Продажа первородства, кажется, не имеет «мифологической глубины». Эта, довольно странная, «виртуальная сделка» вроде бы ничего не меняет в жизни двух братьев, они продолжают жить вместе под отчим кровом. В отличие от кражи благословения, нам не вполне понятно, что же реально получил Яаков и чего реально лишился Эсав.
Недельный раздел Толдот
Михаил Ривкин
И сварил Яаков кушанье; а Эйсав пришел с поля усталый. И сказал Эйсав Яакову: дай мне поесть из красного, красного этого, ибо я устал. Поэтому дано ему прозвание Эдом. И Яаков сказал: продай мне теперь же свое первородство. И Эйсав сказал: ведь я хожу на смерть, на что же мне первородство? И Яаков сказал: поклянись мне теперь же. И он поклялся ему, и продал первородство свое Яакову. И дал Яаков Эйсаву хлеба и похлебку из чечевицы: и он ел и пил, и встал, и пошел; и пренебрег Эйсав первородством. (Брейшит 25:30-34)
Вообще-то бог Исаака, утверждала она [Ривка], назначил первородство ему, Иакову, но так как Исав упорствовал в своих притязаньях, Иаков по доброте и из вежливости отступил — втайне сознавая, наверно, что для близнецов ничтожная разница в возрасте сама по себе не очень важна, что она ничего, в сущности, не решает, что истинное религиозное первородство и то,
чей жертвенный дым поднимется перед господом прямо — это определится только снаружи и лишь со временем. Рассказ Ревекки звучал правдоподобно. Так он, Иаков, конечно, вполне мог вести себя, и ему самому казалось, будто он помнит, что так он себя и вел. Но, излагая события таким образом, мать проговаривалась, что маленькое и к тому же узурпированное преимущество Исава родители никогда не считали решающим и что долго, до самого возмужания братьев, до самого дня судьбы, не было ясно, кого из них благословят, так что Исав мог жаловаться разве что на несчастный свой жребий, но никак не на ущемление в правах (Томас Манн Иосиф и его братья Москва АСТ 2000 т. 1 стр. 166-167).
Если уж родители не считали «маленькое и к тому же узурпированное преимущество Эсава» решающим, то, уж точно, не считал его решающим Яаков. Но, в отличае от родителей, он вовсе не собирался ждать милостей ни от Г-спода, который только и вправе решать, чья жертва станет жертвой Авеля, и чей жертвенный дым поднимется пред Г-сподом прямо, ни от собственных родителей, которые в назначенный древним укладом «день судьбы» устроили «великую потеху» на радость всему своему патриархальному семейству. Нет, Яаков явно не ждёт милостей ни от человеческой природы, ни от Того, кто над этой природой вознесён. Он, просто-напросто, покупает первородство у Эсава, и тем самым заботливо спрямляет жертвенный дым над своим алтарём и подсказывает и Ривке, и Ицхаку, задолго до «дня судьбы», кто же «Единственный и Избранный», кому именно по праву принадлежит отцовское благословение.
Однако об этом важнейшем событии в отношениях между братьями Т. Манн почему-то ни разу не вспомнил. Едва ли это случайность. Вся история Трёх Праотцев состоит из множества коротеньких, не всегда между собою внятно связанных колоритных рассказов, порою — простеньких зарисовок с натуры, и для каждого такого рассказа нашлось место в грандиозной тетралогии. Некоторые мы слышим от самого автора, некоторые — из уст героев (рассказ о жертвоприношении Ицхака), некоторые — в торжественной двухголосной песне, которую Яаков и Йосеф поют у костра. Некоторые рассказы переданы очень близко к Пшату (Простому смыслу) Торы, некоторые украшены яркими деталями из Мидраша, некоторые сильно изменены и удлинены множеством подробностей в соответствии со внутренней логикой авторского изложения. Многие рассказы всплывают многократно, как бы поворачиваясь к нам разными гранями. И только для одного-единственного рассказа не нашлось места вообще — для рассказа о продаже первородства. И в момент приснопамятной встречи двух братьев после многолетнего перерыва, когда Эсав вспоминает «об этом старом, несчастном деле» и громогласно восклицает «забудем всякие пакости» (Томас Манн Иосиф и его братья Москва АСТ 2000 т. 1 стр. 123-125), и тогда когда братья вместе хоронят Ицхака, и Эсав вновь обрушивается с упрёками на Яакова (Томас Манн Иосиф и его братья Москва АСТ 2000 т. 1 стр. 165), речь идёт только о краже благословения. О продаже первородства нет ни слова.
