Владимир Бабицкий: Памятные эпизоды

Loading

Гости развалились на диване перед скульптурой Ленина. «Ну как вам мой Ленин?» — спросил Кибальников. Вучетич прищурившись, осмотрел стоящую фигуру и предложил: «Ну-ка ё#ни его по башке». Кибальников подошёл и с силой ударил фигуру по голове ладонью. Голова Ленина слегка сдвинулась, приближая подбородок к груди…

Памятные эпизоды

Владимир Бабицкий

Сменяются годы, уходят эпохи,
Являя потомкам развития крохи.
Весь свет перемешан в глобальном массиве,
Тут строят коллайдер, там «мочат в сортире».

Гонимые ветром России песчинки
Рассеялись в мире с культурной начинкой.
На празднике жизни найдут себе место,
Оставив отчизне «счастливое детство».

При подготовке издания недавно вышедшей мемуарной книги автора «Путь далёкий до Типперэри» (Москва-Ижевск, Институт компьютерных исследований, 2016), некоторые занятные памятные эпизоды по разным причинам не были включены в публикацию и предлагаются ниже.

Только бизнес

Будучи детьми коммуналок военного периода, мы проводили основное время во дворах, стараясь быть осведомлёнными обо всём, заслуживающим внимания, что происходило в зонах прямой достижимости. Неожиданно обнаружилось, что в Лефортовский парк, куда можно было добраться, двигаясь вдоль реки Яузы, поместили пленных немцев. Это событие не могло не взволновать ‘дворовую публику’. Война уже закончилась, но бесконечные игры в войну составляли существенную часть досуга. А тут такая возможность увидеть ‘фрицев’ вживую. На какое-то время посещения лагеря стали главным интересом.

Пленные располагались за высоким решётчатым металлическим забором в открытых летнему воздуху брезентовых палатках. Прильнув к прутьям, мы внимательно рассматривали этих непривычно одетых в поношенные униформы бородатых мужчин. Бороды в то время были редкостью, и обитатели лагеря казались нам старыми людьми, хотя теперь я понимаю, что в большинстве случаев они едва ли достигали тридцати лет.

С нашей стороны лагерь охранялся автоматчиками, расположенными на двух вышках по концам забора. Солдаты, развалившись на скамьях, лениво наблюдали происходящее вокруг, расслабленные отсутствием какой-либо опасности. Автоматы лежали у их ног. Немцы явно не собирались никуда бежать, а на нас, мальчишек, охрана, конечно, не обращала никакого внимания.

Мы видели, что некоторые пленные что-то вырезали из дерева, что усиливало наше любопытство.

— Фриц, пойди сюда, покажи, — поманили мы кого-то из них. Бородатый немец подошёл к забору и протянул нам, улыбаясь, несколько вырезанных из дерева свистков. Мы их тут же опробовали, убедившись в хорошем качестве звука, и неуверенно попытались вернуть. Немец махнул рукой, показывая, что отдаёт их нам.

Под заливистый свист мы возвращались домой. Стало ясно, что перед нами открылись новые перспективы. Последующие визиты быстро приняли деловой характер. Запасшись из дома хлебом, мы мчались к ограде парка. У каждого из нас был теперь свой Фриц-компаньон, и мы протягивали хлеб, получая заранее приготовленные для нас деревянные фигурки. Немцы с жадностью поедали наши приношения. Жизнь приобрела свежие краски: отсутствие игрушек после войны теперь с лихвой окупалось интересными приобретениями.

***

Недалеко от моего дома, на улице Чкалова, пленные строили красивое многоэтажное здание (ныне дом 46 по Земляному Валу), как выяснилось потом, по заказу всесильного Министерства государственной безопасности. Оно соединялось декоративной аркадой с ещё одним возводимым домом.

Автором проекта являлся известный архитектор Евгений Рыбицкий. Созданное им произведение «сталинского ампира» поражало воображение обилием архитектурных украшений и богатством материалов. Ходят слухи, что использованный для облицовки цоколя здания красный гранит был «заготовлен гитлеровцами для монумента по случаю взятия Москвы».

