Михаил Ривкин: Недельный раздел Экев

Loading

Первый параграф декларирует Меру милосердия, второй — Меру суда. И только в постоянном диалектическом единстве этих двух мер может существовать настоящая, не абстрактная а конкретно-проживаемая каждый час и каждую минуту вера в Б-га. Вера не как словесная дань принятом в обществе нормам…

Недельный раздел Экев

Михаил Ривкин

И вот, если послушаетесь заповедей Моих, которые Я заповедую вам ныне, чтобы любить Г-спода, Б-га вашего, и служить Ему всем сердцем вашим и всею душою вашею, (Деварим 11:13).

Первый параграф Шема (Деварим 6:4-9) отличается от второго параграфа из главы Экев (Деварим 11:13-21) по трём параметрам: грамматической формой, содержанием и и своей главной идеей. Первый параграф сформулирован исключительно в единственном числе, во втором параграфе единственное и множественное число чередуются. Во втором параграфе достаточно подробно перечисленны как хорошие, так и плохие вещи, которые могут случится в будущем с Израилем. Наконец, эти два параграфа Шема имеют редкую особенность: их главенствующая идея была официально сформулирована (резюмирована) в фоме двух теологических принципов ещё Мудрецами Благословенной Памяти, и с тех пор эти две формулировки (первого и второго параграфа) получили нормативный статус в Иудаизме. В сидурах довольно часто приводят эти два принципа, как то особое молитвенное настроение (кавану), на котором молящийся должен концентрироваться, когда он читает соответственно первый и фторой параграф Шема. В отношении первого параграфа все сидуры единодушны: читая его, мы должны концентрироваться и сосредоточиваться на идее «принятия бремени Небесного Царства». А вот в отношении второго параграфа, имеются расхождения. В некоторых сидурах соответствующее настроение названо «принятие бремени заповедей», а в некоторых — «принятие награды и наказания» и в том, и в другом случае ссылаются на Мудрецов Тадмуда.

Версия «принятие бремени заповедей» выглядит не слишком убедительно. Заповедь любви к Творцу фигурирует в начале как первого, так и второго параграфов. В первом параграфе она сформулирована в единственном числе, а во втором — во множественном, с добавлением повеления служить Творцу. Попытка разделить любовь к Всевышнему, как чувство сугубо индивидуальное, и служением Ему, как нечто, возможное только в масштабах национального коллективы, тоже не очень убеждает. Ведь и там, и там добавлено расширение «всем сердцем и всею душою», т. е. И любовь, и служение понимается, в первую очередь, как некое внутренее переживание, как особое духовное состояние, т. е. Нечто сугубо индивидуальное, что, при всём желании, никак нельзя упорядочить внешне и сделать обязательным для целого коллектива. Наконец, завершающие слова второго параграфа, которые Мудрецы Талмуда толкуют как четыре конкретные заповеди: тфилин, мезуза, изучение Торы и чтение Шема, точно повторяют уже сказанное в единственном числе в первом параграфе, именно эти заповеди, в отличае от многих других, могут быть исполнены именно только индивидуально, а не в коллективе.

Намного точнее выражает главную идею второго параграфа формула «принятие награды и наказания». Именно это, награда и наказание, составляют большкю часть второго параграфа, именно об этом он рассказывает во всех деталях. Йешаяху Лейбовия в своей поразительной статье о чтении Шема приходит к совершенно неожиданному для привыкших к рутинному чтению Шема, но глубоко мотивированному и логичному умозаключению: между первым и вторым параграфом Шема существует непримиримое противоречие: Первый параграф это торжество свободы человека, это «Любовь к Создателю, которая ни от чего независит», это прыжок из царства необходимости в царство Свободы (как сказал бы Маркс). «Заповедь любви к Творцу представлена в этом параграфе как абсолютное требование к человеку, это категорический иператив, это повеление не сформулировано и необъяснено какими бы то ни было внешними обстоятельствами. Оно не подкрепляется какими бы то ни было санкциями. Нет ни слова, ни полслова о награде, которая даркется или о наказаниях неверующим. Это повеление существует само по себе, это то, что позднее еврейская традиция обозначила как «во Имя». Таким образом, первый параграф выражает принцип абсолютно свободного, ничем не детеминированного выбора между верой и неверием в пользу веры. Именно эта идея является главнейшим постулатом в мировоззрении Й. Лейбовича.