Точно так же как «маленький миф», т.е фактическое первородство Эсава, мешал Ицхаку в его отношениях с сыновями (Томас Манн Иосиф и его братья Москва АСТ 2000 т. 1 стр. 169), так же мешает этот «маленький миф», если его рассказать правильно и до конца, самому автору тетралогии.
Истории о продаже первородства и о краже благословение дублируют друг друга в общей композицииКниги Брейшит. «Мораль» и той, и другой очевидена: Яаков — прямой и единственный наследник Авраама и Ицхака. Эсав — боковой отросток. Но к этому простому выводу два рассказа приходят совершенно по-разному. Кража благословения — один из бесчисленных изводов «большого мифа» о Красном и Гладком, в котором оба персонажа не просто братья-соперники, соответствующие двум типологическим Персонам, но и родоначальники двух народов. И, в полном соответствии с «большим мифом», в тот момент, когда Яаков получает, наконец, вожделенное благословение, жизнь двух братьев меняется кардинально, они обязаны разойтись в разные стороны и далее играть свои типологические роли «принятого» и «отвергнутого» по-отдельности, каждый — в своём новом качестве.
Продажа первородства, кажется, не имеет «мифологической глубины». Эта, довольно странная, «виртуальная сделка» вроде бы ничего не меняет в жизни двух братьев, они продолжают жить вместе под отчим кровом, в ожидании «дня судьбы». В отличие от кражи благословения, нам не вполне понятно, что же реально получил Яаков и чего реально лишился Эсав. На первый взгляд, их жизнь течёт по-прежнему. Тем не менее, «маленький миф» повествует нам об этой продаже, ибо без неё «провисает» история двух единоутробных братьев, двух реальных людей, очень разных по своему характеру, но, при этом, не только относящихся к тому же роду Авраама и Ицхака, но и вышедших из утробы той же матери.
Ключевое слово, которое поможет нам разгадать истинный смысл «маленького» мифа, это второе имя Эсава — Эдом. Лёгкая коррекция огласовки (а в свитке Торы огласовок нет вообще) делает это имя узнаваемо-значащим. Адом на иврите значит Красный. В «большом» мифе именно Красный это вечный антагонист Гладкого, и именно в «большом» мифе это имя звучит вполне уместно. Однако в первый раз мы встречаем имя Эдом (Адом) не в «большом», а именно в «маленьком» мифе, это имя Эсав получает после того, как просит поесть «красного-красного».
Что же это за «красное», почему оно столь соблазнительно для Эсава, и что именно получил он в обмен на своё первородство? Слова «первородство в обмен на чечевичную похлёбку» издавна символизируют в иудео-христианской культуре обмен очевидно неравноценный, «обмен всего на ничто», обмен явно дурацкий для того, кто эту похлёбку выбрал. Таков, надо сказать, и Простой смысл Торы. Но в контексте «маленького» мифа дело обстоит не совсем так.
«Господин мой, конечно, знает о двух деревьях в саду мира? От одного из них идет масло, которым помазывают царей земли, чтобы они жили. /…/ Масло и вино посвящены Солнцу, и хорошо тому, у кого мирра каплет со лба и чьи глаза светятся хмельным светом от красного вина!” (Томас Манн Иосиф и его братья Москва АСТ 2000 т. 1 стр. 90).
