Ханан Ахитув, Виктор Зайдентрегер: «Идиш, только идиш!»

Loading

Слишком независимое, свободное для того времени поведение отца не осталось незамеченным. Где-то в начале 60-х он был вызван в КГБ для «доверительной» беседы. Его обвинили в распространении письма об антисемитизме в СССР. Отец категорически отверг это обвинение, хотя на самом деле так оно и было…

«Идиш, только идиш!»

Бениамин Хайтовский. 100 лет со дня рождения

Ханан Ахитув, Виктор Зайдентрегер

6-го июня на радио РЕКА в программе НОЧНАЯ СМЕНА герой Шоу Алоны Бреннер бывший консул, бывший сотрудник НАТИВа Ханан Ахитув рассказал о жизни и творчестве своего отца, замечательного еврейского певца Бениамина Хайтовского.
Ниже приводится изложение этой беседы.

Мой отец родился ровно 100 лет тому назад — 25 июня 1917 года или 5 Таммуза 5677 года по еврейскому летоисчислению. Родился он в глубоко религиозной семье. Семья к тому же была и очень музыкальной. Все дети, у него было три брата и сестра, имели красивый голос, любили и умели петь. Один из его братьев, кстати, лишь совсем недавно закончил свою карьеру в качестве кантора в Филадельфии.

Мне рассказывали про времена, когда они жили в небольшом городке Аникщяй, что по пятницам, когда вся семья была в сборе, в доме Хайтовских звучали песнопения. Многие евреи — жители городка, завершив молитвы, собирались у окон этого дома, чтобы послушать субботние напевы. Рассказывают, что это было нечто особенное.

Как это тогда было принято в пятилетнем возрасте отец был отправлен в хедер, а затем — в иешиву. Мальчик был весьма одарённый и ему прочили большое будущее. Но неожиданно для всех году в 1933-м он решает, что религия — это не для него, и уходит из иешивы. Я не знаю, что явилось причиной такого решения, мне не приходило в голову задать этот вопрос себе и отцу при его жизни.

Можно предположить, что его увлекла сионистская идея, в том же 33-м году он вступает в сионистскую организацию «Гашомер гацаир».

Беньямин Хайтовский (Хаятаускас)

Его отец надеялся, что старший сын станет большим раввином, и разрыв последнего с религией был для него серьёзным ударом. Юноша вынужден был уйти из семьи. В 1935 году глава семьи уехал в Америку. Почему в Америку? Думаю, что в то время были серьёзные проблемы с попаданием в Палестину. Требовались специальные Сертификаты. (Кстати, мой дедушка в конце своей жизни приехал в Израиль и похоронен здесь на Оливковой горе.) Оставшиеся дома мама, братья и сестра, очень любившие Беньомина, не были так строги, и он смог снова бывать в родном доме. Через какое-то время вся семья, за исключением старшего сына, уехала в Америку.

Всё это было в Литве, в независимой Литве 30-х годов. Здесь была масса еврейских организаций: сионистские, не сионистские, просто школы. То же самое было по всей Прибалтике, т. е. и в Латвии, в Эстонии, а также в Западной Украине, в Западной Белоруссии, которые в то время относились к Польше, и в части Молдавии, но сейчас мы говорим о Литве. Отец активно участвовал во всех мероприятиях организации, но … он никогда не забывал о своём желании петь.

Упомянутые выше Сертификаты выдавались через сионистские организации. Многие его сверстники, товарищи по организации репатриировались в Палестину, организовали там массу кибуцев, например, кибуц «Амир» в Галилее и др. Отец тоже собирался в эмиграцию, но что-то помешало, и он оказался мобилизованным в Литовскую армию.

В 1940 году, когда он демобилизовался, в Литву пришла Советская власть. Для кого-то это обернулось большими проблемами, для отца же открылась возможность осуществить свою мечту — он поступил в Литовскую консерваторию. Его приняли в консерваторию, хотя он не окончил ни одного класса обычной школы. Это не мешало ему быть хорошим математиком, он был прекрасным шахматистом. Изучение Талмуда готовит этих людей к разным таким вещам, что мы видим и сегодня тоже.

