Борис Кушнер: Антология поэзии третьей волны

Loading

Если до этой черты отъезд означал почти полный, навсегда разрыв со всем прошлым — родными, друзьями, могилами, а прощальные вечера и проводы напоминали своего рода поминки, то теперь стало возможным не сжигать мосты — даже и в смысле расставания с нажитой за долгие годы собственностью.

Антология поэзии третьей волны

Несколько впечатлений

Борис Кушнер

Сто лет русской зарубежной поэзии, Антология, т.3, Третья волна эмиграции. Из-во «Литературный Европеец», Франкфурт-на-Майне, Германия, 2017, 571 стр.
Гершом Киприсчи. Общая идея, общее редактирование.
В.С. Батшев. Составление, редактирование, вступительная статья, био-библиографические справки.

Как видно из заглавия, книга продолжает серию, начатую томами «Первая волна эмиграции» и «Вторая волна эмиграции». В ближайшее время выходит четвёртый том, посвящённый зарубежной поэзии 21-го века[i].

Вступительная статья составителя, известного издателя, редактора и писателя Владимира Батшева, выразительно озаглавлена «О третьей волне писать трудно». Я оценил точность этого высказывания, когда сел к компьютеру, чтобы написать настоящую рецензию. В самом деле, трудно взглянуть на события со стороны, когда сам находишься в их гуще. Временные очертания «волн эмиграции» неизбежно расплывчаты. Википедия говорит:

«Третья волна (1961—1986) — эмиграция после десталинизации и до начала перестройки».

Думаю, однако, что верхнюю границу правильнее отодвинуть к поздней осени 1989 года. Именно тогда, если мне не изменяет память, закрылся маршрут через Вену-Италию (для выезжавших в США, Канаду и т.д.), въездные визы начали выдаваться в СССР и, пожалуй, важнее всего, существенно изменилась эмоциональная окраска нелёгких решений. Если до этой черты отъезд означал почти полный, навсегда разрыв со всем прошлым — родными, друзьями, могилами, а прощальные вечера и проводы напоминали своего рода поминки, то теперь стало возможным не сжигать мосты — даже и в смысле расставания с нажитой за долгие годы собственностью. Взаимные визиты становились всё более обычным делом. Ну, а при сегодняшних средствах коммуникации эффект присутствия предельно осуществим. Я, например, свободно общаюсь по Скайпу с родными и друзьями в Москве (включая Подмосковье), Владивостоке, Германии…

Просматривая оглавление книги, вижу, что речь идёт о 120 c лишним авторах, так что том даёт своего рода панораму поэзии третьей волны. Разумеется, абсолютной полноты здесь достичь невозможно, и я мог бы немедленно назвать интересных поэтов, не охваченных Антологией. Наверняка в отборе сказываются и личные пристрастия. Но это отнюдь не уменьшает значения творческого труда, выполненного составителями. Разумеется, немедленно обращают на себя имена широко (иногда даже слишком широко) известные, скажем, Алешковский, Амальрик, Бобышев, Бродский, Есенин-Вольпин, Галич, Горбаневская, Губерман, Делонэ, Дижур, Кенжеев, Лимонов, Лосев, Цветков… Список «знаменитостей» неполон и отражает моё персональное восприятие, плюс даже в рамках такового, я мог пропустить кого-то в длиннейшем списке. Трогательно увидеть под одной обложкой таких антиподов, как Бобышев, Бродский и Лимонов. Треугольные отношения первых двух стали (почти по Галичу) достоянием жадной до подробностей публики, что касается, Лимонова, то, если не ошибаюсь, сначала нобелиант его поддерживал, за что и поплатился. Неугомонный автор «Эдички» отплатил небольшой, точной и потому особенно ядовитой статьёй о поэте-бухгалтере в газете «Завтра». Воистину, sic transit gloria mundi. В стороне от ураганов «большой литературы» остаётся основной контингент авторов, многие из которых, по моему мнению,п рекрасные поэты. Каждый участник (за отдельными исключениями) представлен подборкой примерно на три страницы. Большей частью такие подборки специально составлены для данного издания, что придаёт Антологии особую прелесть подлинности.

