[Дебют] Ирина Роскина: Разные лица

Loading

А ещё материалы альманаха помогают читателю сохранить веру в людей… Были люди, которые спасали евреев, а были просто обыкновенные необыкновенные нянечки, врачи, воспитательницы, учительницы, друзья и подруги, соседи и коллеги. То ли это авторам повезло, то ли действительно хороших людей много.

Разные лица

Ирина Роскина

Мальчики подождали, пока бабушка закрыла калитку, быстренько оделись и незаметно побежали за ней. Им хотелось посмотреть, какая она, когда думает, что они ее не видят. Бабушка и без них оказалась такая же ― с прямой спиной.

Правда, чудесно? Замечательная история про замечательную женщину, которую очень любили. Впрочем, про все истории 25-ти участников четвертого выпуска альманаха «Время вспоминать» хочется сказать: замечательная история, какой замечательный человек, потрясающе, за душу берет. Люди рассказывают о тех, кого они любили, знакомя с ними тех, кто их не знал. Рассказывают для читателя и для себя, хотят вспомнить, рассказывая. Перебрать в памяти свою жизнь и разные обстоятельства. Ну, и естественно, рассказывают о времени, которое прошло.

Врач Мая Виноградова говорит о своей подруге биологе Лилиане Сергеевне Розановой ― она была такая маленькая, что рука не доставала до дна кастрюли, в которой месили тесто, но в ней была внутренняя сила, она была такая хорошая, что люди вокруг нее становились от этого лучше. Годы оттепели, оптимизм тех лет, стихи Ляли Розановой и песни Дмитрия Сухарева…

Владимир Бенционов стал инженером, пройдя долгий путь, на котором вперед подталкивала его жена, от вида которой уже столько десятков лет у него по-прежнему дух перехватывает. А был мальчиком, которого в 14 лет судили за опоздание, и судья сама, осуждая, почти плакала ― как говорится, «время было такое».

Врач Марина Крейчман рада возможности рассказать об израильтянине Давиде Валлерштайне, который помог ей после гибели мужа. Ужасная, нелепая гибель, но сразу вспоминается растерянность и наших первых израильских дней! Неизвестно, что бы Марина с девочками без Давида в Израиле делала. Счастье, что Давид, да и другие люди помогли.

Альтистка Амалия Гусарова вспоминает свой оркестр (120 человек) и тех, кто с ним работал. Некоторые очень знаменитые. Она пишет о необходимости ощущения сплоченности оркестра, а в то же время подчеркивает (если кто забыл), что нельзя было вступать с иностранцами, дирижёрами и солистами, в «неформальные отношения».

Инженер Борис Ладыженский рассказывает про совершившего во время войны геройский поступок ремесленника Мойше. Жаль было бы погибнуть под самый конец войны, чудо, что не пришлось.

Учительница Клара Левина пишет про всех, кто помог ей стать учительницей ― нелегко это было еврейке на Украине, про то, что антисемитизм не возникает сам по себе, а насаждается сверху. И про то, что она типичная еврейка, типичная «своей еврейской влюблённостью в русскую литературу, своей обнажённой, хлещущей через край эмоциональностью, своей верой в конечное торжество правды».

Биолог Лия Музыкант вспоминает своего учителя, академика Д.А. Саркисова.

Врач Лидия Ратнер в дополнение к рассказу о родословной приводит дневниковые записи отца, арестованного в 1938: допросы на Лубянке, лагерь. Читаешь скупые такие записи ― и волосы дыбом. И помимо эмоционального воздействия, архивная ценность ведь невероятная!

Инженер Давид Кицио пишет про своего деда, про то, как ехали в эвакуацию, про то, как уезжали в Израиль, про то, как он с детства был правдоискателем и сколько замечал всякой несправедливости.

Рассказ педагога и журналиста Лидии Корнеевой ― о том, как она спаслась на Украине под немцами, а сестры-красавицы не спаслись. О том, что люди бывают разные и чувство милосердия у всех разное: одни евреев укрывали, а другие считали, что лучше пустить детей вместе с родителями на расстрел, чем спрятать их, чтобы они остались сиротами.

Преподаватель Виктория Клейн пишет о своих родителях, приехавших в 1929 г. из США. Хотели назад, да не вышло ― поздно, мышеловка захлопнулась, они уже стали обладателями советского гражданства. Отец недолго прожил после тюрьмы, а мама всю жизнь преподавала английский, а по-русски смешные ошибки делала, путала слова.