К сожалению, обучение вокалу продолжалось всего один год, оно было прервано начавшейся в 1941 году войной. Отец в это время уже был женат. Встал вопрос об эвакуации, но против этого возражал его тесть. «Я знаю немцев, — говорил он, — в первую Мировую войну мы жили с ними хорошо.» На что мой отец ему ответил: — «Я слушаю радио, я знаю, что с нами случится беда, если мы останемся здесь. Если это произойдёт, виноват в этом будешь ты.» Это подействовало, вся большая семья поднялась и через Латвию они устремились вглубь страны. В конце концов они оказались на Волге. Мама была беременна в то время, моя старшая сестра родилась в октябре 41-го года в волжском городе Вольске. Там было, конечно, нелегко, но все остались живы.

Отец был мобилизован в конце 41-го года и в дальнейшем направлен в 16-ю Литовскую дивизию. Это была Национальная Литовская дивизия, значительную часть которой составляли евреи.

Справка о направлении в т. ч. Б. Хайтовского в распоряжение 16-й Литовской дивизии
Справка о направлении в т. ч. Б. Хайтовского в распоряжение 16-й Литовской дивизии

В дивизии был организован ансамбль, в котором пел отец. Именно здесь продолжал он совершенствовать своё вокальное мастерство. Песни исполнялись на литовском и на русском языках, но не на идише. После освобождения Литвы семья вернулась в Вильнюс, после окончания войны демобилизовался и вернулся домой отец. Его концертная деятельность продолжилась на мирных концертных площадках. Как и прежде в его исполнении звучали песни на литовском и русском языках. В какой-то момент он понял: «Это не моё, я хочу петь на идиш.»

В это время, конец 47-го–начало 48-го, уже раскручивалась компания против еврейской культуры. Началось с убийства Михоэлса, арестов других деятелей Еврейской культуры, стали закрывать еврейские школы, другие национальные центры. Отцу, насколько я знаю, предложили остаться на сцене, но только в качестве исполнителя литовских и русских песен. Отец, человек довольно решительный и упрямый (это характерно для всей нашей семьи), отказался от выступлений на этих условиях и в 48-м году остался без работы. В течение примерно года он не мог найти работу, но затем устроился в Отдел объявлений центральной газеты «Правда Литвы», редактором которой был еврей. Вскоре, однако, на него настрочили донос, в котором сообщалось, что он был членом сионистской организации. Автором доноса была, как не трудно догадаться, еврейка. Отца вызвали на ковёр, но так как выяснилось, что он не скрывал этого участия и всегда указывал это в своих анкетах, то донос успеха не имел.

Отец постоянно переписывался со своим отцом, жившим в Америке, вся Литва это знала. Мы получали оттуда посылки. В отличие от многих других, он никогда не скрывал свою прошлую сионистскую деятельность. Всё это было отражено в его анкетах.

Следует отметить, что к моменту прихода Советской власти отец был членом сионистской социалистической организации «Шумерацли». Кто составлял основную часть Компартии независимой Литвы? Конечно евреи. Многие члены этой организации вступили в Компартию, в том числе некоторые из его друзей. Он не последовал за ними, но и репрессии его миновали. В более тяжёлых условиях оказались члены других сионистских организаций. Например, члены «Бейтора», в основном руководство организации, были арестованы и высланы на Восток, так как новая власть считала эту организацию фашистской.

Но вот наступил 53-й год. Для евреев он начался с «Дела врачей». Были арестованы некоторые писатели, в том числе в Литве, хотя Прибалтики это коснулось в меньшей степени, чем других мест. Антиеврейская пружина сжалась до предела и … лопнула. К началу 54-го года стало понятно, что началась «Оттепель». Из лагерей стали возвращаться в том числе еврейские певцы, еврейские писатели. Они приходили к нам домой, здесь устраивались вечеринки. В числе гостей отца в это время и позднее были: Миша Эппельбаум, Имо Топпер, Фляум, Анна Гузик. Я был любопытным юношей и любил слушать их разговоры.

