Михаил Ривкин: Недельный раздел Ваигаш

Loading

Похоже на то, что исторический Эхнатон всё-таки предпринял те радикальные меры, об опасности которых его литературного двойника предупреждает Йосеф. Насколько этот шаг затруднил реформы, насколько он обрёк их на неудачу — судить трудно…

Недельный раздел Ваигаш

Михаил Ривкин

Только земли жрецов он не купил, ибо положен был участок жрецам от Паро, и они питались со своего участка, который дал им Паро; посему и не продали земли своей /…/ И поставил Йосэйф в закон земле Египетской до сего дня: пятую часть давать Паро, одна только земля жрецов не досталась Паро (Брейшит 47:22, 26)

Предание подчеркивает, что эта реформа не распространялась на земли храмов: пользовавшееся государственной дотацией жречество многочисленных святынь, особенно же угодья Амуна-Ра, оставались в неприкосновенности и от налога освобождались. «Только земли жрецов, — читаем мы, — не купил». И это тоже было мудро, если мудрость — это граничащий с плутовством ум, который умеет вредить врагу по сути дела, оказывая ему уваженье по форме. Щадить Амуна и меньшие местные божества фараон, безусловно, не был настроен. Он был бы рад увидеть карнакского бога до нитки обобранным и по-мальчишески спорил из-за этого со своим Дарителем Тенистой Сени, который, однако, пользовался поддержкой маменьки, матери бога. С ее одобренья Иосиф продолжал щадить приверженность маленького человека к старым богам страны, его пиетет, который фараон, во имя ученья о своем отце в небе, готов был начисто уничтожить, и другими, не подвластными Иосифу средствами уничтожить пытался, не понимая в своем усердии, что народ примет облагораживающую новь гораздо податливей, если ему одновременно разрешат держаться за его привычно-старинные верования и культы. Что касалось Амуна, то Иосиф счел бы величайшей глупостью создать у овноголового впечатленье, что вся эта аграрная реформа направлена против него и задумана как средство его разжалования, ибо это побудило бы его подстрекать против реформы народ. Куда лучше было успокоить Амуна жестом почтительности и вежливости. События всех этих лет, изобилие, меры предосторожности и спасенье народа существенно укрепили фараона и его религиозный авторитет, а богатства, которые Иосиф, благодаря продаже зерна, добыл и все еще продолжал добывать Великому Дому, наносили косвенно такой ущерб имперскому богу, что реверанс перед его традиционной свободой от обложенья оборачивался чистейшей иронией и светился той самой улыбкой, которую видел народ во всех решительно действиях своего пастыря. (Томас Манн Иосиф и его братья Москва АСТ 2000 т.2 стр.774).

В прошлом году мы посвятили недельный раздел Ваигаш реформам Йосефа и постарались показать, что в интерпретации Т. Манна они представляют собой некое концентрированное выражение «азиатского способа производства». Разумеется, социально-экономический феномен, известный под этим названием, никак нельзя ограничить рамками жизни одного фараона. С той или иной степенью интенстивности и последовательности централизация землевладения в руках государства и переход к поземельной ренте, как главной форме властных полномочий и экономического доминирпования протекалb в течение всего периода Нового Царства. Но Т. Манну было важно привязать этот переход именно к правлению фараона Аменхотепа IV. Он хотел поставить лицом к лицу танахического Йосефа и знаменитого фараона-реформатора — это давало возможность проиллюстрировать яркими образами и сюжетными интригами один из центральных лейтмотивов тетралогии, идею о том, что переход от политеизма к монотеизму был процессом универсальным, что он охватывал, в той или иной форме, многие страны и народы. Взаимное понимание и взаимная симпатия Эхнатона и Йосефа коренятся в их глубокой духовной общности, в их ревностном стремлении к постижению и служению Единому. Эхнатона отличает восторженная трепетность, стремление «хватить через край», уложить сложнейшие религиозные, политические, культурные и экономические реформы в узкие рамки своей жизни. И в этом плане литературный образ достаточно близок своему историческому прототипу. Йосеф олицетворяет мудрое терпение, умение постигать и регулировать процессы, длительность которых несопоставима с человеческим веком. У этого образа исторического прототипа нет. Кто знает, окажись на самом деле при дворе Юного Ревнителя Атона такой вот «плутоватый слуга», возможно, многогранные реформы Эхнатона завершились бы с той или иной мерой успеха.