Ул. Земляной Вал, д. 46
Ул. Земляной Вал, д. 46

Архитектор был награждён Сталинской премией, которую впоследствии, в период борьбы с излишествами в архитектуре (1955), отобрали, осудив проект в специально изданном правительственном постановлении.

Однажды днём, в завершающей стадии отделочных работ, происходивших в прямой видимости из моего дома, все окружавшие ‘немецкие здания’ строительные леса одномоментно рухнули, похоронив под обломками десятки людей. Тела погибших быстро убрали вместе со строительным мусором. Происшедшая катастрофа настолько поразила детское воображение, что никакого желания продолжать ‘бизнес’ в Лефортово больше не возникало.

Моя «Покровка»

Гуляя по Покровке и прилегающим бульварам, любимым местам моей московской жизни, я вспоминаю истории почти каждого дома, описанные в многочисленных воспоминаниях и путеводителях, свои собственные изыскания и приключения.

Вот живописные Чистые пруды, из которых меня, купающегося дошкольника, выудил как-то милиционер, доставив домой на улицу Обуха (сейчас Воронцово поле) к потрясённым родителям.

Напротив, предмет постоянного вожделения, бывший кинотеатр «Колизей» (ныне театр «Современник»), куда иногда, накопив за счёт не съеденных школьных завтраков 40 копеек, удавалось попасть благодаря высокому росту на фильмы с допуском ‘старше шестнадцати’, оставляя позади завистливо глядящих мне вслед четырнадцатилетних одноклассников.

Недалеко, через Гусятников переулок и Огородную Слободу (в советские годы пер. Стопани), проходя мимо дома чаеторговцев Высоцких, в котором во время моего детства располагался Московский дом пионеров, я выходил ежедневно в Малый Харитоньевский переулок. Здесь, в здании бывшего Московского политехнического общества для объединения выпускников Императорского Московского технического училища, располагался Институт машиноведения Академии наук, где я проработал 30 лет.

Здание Московского политехнического общества (архитектор А.В.Кузнецов, 1905-1907). Ныне Институт машиноведения Российской Академии наук, Малый Харитоньевский пер. д. 4
Здание Московского политехнического общества (архитектор А.В.Кузнецов, 1905-1907). Ныне Институт машиноведения Российской Академии наук, Малый Харитоньевский пер. д. 4

По замечанию архитектора здания А. В. Кузнецова, «при проектировании фасада приняты в руководство архитектурные мотивы Англии — страны, давшей нам первую паровую машину, паровоз, пароход и ткацкий станок».

Оправдывая выбор английского стиля, участвовавший в начальном проекте инженер Н.П. Зимин писал: «… во-первых, техническая наука чужда национальности и черпает свои успехи из всемирных успехов техники, не считаясь с национальными вопросами, а во-вторых, русский стиль представляется очень неудобным для общественных зданий, потому что он препятствует достаточно полному освещению внутренних помещений. Создавался русский стиль в те времена, когда русские люди при отсутствии свободы мысли и под давлением неблагоприятных обстоятельств прятались от света». Вот и мне удалось «под давлением неблагоприятных обстоятельств» выбраться с помощью этого здания на свободу в Англию.

Среди членов Московского политехнического общества был живший невдалеке Н.Е.Жуковский. На параллельной улице проживал С.А.Чаплыгин. Улицы названы их именами.

Одно время в Институте машиноведения работали В.А. Цукерман и Л.В. Альтшуллер, которые впоследствии вместе со своим другом, будущим академиком и нобелевским лауреатом В.Л. Гинзбургом, стали ключевыми фигурами советского ядерного проекта, удостоенные большим количеством почти всех возможных государственных наград и премий.

В начале Малого Харитоньевского переулка на углу с Мясницкой улицей расположен дом, принадлежавший с 1826 года сенатору А.А. Арсеньеву, являвшийся частью бывшей усадьбы Л.К. Нарышкина (перестроен в конце XIX века). В доме сенатора побывал А.С. Пушкин. В 1843 году у Арсеньевых останавливался гастролирующий в Москве Ференц Лист.

