Григорий Галич: Война

Loading

Григорий Галич

Война

 

Из детства

Черной краской написана детства картина,

Его горечь испита до самого дна —

Холод, голод и вечная злая ангина —

Это все, чем меня наделила война.

*   *   *

Стране я был обузой — слишком мал,

Меня в расчет не брал коварный немец,

Но триста грамм свои я получал,

Как честный пятилетний иждевенец.

*   *   *

У стылой печки липкий хлеб жуем,.

Прижав к себе, мне мать бубнит сквозь дрему:

Войну-то мы,сынок, переживем,

Нам, главное, чтоб не было погромов.

2000

 

 

Моему двоюродному брату Исаю Пантофелю,

чье имя высечено на памятнике погибшим

на войне выпускникам 37-й школы г.Омска.

Мой брат остался на войне,

Под Ленинградом, в сорок первом.

Он до сих пор живет во мне

Натянутым звенящим нервом.

 

Смерть в первый сорок первый год

Вчерашних школьников косила,

И в топях Тихвинских болот

Его безвестная могила.

 

В давнишней похоронке той

Комбат назвал его героем.

Он был солдат, и первый бой

Стал для него последним боем.

 

Мой брат остался на войне,

Под Ленинградом, в сорок первом.

Он до сих пор живет во мне

Натянутым звенящим нервом.

                                      2001

 

Не верьте генеральским мемуарам,

Написанным на дачах под Москвой,

Обернутым хвастливой лжи муаром,

Пронизанным по сталину тоской,

 

А верьте безымянным и бесплотным,

Чей до сих пор не захоронен прах,

Кто вместе с отделенным, взводным, ротным

Лежат за теми дачами в полях.

  Песенка убитого местечка

Солнце засияло над  местечком,

Старый ребе щурится в окне.

И мальчишка, шевеля уздечку,

Проезжает мимо на коне.

А в пекарне пахнет свежим хлебом

И портной сюртук уже скроил.

Высоко кружится аист в  небе,

Нас благославляя взмахом крыл.

 

В кузнице колдуют  над подковой,

Искры — словно праздничный салют:

Мудрый  Янкель с подмастерьем Левой

Счастье там еврейское куют.

 

Рыбаки забрасывают сети —

Будет щука к праздику опять!

И назло всем  недругам на свете

Будем жить , и петь, и танцевать.

2003

 

Мы не забудем

Тучней нет пшеницы и ржи,

И нет ячменя колосистей,

Чем здесь — у зловещей межи,

Где я – не случайным туристом.

 

Всё помнят пан фермер, пан ксёндз,

Всё знают — да им что за дело

До крови еврейской и слёз, —

Ще Польска жива, не сгинела!

 

Как можешь рожать ты, земля?

От горя зачем не ослепла?…

Жиреют под Хелмно поля,

Удобрены Треблинки пеплом.

2004

 

            9 мая

Похоронки, атаки, штрафбаты –

Все закончилось вместе с войной:

Лейтенанты, сержанты, солдаты,

Наконец, возвращались домой.

 

Их вcтречали, от счастья охрипших, —

Победителей черной чумы.

Все народы считали погибших,

Уцелевших считали лишь МЫ.

 

Еще ноют душевные раны,

Но сегодня фашистский прохвост,

Друг Кремля, Гитлер из Тегерана

Нам пророчит второй Холокост.

 

Нас стращая невырванным жалом,

Гнусный путь свой торя на земле,

Завершит его пред трибуналом,

Как Саддам, — и повиснет в петле.

 

Пусть звереет враждебная стая,

Верю, сбудется мой приговор,

И порукой тому – мой Израиль

И ЦАХАЛа бессонный дозор.

2009

 

  Послание гитлеровским недобиткам

Вы вторглись к нам, чтоб растоптать, унизить

Распорядиться нашею судьбой,

Беспечно шли, как пбяный по карнизу,

С по-гитлеровски вскинутой рукой.

 

Кичились покоренноюЕвропой,

Не помыщляя о пути назад,

Но были Курск, Москва и Сталинград,

И вы неслись, сверкая голой &опой.

 

Остался пшик от выправки военной

И, поминая Гитлера и мать,

Вы быстро научились поднимать

Вверх две руки, причем одновременно.