История, конечно же, не знает сослагательного наклонения, но вся историческая литература написана именно в сослагательном. Это касается и рассказа о реформах Эхнатона-Йосефа. Не случайно рассказ этот заканчивается на оптимистической ноте, как описание полного успеха, реформ, ибо именно полным успехом закончилась семилетка танахического Йосефа. О тех контр-реформах, которые последовали после смерти Аменхотепа IV в книге нет ни слова, хотя объявленная самим автором хронологическая граница повествования — смерть Яакова — эти контр-реформы, несомненно, включает. Частным, но вполне показательным примером такого оптимистического прочтения истории Эхнатона стало и упоминание о том, какими могли были бы быть поземельные отношения в храмовых вотчинах Амуна-Ра.

Автор вполне обоснованно связал воедино теологогические, культурные, экономические и политические аспекты реформы. Именно так рассматривают их многие современные исследователи.

«В области религии Эхнатон культом Атона как бы аккумулировал и усилил формирующиеся элементы монотеизма, которые получают развитие в последующие эпохи, в области художественной культуры амарнский период стал одним из интересных и новых явлений в тысячелетней истории египетского искусства. В области политической, несмотря на крушение реформы, новые принрципы взаимоотношений между деспотической властью фараона, его бюрократией и жречеством, были заимствованы последующими египетскими династиями» (История Древнего Востока М Высшая Школа 1988 стр. 56).

Ну, а как же обстояли дела в экономической сфере? Надо полагать, что не только исторический Эхнатон «был бы рад увидеть карнакского бога до нитки обобранным». Именно к этому стремились и «социальные носители» его реформы — новая служилая знать и военноначальники. И в этой сфере тоже проивостояние между храмовым жречеством и централизованной бюрократией фараона существовало, в той или иной форме, на протяжении всего периода Нового Царства. Поэтому утверждение, что «угодья Амуна-Ра, оставались в неприкосновенности и от налога освобождались» является весьма неточным, как применительно к периоду Эхнатона, так и вообще по отношению к той эпохе.

«/../ к тому времени уже, без сомнения, сложилась присущая всему Новому Царству система взаимоотношений храмового хозяйства с царской администрацией. Для этой системы были характерны жестокий контроль центральной власти над всеми отраслями храмового хозяйства и значительные прямые отчисления зерна, собираемого с земель, числившихся за храмами, в пользу царской администрации для обеспечения возросшего государственного аппарата и воинов. По-видимому, такие же отчисления взимались и с других отраслей храмового производства» (И. В. Виноградов Новое Царство в Египте в сбонике История Древнего Мира М. 1989 стр.282)

Итак, «угодья Амуна-Ра» от налога отнюдь не освобождались, причём это был не какой-то чрезвычайный налог, а строго регламентированный налог-рента, т. е. Главная форма экономических отношений при азиатском способе производства. Эти экономические отношения между храмовыми хозяйствами и центральной властью были намного сложнее, чем просто «обирание до нитки» или же полное «освобождение от налога». Товарно-денежные потоки текли между этими двумя центрами власти и экономического могущества во встречных направлениях.

«Известно, какие богатства даровались египетскими фараонами XVIII династии многочисленным египетским храмам после каждого успешного иноземного похода, но оказывается, что сами храмовые хозяйства становились немаловажным источником поступления материальных средств в пользу фараона. /…/ возможно, что со временем контроль над храмами и отчисления в пользу централизованной власти возросли, что, естественно, не могло не вызвать недовольства и сопротивления со стороны жречества, и прежде всего, наиболее сильного, фиванского жречества» (И. В. Виноградов там же стр.283)

Таким образом, к моменту вступления на престол Аменхотепа IV обстановка уже была накалена до предела, и любые новые шаги, особенно в части секуляризации храмовых владений Амуна-Ра неизбежно должны были столкнуться с ожесточённым сопротивлением, о чём справедливо предупреждает Йосеф. Были ли такие шаги сделаны? Однозначных доказательств тому нет, но историки склоняются к положительному ответу на этот вопрос.

«На практике всё это [реформы Эхнатона] означало значительное перераспределение материальных и людских ресурсов в пользу нового божества и в ущерб жрецам старых традиционных египетских богов (и прежде всего Амона-Ра), основным противникам царя-реформатора». (И. В. Виноградов там же стр.283)

Похоже на то, что исторический Эхнатон всё-таки предпринял те радикальные меры, об опасности которых его литературного двойника предупреждает Йосеф. Насколько этот шаг затруднил реформы, насколько он обрёк их на неудачу — судить трудно. Но читая сегодня о том, как спустя несколько лет после смерти Аменхотепа IV от его новой религии не осталось и следа, невольно вспоминаешь экстатическую восторженность, стремление «хватить через край», которыми Т. Манн наделил своего героя и жалеешь, что в нужный момент рядом с ним не оказалось такого мудрого советника, как Йосеф.

Print Friendly, PDF & Email

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.