В 1880-х годах домом владела Н. Ф. фон Мекк, известная дружбой и перепиской с П. И. Чайковским; композитор неоднократно останавливался в этом доме. В 1880-х годах здесь жил Клод Дебюсси, который преподавал музыку дочерям фон Мекк.

В следующем по Мясницкой улице величественном доме «усадьбы Барышникова», построенном архитектором М.Ф.Казаковым, писал свои главы «Горя от ума» А.С.Грибоедов. Здесь же был написан и его популярный вальс.

На другом конце Малого Харитоньевского, в Большом Харитоньевском переулке проходило детство Пушкина. В эти места, согласно замыслу автора, приехала из деревни пушкинская Татьяна:

«В сей утомительной прогулке
Проходит час-другой, и вот
У Харитонья в переулке
Возок пред домом у ворот
Остановился.»

(Евгений Онегин, XXXIX, XL).

***

На выходе с Чистых прудов на Покровку царит слева величественное здание «Апраксинского дворца» в стиле растреллиевского барокко, известное в архитектурных справочниках как «Дом-комод». Дворец построен в конце XVIII века. В дальнейшем дом перешёл во владения Трубецких.

Дом-комод, ул. Петровка д. 22
Дом-комод, ул. Покровка д. 22

«Сестра Пушкина вспоминала, что в детстве её с Сашей возили учиться танцам к Трубецким на Покровку. Считается, что именно здесь, в «доме-комоде» князя И. Д. Трубецкого, состоялся сговор о свадьбе его племянницы М. Н. Волконской с графом Николаем Ильичем Толстым; в этом браке родился Лев Толстой. В доме 1849-50 годах в доме Трубецких квартировал Д.Менделеев.

В 1861 году дом был продан под размещение 4-й мужской гимназии, в которой учились создатель аэродинамики Николай Жуковский, философ Владимир Соловьев, театральный режиссёр и критик Константин Станиславский, филолог Алексей Шахматов, писатель Алексей Ремизов и политический деятель Николай Астров» (Википедия, Дом Апраксиных-Трубецких).

В моё время здесь располагался Дом пионеров и школьников Красногвардейского района, где я прошёл все свои детские университеты от опыления тюльпанов (для выведения новых сортов) до радиотехники и шахмат. Там было всегда интересно. Про девочку с длинной косой, ходившую в литературный кружок, говорили, что она пишет хорошие стихи. Её звали Белла Ахмадулина.

***

Одна занятная история этих мест, записанная, по-видимому, в самых засекреченных архивах, вряд ли когда-нибудь найдёт достойную публикацию. Её рассказал мне знакомый.

Ещё до войны его отец был призван в армию и впоследствии направлен на учёбу в заведение высокого ранга, принадлежащее органам государственной безопасности. Курсантов готовили к шпионской деятельности за рубежом. Некоторые из соучеников впоследствии стали гордостью советской военной истории.

Как-то в порядке выполнения очередного учебного задания студенту было поручено осуществлять наблюдение за перемещением по Москве сотрудника иранского посольства, так называемое скрытое наружное сопровождающее наблюдение. По окончании задания он должен был представить подробный отчёт.

Посольство располагалось на Покровском бульваре, и, взяв под контроль свой объект наблюдения прямо от дверей, будущий шпион незаметно следовал за ним, фиксируя по возможности все детали перемещения.

У сотрудника посольства оказалось множество дел в городе, и он энергично передвигался по Москве, используя общественный транспорт и пешеходные маршруты. Стоял жаркий день и преследование оказалось утомительной задачей.

Наконец, дела в городе были завершены и иранский дипломат вернулся на трамвае А (знаменитая ‘Аннушка’) на Покровский бульвар, пересёк его и скрылся в дверях посольского здания.

Обессиленный многочасовой работой наш будущий разведчик с облегчением присел на лавочку в тени деревьев.

Неожиданно, из дверей посольства появился мужчина в смокинге, держащий поднос на вытянутой руке поверх белоснежного полотенца. Подойдя к скамейке, он протянул незадачливому шпиону сэндвичи, кофе и стакан холодной воды.