100 лет

Конечно, вся эта панорама заслуживает пристального внимания литературоведов, к коим я отнюдь не принадлежу. Начало такого рода изучения положено вступительной статьёй Владимира Батшева:

«Интересно вчитываться в стихи Третьей волны и искать корни её поэтики.
Забавно, они на виду.
Петроградская и московская школы поэзии — Ахматова и Гумилёв — с одной стороны, Пастернак и Цветаева — с другой.
Это у питерцев и москвичей. Ещё, разумеется, обэриуты.
А вот у провинциалов, которые также влились в нестройные ряды Третьей волны, обэриутство — гротеск, алогизм, поэтика абсурда — стали основными в их произведениях. Разумеется, у более молодых заметно влияние Евтушенко и Вознесенского».

Мне бы показалось также интересным исследование языка поэтов Третьей волны. Архаизировался ли он в результате отрыва от языковой метрополии? Какое влияние оказывал язык новой окружающей среды?

Моя семья и я уезжали в конце февраля 1989 года. Ещё были (почти) советские деньги, но уже расцветал кооперативный общепит («у нас самое дешёвое — сосиски с горошком, 5 рублей порция» внушает молодой робкой паре внушительный швейцар у какого-то жалкого кафе в арбатском переулке), на улицах бурно проросли всевозможные лотки: чебуреки с индейкой по рублю за штуку, такой же цены пирожки и т.д. Коммунистическая крепость вздрагивала от предварительных толчков будущего землетрясения. Но вот Горбачёв где-то высказался об исчезновении хороших советских пирожков с мясом за 10 копеек и таковые мгновенно (правда, ненадолго) появились. По мановению руки Минерального секретаря в гастрономах установили прилавки с разливными соками, а в «Травиате» удалили «Застольную песню». «Высоко поднимем мы кубок веселья, и жадно прильнём мы устами» — какие ещё кубки, какого ещё веселья! Агония режима была долгой и мучительной. Я наблюдал только её начало, однако, и мне успел позвонить Станкевич, призывая голосовать за него (не помню, куда он баллотировался). Вспомнил об этом звонке гораздо позже, когда в моём телефоне раздался хорошо знакомый со времён Моники Левинской голос Билла Клинтона. Как говорится, волей пославшей мя жены…

Поэты

Набиравшие обороты изменения в языке я тоже застал в самом начале. Появилось омерзительное словечко «тусовка», прилагательное «крутой» отделилось от склонов, к которым ранее прилагалось, и т.д., и т.п. Мутным потоком хлынули американизмы, вроде «эксклюзивный», «пиарный», «медийный» и т.д. Пишу это и думаю, а ведь язык наверняка прав, просто я законсервировался в привычном с детства словаре. В Университете меня окружала англоязычная среда, круг общения на русском языке был крайне ограничен. И т.д. По поводу динамики живого языка написано много, здесь, например, можно порекомендовать книги известного филолога и писателя Владимира Ивановича Новикова…

Прочитать подряд 550 страниц книги стихов даже самого любимого поэта, по-моему, крайне нелегко (да и нужно ли?). Если же перед вами более сотни сочинителей, то речь идёт о подвиге. Только «быстрым разумом Невтонам» такое под силу (почему-то подумал о Дм. Быкове). Уж точно не мне. Поэтому я Антологию листал, вчитывался в отдельные страницы и сейчас хотел бы поделиться некоторыми впечатлениями.