«Полным противоречием этому является второй параграф. В нём содержатся объяснения и обоснования любви к Создателю и служения Ему, эта любовь усилена санкциями /…/ этот параграф начинается со слова «если» категорическое повеление превращается в обусловленное повеление. /../ во втором параграфе принятие бремени Небесного Царства и принятие бремени Торы и заповедей мотивируется прагматическими соображениями, «если послушаетесь заповедей Моих, которые Я заповедую вам ныне, чтобы любить Г-спода, Б-га вашего, и служить /../ То дам Я дождь земле вашей своевременно /../Берегитесь, чтобы не обольстилось сердце ваше /../И возгорится гнев Г-спода на вас» и это полное противоречие первому параграфу. Можно сказать, что второй параграф это выражение религиозности Элиши бен Авуя» (Й. Лейбович О чтении Шема)

Иными словами, второй параграф это как бы «прыжок из царства Свободы обратно в царство необходимости».

Далее Й Лейбович приводит разъяснеие этого противоречия в учении РАМБАМа, как он его истолковывает. Первый параграф это абсолютный идеал веры, некий бесконечно ускользающий от нас горизонт, к которому мы всегда должны стремиться, но которого очень и очень немногие достигают. Второй параграф это некое средство воспитания и постепенного приближения человека к этому абсолютному идеалу, которое помогает нам преодолеть инерцию повседневности и сделать первые шаги. Это тот случай, когда «из не во Имя придёт во Имя».

Смею полагать, что великий философ несколько сместил акценты. Он предлагает нам как бы замкнуться в башне из слоновой кости и провести некий мысленный эксперимент. Он требует, чтобы мы рассматривали и первый и второй параграф Шема сугубо умозрительно, в полном отрыве от событий реальной жизни как своей собственной, так и всех окружающих нас людей, полностью отключив нашу эмоциональную сферу, не испытывая ни радости ни горя Но ведь реальный человек ежечасно испытывает именно эти чувства, и только они делают его живым человеком, а его поступки — человеческими поступками. И именно поэтому для человека куда сложнее принять именно главную идею второго параграфа. Идея чистой, ничем не замутнённой любви ко Всевышнему это именно абстрактное, абсолютное, ничем не контролируемое, не измеряемое требование. Это именно тот случай, когда на словах человек охотно повтоит за своим учителем любую мантру, не отдавая себе по-настоящему отчёта, в чём же её смысл. Это ещё не вера в Б-га!

Вера, настоящая вера, начинается именно в тот момент, когда человек в состоянии сделать следующий шаг, шаг гигантский, и соотнести реальные события своей жизни, жизни окружающих его людей, жизни своего народа с принципом «награды и наказания». Для человека характерно видеть все хорошие события своей жизни как некий закономерный результат той жизненной стратегии, которую он выстроил, тех решений и тех выборов, которые он сам совершил или как посланную свыше заслуженную награду за его превеликие добродетели. И, напротив, все беды и несчастья, которые на него обрушились, он воспринимает либо как козни врагов в земном мире, либо (одно другому не противоречит), как некие удары слепого и безжалостного Рока. И только тогда, когда человек преодолевает такое интуитивное восприятие, глубоко укоренённое в глубинах гашего сознания, и ещё глубже, в тайных глубинак коллективного бессознательного, когда он начинает соотносить и всё хорошее, и всё плохое, что сним происходит с волей Творца, только тогда его можно считать по-настоящему верующим человеком. И, напротив, первые трещины в религиозной вере появляются именно тогда, когда человек утрачивает таку.ю способность. Второй параграф Шема, как и первый тоже требует от нас абсолютно свободного выбора между верой и неверием, но выбора трагичного и возвышенного именно своею конретностью.

Подводя итоги, можно сказать, что первый параграф Шема формулирует требование любви к Б-гу, и именно любовь к Б-гу подразумевается в абстрактной формулировке «принятие бремени Небесного Царства», в то время как второй параграф выражает не менее важное требование Страха Б-жьего, добровольное, осознанное принятие награды и наказания, что намного труднее. Первый параграф декларирует Меру милосердия, второй — Меру суда. И только в постоянном диалектическом единстве этих двух мер может существовать настоящая, не абстрактная а конкретно-проживаемая каждый час и каждую минуту вера в Б-га. Вера не как словесная дань принятом в обществе нормам, а как интимное индивидуальное переживание. Это диалектическое единство в реальной жизни проявляется как непрестанное отклонение то в одну то в другую сторону., то одна, то другая мера выходяит на первый план в каждый момент жизни человека, но при этом это единство никогда не исчезает. И именно иудаизм сумел уловить и выразить эту трагическую диалектику лучше, чем любая другая религия. Именно этим и объясняется столь удивительная, противоречащая все законам позитивисчтской истории жизненная сила еврейского народа, которая позволила ему пережить две тысячи лет галута и воссоздать на своей земле полноценное общественно-государственное устройство.

Print Friendly, PDF & Email

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.