Классики социалистического реализма

Планируя как-то свой зимний отдых под Москвой, я получил чей-то совет попытаться купить путёвку в Дом творчества архитекторов «Суханово». Рекомендацию удалось осуществить, и вскоре я появился в замечательной старинной усадьбе, принадлежащей в прошлом Волконским и расположенной в живописном уголке русской природы. Сохранённые архитекторами детали главного здания, в котором располагались отдыхающие, живо отражали аристократический быт ушедшей эпохи, и я с благоговением изучал впечатляющие интерьеры.

Заметив мой интерес, мои новые знакомые-архитекторы взяли шефство надо мной и с удовольствием комментировали внутренние и наружные детали усадьбы. Большинство из них были значительно старше меня, и я с огромным интересом и уважением общался с этими интеллигентными, талантливыми и скромными людьми.

Некоторые привезли с собой мольберты, и у меня на глазах рождались живописные этюды. По-видимому, им было тоже интересно контактировать с молодым исследователем, и они задавали мне множество вопросов по актуальным научным и техническим темам.

***

Среди бесед запомнилась одна, рассказанная во время прогулки новым знакомым, примерно моего возраста, о его опыте первого общения с классиками.

После окончания архитектурного института он был командирован в студию народного художника СССР, лауреата Ленинской и Сталинских премий, Александра Кибальникова. Скульптор работал над фигурой Ленина, и мой знакомый был привлечён к архитектурной разработке постамента в составе группы выпускников. Молодёжь отнеслась к заданию с большим энтузиазмом, и с волнением ожидала первой встречи с прославленным деятелем. Однако прошла неделя, затем вторая, а классик не появлялся.

Однажды вечером, в разгаре работы на лестнице раздались шумные, пьяные голоса, дверь распахнулась, и в мастерскую ввалились три знаменитости: Вучетич, Кибальников и ещё кто-то, фамилия которого не сохранилась в моей памяти. Гости развалились на диване перед скульптурой Ленина.

— Ну как вам мой Ленин? — спросил Кибальников.

Вучетич прищурившись, осмотрел стоящую фигуру и предложил:

— Ну-ка ё#ни его по башке.

Кибальников подошёл и с силой ударил фигуру по голове ладонью. Голова Ленина слегка сдвинулась, приближая подбородок к груди.

— Теперь гораздо лучше, — заключили знатоки и с шумом удалились.

До окончания работы над проектом мой знакомый больше мэтра не видел.

***

В молодёжной туристической поездке в Венгрию, в 1965 году, моей первой в Европу, я познакомился с увлечённым искусствоведом Игорем Светловым, с которым мы подружились. Он привёл меня в мастерскую скульптора Виктора Калло, автора впечатляющего памятника жертвам венгерского восстания 1956 года, установленного в Будапеште.

Виктор, венгерская и европейская знаменитость, поразил меня демократичностью и свободой своих суждений, в то время довольно рискованных. Он рассказал, как в Москве на приёме, устроенном в его честь, к нему подошёл Л.Кербель.

— Как тебе мой Маркс? — спросил советский классик.

— Я слышал, что ты вырубил его из одного камня, — нашёлся Виктор.

— Ну, это не самое главное, — возразил Кербель.

— Нет, нет, камень грандиозный, — одобрительно заключил Виктор.

Кербель, обиженный, отошёл.

Офицерская доблесть

В семидесятых годах, истощённый перипетиями подготовки и защиты докторской диссертации, я искал возможности для короткого активного летнего восстановления сил. Таким средством был для меня обычно горный туризм. Неожиданно, удалось купить ‘с рук’ горящую путёвку на туристическую базу Министерства обороны в Красной поляне.

Появившись на базе, живописно расположенной в горах у подножия Главного Кавказского хребта, я с удовольствием присоединился к развитой спортивной жизни турбазы, включавшей горные экскурсии, соревнования по плаванию в комфортабельном бассейне, расположенном на базе, бильярдные и шахматные поединки.