Глаза мои немедленно остановились на необычном шрифтовом наборе: одни заглавные буквы! Вагрич Бахчанян. Пять страниц назывательных предложений. Воспроизведу, сохраняя орфографию и пунктуацию (точнее отсутствие таковой), начало, немного из середины и финал удивительного сочинения:

РОССИЙСКАЯ СОВЕТСКАЯ ФЕДЕРАТИВНАЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ РЕСПУБЛИКА
УКРАИНСКАЯ СОВЕТСКАЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ РЕСПУБЛИКА
БЕЛОРУССКАЯ СОВЕТСКАЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ РЕСПУБЛИКА
…………………………………………………………………………………
…………………………………………………………………………………
ФИНЛЯНДСКАЯ СОВЕТСКАЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ РЕСПУБЛИКА
ШВЕДСКАЯ СОВЕТСКАЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ РЕСПУБЛИКА
НОРВЕЖСКАЯ СОВЕТСКАЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ РЕСПУБЛИКА
…………………………………………………………………………………..
…………………………………………………………………………………..
СОВЕТСКАЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ РЕСПУБЛИКА САУДОВСКАЯ АРАВИЯ
ОМАНСКАЯ СОВЕТСКАЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ РЕСПУБЛИКА
………………………………………………………………………………….
………………………………………………………………………………….
ЛИВИЙСКАЯ СОВЕТСКАЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ РЕСПУБЛИКА
СОВЕТСКАЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ РЕСПУБЛИКА ЧАД И ДРУГИЕ

Не знаю, можно ли цитированный необычайный текст назвать стихотворением, но дрожь ужаса этот напор вселенского социализма вызывает. И не могу не восхититься смелостью автора, швырнувшего в лицо почтенной публики такое urbi et orbi. В чём-то эта художественная дерзость сродни феномену знаменитого «Черного квадрата» Малевича, вот уже несколько поколений зачаровывающего учёную публику. В каждом поколении находятся невинные души, сообщающие, что «Король-то голый», да куда там! Как мудро, заметил о человеческой природе поэт «Но сложное понятней им». Безусловно, отдаю должное энциклопедически образованным искусствоведам, объясняющим в обширных лекциях, статьях и пр. эзотерику, бездонную глубину ассоциаций, заключённую в шедевре, воздействие такового на историю искусства, но простаивать часами у «Квадрата» не готов. Да и квадрат, как таковой, не самая привлекательная геометрическая фигура… Впрочем, привлекательность, очевидно, и не была художественной целью смелого художника.

Конечно, первым делом обратился к работам давних друзей.

Подборка Веры Зубаревой озаглавлена печально «Мир на закате»… И стихи, великолепные по образности и мастерству, по изысканности приближённых рифм, столь же печальны:

Смерть присела на лавочку возле калитки.
Вечерело.
Гуси, как со старинной открытки,
Слонялись без дела.
Вдали, раздавая коврам затрещины,
По-лилипутски бодро,
Переговаривались женщины,
Выплёскивая напёрстки-вёдра.
В конце переулка
Торжественно заколыхалось стадо
Десятикратным повторением вымени,
Будто зрителями парада
Этих Ио-Исид были римляне…
…………………………………………
………………………………………….
Мужик постоял и вернулся в дом,
Пробормотав смущённое «что ты?»,
Смерть встала с лавочки
И, не оборачиваясь: «Пойдём.
Время охоты».

Или вот этот почти по Хичкоку городской пейзаж:

Манхэттен. Солнце, не выдержав нагрузки,
Плюхнулось на небоскрёбы, распласталось на брюхе.
Сваленные в кучу, как битые моллюски,
Темнеют бездомные. К ним ластятся мухи,
Лижут им лица, мурлычут, клянчат,
Ходят кругами, тычутся мордой
В позеленевшие блюдца фонтанчиков.
Сабвей приливает электричками к городу.
Вспыхивают осколки стеклянных офисов.
Закат. Манхэттен объят пожаром.
Жёлтых такси обозлённые осы
Несутся, сигналя пронзительным жалом.
Кричат воробьи, взрываются лужи.
Брызги прожигают всё, как сигареты.
И одежды пытаются спасти свои души,
На которые с утра они были надеты.

