Время, когда я мог летать в Москву в командировки от Института философии, где в своё время работал, давно миновало. Обещать что-либо Кириллу я не мог. Только следил за ним по интернету… А теперь его нет и остаётся только читать воспоминания. Кирилл Владимирович Ковальджи был поэтом. Настоящим.

Памяти Кирилла Ковальджи

Феликс Фельдман

10 апреля 2017 года умер Кирилл Ковальджи в возрасте 87-ми лет. Об этом, конечно, знают все поэты, и не только поэты. Почти сразу узнал об этой смерти и я, но не делился этой печалью ни с кем, тем более в общественном органе. Было и больно, и очень обидно, что не успел, хотя всё намеревался, написать ему письмо, рассказать, что делаю и как следую его советам. Только просмотрев недавно видеозапись на tvkultura.ru «Эпизоды», понял, что если владеешь хоть мало-мальской информацией об этом удивительном человеке, которая неизвестна другим, значит надо поделиться с нею. Он был замечательным поэтом, но в ещё большей степени Человеком. Быть Человеком это ведь высшеее звание и высшая награда Бога.

Наверное, литераторам знакома и фраза Кирилла Владимировича: «Я в литературе существую давно, но всегда где-то немножко сбоку. В советское время я не был официальным поэтом, но не был и диссидентом». Сказано скромно, но для меня очень значительно. Мы, его земляки, звали Ковальджи не по имени отчеству, а запросто по имени. Причём совершенно независимо от возраста. Мы, это школьники девятых, десятых классов Кишинёва. Чуткость к людям, простота в общении, безграничная серьёзность как к поэтическим начинаниям зелёных юнцов, так и к состоявшимся литераторам — вот что таится исподволь в этой фразе. Роскошь человеческого общения с ним и вокруг него. Её бы не было, будь он официальным поэтом или диссидентом. Я убедился в этом много, много лет спустя, когда давно жил в Германии.

Случилось это потому, что сразу после выхода очередного поэтического сборника Кирилла «Дополнительный взнос», его электронную версию мне прислал бывший школьный товарищ Борис Колкер, тоже эмигрант, живущий в США, автор учебника языка эсперанто. Мы оба были студийцами Ковальджи при газете «Молодёжь Молдавии». Замечу, что в то время стихи я почти и не писал, тем более не печатал, хотя впоследствии и в этой газете, и в других изданиях республики публиковался достаточно много, но… как свободный журналист. А тут чёрт попутал. Я попросил у Бориса, который поддерживал постоянную связь с Кириллом, адрес и отправил поэту 2-3 своих стишка, типично семейного характера, напомнив о первой литературной студии. Как-то инстинктивно потянуло к этому человеку. Достаточно опытный и тёртый, я хотел почему-то проверить, это тот ли великодушный Кирилл, которого я знал.

Да, конечно, я напомнил ему несколько эпизодов из студийных встреч, конфуз по поводу моего рассказа, где я, юнец, нагловато пытался описать психологическое состояние пожилой многодетной женщины, на что мне недвусмысленно и указали. Напомнил и ещё одну забавную деталь. Дело в том, что Кирилл слегка заикался, особенно когда волновался. Это подметил один из студийцев в стихотворении посвященном ему. Там были такие финальные строки:

«… он слева направо Кирилл,
но справа налево л-лирик»

И вот его ответ:

«9.02.2012

Добрый день, Феликс! Спасибо за добрые слова и воспоминания! Они мне доставили радость. Ваши стихи симпатичные, «домашние». Можно и «обнародовать». Только не рифмуйте «твоя-твоя», как в первом стихотворении… Удачи вам и здоровья! Кирилл Ковальджи».

Естественно, я несказанно обрадовался. Мне, начисто забывшему о поэзии да ещё на несколько десятков лет, вновь потянуло к ней. Завязалась короткая переписка. Я пригласил Кирилла в гости, и он вновь ответил:

«15.02.12

Дорогой Феликс! Спасибо за добрые слова и приглашение. В прошлом году я немало ездил, был в Молдавии, Приднестровии, Румынии (в пяти городах), в Смоленске… Этот год пока не планировал. Посмотрим… И за стихи спасибо. Только моя фамилия не от коваля-кузнеца… У прадеда на могильной плите — Кавалжи, (м.б. было Кавалджиев?)… Кавал — вроде большой свирели. Так что в переводе Свирельщик (Свирелин?) А другие мои стихи можно найти в Яндексе, в Стихи.ру, в Журнальном зале и т.п. Имеется и проза… Удачи и здоровья! Присовокупляю фото (какой я теперь) Кирилл».

