Моя дочь забеременела. Не так, как в Библии Мария, а по всем правилам порока. Наступила пора родительских слез, заламывания рук и причитаний.

Внук

Подражание Шолом-Алейхему

Лазарь Городницкий

Что вы так удивленно на меня смотрите, как те егупетские богачи, когда я назвал сумму в три целковых за спасение двух их родственниц? Да, да, вы не ошиблись: я тот самый Тевье, простой еврей со своими маленькими заботами и своим пониманием мира. Правда, если быть до конца откровенным, зовут меня теперь не Тевье, а Михаил. Молочным извозом я тоже не занимаюсь, и семья моя соответствует нынешним меркам: одна дочь.

Знаете, господин писатель, когда у вас в семье один ребенок, командира вам выбирать уже не нужно. Вот так в положении подчиненных вырастили мы нашу дочь до двадцати двух лет. Я не могу сказать, как мой предшественник, что она была красавица, но масляные взгляды мужчин не раз вызывали во мне беспокойство.

Как вам сказать, может быть, это свойство только еврейских родителей мечтать о еще не случившемся, но только мы с женой не раз делились снами, где наша дочь уже замужем и нам осталось досчитать до девяти, чтобы познакомиться с первым внуком. Ах, что тут говорить?.. Ведь еще сейчас можно услышать поговорку о том, что человек предполагает, а бог располагает, что в переводе означает, что родительские сны остаются снами, а время ускоряет свой ход. Одним словом, мы оглянуться не успели, как нашей дочери стукнуло двадцать пять, а мелькавшие изредка то тут, то там еврейские парни исчезли за горизонтом, как стаи журавлей в осеннюю пору. Все потянулись на запад: некоторые в Америку, некоторые в Германию.

Вы же знаете, господин писатель, как сильно развито стадное чувство у евреев. И в один прекрасный день мы тоже пересекли границу Германии. Если бы мне кто-то лет тридцать назад сказал, что я буду жить в Германии, он бы ходил заплеванный всю оставшуюся жизнь.

Но, как говорят, «новое место, новое счастье». Нашелся-таки один из бердичевских евреев, которому моя дочь понравилась. И мне не стыдно вам сейчас сказать: мы с женой затаили дыхание. И опять эти старые мечты вдохнули в нас жизнь. И когда наша дочь уходила на гулянку со своим, как теперь говорят, другом, мы с женой начинали свой расклад: как устроить свадьбу, пусть скромную, только для своих, что нужно невесте, что нужно жениху, то да се. Было о чем у нас поговорить. Но скажу вам по правде, это были приятные разговоры.

Скажите мне откровенно, господин писатель, вы когда нибудь видели, чтобы счастье приходило само? Как говорили в старину, «счастье не позволяет долго играться с собой». В общем грянул гром, да еще какой гром, всем громам гром!

Моя дочь забеременела. Не так, как в Библии Мария, а по всем правилам порока. Наступила пора родительских слез, заламывания рук и причитаний. Я и не предполагал, что моя жена знает столько еврейских проклятий, но прислушавшись, я ухватил ее шепот: «Чтоб тебе повырывали все зубы, а один оставили, чтобы ты вечно знал, что такое зубная боль», «Чтоб ты был как редька: рос головой в земле и чтоб тебя ели черви», и еще, и еще. Что в это время творилось с отцом моего будущего внука представить трудно.

Но я же уже вам говорил, господин писатель, что у нас в семье есть командир. Он прикрикнул, обозвал нас, как все командиры обзывают своих подчиненных, и, раскрасневшись от натуги, объяснил:

— Я знала, что мои родители дураки, но все-таки я надеюсь, что у вас хватит ума понять меня.

Так вот: в Германии для социальщиц выгодно иметь детей, но не выгодно иметь официального мужа.

И вы знаете, господин писатель, моя дочь, как заправский бухгалтер, объяснила нам на сколько больше она будет получать в таком положении. Мы прямо рты открыли от удивления: получается — чем дальше мы от еврейских традиций, тем больше платят. Попробуйте в таких условиях остаться евреем!

Ах, господин писатель, вы же знаете, я не вчера родился. Деньги — это хорошо, это даже очень хорошо, но, как моя бабушка еще говорила: «А что на это скажет Эстерка-бакалещица?», что в переводе значит, а какие сплетни поползут о нашей семье? Чего греха таить, каждому еврею хочется казаться в чужих глазах не хуже, чем в своих.

Так сказать вам сразу всю правду? Моему внуку было только четыре месяца от зачатия, как по всему нашему жилому району понеслись слухи, да такие обильные и невероятные, что я заподозрил мою дочь в их авторстве. Когда я спросил ее о моей догадке, она без обиняков ответила: «Ты не ошибся. Людям всегда было нужно два хлеба: один для кишечника, другой для того места, которые некоторые по ошибке называют головой. Я помогла им несколько удовлетворит второй голод. Чем скорее эти сплетни и слухи достигнут людских ушей, тем скорее они им надоедят. В конце концов все в мире «суета сует» — сплетни, и те приедаются.

Ну, дорогой мой господин писатель, как вам нравится моя дочь? Не правда ли в этой женской головке копошатся порой достойные мысли? И потом, как отец, я же хорошо знаю, что по яблоку судят о яблоне.

Теперь вы можете меня поздравить: я недавно стал дедом. По моему уразумению каждый мужчина-еврей в своей земной жизни должен достичь, по крайней мере, три ступени: ступень сына дана ему от Бога, ступень отца дана ему от природы для продолжения рода, ступень деда — это обобщение первых двух и предназначена для продолжения и развития духовности рода.

Знаете, господин писатель, по этому поводу я слышал от людей разные мнения, так пусть будет еще одно.

Вы меня спросите, а как же с отцом моего внука? А что, собственно, произошло? Вспомните: в старину у евреев действовал обычай, что, если из двух братьев один умирал, оставшийся брал на себя заботу о невестке. Этот обычай отошел. Мой предшественник Тевье рассказал об обычае выдавать дочерей в порядке старшинства. И этот обычай канул в Лету. И смею вас заверить, что мы присутствуем при отмирании еще одного обычая: сначала хупа, потом дети. Не знаю в каком направлении пойдет дальше дело, но на сегодняшний день есть уже и такие случаи: сначала дети, а потом хупа. Если и в будущем будет так продолжаться, то, мне кажется, хупа отомрет.

Что вы так укоризненно смотрите на меня? Думаете, старый еврей и такие антиеврейские мысли? Ошибаетесь. Я с трудом и очень часто с неодобрением воспринимаю все эти новшества. Но я человек другого поколения.

Я желаю сегодняшним и будущим молодым людям счастья, и пусть старые или новые обычаи помогут им в этом. И поверьте мне, господин писатель, что улыбка на лицах моей дочери и моего внука для меня целительнее, чем брачное свидетельство.

На этом я хочу сегодня попрощаться с вами. Будьте здоровы и пусть будет здорова вся ваша семья.