Какие поразительные по точности штрихи! Чего стоят эти «позеленевшие блюдца фонтанчиков» или «Жёлтых такси обозлённые осы». И поразительный SOS последних двух строк. И, конечно, это не о городе. Это — о нас.

Не могу не привести и стихотворение «из бессонницы», столь знакомой мне частой незваной гостьи. Здесь и сложная форма создаёт эффект присутствия:

Три часа ночи. Луна в повязке тучи
Мучается мигренью.
От этих дождей разбухла и выглядит пьющей.
А на самом деле
Сухой закон на её поверхности,
И в кратерах — сплошная желтуха.
Кажется, тронешь — и распадётся от ветхости.
Время в дупле кукушкиных ходиков ухает.
Кто подбросил им этого филина?
Кто бы то ни был, так им и надо.
Хоть бы одна задремала извилина.
Это из ряда вон…
Сколько осталось ещё до чего-нибудь?
Запад зашёл за восток. Что делать?
Тьма равняется эм цэ в круге.
Всего их — девять.

Вот именно, «Хоть бы одна задремала извилина» и в таком, вне времени-пространства состоянии даже знаменитая формула E равно эм цэ в квадрате преобразуется…

Леонида Буланова знаю с давних пор, как виртуозного стихотворца, мастера приближённой, порой на грани восприятия, рифмы. Для его поэзии характерно обращение к широким пластам мировой культуры, из которых он черпает вдохновение. Вот и подборка в Антологии озаглавлена «Навеянное Константином Кавафисом». Неожиданное сближение времён — эпиграфом к стихотворению «Дедал», открывающему цикл, взяты слова Л.Д. Ландау:

«Я низведён до уровня раба,
И это всё определяет»

Впрочем, в самом ли деле это сближение так неожиданно? Не похожа ли судьба выдающегося физика на судьбу мифического инженера, изобретателя, художника, а ещё более на судьбу дедалова сына Икара?

И, немного отвлекаясь от основной линии, любопытное наблюдение. Насколько мне известно, Ландау стихов не сочинял. Скорее всего, эпиграф взят из какого-то прозаического текста. Хорошо известно, что при внимательном чтении почти в любой газетной статье можно найти метрически организованные строки. Вот и эпиграф выглядит началом стихотворения, может быть, сонета. Так и хочется продолжить!

Финал стихотворения «Дедал» внезапен и снова мы изумлены сближением времён (а технически — как бы случайными внутренними рифмами):

Но Критский Царь был начеку, как ход в гамбите, —
Приказ Дедалу и сынку жить в лабиринте,
Его алкая беспредел и даже — круче.
Дедал оттуда улетел. Но это — случай.
Так рот истории щербат, за горкой — осыпь.
Но чётко знали суть раба Сосо с Миносом.

Положена Булановым на стихи и трагическая история титана Эпиметея. Тщетно советовал ему брат Прометей опасаться даров Зевса! Принял он сотворённую Олимпийцем девушку Пандору со знаменитым ларцом в качестве приданого.

Не то, чтоб люди жили в темноте
До Прометея, чиркая кресала.
Орёл эффектно делал foutte,
И печень Прометееву кусал он.

С орла что взять? Приказано — и всё!
Он сверхурочно, может быть, работал.
А некто Зевс, известный фантазёр,
Коварное замысливал чего-то.

Когда ты Бог — нет для тебя судей,
Присяжных нет, а также приговора.
И Прометеев брат Эпиметей,
Поддавшись Богу, в жёны взял Пандору.

Вскричал Титан: «Ты хоть сосуд не тронь,
Я, Прометей, ослушавшийся Зевса,
Страдаю я за то, что дал Огонь
Не только для патрициев — для плебса».

Но победивший любопытства зуд —
Сильнее всех риторик априори,
Эпиметей означенный сосуд
По дурости велел открыть Пандоре.