2009

 

Холуи, пресмыкаясь у тронов,

Прославляют, как доблесть, разбой,

И тираны в чалмах и коронах

Снова юношей шлют на убой.

 

Скучно им, королям этим голым

Средь забот и деяний мирских,

И приносятся в жертву престолам

Сотни судеб и жизней людских.

 

Как бессрочные к прошлому иски,

В городах, на полях, у дорог

Обелиски стоят, обелиски –

В память павших за чей-то порок.

2002

 

 

Колонн победных на земле немало

Воздвигли за последних пять веков.

Там, наверху крылатый Гений Славы

Летит с охапкой лавровых венков.

 

Он, свыше информацией владея,

Неся высокой миссии печать,

Спешит высокородного злодея

За чьи-то кровь и муки увенчать.

2001

 

 

Print Friendly, PDF & Email

11 комментариев для “Григорий Галич: Война

  1. Дорогой Григорий,
    при чтении Ваших ответов г-ну В.Кагану и мне возникло у меня сомнение, достаточно ли хорошо мы понимаем друг друга и представляем себе, с кем имеем дело. Ограничусь лишь одним, внешне незначительным примером.

    В письме Виктору Кагану: «Вы читали стихотворение, не вникнув в его суть, а вообразив себя редактором, к которому я обратился с тем, чтобы “тиснуть” свой поток сознания. Должен Вас разочаровать: в этом деле я далеко не новичок, и после полувековых упражнений дошёл до того, что сейчас редактирую альманах “Палитра”».

    Я в письме Вам: «…Я попытался эти мелочи подредактировать (в этом деле мой стаж побольше вашего поэтического), но не справился в рамках амфибрахия. Пришлось перейти на хорей». Что же Вы ответили на это? «Вы похваляетесь своим поэтическим стажем, который “побольше моего” и даже отличаете амфибрахий от хорея, а вот с отношением к метафорам у Вас проблемы…»

    То есть, ради «победы» путём унижения оппонента вы рискнули своей репутацией честного человека. Я ведь говорил не о поэтическом опыте, а о редакторском – об улучшении текстов и устранению ляпов других стихотворцев. И это не похвальба, а правда. Количество «подопечных» в 1953 – 1957 г.г. достигало одновременно 12–14-ти, а по качеству к 1980 – 2000 г.г. я дошёл до текстов Блока, Маршака, Тютчева и Пушкина. Но я не гожусь в поэты: не обладаю признаками, которые сам считаю нужными для этой категории людей. И меня это не тревожит. Каждому своё.
    Поэты на нашем портале – это, например, Давид Паташинский, Юлия Драбкина, Игорь Иванченко, Лариса Миллер (не по ранжиру, а по моей склеротичской памяти – и др., боюсь кого-нибудь пропустить). И Виктор Каган, профессор-психиатр, д-р мед., автор нескольких сборников стихов – прочитайте @http://blogs.7iskusstv.com/?p=14089@ (II. 28 января) и Вам станет стыдно, что обхамили его.
    Далеко не каждый грамотный и умеющий рифмовать человек – поэт. Для этого он быть ещё и страстным графоманом. Я думаю, делать надо то, что у тебя хорошо получается. Критерий – искреннее одобрение окружающих.
    Я очень уважаю Марка Солонина, отличного историка-«суворовца». Но 2 года назад я ему писал (пародируя Демьяна Бедного):
    «Ах, куда же ты, куда, Марк Солонин?
    К поэтическим трудам ты ж не склонен!
    Не кумекаешь в стихах ничего ты,
    Так и строил бы себе самолёты.
    Ты ж работник кабинетный, спокойный –
    Изучал бы полководцев и войны,
    А литкритики в стране, чай, найдутся:
    Без тебя они вполне обойдутся.
    Как историка тебя мы лелеем,
    Но не быть же всех наук корифеем:
    Лет пятьсот назад так было, а нынче
    Не бывают Леонарды да Винчи!..»
    Или жизнерадостного Бориса Тененбаума – не просто люблю, но читаю с удовольствием его сонеты и комментирую:
    «Мы можем, если нам не лень,
    Зарифмовать любую хрень!»
    А всё-таки, пусть лучше пишет исторические повести! Да что говорить о нас, дилетантах, если блистательный Борис Заходер (пухом ему земля), вызывавший у меня восторг детскими стихами и юмором, тускнел на глазах, пытаясь перейти к серьёзной лирике…