Кажется, этот портрет нам немного знаком…. Именно так, красноватым хмельным светом засияли глаза Эсава, когда он вкусил от «красного красного».Именно Эсаву отныне принадлежит помазание на царство земное, некий зародыш, прафеномен и прототип любой светской, земной власти.
Что же, в таком случае, означает то «первородство», которое в этом обмене получил Яаков? Во всех древних культурах и религиях первенец с момента своего рождения имел некий Священный, Сакральный статус. Со времён «Связывания Ицхака», после этой уникальной «отвергнуто-приятой» жертвы сей Священный Статус получил среди потомков Авраама новое, светлое и чистое содержание. Первородство (בכורה) как бы совместилось на горе Мория с избранностью (בחירה). Отныне первенец, и только первенец мог приносить жертвы Единому Б-гу от имени всего рода. Никто другой права на жертвоприношение не имел. Понятно, что для Эсава, проводившего всё время в погоне за дичью, чуждого любым высшим, духовным устремлениям, эта скаральная миссия была тяжкой обузой. И он был рад, при первой же возможности, от неё избавиться.
Для Яакова, напротив, именно этот статус Священника, Предстателя и Служителя, которому доверено свешать торжественный ритуал, чей жетвенный дым всегда поднимается перед Г-сподом прямо, был самым важным и самым желанным. Именно его так жаждал получить Яаков, не претендуя, при этом, на земную власть и на земное могущество.
Итак, сделка была, в известно смысле, взаимовыгодной: Эсав отказался от всех претензий на Сакральный, Священный статус, но зато получил в обмен нечто мирское и осязаемое. Можно сказать, что в этот момент произошло, вервые в человеческой истории, отделение власти духовной от власти светской. Разумеется, речь не идёт о знакомых нам институтах власти, которые регламентируют существование целых народов или племён. И Эсав, и Яаков пока что лишь два сына в одной патриархальной семье, но некое условное «разделение труда» между ними уже намечено, хотя и самым лёгким пунктиром. Со временем, разделение между светской и религиозной властью стало неизбежным элементом государственного устройства во всех странах иудео-христианской цивилизации.
Нетрудно заметить некий намёк на «красноту» Эсава уже в момент его появления на свет, когда он назван אדמוני — красноватый (Брейшит 25:25). В чём конкретно заключалась эта «красноватость», чем она отличалась от обычной красноватости любого новорожденного, толкователи и комментаторы Торы объясняют по-разному. Томас Манн пишет: «он появился на свет весь в рыжеватой шёрстке, как детёныш косули» (Томас Манн Иосиф и его братья Москва АСТ 2000 т. 1 стр.167). Возможно, что и так, но возможно, что речь идёт о рыжеватых волосиках на голове младенца, о его румянных щёчках. Так или иначе, «заявка на красноту» сделана.
Для нас интересно, что точно тем же словом — אדמוני ТАНАХ характеризует и другого героя, при первом его появлении. Именно так выглядит Давид, когда его, последним из сыновей Ишая, показывают Шмуэлю, посланному Г-сподом на поиски нового царя (1Шмуэль 16:12). И Эсав, и Давид изначально отмечены неким таинственным отблеском цвета, который издревле считался исключительной привилегией царей. Характерно, что в Иудее, где царствовали потомки Давида, разделение светской и духовной власти всегда неукоснительно соблюдалось. В Израиле, наротив, царь был, одновременно, и первосященником. Царские династии в Израиле менялись довольно часто, в Иудее потомки Давида бессменно восседали на престоле вплоть до Вавилдонского изгнания.
И сегодня, в молитве Амида, мы три раза в день просим: «росток раба твоего, Давида, взрасти», разумея под этим некую преемственность (для кого-то реальную, для кого-то метафорическую) именно с династией Давида и с той формулой власти, которая была при Первом Храме…
Будут ли услышаны эти молитвы?..