ОТКРЫЛА!
Зевс взвинтился: «Вей из мир!»
Пегасы трансформировались в пони.
Сэр Карабас — директор и банкир,
Валюту отмывает Мойдодыр,
Лукуллов пир теперь — Вайагров пир,
И хлещет утром огуречный beer
Эпиметей, которого не помнят.

И здесь опять взрыв времён, культур и т.д. — внезапный финал стихотворения.

Заканчивается цикл «Данаей» с воспетым бесчисленными перьями и кистями животворящим золотым дождём. И снова trade mark Буланова нежданный финал:

Чем живы мы — не знаем сами —
Дарующими жизнь дождями,
Периодической таблицей,
Иль тем, что в рёбра нам стучится.

Завидная внутренняя свобода у поэта!

Несколько лет назад мне довелось рецензировать книгу стихов и прозы Елены Литинской. В обоих жанрах она проявила себя как тонкий лирик, открытый всем печалям нашего мира. Печальна и подборка в Антологии, состоящая из трёх стихотворений. Первое о трагедии 11 сентября 2001 г., второе о покойном муже, третье озаглавлено «Весна», но думаю тоже о муже…

……………………………
……………………………

И в небо — тысячи святых
Из пекла.
Нетленны чёрные цветы
Из пепла.

Зола над городом кружит,
Как снег летает.
Те, у кого осталось жизнь,
Её латают.

Чёрные цветы из пепла — горько и прекрасно сказано.

О безвременно ушедшем муже:

Ты здесь курил. Летели мне в лицо
Колечки дыма. Злилась я в запале.
О как бы мне сейчас надеть на палец
То дымно невесомое кольцо!

Безмолвствует, дыханье затаив,
Твоя гитара в стареньком футляре.
И руки прикоснуться к той гитаре
Не смеют — неумелые мои.

Я выучусь играть, мой дух упрям.
Спою романс перед твоим портретом.
И тихий голос отзовётся где-то
В ином миру, что параллелен нам.

А вот как заканчивается стихотворение «Весна»:

………………………Неверящему глазу
наперекор, поправши смерть, выходит Лазарь.
А я по-зимнему всё Лазаря пою,
не верю, веруя и стоя на краю
твоей могилы, ожидая чуда.

Стихи Виктора Фета подкупают точностью (автор — известный учёный-биолог), строгостью конструкции, ясностью слога. Всё это отнюдь не стесняет их яркую образность. Стихотворение «Начало», посвящённое Н.С. Гумилёву:

Над болотом лет настелем снова
Досок смысла временную гать.
Говорят, вначале было слово.
Что за слово — нам не угадать.

В языках каких оно звучало,
Книг каких украсило листы,
Утерявши признаки начала,
Обретя привычные черты?

Где-то, где в пустыне перестала
Разливаться древняя река,
Залежи мельчайшего кристалла
Пестуют истоки языка.

Поезд жизни нас проносит мимо
Той глухой, неведомой страны,
Где слова, горящие незримо,
В каменных слоях погребены.

Если мне не изменяет память, Евангельское «Слово» — перевод греческого «Логос», смысловой объём которого необозрим. Скорее всего, это присутствие, поле, эманация Б-га, сродни Шхине у иудеев. Дыхание Логоса ощущаешь, читая стихи Виктора Фета.

Прочитав подборки персонально знакомых мне авторов, я снова оказался на берегу необъятного моря Антологии. Поэтому последний раз открою книгу наугад и попрошу прощения у всех остальных достойных авторов — мои читательские силы крайне скромны.

Раскрыл и сразу же попал на поразительное стихотворение Льва Мака.

В поезде

Любовь к России, странная любовь:
Что ты? Сыновство или материнство?
Стерильна марля, диск луны рябой.
Сестричка плачет, фельдшер матерится.

Здесь на спине вагона красный крест,
(Крест — цвета крови, поезд — цвета хаки).
Здесь у соседа череп набекрень.
Он бредит, он в бреду кого-то хает! —

И по перрону скачущий оркестр
Назойливые в окна мечет марши.
О, белый бантик в поднятой руке,
Я умираю, а она всё машет!