Разъясню в чём здесь дело. По материнской линии моя фамилия была бы Канторджи или Канторжи. «Джи» типично турецкое окончание, как «ов» по-русски, или «ко» по-украински. В наших краях турки ведь долгое время господствовали. Я обыграл сходство и послал Кириллу нечто вроде дружеского шаржа. Вот это стихотворение:

Джи…

Куёт поэмы Ковальджи,
течет, журча, КИРИЛЛица.
Ей подпевает Канторджи,
на рифмы не «надИвится».
Коваль, по-нашему, кузнец.
А кантор, вроде бы, певец.
Но что такое это «джи»?
Неужто оба турки?
Они, приятель,
Не брюзжи —
уж явно…
Не придурки!

На что и получил ответ по поводу его происхождения.

Кто слышал Кирилла, тот, конечно, обратил внимание на мягкое румынское «ль» в речи. От него не в состоянии избавиться никто, кто в детстве говорил по-румынски.

Через год переписка стала интенсивней. Мы сближались. Как люди. И это так характерно для Кирилла. Я поздравил его с Рождеством и здесь открылась ещё одна, мировоззренческая особенность поэта.

«7.01.13

Дорогой Кирилл, с Рождеством Вас. Уж не знаю, важно ли это для Вас, верующий ли Вы? Лично я не стесняюсь говорить и не скрываю, что я убежденный атеист, но все великие принципы иудео-христианства уважаю и соблюдаю как традиционные ценности.

Всё же в России это всенародный праздник и, люди его соблюдающие, достойны уважения.

Я желаю Вам в Новом году прежде всего здоровья, а успехов в творчестве Вы давно уже добились, хотя и новые успехи не помешают. Мы, Ваши литприхожане и, разумеется, любим своего пастора.

Ваш
Феликс Фельдман.
Берлин»

Он ответил мне не мешкая:

«8.01.13

Спасибо, Феликс! И Вас поздравляю с Новым годом! По чувству я — религиозен, хотя никаких обрядов не соблюдаю. Религиозен, потому, что есть тайна превыше нас. Всего самого доброго! Ваш Кирилл».

Отношение широко известного поэта вдохновляет, если пытаешься что-то писать. В принципе я писал и публиковался много. Но стихи? Поэзия? Вновь дерзнул:

«10.01.13

… В издаваемом здесь альманахе «До и после» мои стихи и переводы с немецкого опубликовали и готовы дальше публиковать. Но у меня проблема. Не могу добиться адекватной оценки своих стихов. Не то чтобы «быть или не быть». Писать потребность (возможно, психически-болезненное состояние на старости лет). Но потребность ли это графоманская? Я ведь не филолог и пишу-то с год.

Кирилл, можно я пришлю Вам подборку своих стихов, если Вас это не затруднит? За отрицательный ответ не обижусь. Приму как должное.

Ваш
Феликс»

И опять незамедлительный ответ:

«11.01.13

Добрый день, Феликс! Стихи присылайте. А я вам шлю свои… Ваш Кирилл»

Я ответил, что присланный им сборник имею и восхищаюсь. Восхищение моё не было стандартной вежливостью. Так подробно, красочно и оптимистично о старости не писал еще никто, и я обещал Кириллу, что напишу и опубликую подробную рецензию в берлинском журнале «Консультант», постоянным автором которого был. Этот журнал шёл по всем городам и весям Германии и заграницей. Обещание я не выполнил, о чём горько сожалею. С одной стороны, разорился «Консультант», с другой стороны, я замотался в повседневных заботах. Сделать это сейчас уже поздно.

Но стихи я Кириллу послал. И он опять отозвался:

«12.01.13

Дорогой Феликс! Стихи интересные. И — что самое главное — свои, достоверные. Они достойны профессионального разговора (в них немало и любительского и проходного), но жаль, что не можем встретиться, поговорить! Не собираешься ли в Москву? Удачи и здоровья! Кирилл»

Время, когда я мог летать в Москву в командировки от Института философии, где в своё время работал, давно миновало. Обещать что-либо Кириллу я не мог. Только следил за ним по интернету. Но больше не писал. Из скромности. Из-за застенчивости. Да кто я такой?!

А теперь его нет и остаётся только читать воспоминания в замечательной книге Кирилла Ковальджи «Моя мозаика или По следам кентавра».

Кстати, «кто я такой». Хотя в издательстве «Союза писателей» у меня вышло два сборника: сборник стихов, поэма и сборник переводов знаменитого немецкого поэта, я себя поэтом не считаю и никогда считать не буду. Уверен, что поэтов бывает не много. Писать стихи могут многие и это хорошо. Возможно, это неплохие и нужные стихи. Но у поэзии свои законы, объективные законы красоты. Ноумен. В этом пространстве много места, и значительный поэт может создать свой феномен, если, конечно, сможет. Но также, как редки значительные философы, так же редки и настоящие поэты. Когда меня спрашивают о профессии, серьёзно я отвечаю, как и мой бывший научный руководитель профессор М.Н. Грецкий, что я преподаватель философии. Но не философ.

Кирилл Владимирович Ковальджи был поэтом. Настоящим.