    В общем, дорогой Григорий, простите, но Вы тоже не поэт. В «Стихах Ру» Ваши тексты просто вопиют об этом. Они только снижают Ваш высокий рейтинг как автора очерков о биографии деда-кантониста, о вашей родне, о всеобщей любимице Дворэлэ Пантофель-Нечецкой, о друзьях… да и о самом себе, честном парне «из хорошей еврейской семьи».
    Вы всего на 4 года младше меня, и в нашей молодости было очень много общего. Вплоть до того, что почти одновременно Вас допрашивал в 1968 г. лейтенант Леденёв, а меня в Минске полковник Шпикáлов (его фамилия тоже значащая: заглаза коллеги его звали Шпиколóв).
    Разница в том,что через 4 года я вырвался в Тель Авив, где ещё 10 лет оставался инженером, а затем, поменяв профессию, вернулся к старому хобби – «антисоветской пропаганде». Следующие 10 лет был израильским автором радиопередач американского радио «Свобода» в Мюнхене. Думаю, что я заслужил право называться профессиональным журналистом, поскольку гонораров вполне хватило не 4-хкомнатную квартиру.
    Если Бог даст мне ещё 6 месяцев, то исполнится ровно 40 лет пребывания нашей семьи на Западе. И я надеюсь, что за эти годы удалось полностью избавиться от советской ментальности. Один из самых противных её комплексов – это «синдром лучшенького»: смотреть на каждого нового знакомого, если нет видимых символов высокого чина или социального статуса, как на заведомое ничтожество в сравнении с собой. Ожидать от встречного «по умолчанию» враждебности, а не дружелюбия.
    Того же и Вам желаю.
    Всего доброго!

    1. Уважаемй Эрнст! Очень рад за Вас, что Вы находитесь в гармонии с самим собой: «…по качеству в 1980-2000 гг. я дошёл до текстов Блока, Маршака, Тютчева и Пушкина». Увы, мне до качества их «текстов» не дойти никогда. Вы решили меня заклеймить: «Вы — не поэт». А кто Вам сказал, что я считаю себя поэтом? Я просто пишу стихи. Об этом я сказал лет 10 назад в своём стихотворении «КРЕДО»:
      Умением едва владея,
      Пишу стихи не потому,
      Что чувством оживить идею
      Не удавалось никому.

      Они — сомненье и победа,
      С собою вечная борьба,
      Моё рифмованное кредо,
      Моя походная труба.

      В них — отражение былого
      И взгляд в грядущие года,
      И искрой вспыхнувшее слово,
      И чья-то близкая беда.

      Я — не поэт, избави Боже, —
      Учусь писать, пишу, учась,
      Но ощущаю тонкой кожей
      Чужую боль, чужую страсть.

      Игра — к концу, расчёт — на бочку!
      Нет сожаленья, только грусть…
      В конце стиха поставлю точку
      И на прощанье оглянусь.

      И постоянно учусь, поскольку это делать никогда не поздно никому и даже Вам. В отличие от Вас тружусь на журналистской ниве антиюдофобства в одном из престижных ежемесячников США бескорыстно, поэтому не заработал там даже на 100 грамм леденцов, чем и горжусь. Зато угроз по интернету и анонимок от исламистов и юдофобов получаю достаточно, чем тоже горжусь. Насчёт адресованного мне словечка «обхамили» мог бы ответить по российски :»Сам дурак», но не отвечу, поскольку подобных ляпсусов в свой адрес не принимаю, хамство — это не моё. Уважаемый оппонент меня с кем-то спутал.
      Всего доброго