Я с рёвом прорываюсь сквозь конвой:
Любимая, спаси меня, укрой!
Убьют меня — расправятся с тобой!..
Но кто-то мне заламывает локти,
И ладит гвоздь, и говорит: постой!
И громко молотком своим колотит.

Кричит оркестр: распни его, распни!
Мне не уйти от ржавчины, от жажды,
В крови мои ладони и ступни,
И тернии в руках у провожатых!..

А поезд, выбивая из-под ног
Последнюю реальную опору,
Красиво превращается в пятно,
Взмывающее к потолку сквозь штору.

«Любовь к России, странная любовь»… Воистину.

Как я уже говорил, Антология просто взывает к вниманию историков литературы и профессиональных литературоведов (первые по достоинству оценят био-библиографические справки, составленные Владимиром Батшевым). Здесь можно было бы исследовать влияния, школы, отношение к покинутой стране рождения…

Хочу завершить это маленькое эссе благодарностью Владимиру Батшеву и всем его сотрудникам, создавшими замечательную книгу.

___

[i] Заказать книги серии можно по адресу 1998lew@gmail.com. Стоимость первого тома 30 евро, для остальных — по 20.

Print Friendly, PDF & Email

12 комментариев для “Борис Кушнер: Антология поэзии третьей волны

  1. Михаил -Гр.
    * * *
    Когда-то в древней Иудее
    Из синагоги выходя
    О Торе спорили евреи
    Балдея громко и галдя

    А скиф таился за забором
    Его послал коварный Рим
    Чтобы за этим разговором
    Раскрыть враждебный аноним

    И вот плывет донос за море
    Его читают цезаря
    И в банно-прачечном просторе
    Между собою говоря
    И обливаясь жарким потом
    Посланца кличут идиотом

    Но скиф пока он вёз отчёты
    Одолевая моря грусть
    И прикрывая рта зевоты
    Твердил все время наизусть
    Еврейских мыслей обороты

    Ему в мозги запали фразы
    Хотя и был он сильно пьян
    Но постепенно и не сразу
    В него проникла та зараза
    Ученье ранних христиан

    И с той поры по всей России
    Как оспа грипп и бруцелёз
    Шагает в качестве мессии
    С еврейской Торою Христос

    И иудейским сеет ядом
    Славян доверчивых поля
    Чтоб этим бедственным обрядом
    Страдала русская земля

    Но день придет и разогнется
    Перуна вольного спина
    И христианам отольется
    Ни в чем невинная слеза
    И на обломках самовластья
    Напишут наши имена
    1992

  2. Моя жена, побывав на сайте http://www.stihi.ru/ (крупнейший российский литературный портал, как они сами себя идентифицируют), отмелила, что в практически всех стихах преобладает сильное упадническое настроение. Я об этом вспомнил, прочитав подборку, предоставленную здесь.
    Нет неупаднечиских стихов. О чём это говорит?

    1. ну не всё так мрачно как говорит жена
      К ПРИМЕРУ:
      Скелет в шкафу
      Галина Римская
      К 1 апреля

      Танцующий скелет в шкафу — Dancing skeleton in the closet
      http://www.youtube.com/watch?v=U1C1ZBKAPRY (http://www.stihi.ru/)

      Что тянет нас, любителей общаться,
      Гулять часами в Интернет-саду,
      В поэтов-грешников-врунов влюбляться,
      И натыкаться на скелет в шкафу?

      Компьютер и соврёт, и приукрасит,
      Но разве вайбер можно обмануть?
      А скайп, подлец, поступит, как Герасим,
      Утопит мир моих щенячьих чувств.

      Вся наша жизнь немного виртуальна,
      И мир любви – бездонный, нет границ!
      Но стала вдруг иллюзия реальной –
      Я вышла замуж за тебя, мой принц.
      1.04.2018

      1. Вышла замуж тоже виртуально? Ну хоть что-то, маленький родник из болотистой почвы.