Однажды нас посетила Шира Горшман. В 20-е годы она уехала в Израиль и в составе «Трудового батальона» («Гдуд а-Авода») участвовала в строительстве здесь дорог. Некоторые из этих строителей, и среди них Шира, решили, что им лучше строить социализм в Советском Союзе, и вернулись на Родину. В нашем доме отец разговаривал с гостьей на идиш. Я запомнил, но запомнил хорошо, лишь одну фразу из этого разговора: «Мой зять Смоктуновский». Её дочь Суламифь была замужем за Смоктуновским. Второй раз я встретил Ширу

Горшман, но не сразу узнал, сорок лет спустя уже в Петербурге в период моей консульской работы.

В 54-м году отец решает вернуться на сцену, но только с песнями на идиш. Он начал работать в Литовской государственной филармонии. Ему не давали особенно выступать, это было трудное для семьи время. Давление, скорее всего, шло сверху, а не от местной филармонии. Возвращение к еврейской культуре по-прежнему не поощрялось, тем не менее, ему удалось пробиться к своим слушателям, на что ушло несколько лет.

Вспомним, что согласно переписи населения в 1959 году в Советском Союзе проживало более 2 млн. евреев. И многие из них указали идиш в качестве родного языка. Ему было для кого петь. Залы, в которых он выступал, обычно заполнялись до отказа. Его подолгу не отпускали со сцены. Между прочим, одно время он даже выступал в дуэте с недавно ушедшей от нас Нехамой Лифшицайте, тоже жительницей Вильнюса. Я был знаком с ней с детства.

Вся семья Хайтовских. 1958 г.
Вся семья Хайтовских. 1958 г.

Значительную долю в репертуаре отца составляли народные еврейские песни*. Однако, многие из этих песен имели своих авторов, поэтов и композиторов, часто это были переводы с иврита. Некоторые переводы отец выполнял сам. «Народная» в названии песни позволяло в какой-то степени защитить песню от цензуры. Цензура была строжайшая. Каждая песня переводилась на литовский или на русский язык, чтобы власть могла понять, о чем поётся в песне, и нет ли там сионистского или националистического душка. Если я не ошибаюсь, то в Министерстве культуры Литвы цензором, как это нередко бывало, служил еврей.

Особое место в репертуаре отца занимает «Песня надежды» — «Дос лид фун хофнунг», в которую включены слова Гимна еврейских партизан. В Советском Союзе активное участие евреев в войне, мягко говоря, замалчивалось. Народ знал только, что «Евреи воевали в Ташкенте». Мерзкая ложь, конечно. Могу сказать, что мой родной дядя по матери воевал и погиб на фронте на территории Польши. В этих условиях не очень приветствовалось и исполнение Гимна каких-то еврейских партизан.

Интересна история появления этого Гимна. Гимном стало стихотворение, которое написал в Вильнюсском гетто молодой, 1922 г. рождения, еврейский поэт Гирш Глик. Он был участником партизанского движения в гетто. Там он и погиб в 44 году. В качестве мотива для Гимна была выбрана очень популярная песня братьев Покрасс, которую каждый узнает по словам «Встань казачка молодая у плетня, проводи меня до солнышка в поход». Братья Покрасс, а всего их было четверо, были известными композиторами со времён гражданской войны. Один из них эмигрировал, писал популярную музыку уже в Штатах, там и умер достаточно молодым. Самыми популярными в Союзе были Даниил и Дмитрий. Последний прожил долгую жизнь. Когда ему показали Гимн еврейских партизан на идиш (который он хорошо знал, какой же одессит не знал идиш), он сказал: «Эта музыка написана для этих стихов».

Но вернёмся к «Песне надежды». Она начинается с воспоминания о молодой паре, которая наслаждается прекрасной утренней порой. Но потом вспоминается день, когда евреи оказались в гетто за колючей проволокой. Они, однако, не пали духом и … в этом месте начинается цитирование Гимна со словами: «Не говори никогда, что это твой последний путь». Песню написал Иосиф Котляр, близкий друг отца. В таком варианте цензура была пройдена, и отец исполнял эту песню на всех концертах с большим успехом.

Исполнял отец много лирических песен очень известного еврейского поэта — Мордехая Гебиртига, тоже погибшего в годы войны. Не раз исполнял отец и драматическую песню его «Эс бреннт» о гибели в огне родного городка.