У меня появились знакомые, с которыми было приятно и интересно общаться. Среди них оказались несколько молодых семейных пар, так или иначе связанных с армией.

Меня заинтересовало, что капитан второго ранга Марк, имел на кителе знак окончания Военно-морской академии. Мой двоюродный брат, служивший в то время в качестве капитана первого ранга на Балтийском флоте, много лет безрезультатно пытался добиться направления на учёбу в Академии. Несмотря на блестящий послужной список, ему каждый раз отказывали наверху под различными предлогами. Марк явно имел тот же ‘дефект’ в происхождении, что и мой кузен, поэтому мне было особенно интересно, как ему удалось пробиться через эту стену дискриминации.

Ниже история, которую он мне рассказал в ответ на мои расспросы.

Будучи молодым офицером тихоокеанского флота, Марк, заручившись поддержкой своих непосредственных начальников, подал рапорт с просьбой командировать его в Академию. Ему стало известно, что в последний момент командующий флотом вычеркнул его фамилию из общего списка, рекомендованных к поступлению.

Явившись к адмиралу на личный приём, Марк заявил следующее:

— Мне известно, что вы без каких-либо разумных оснований удалили мою фамилию из списков, перечеркнув тем самым мою будущую карьеру на флоте. Попав из-за этого в безвыходное положение, я решил, что единственный путь защитить свою офицерскую честь будет попытка перечеркнуть и вашу военную карьеру. Для этого я буду искать способ дать вам публичнo пощёчину.

Отдав честь, Марк повернулся и вышел.

Через некоторое время, он обнаружил свою фамилию в списке офицеров, одобренных к поступлению в Академию.

Поражённый этой историей, я сказал Марку, что он совершил героический подвиг, соизмеримый с высшей воинской доблестью.

Дефект массы

Семинар, приехавшего из Горького (теперь, как и в далёком прошлом, Нижнего Новгорода) профессора Юрия Исааковича Неймарка на физическом факультете в Московском университете, был значительным событием, собравшим цвет московских теоретиков. Обсуждались проблемы стохастического поведения динамических систем, то есть неупорядоченные движения, порождаемые некоторыми структурами при отсутствии в них случайных факторов.

После интересного доклада и оживлённой дискуссии несколько участников семинара вышли вместе на улицу, приглашённые профессором Полиной Соломоновной Ланда, живущей недалеко, к ней на чай по случаю приезда дорогого гостя. В нашей компании был ещё Руслан Леонтьевич Стратонович — всемирно известный физик-теоретик.

Юрий Исаакович сообщил нам, что в Горьком пропал сыр (перестройка была в полном разгаре — продукты постепенно исчезали), и жена попросила его привезти сыр из Москвы. Наша компания загорелась энтузиазмом помочь коллеге, и мы направились в продовольственный магазин, расположенный недалеко, около гостиницы «Университетская». В небольшом магазине-подвальчике было пусто, и скучающая молодая продавщица оживилась при виде такого ‘наплыва’ покупателей.

Красные головки вожделенного сыра единственного сорта красовались на полупустой полке, и мы выстроились в привычную очередь один за другим в предвкушении успешного решения проблемы.

Первой обратилась к продавщице Полина Соломоновна:

— Взвесьте мне, пожалуйста, одну головку сыра, — вежливо попросила она.

— Не положено, — почти радостно сообщила девушка, — только по полкилограмма в одни руки. А в головке два килограмма.

Теперь за решение проблемы взялся Руслан Леонтьевич.

— Смотрите, нас как раз четверо. Четыре раза по полкилограмма будет ровно два, поэтому вы нам можете выдать целую головку на четверых.

Стратонович привык работать с молодёжью, просто разъясняя самые сложные проблемы теоретической физики.

Девица уставилась на профессоров с чувством явного интеллектуального превосходства.

— Я же сказала вам русским языком, только по полкило в руки.

— Да, но четыре раза по полкило будет как раз два, — неуверенно почти хором сказали профессора.

— Но руки-то будут только одни, — победно заключила девица.

Теоретические доводы были исчерпаны. Мы выстроились послушно за своими полукилограммовыми порциями и получив, сложили их в исходную головку.