    1. Это замечание не имеет никакого отношения к рецензии Бориса Кушнера и попало сюда случайно. Приношу извинения автору.

    1. А где в этом списке Гандельсман?
      ———————————
      Гандельсмана нет, вместо него — Елена Щапова 🙂

  3. Очень хорошо написанный обзор, даже если всю книгу охватить невозможно! Снимаю шляпу перед составителями — это титанический труд! Жалко, что большинство книг всё ещё выходят только в бумажном варианте, в то время как я покупаю только электронные книги.

    1. Благодаря комментарию поэта Д.В. Бобышева (или, скорее, — ошибке уважаемого
      автора-рецензента Б.К.) заглянул в
      http://www.thetimejoint.com/taxonomy/term/4148 и много чего почерпнул.
      Звездам числа нет…
      М. Ломоносов
      ***
      Жила – как жилось – без натуги
      Брала себе Музу в подруги,
      Веселых и нищих – в друзья…
      Рита Б.
      “””””””””””””””””””””””””””””””””””””
      Цитата, однако, из М.В. Ломоносова у Риты Б., правы поэты (как мне рассказывали сетевые друзья, — Д.Б-в отлично знает небо, звёзды и т.д. А критик Б.К. ошибся или – поторопившись, не проверил. 🙂 )))
      … “И не было жизни предела,
      И не было звездам числа…” — — Мысль Р.Б. не новая, но актуальная.
      Надо сказать, что у М. Ломон-ова, тысяча извинений, мне – со школьных времён, как-то больше .. по душе, что ли; окрепли за 300 лет, видать, его Мих. Вас-ча строфы.
      Михаил Ломоносов ( 1743 г. )
      ВЕЧЕРНЕЕ РАЗМЫШЛЕНИЕ О БОЖИЕМ ВЕЛИЧЕСТВЕ ПРИ СЛУЧАЕ ВЕЛИКАГО СЕВЕРНАГО СИЯНИЯ
      1
      Лице свое скрывает день,
      Поля покрыла мрачна ночь,
      Взошла на горы чорна тень,
      Лучи от нас склонились прочь.

      Открылась бездна звезд полна;
      Звездам числа нет, бездне дна.
      2
      Песчинка как в морских волнах,
      Как мала искра в вечном льде,
      Как в сильном вихре тонкой прах,
      В свирепом, как перо, огне,
      Так я, в сей бездне углублен,
      Теряюсь, мысльми утомлен!
      3
      Уста премудрых нам гласят:
      «Там разных множество светов,
      Несчетны солнца там горят,
      Народы там и круг веков;
      Для общей славы божества
      Там равна сила естества».
      И так далее.
      ЧтО бы такое добавить позитивное – для равновесия (духов ?). Придумал — запишу-ка себя в сироты портных Освенцима и в пра-пра…внуки Давида.
      “Мы – сироты Освенцимских портных,
      но мы – навеки – правнуки Давида!” (Р.Б.)
      Нет, не то … больше надобно поз-и-тива, господа. Поговорим о Риме (дивный град)
      и о звёздах, раз уж начали-
      «И сказал Бог: “Да будут светила на тверди небесной”» (Бытие I, 14). Что касается звёзд, то они щедро рассыпаны по всему поэтическому пространству сборника. Стихотворение «Звезда» из цикла «Звёзды и полосы» – лакомый кусок для любителя интертекстуальных штудий, оно собирает в себе память о звёздных ночах в русской поэзии. Здесь и «Среди миров» Анненского, словно растворённое в бобышевском стихотворении, которое отсылает к нему ключевыми словами («мерцание», «свет», «мировой»):
      Но ежели вблизи мерцания и света
      на месте мировом откроется дыра… (Бобышев, с. 6–7)
      Среди миров, в мерцании светил
      Одной Звезды я повторяю имя… (Анненский)
      И тютчевское «Я знал её ещё тогда…»:
      А виделось: горит в селеньях занебесных
      оконная свеча в покое, где ночлег. (Бобышев, с. 6)
      Что мнится, и она ушла
      И скрылась в небе, как звезда. (Тютчев)
      И, конечно же, «Зимняя ночь» из живаговского цикла Пастернака со своей, самой знаменитой в русской поэзии, свечой – у Бобышева звезда приобретает форму свечи…”
      /Андрей Лебедев Америка. Одомашнивание пространства
      Д. Бобышев. @https://dbobyshev.wordpress.com/андрей — лебедев/
      Спасибо огромное автору, Борису Кушнеру за Антологию. Прошу извинить – отвлёкся на звёзды и проч. Много воспоминаний раз-личных, а всё – звёзды, звёзды и полосы.
      P.S. А жёны, где их взять-то ?; “наши жены – пушки заряжены”. Но и никто не мешает находить позитив и неупадочность — в каждой работе и в каждой — с т р о ф е. Чего всем желаю, женатым и – не очень. Хорошего сна и доброго про-буждения, коллеги по Порталу.