О трех девушках, себе и двух подругах, рассказывает Майя Шульман, не побоявшаяся в начале 1950-х поспорить с заводским парторгом.

Инженер Михаил Цойреф родился вечером 4 марта 1953 года ― сами понимаете, какой это исторический момент. Он рассказывает о девочке, которая любила его отца, а потом стала известной еврейской артисткой Перл Коушанской. Как она выжила во время войны, когда все вокруг гибли, и надо было бежать. А после войны Давид Бергельсон направил ее к Соломону Михоэлсу, но их обоих убили (уже не немцы, а «наши») ― и снова надо было бежать. И про свою работу там, откуда он уехал, Цойфер рассказывает, и про свой отъезд, и про любовь.

Учительница Галина Тимофеева-Позикова рассказывает, как она начала писать песни на стихи известных поэтов и на свои собственные, и как творчество помогает.

Обложка четвертой книги альманаха «Время вспоминать». Издательство «Достояние»
Обложка четвертой книги альманаха «Время вспоминать». Издательство «Достояние»

Поэт Ирина Рувинская, самая молодая из авторов сборника и один из его редакторов, пишет про свою бабушку Розу и про ее дочку, свою маму. А с их слов ― немножко про деда-издателя, расстрелянного в 1938 году.

О том, как они с братом скитались во время войны, как маме пришлось отдать их в детский дом, как брат сбежал оттуда, а потом нашелся ― вот счастье-то! ― вспоминает Зинаида Манжилей.

Артистка и режиссер Элима Каганова рассказывает о своем отце, режиссере и поэте Исааке Каганове, который в страшные послевоенные годы писал книги на иврите. То есть он уже тогда был еврейским писателем. Эти книги нельзя было открыто хранить, он их прятал, закапывал, учил наизусть.

А инженера Галину Стискину отец через много лет после войны попросил найти его военного командира. И это было трудно, потому что родные капитана Новикова его не признавали ― не хотели еврея в родственники.

Архитектор Виктор Гинзбург излагает историю своих отношений с «органами».

Художница Грета Кузнецова обращена к Израилю, к сообществу хороших людей, в которое она вросла.

Преподаватель Наталья Соколовская вспоминает и как замуж вышла, и как соседи доносы писали, и как ехали в эвакуацию, и как школьный друг ее мужа А. Галич впервые записал на магнитофоне свои песни ― на их магнитофоне.

Сима Бендукидзе преподавала русский язык иностранцам, но в детстве училась хореографии и в Израиле вновь обрела себя в танце. Она не просто верит в чудеса, а считает чудом всю свою жизнь.

Три страшных года пришлось провести в оккупированном Минске мальчику Григорию Эльперу, ставшему потом ученым. Белорусская женщина взяла его из гетто к себе. Надо было все время прятаться, никому не попасться на глаза. Всех, кто был в гетто, расстреляли.

Ученый Евсей Фрайфельд обижен на своих любимых родных только за одно: они не учили его ничему еврейскому ― боялись.

Режиссер-документалист Людмила Станукинас-Коган всё-всё вспоминает, с самого начала: и про свою семью, и про свои фильмы, и про то, что в СССР не любили грустных героев («почему он едет на новую квартиру грустный?»), но ясно, что главное для неё ― это рассказать про своего мужа, известного режиссера-документалиста Павла Когана, про свою любовь к нему.

У Павла Когана был фильм «Взгляните на лицо» (1966). Люди ― мы не знаем ни профессии их, ни социального положения, ни семейного статуса, ничего не знаем ― смотрят на «Мадонну Литту», а мы видим по лицам, что они чувствуют.

Альманах «Время вспоминать» перекликается с этим фильмом. Хотя нам сообщается, кто его авторы по профессии и где живут (несколько человек в США, но большинство в Израиле), мы по сути дела ничего не знаем о них, мы только видим по их рассказу, как они все смотрят на одно и то же ― на жизнь.

Кажется, что жизнь была разная, прошедшая хоть и в одну эпоху, но в отдаленных друг от друга местах (Москва, Ленинград, Грузия, Украина, Белоруссия). Но время, оказывается, побеждает место ― многие пережили одно и то же.

