируя Андрея Синявского).
    Исторически сложилось, что английский на сегодняшний день – наиболее распространённый «мировой язык». Причина известна: ещё на нашем веку «над Британской империей не заходило солнце». Сотни народов, населяющих ныне суверенные государства должны были общаться на языке колониальной метрополии. Да и сам язык упростился – для понимания иноязычных. Выгода очевидна. Это, возможно, не навеки, но надолго.
    Но поэзия (о чём Вы справедливо упоминаете) изрядно обескровилась.
    Ну, а в верлибре обычно упражняется бездарь. И у меня, абсолютно неспособного к стихосложению, это получалось. А толку?..

  10. «Свистнуто, не спорю» – заметил Коровьев у Булгакова. Но вот дальше он выразил сомнение в качестве свиста. Ну, вот и у меня есть множество сомнений. Почему, собственно, утверждается, что «… поэтов у нас очень много, а вот прозаиков настоящих – катастрофически мало …»? Может быть, людей с литературным даром вообще мало — вне зависимости, пишут они в рифму или нет? И почему переход на верлибр это положение каким-то образом меняет? И при чем тут русская поэзия? Скажем, Фету рифма вроде бы не мешала, нет?

    Залихватское авторское: «… в юности я сочинил пару сонетов, чисто из спортивного интереса …», честно говоря, поражает. Особенно с продолжением, что вот, дескать, на венок сонетов он все-таки не покусился. Услыхав такое заявление, так и тянет поаплодировать — ну, и осведомиться о качестве. На Спенсера тянет? На Пушкина? Он тоже, знаете ли, написал пару сонетов … На Бунина? Пастернак вот два шекспировских сонета перевел — и ведь с соблюдением формы, и даже в рифму? И ничего, обошлось как-то?

    Ну, и напоследок — вот такая сентенция:

    «Осмотревшись, Бродский понял, что́ вокруг творится, стал писать стихи на английском без рифм, назвал это «эссе» и получил за них Нобелевскую премию.»

    По-английски в таких случаях говорят: «No comments»

  11. Встречают, конечно, по одежке. Но если поэзия есть и встреча с ней состоялась, то понимаешь, что одежки — ее выбор, она прекрасна в любых одеждах, а споры о том, какая из них лучше/правильнее/прогрессивнее/и проч. — суета суесловия.

  12. Уважаемый Юрий, ваша статья мне показалась несправедливой и неверной по сути. Мы уже тут неоднократно говорили о победоносном шествии свободного стиха (и только его! — разве это не подозрительно?) в западной поэзии, много говорили о вынужденности такого пути для английской поэзии . Это обусловлено двумя «веригами на теле» английского поэта: обилием односложных (не мелодичных) слов и строгим порядком слов в предложении. Да, это действительно может затруднить выражение мысли. Но зачем на этой «беде» объявлять несостоятельной русскую поэзию? Она, кстати, в последние годы достигла немалых высот, и с мыслью там все в порядке, и рифма ей не мешает. Русская поэзия — это особая статья. Нет, не в области балета мы впереди планеты всей, но в области поэзии. Она хороша, а не плоха! Бродский перешёл на верлибр — и сподобился! Это ни о чем не говорит, вернее, говорит о многом. Да, и то что вы сами ловко управляетесь с рифмой «Бен Гурион — без гурий он» — ну что ж это действительно заслуга, но несколько из другой области. Да, вы задели за живое.. Завтра продолжу

Добавить комментарий для Ася Крамер Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.