Завершая годовой цикл недельных глав, следует ещё раз подчеркнуть, что не только как учение, не только как свод законов, но и в каждой свой детали, в каждом своём образе, в каждом коротком, иногда — вроде бы не обязательном рассказе или даже отступлении и повторении Тора демонстрирует свою бесконечную глубину.

Недельный раздел Аазину

Михаил Ривкин

И пришел Моше, и изрек все слова песни сей в слух народа, он и Ошея, сын Нуна. А когда окончил Моше говорить все слова сии всему Исраэйлю, Сказал он им: положите на сердце ваше все слова, которые я говорю вам ныне, которые вы заповедайте (и) детям вашим, чтобы бережно исполняли все слова закона этого, Ибо это не что-то пустое для вас; ибо это жизнь ваша, и чрез это вы долгое время пребудете на той земле, в которую вы переходите через Ярдэйн, чтобы овладеть ею. (Деварим 32:44-47).

В известной мере эти слова продолжают и дополняют то, что было заповедано народу Израиля в предыдущей недельной главе Ваелех:

Итак, напишите себе песнь эту, и научи ей сынов Исраэйля, вложи ее в уста их, чтобы была песнь эта Мне свидетельством о сынах Исраэйля. (Деварим 31:19)

И написал Моше песнь эту в тот день, и научил ей сынов Исраэйля. (Деварим 31:22)

И было, когда закончил Моше писать слова учения этого в книгу до конца. (Деварим 31:24)

и в том, и в другом случае речь, по сути, идёт о двух важнейших заповедях: в нашей недельной главе нам заповедано выучить наизусть «все слова, которые я говорю вам ныне», в главе Ваелех заповедано не только научить им сынов Израиля, но и записать их. В качестве названия, заголовка для этих слов в некоторых случаях используется слово «песнь», а в некоторых — слово «учение» (Тора в оригинале). При этом из контекста совершенно очевидно, что речь идёт об одном и том же произведении, об одних и тех же словах. Если следовать простому смыслу, то речь идёт о песне Аазину, главном содержании нашей недельной главы. Именно так понимает это РАШИ:

«песнь эту» (Деварим 31:19) — начиная от «говорите небеса» и кончая «и очистит Землю Свою и народ Свой».

Того же мнения придерживается РАМБАН:

«песнь эту» (Деварим 31:19) — песнь, которую я сейчас произнесу, т. е. Аазину, ибо это песнь, и сыны Израиля всегда произносили её нараспев и мелодично, а при записи следовали особой форме, выделяя с красной строки важные слова»

Однако ещё Мудрецы, Благословенной памяти предложили иное толкование для слова «песнь» в этом отрывке: речь идёт не только о песне Аазину, но обо всём учении, обо всей Торе. Вот комментарий РАЛБАГа к Деварим 31:24, 32:46:

«И уже разъяснено, что «песнь» это все слова Торы в их совокупности, от начала и до конца. Как сказано «И написал Моше песнь эту в тот день, и научил ей сынов Исраэйля» (Деварим 31:22) и далее «И было, когда закончил Моше писать слова учения (Торы) этого в книгу до конца» (Деварим 31:24). и это несомненно указывает, что в словах «напишите себе песнь эту» подразумевается вся Тора, включая и эту песнь»

Но если именно такоеобъяснение верно, то возникает вопрос: почему в одних случаях наисано «песнь», а в других «учение» (Тора)? Не проще ли было бы придерживаться единообразной терминологии и всюду писать: Тора? Для правильного ответа на этот вопрос нам необходимо, хотя бы вкратце, уяснить различие между прозаическим и поэтическим текстом. Как известно, в наше время это различие весьма размыто, и все классические определения поэтического текста утратили свою универсальность и обязательность. Ни особая, «поэтическая» тематика, ни рифма, ни строгий размер, ни особая возвышенная лексика не являются ныне обязательным условием, соблюдения которого мы требуем от текста, чтобы считать его поезией. И всё же нечто неуловимое, позволяющее безошибочно отличить поэтическиё текст, остаётся. И это «неуловимое» сумел прекрасно сформудировать не литературный критик а один из величайших знатоков Торы нашего времени, последний глава воложинской йешивы, рав Нафтали Цви Йехуда Берлин (НАЦИВ) в своём предисловии к комментарию Торы (а-Эмек Давар), раздел 3:

«В масехет Недарим (38А) приводится следующее толкование слов «напишите себе песнь эту»: речь идёт обо всей Торе, в совокупности. Но разве вся Тора это не песнь?! Ведь в ней есть поэтическая возвышенность, в самой сущности Торы есть нечто поэтическое, и это, в первую очередь, возвышенная, изысканная, метафорическая манера изложения. И да будет известно каждому, что эта возвышенность, эта метафоричность коренным образом отличают Тору от прозы в двух аспектах: в своей сущности и в своей доступности избранным. В поэзии тема не раскрывается последовательно и детально, как в прозе, и потому поэзия требует примечаний и разъяснеий. И такова сущность любой поэзии, даже любительской.

Кроме того, вся красота, вся возвышенность и метафоричность поэзии доступна только избранным, тем, кто могут и хотят наслаждаться красотой поэтической речи. Те же, кто не имеют поэтического дара и смотрят на поэзию как на обычный текст, и сразу хотят выяснить, к чему и о чём всё это написано и понять смысл, неизбежно попадут во власть заблуждеий. И такова сущность Торы, которая неизбежно требует пояснений как по смыслу, так и по языку. И эти пояснения не называются Драш (толкование), но относятся к Пшату (простому смыслу) Торы».

Итак, Тора — это поэзия, потому что написана образным и метафорическим языком, зачастую включает ассоцитивные параллели, во многих своих ключевых местах многозначна и многопланова, требует внимательного, углублённого чтения, размышлений над каждым словом и возврата к уже прочитанному, иногда — семантического анализа и семантической расшифровки.

Теперь нам становится понятно, почему для обозначения того же корпуса текста иногда используется слово «песнь», а иногда — слово «учение». Это один из примеров той удивительной многоплановости, о которой мы говорим. Тора — это, безусловно, величайшее учение, но это и величайшее творение поэзии. И для того чтобы выразить оба эти аспекта, одного слова может не хватить, требуется их чередование. Но именно это чередование и придаёт всему отрывку удивительную Поэтическую красоту. Следует добавить, что сегодня слово Тора использют без перевода во всех иностранных языках именно потому, что нет такого точного эквивалента, ни в русском, ни в других языках, который мог бы эту многоплановость передать.

Завершая годовой цикл недельных глав, следует ещё раз подчеркнуть, что не только как учение, не только как свод законов, но и в каждой свой детали, в каждом своём образе, в каждом коротком, иногда — вроде бы не обязательном рассказе или даже отступлении и повторении Тора демонстрирует свою бесконечную глубину, свои «семьдесят ликов».