— Интегрирование по частям, — определил я проведенную сложную операцию.

Интересно, можно ли объяснить эту ситуацию современной молодёжи?

***

Незадолго до описываемых событий Полина Соломоновна рассказала мне интересную историю из опыта своего общения со Стратоновичем, с которым дружила. Как-то за обедом в университетской столовой, он попросил её объяснить суть проблемы ‘динамического хаоса’, с которой он не был знаком. Изложив, она заметила, что до сих пор не удаётся построить законы распределения вероятностей даже для простейших систем, приведя пример ‘маятника Неймарка’.

На следующий день Руслан Леонтьевич принёс ей написанный на нескольких листках вывод требуемого закона. Начав проверять его выкладки, она обнаружила ошибку в преобразованиях. Исправив её и аккуратно доведя доказательство до конца, она получила точно тот же результат, который был у Стратоновича. Выдающийся учёный предугадал окончательный вид требуемого закона и пришёл к нему, несмотря на ошибку в выводе.

В тесном взаимодействии

В начале 1990 года я впервые получил разрешение на служебную поездку в капиталистическую страну в качестве приглашённого профессора Института механики Мюнхенского технического университета. Перестройка принесла свои плоды.

В иностранном отделе Президиума Академии наук мне выдали служебный паспорт и авиационные билеты. При выдаче паспорта меня попросили зайти в комнату, расположенную недалеко вдоль коридора.

Небольшое количество комнат вокруг, двери которых были в основном открыты для посетителей, были заняты сотрудниками аппарата Президиума, работавшими с многочисленными бумагами и визитёрами. Ничего не подозревая, я постучал в закрытую дверь и, услышав приглашение, вошёл.

Неожиданно я очутился в совершенно другом мире, никак не вязавшемся с царящей вокруг академической обстановкой. В строго и аккуратно обставленном кабинете, из-за большого письменного стола, не имевшего следов его прямого использования, меня приветствовал крепко сложенный молодой человек военной выправки, сидевший под каким-то официальным портретом. Выяснив мою фамилию, он пригласил пройти с ним в другую комнату похожего вида, где нас встретил ещё один такой же ‘сотрудник’.

Сообразив куда попал, я ожидал, что должен подвергнуться сейчас испытанию на лояльность в связи с предстоящей поездкой. Однако моих инструкторов интересовали только вопросы о моём директоре: какого я о нём мнения и как к нему отношусь.

Я знал, что как вице-президент академии наук, директор курировал иностранные дела, но такая прямая субординация сотрудников ‘органов’ мне в голову не приходила, хотя многие общие знакомые об этом намекали. Меня возмутило также, что инструкторы фактически занялись не своим делом — выяснением личных отношений в академической среде, никакой связи не имевших с ‘государственными интересами’, которые они были призваны охранять.

Не желая участвовать в подобном разговоре и вместе с тем дипломатично сдерживаясь, чтобы не покривить душой, я ответил, вспомнив известную реакцию Б.Пастернака на вопрос по телефону Сталина о его отношении к арестованному О.Мандельштаму, что учёные «относятся друг к другу как красивые женщины». Плохо поняв смысл моего ответа, и пытаясь не ударить лицом в грязь, они весело рассмеялись и быстро попрощались.

Я покинул кабинет поражённый нелепостью открывшегося мне нового видения ‘академической’ активности непосредственно в стенах её высшего органа в тесном взаимодействии академиков и ‘тайной полиции’.

Насильственная ассимиляция

В первый день моего появления на работе в качестве приглашённого профессора в Институте механики Мюнхенского технического университета, директор института, профессор Пфайфер, объяснил мне условия моей оплаты и предложил открыть счёт в одном из банков, чтобы переводить туда деньги.

Явившись в расположенное недалеко отделение Дрезднер-банка, я объяснил по-английски свои намерения, и банковский служащий начал оформлять для меня формы по-немецки. Переписав с паспорта имя, фамилию и дату рождения, он перешёл к графе национальность, вопросительно посмотрев на меня.