  2. Эрнст Левин
    Уважаемый Григорий,
    меня несколько насторожила ваша реакция на отзыв Виктора Кагана, но я надеюсь на искренность вашего заверения, что разумную критику вы воспринимаете разумно и с благодарностью, то есть не рассчитываете на единодушное восхищение читателей и, следовательно, не являетесь самозабвенныв графоманом. Учитывая оба этих обстоятельства, рискну отозваться пока что только на одно стихотворение и – в зависимости от вашего ответа – стану или не стану читать другие, здесь и на других сайтах. Итак, стихотворение «Мы не забудем».
    Насколько я понимвю, его цимес (так я называю элемент, ради которого оно написано и который надо сберечь при любом редактировании и правке – новость, острота,каламбур,образ, парадокс… – в общем, соль) заключается в цитате из польского гимна. Хорошо было бы этот цимес подсластить. У вас «Ще Польска жива, не сгинела». Плохо. Слова «ще» и «жива» не польские, их в гимне нет. Правильно: «Ешчэ Польска не згинэла». Кроме того, цимусную строчку выгоднее поставить последней (как замок в сонете). То есть поменять местами 2-й катрен с 3-им.
    В слове Треблинка ударение должно быть на «и», а не на «е». К тому же нежелательна и инверсия «Треблинки пеплом».
    Если захотите для усиления заменить «еврейскую» кровь «жыдовской» – вполне легитимно. По-польски так и есть.
    «От горя зачем не ослепла?» – плохо. Горе — не её, зачем –кавказский акцент, ослепла – слишком откровенно для рифмы (земля и слепая родит, как и женщина). «Удобрены» – тоже нехорошо (а почему – попробуйте объяснить мне сами).

    Я попытался все эти мелочи подредактировать (в этом деле мой стаж побольше вашего поэтического), но не справился в рамках амфибрахия. Пришлось перейти на хорей.
    Если вам эта корректура подойдёт, буду очень рад. Разумеется, располагайте ею как угодно и безвозмездно. Все слова остались ваши, корректура – не соавторство, но любому автору нужна.

    Тучней нет пшеницы и ржи,
    И нет ячменя колосистей,
    Чем здесь – у зловещей межи,
    Где я – не случайным туристом.

    Всё помнят пан фермер, пан ксёндз,
    Всё знают – да им что за дело
    До крови еврейской и слёз, —
    Ще Польска жива, не сгинела!

    Как можешь рожать ты, земля?
    От горя зачем не ослепла?…
    Жиреют под Хелмно поля,
    Удобрены Треблинки пеплом. Нет нигде пшеницы колосистей,
    Нет тучнее ячменя и ржи,
    Чем под Хелмно видел я – туристом,
    У зловещей лагерной межи

    Как ты можешь здесь рожать, земля,
    Где грешно родиться и травинке,
    Где навеки пропитал поля
    Чёрный дым и пепел из Треблинки!

    Помнят всё и пан, и хлоп, и ксёндз,
    Знают всё – да им-то что за дело
    До жидовской крови, мук и слёз,
    Если «ешчэ Польска не згинэла»!

    1. Уважаемый Эрнст! Польский гимн я знаю хорошо, но здесь я нтакже знающий его, поймет, о чем речь.. Единственное, что мне здесь следовало сделать — написать «ешче». А что касается ТреблИнки, то это не моя вина, а того, кто на этой полосе «отредактировал» последнюю строку стиха. У меня было «Треблинки удобрена пеплом». Что касается «От горя зачем не ослепла» — от такого людского горя земля обязана была ослепнуть, но, увы, не ослепла. Кавказский акцент здесь — ни с какого боку. Насчет «удобрены» — Вы, очевидно не знакомы с основами агротехники, если не знакомы с исполоьзованием этого термина. А пепел от сожженных трупов в Хелмно, Треблинке, Освенциме ввозился на поля. А это, увы, очень хорошее удобрение. Благодарен Вам за внимание, но Ваш вариант — не то! Стих потерял упругость и ослабил бы впечатление от увиденного