Почти все вспоминают либо оккупацию, либо эвакуацию. Те, кто был в оккупации, ясно, каких ужасов натерпелись. Но и в эвакуации было ужасно. Отдельной темой звучит антисемитизм. Антисемитизм государственный ― о нем и много, подробно, и мельком, как о само собой разумеющемся: «За этот подвиг его представили к званию Героя Советского Союза, но наградили только орденом Красного Знамени. Думаю, причина ясна: «пятая графа»». И рядом ― народный, животный антисемитизм. Вот приехали в эвакуацию: «К маме подошла местная русская женщина и спросила: Говорят, на пароходе приплыли евреи? Мама ответила: Да. ― Она попросила показать хотя бы одного. Мама ответила: Я. ― Да нет, ― говорит женщина, ― евреи с рогами, а вы такая же, как я. ― Вот так нас встречали». Или вот так после войны от души было сказано: «Жаль, что немцы вас не добили».

Бедность во время войны. Жили впятером или вшестером, «угол без окна», «из магазинов, где и так почти ничего не было, вообще всё исчезло», «в садик надо было приносить на обед кусочек хлеба. Я была послушной девочкой, и, когда дома хлеба не было, я не хотела идти в садик…», «по карточкам продавали только хлеб. На них ещё были талончики: сахар, мука, масло и т. д. Но это были просто какие-то сигналы из другого мира ― в реальности ничего такого не было…».

Во время войны это понятно: теснота и голод. Но и после войны, потом уже ― какая-то невылазная, вечная бедность, в которой снятая с убитого немца шинель «была впоследствии перешита и служила нам, детям, незаменимой одеждой долгие годы». В драники старались положить яиц поменьше ― экономили. Продукты, медикаменты, разрешения на вывоз картин ― всё нужно было «доставать». Работали в нескольких местах, сверхурочно. Ну, а если отец был репрессирован, это уж полная нищета: «Ещё долго после этого ни маму, ни меня не брали на работу — жену и дочь врага народа. Через 19 лет, то есть в 1957 году, мы получили справку о его полной реабилитации «за отсутствием состава преступления». После этого маме дали пенсию «по потере кормильца»: 28 рублей в месяц. А потом повысили до 32 рублей, потому что выяснилось, что отец был расстрелян, а расстрел приравнивался к травме на производстве».

Про аресты почти у всех упоминается. У кого отца, у кого деда. У кого в 1937 («В 1937 году отца арестовали»), у кого в 1938 («Мой отец был адвокатом. В 1938 году его арестовали и расстреляли»), или «на новой волне арестов» в 1948, но есть и такие, у кого еще в 1927 (правда, тогда «не расстреляли и даже не посадили, а только сослали»). А уж если не отца, не деда «взяли», то по крайней мере директора школы или наркома, от которого зависела судьба отца или чьего-то друга. Большинство арестовывали ночью («Я проснулась от того, что в комнате зажгли свет…»), но случалось и днем («Лишь подходя к воротам нашего дома, я подумала, что сейчас уже, наверное, четыре часа дня. Волнуясь в предчувствии нагоняя, я не обратила внимания на закрытую чёрную машину во дворе…»). И то, как влияли годы заключения на последующую жизнь тех, кто выжил, как не забывались, оставались в подсознании, тоже выпукло показано.

Иногда родители делились с детьми своим отношением к государству, чаще скрывали ― не только боялись, но и не хотели создать у них «плохое мнение о советской власти». Судя по тому, что все представленные в сборнике авторы родину покинули, мнение о Советском Союзе у них все-таки сложилось не слишком хорошее, хотя кое-кто и замечает, что жили в общем-то неплохо.

Несомненную историческую ценность представляют собой эти 25 документальных рассказов о судьбах. Не то чтобы они переворачивали наше мировоззрение (скорее они смогут помочь сформировать мировоззрение следующему поколению), но масса деталей возникает из них в дополнение к нашим общим знаниям.

А ещё материалы альманаха помогают читателю сохранить веру в людей. Несмотря ни на что, каждому из авторов хочется отметить, что люди вокруг были хорошие. Были люди, которые спасали евреев, а были просто обыкновенные необыкновенные нянечки, врачи, воспитательницы, учительницы, друзья и подруги, соседи и коллеги. То ли это авторам повезло, то ли действительно хороших людей много, то ли надо уметь каждый полученный кусочек хлеба помнить всю жизнь и вспоминать с благодарностью.

Хочется перенять у них это умение вспоминать с благодарностью ― и сказать спасибо инициаторам и редакторам альманаха, ведь без них и без издательства «Достояние» мы не прочли бы этих замечательных историй. А они нас во многом обогатили.

Print Friendly, PDF & Email

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.