— Еврей, — назвал я привычную формулу, написанную в моём внутреннем советском паспорте и обычно проставляемую во всех советских анкетах, даже при записи в библиотеку. Эта запись должна была постоянно мобилизовывать бдительность советских чиновников, призванных ограничивать продвижение лиц ‘неправильных национальностей’.

Она проставлялась при выдаче первого паспорта в 16 лет на основании ‘национальностей’ родителей и изменению не подлежала. В случае родителей разных национальностей получатель паспорта мог сделать выбор между ними. Где мне было тогда знать, что в цивилизованном мире национальность означает просто гражданство. (После развала Советского Союза эта запись отменена в России).

— Вы из Израиля? — удивлённо поднял брови клерк.

— Нет, из России, — пояснил я.

— Значит вы русский?

— Нет, я еврей, — настаивал я.

— У вас израильское гражданство? — с напряжением в голосе переспросил он.

— Нет, советское.

Не задавая больше вопросов, он с раздражением написал размашисто: русский.

***

Как-то, мой приятель Самуил Рыбак, участвовавший в работе научной конференции, проводимой в столице Еврейской автономной области — Биробиджане, во время приёма учёных, устроенного руководством области, задал им хороший вопрос:

— Не чувствуют ли себя ущемлёнными этнические русские люди, у которых в паспорте записано, что они родились или проживают в Еврейской автономной области?

Под едва скрываемые улыбки собравшихся, руководство пыталось сформулировать свои возражения.

История с геометрией

По приездe в Мюнхенский Технический университет в качестве приглашённого советского профессора, мне с женой была предоставлена квартира в новом общежитии для приезжих учёных, возведённом в старинном районе на Амалиенштрассе. Некоторые внешние детали здания доделывались уже в нашем присутствии, и я с интересом наблюдал за качественной работой немецких строителей.

К квартире примыкала широкая лоджия, и вскоре к нам постучался рабочий, чтобы выложить пол лоджии красивой керамической плиткой. Лоджия имела довольно сложную многогранную форму, и меня заинтересовало, как будет решена геометрическая задача вписывания в эту форму узора, создаваемого плитками.

Процесс укладки занял почти неделю, плитки тщательно подгонялись одна к другой. К моменту завершения работы мне показалось, что симметрию рисунка до конца выдержать не удастся. Конечно, это малозаметное нарушение не было бы критическим, но было любопытно, что же произойдёт в конце. По-видимому, вскоре рабочий тоже заметил намечавшееся расхождение. В результате он удалил все уже зафиксированные плитки, и, потратив ещё неделю, точно осуществил новое расположение, симметрично вписав плиточный узор.

На следующий день после завершения работы, появился приёмщик с какими-то измерительными инструментами и тщательно проверил проделанную работу. Таких строительных рабочих я видел впервые.

Европеец Кузя

Уютно расположившись в новой квартире по приезде в Мюнхенский технический университет, мы вскоре обнаружили среди наших соседей семейную пару, приехавшую из Киева в Университет имени Людвига-Максимилиана. Глава семьи, молодой физик-теоретик, получил стипендию для проведения исследований. В предвкушении интересного общения, мы пригласили их в гости, и вскоре они зашли вместе со своей собакой. Собака явно не блистала породистым происхождением, и хозяева объяснили нам, что подобрали её на улице в Киеве и привязались к ней. Звали её Кузя.

Отсутствие аристократического воспитания безродный Кузя компенсировал необыкновенной приветливостью и жаждой общения. Однако, наша попытка сблизиться была остановлена гостями, предупредившими, что у него очень плохо пахнет изо рта. Незадолго до отъезда на Кузю наехала машина, двинувшаяся неожиданно задним ходом, и сломала ему челюсть.

Встала задача вылечить Кузю. Оказалось, что недалеко от нас, в живописном зелёном районе имеется частная ветеринарная клиника, и Кузю повели туда на консультацию. Теперь у Кузи уже была мощная группа поддержки, и мы тщательно обсуждали перипетии его восстановления.