К концу 50-х гг. отец уже был довольно популярен. Нередко его приглашали в Израильское посольство. С разрешения Министерства культуры, конечно, он принимал такие предложения и во время пребывания в Москве посещал посольство. Его главной целью было получение пластинок, плёнок с израильскими песнями, которые в дальнейшем могли быть, так или иначе, использованы в его репертуаре.

Эти песни часто звучали в нашем доме. Совсем юным я слушал Йорама Гаона, которого сейчас слушают все. У нас была его пластинка. Я слушал Яффу Яркони, моей любимой певицей была, конечно, Шошана Дамари. Очень хорошо помню, как однажды придя домой, я застал у отца его друзей, в их числе и Ихескер Полюлевич, близкий друг отца, недавно вернувшийся из заключения. Это его сын был врачом на пропавшей израильской подлодке «Дакар». И я вижу, что у некоторых из присутствующих в глазах стоят слёзы. В это время звучала песня «Хабайта» («Домой») в исполнении Шошаны. Потом я узнал историю этой песни.

В 60-е годы пока существовали дипломатические отношения с Израилем в Союз приезжали в качестве туристов довоенные друзья отца по сионистским организациям. Он с ними встречался и приглашал к себе домой.

Слишком независимое, свободное для того времени поведение отца не осталось незамеченным. Где-то в начале 60-х он был вызван в КГБ для «доверительной» беседы. Его обвинили в распространении письма об антисемитизме в СССР. Отец категорически отверг это обвинение, хотя на самом деле так оно и было — участие в распространении письма принимал. Ему также «открыли глаза» на то, что в его доме собирается молодёжь и слушает еврейские песни, которые вызывают националистические чувства. «Возможно мой сын и ставит пластинки, когда приходят его друзья. Я не знаю, какие чувства это вызывает, — ответил отец, — но почему литовские песни слушать можно, русские можно, а еврейские нельзя? Разве это запрещено?» «Нет, это не запрещено, — ответили ему, — но вы понимаете, товарищ Хайтовский, мы вам советуем …» «Я услышал ваш совет, я всё понял …», — был ответ моего отца.

К счастью, эта беседа не имела отрицательных последствий. Более того, в 1965 году в ходе подготовки к празднованию 20-летия победы над фашистской Германией отцу было присвоено звание Заслуженного артиста Литовской ССР. Ещё раньше Рижским и Апрелевским заводами были выпущены пластинки с еврейскими песнями в его исполнении.

Но самое главное, он получил разрешение на гастрольную поездку в США. Для него это была возможность встретиться со своим отцом и братьями, о которой он мечтал тридцать и которую добивался двадцать лет. Всё складывалось прекрасно, но … таково «еврейское счастье» … во второй половине того же 65-го года отец тяжело заболел и сгорел буквально в течение нескольких месяцев. Он умер в марте 1966 г.

Памятник на могиле Б. Хайтовского
Памятник на могиле Б. Хайтовского. Еврейское кладбище в Вильнюсе

После его смерти вся семья перебралась в Израиль. Мама пережила отца ровно на 50 лет, она умерла недавно в возрасте 95 лет.

Эту беседу Алона Бреннер заключила словами:

Ну что ж, пусть будет благословенна его память, пусть его искусство останется с нами. Слава богу, есть записи, есть диски, есть чудесные дети, внуки и правнуки, и в их сердце он будет жить всегда.

___

*) Беседа сопровождалась прослушиванием песен в исполнении Б. Хайтовского. Записи этих песен всегда можно найти в интернете по фамилии певца в русском или литовском — Хаятаускас написании.

Записал и дополнил фотоиллюстрациями
Виктор Зайдентрегер

Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “Ханан Ахитув, Виктор Зайдентрегер: «Идиш, только идиш!»

  1. Замечательная публикация Виктора Зайдентрегера, помогающая расширить и углубить значение личности певца Беньямина Хайтовского, родного дяди Виктора, о котором он впервые рассказал в публикации «Памяти Беньямина Хайтовского» в 2016 г. здесь же в «Мастерской» сайта Евгения Берковича.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.