  4. Отличная работа, и так доброжелательно профессор-поэт о просто поэтах. Мне, израильтянину, радостно, что в поэтическую антологию 3-ей волны эмиграции отобрано много имён русскоязычного Израиля. Автор прав: верхнюю временную планку надо бы отнести к 1989 году, ближе ко времени Большой Алии, которая обогатила нашу страну многими поэтическими талантами. Уверен, что Антология представила бы поэта Сару Погреб (см. «Евр. Старину» ноябрь 2005. эссе Шуламит Шалит «Теперь я возвращаюсь в Ариэль»), и В. Добина, которому талантливая Рина Левинзон надписала свой поэтический сборник «первый дом… последний дом…»: «Володе Добину, чьи стихи — радость для меня и для всех, кто их читает. Нежно. Рина». Судя по обложке, Р.Л. включена в Антологию.
    В Антологию отобраны стихи М. Генделева (№1 этой волны русской поэтической эмиграции в Израиль); Б. Камянова (лауреат премий Ури Цви Гринберга и Давида Самойлова), мне особенно приятно (я его хорошо знал) видеть признанным Илью Бокштейна — диссидента, лагерника, человека больного с очень драматичной биографией, совершенно не ординарного поэта, кому Булат Окуджава посвятил «Бумажного солдата», и ещё до десяти талантливых израильских поэтов, начавших творческий путь задолго (или не очень) до эмиграции. Всё достойные имена. Огорчило (или я что-то упустил) — в Антологию не попал Алекс Алон (Ал. Дубовой), талантливый поэт, чьи выступления в Европе и Америке хорошо принимались еврейско-русской аудиторией, в Москве в 2005 г. издан сборник его стихов (посмертно, 32-летний Алон погиб в Нью-Йорке в схватке с бандитами, заступившись за их жертву).
    Уважаемый автор этого эссе приводит несколько стихов из Антологии. Есть там поезд, прощание с Россией. Не знаю, что там есть из стихов Рины Левинзон, приведу, что, по-моему, в тему, в том числе и общее нашей эмиграции:
    * * *
    «И сказал Господь :
    пойди … в землю,
    которую Я укажу тебе».
    Бытие, 12-I

    «Звездам числа нет…»
    М. Лермонтов

    Жила — как жилось — без натуги.
    Брала себе Музу в подруги.
    Весёлых и нищих — в друзья.
    Ни тьмы не боялась, ни вьюги,
    И с детства (не в первом ли круге?)
    Я знала, что плакать нельзя.

    И поезд стоял на вокзале.
    «Прощайся, — мне боги сказали, —
    Есть в мире другая земля».
    Зима за окном холодела,
    И не было жизни предела,
    И не было звёздам числа.
    Большое спасибо господину Б. Кушнеру.

Добавить комментарий для Dmitry Bobyshev Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.