В клинике предложили сделать Кузе ‘челюстно-лицевую операцию’, и с согласия хозяев начали обследование его здоровья для подготовки к сложной хирургической процедуре. Анализы неожиданно выявили шумок в сердце собаки, потребовавший клинического лечения. Кузя был помещён в лечебницу.

Теперь мы приходили навестить Кузю во время его прогулок. Они совершались строго по расписанию сестрой милосердия в накрахмаленном чепце с вышитым крестом и в тщательно пригнанной голубой униформе, чинно прогуливавшей Кузю на поводке среди ослепительной зелени больничного газона. Дабы не возбуждать Кузю излишне, нам разрешалось наблюдать эти прогулки только издали из-за ограды.

Наконец, здоровье Кузи поправилось, шумок в сердце исчез, и челюстно-лицевая операция была осуществлена. Выписанную собаку было невозможно узнать. Каждое раскрытие пасти обнажало сияющую белизну её новых зубов. Это была поистине голливудская улыбка, которую Кузя расточал в своих дружеских порывах, теперь никем ни сдерживаемых.

Вскоре у Кузиного хозяина закончился контракт, и семья переехала в Испанию для продолжения научной работы. Европейская жизнь Кузи вошла в регулярное русло, а мы через несколько месяцев вернулись в Москву к нашей ежедневной советской рутине. Не всем уготована простая европейская судьба!

Print Friendly, PDF & Email

8 комментариев для “Владимир Бабицкий: Памятные эпизоды

  1. Неожиданно большой читательский интерес по сравнению с реакцией на мои предшествующие публикации несколько озадачил. Попытаюсь понять причину и извлечь уроки. Благодарю всех за внимание к моим заметкам.

  2. Володенька, все очень хорошо написано все события и люди, о которых идет речь. Ты молодец. Мы гордимся тобой!

  3. Прошу прощения, а что это за журналист Андрей Бабицкий ?
    Когда-то я был знаком с Асей Великановой, чья старшая сестра была замужем за безработным (филологом) Бабицким.
    И кто такие настоящие Бабицкие, я уже не ориентируюсь.

  4. Явившись в расположенное недалеко отделение Дрезднер-банка, я объяснил по-английски свои намерения, и банковский служащий начал оформлять для меня формы по-немецки. Переписав с паспорта имя, фамилию и дату рождения, он перешёл к графе национальность, вопросительно посмотрев на меня.

    — Еврей, — назвал я привычную формулу, написанную в моём внутреннем советском паспорте
    ……….
    — Вы из Израиля? — удивлённо поднял брови клерк.

    — Нет, из России, — пояснил я.

    — Значит вы русский?

    — Нет, я еврей, — настаивал я.

    — У вас израильское гражданство? — с напряжением в голосе переспросил он.

    — Нет, советское.

    Не задавая больше вопросов, он с раздражением написал размашисто: русский.
    ———————————————————-
    Я много раз писал в Гостевой, что за границей, во всяком случае, в Европе, слово «национальность» означает именно гражданство, а не этническую принадлежность. Мне горячо возражали.

    1. Вы правы. Ошибка произошла из-за потери текста. Правильно «Недалеко, через Гусятников переулок и Огородную Слободу (в советские годы пер. Стопани) …»

  5. Недалеко, через Гусятников переулок (в советские годы пер. Стопани),
    ————————————————————————
    Вы ошиблись. Вот из Вики: Гуся́тников переу́лок (1933—1993 — Большеви́стский переулок) — улица в центре Москвы в Басманном районе между Мясницкой улицей и Большим Харитоньевским переулком.
    А о переулке Стопани написано так: Переу́лок Огоро́дная Слобода́ (до 1922 — Чудовский или Чудовской переулок, в 1922—1933 — Фокин переулок, в 1933—1994 — Переулок Стопани) расположен в Басманном районе Центрального административного округа города Москвы. Проходит от Гусятникова переулка до Малого Харитоньевского переулка (параллельно Мясницкой улице).
    Я много раз бывал в пер. Стопани. Там жил наш родственник. Кроме того, там был Дом пионеров, куда я ходил раза два на ёлку.

Добавить комментарий для Владимир Бабицкий Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.