      1. Григорий
        22 Май 2012 в 19:32

        Уважаемый Эрнст! Польский гимн я знаю хорошо, но здесь я написал именно так, чтобы не сбить ритм. Читатель, также знающий его, поймет, о чем речь.. Единственное, что мне здесь следовало сделать – написать “ешче”. А что касается ТреблИнки, то это не моя вина, а того, кто на этой полосе “отредактировал” последнюю строку стиха. У меня было “Треблинки удобрена пеплом”. Что касается “От горя зачем не ослепла” – от такого людского горя земля обязана была ослепнуть, но, увы, не ослепла. Кавказский акцент здесь – ни с какого боку. Насчет “удобрены” – Вы, очевидно не знакомы с основами агротехники, если удивлены, что я исполоьзовал этот термин. И пепел от сожженных трупов в Хелмно, Треблинке, Освенциме ввозился на поля. А это, увы, очень хорошее удобрение. Благодарен Вам за внимание, но Ваш вариант – не то! Стих потерял упругость и ослабил бы впечатление от увиденного

    2. Уважаемый Эрнст! Вчера я спешил и потому, чувствую, недоответил Вам по сути. Меня не испугала ваша «угроза» не читать более моих стихов — на здоровье, читателей и единомышленников более чем достаточно. Далее — Вы похваляетесь своим поэтическим стажем, который «побольше моего» и даже отличаете амфибрахий от хорея, а вот с отношением к метафорам у Вас проблемы — Вы не поняли, как это земля может ослепнуть (или не ослепнуть) от горя. Хорей и ямб для этого стиха не годятся. Ваш вариант — это по сути рифмованная проза. В стихотворении не ставилось целью дословное цитирование польского гимна, а его строка здесь усиливает суть происшедшего на польской земле, и она отнюдь не «цимес» и не соль стиха, а соль здесь в «Жиреют под Хелмно поля Треблинки удобрены пеплом» (опять же метафора, к которым у Вас своеобразное отношение). Судя по Вашему знанию польского языка, Вы — уроженец «самостийной», что и накладывает соответствующий отпечаток на Ваше своеобразное восприятие русского языка и его использование, отличное от моего.

  3. «…Но триста грамм свои я получал,…»
    Уваажемый Григорий!
    Извините, но точнее будет:
    » Но триста пятьдесят своих я получал,»

  4. Посмотрел Ваши стихи также на Стихире и Задворках. Что сказать? В общем, искренние и неплохие стихи, особенно, если учесть сколько трескучей мути в так наз. гражданской поэзии вообще. Где-то — удачи, например: «Все народы считали погибших,Уцелевших считали лишь МЫ». Но я бы сказал, что некоторая правка не повредила бы. Вторая строка первого стихотворения: «Его горечь…» звучит как И-го-го; поправить нетрудно. Ну, и мелочи типа пунктуации, выделений заглавными буквами — вот ведь просто «мы» (см. выше) звучало бы куда как лучше, родители — «Вы» (понятно, что хотите выразить, но «Вы» — уважительное обращение к одному человеку). Всё это вопросы рихтовки неплохих стихов, с качеством которых и поздравляю.

    1. Соплеменнику: В сибирском Омске в войну мне как иждевенцу положено было именно 300 грамм, ни граммом больше. Откуда взялась Ваша прибавка в 50 грамм (от которой я бы, конечно, не отказался) не знаю. Г-ну Кагану: Уважаемый Виктор! Чтобы улышать в «его горечь» — «и-го-го»,
      нужно иметь весьма «специфический» слух. И «МЫ» в данном случае акцентировано намеренно. Просто Вы читали стихотворение, не вникнув в его суть, а вообразив себя редактором, к которому я обратился с тем, чтобы «тиснуть» свой поток сознания. Должен Вас разочаровать: в этом деле я далеко не новичок, и после полувековых упражнений на этом поприще дошёл до того, что сейчас редактирую лит.-худ. альманах «Палитра». Считаю Ваши замечания абсолютно беспочвенными, хотя разумную критику воспринимаю разумно и с благодарностью, что могут подтвердить мои коллеги по «Палитре».

      1. И ещё г-ну Кагану: Если Вы увлекаетесь стихосложением, то не забывайте о такой специфике русского языка, что в словах с окончанием на «го», оно (в отличие от церковнославянског)произносится как «во», т.е в данном случае «ево горечь». Так что, Вы очень напряглись, чтобы услышать здесь лошадиное ржание.

        1. Извините, обычно читаю «для себя» и пишу только если что-то уж очень нравится. А тут и понравилось, и споткнулось восприятие на каких-то местах, вот и не удержался. Впредь буду воздерживаться. Удачи.

Обсуждение закрыто.