Моисей Борода: Мои университеты

Loading

Что сказать в заключение? Я как еврей был лишён в Грузии еврейского страха. Он был никому не нужен. И, думаю, что если уж Б-г не привёл родиться и жить в Эрец-Исраэл, родиться и жить в Грузии было подлинной альтернативой.

Мои университеты

Сказка, в которой каждое слово — быль

Моисей Борода

Дорогие друзья-берковцы (ну как ещё иначе обозначить наше за годы общения на лит.-полит., etc. платформах сложившееся сообщество?)!

С сочувствием, перемежаемым с ужасом, прочёл я про злоключения тех, кто под звездой давидовой родился — не в той (увы!) стране — и имел дерзость претендовать на медаль / право поступления в соответствующий профилю его таланта вуз. Прочёл про издевательства СИСТЕМЫ, накрепко и, казалось, навсегда защищённой Конторой Глубокого Бурения и сволочами всех мастей — системы, ненавидящей нас per se. Не знал я всего этого, не слышал? Слышал, конечно, да ещё как. Но вот знать… И об этом моя небольшая личная повесть.

Единственная просьба к читателям: в том, что я расскажу, есть пара подробностей, которые могут показаться — ну, что ли бахвальством. Пожалуйста, не воспринимайте это так: без определённых деталей то, что я хотел бы сказать, повисло бы в воздухе.

Начну с довузовской — для меня доконсерваторской, для моего брата — доуниверситетской — жизни. Мы оба по школьному образованию скрипачи. С пятого класса я, с первого — мой брат, учились в Центральной музыкальной школе им. Закариа Палиашвили в Тбилиси. Это была как бы сказать привилегированная школа. Акт первый: сопротивление при поступлении: 0,0. Гос. экзамен по скрипке: я — 5 (брат, заканчивавший шестью годами позже) — та же оценка. Первый, кому бы пришло в голову спросить, почему это еврею зелёная улица (целый ряд одновременно сдававших учеников титульной национальности получили кто 4 кто даже 3, было ещё, насколько помню, три пятёрки), вылетел бы из коллектива без проблем: директором был замечательный человек Гиви Георгиевич Сванидзе (светлая ему память!).

Далее: госэкзамен по сольфеджио и гармонии (коротко поясню: в первом случае нужно было написать трёхголосный музыкальный диктант, назвать аккорды в достаточно быстро играемой последовательности, и т. д. — не хочу утомлять подробностями; во втором — решить задачу по гармонии, поставив, в соответствии с определёнными правилами, аккорды под готовую мелодию; творческость при этом ценилась). Итог — пять (гармония), пять с плюсом сольфеджио — и по решению педсовета это посчитали официальной оценкой. Я оказался единственным из выпуска с этой самой пять плюс, и никому даже в голову не пришло задавать себе вопрос, чего это нацмену/еврею такой фарт? Теперь представьте себе эту ситуацию в, скажем, Московской ЦМШ. Вы приведёте контрпримеры? Может быть. Тогда, значит, эти молодые люди были самородками (каким я себя и в самом сладком — или страшном — сне считать не буду).

Пойдём дальше. Серебряную медаль мы получили вместе с моей будущей женой (грузинкой; откровенно говоря, она заслуживала медаль много больше, чем я — но так вышло). Прекрасный замысел хоть в чём-то да срезать еврея как-то не пришёл никому в голову.

Наступила пора университетов -то бишь, поступления в консерваторию. Не оставьте, мои дорогие читатели, без внимания, что два этих блага — красный музыкальный диплом и медаль — давали каждый сам по себе право поступления в консерваторию с двух на 5 выдержанных экзаменов. Опять-таки представьте эту ситуацию, допустим, в первопрестольной. И учтите тот факт, что не поступивший приглашался безотлагательно приступить к выполнению известного СВЯЩЕННОГО ДОЛГА перед — ну, ясно, перед чем/кем. Надо ли говорить, что об этом знали все.

Первый экзамен — специальность. Второй сольфеджио… Всё! Я — студент. (К слову: беспроблемно поступил на физфак университета мой брат — и беспроблемно окончил его с красным дипломом).

Опускаю занавес — подымаю занавес.

С самого начала я должен был думать и о какой-то работе: скоропостижно скончался папа, и видеть, как мама одна тянула бы меня и младшего брата было не для меня. И тут объявляют вакансию на место вторых скрипок в оркестре оперной студии. Было четверо претендентов — вовсе не плохих и обладающих национальным преимуществом. …Нет, и тут ничего постороннего не сработало: единственное место досталось мне.

Дальше — больше. Уже в начале второго семестра я увлёкся дамой по имени теория музыки и начал подумывать о разводе со скрипкой. Всё оказалось сложнее, но в конце концов я своего добился и перешёл на теоретико-композиторский факультет.

Тут одна пикантная подробность. В том году был ещё один переход — с ф-нного на теоретический. Ректор консерватории добился открытия русской группы на этом факультете для ДВУХ перебежчиков (должен крепко посыпать голову пеплом: мой грузинский был тогда на нуле — неслыханный позор, единственное оправдание которому — неполное! — было жуткое по качеству преподавание грузинского в школе; благодарение Б-гу, моей жене Софико и её изумительной, настоящей грузинской интеллигентной семье, я с тех пор довёл язык до того, что пишу на нём рассказы).

Вот так: факультет для двоих, вокзал для двоих. Короткий узелок на память: эти двое были: один еврей, другая — еврейка. Было это — да, да, да! — после отшумевшей Шестидневной войны, когда в Центре заходились в падучей юдофобства (простите: израилефобства!).

Годы студенчества были праздником — праздником общения с преподавателями. Многих вспомнил бы здесь — да уведёт далеко от темы. И ещё один узелок на память: не один и не два преподавателя /доцента/профессора сказали мне в 1967-м: „Молодцы“. Да, да, о войне. О той самой. Шестидневной. Знакомые откровенно радовались, что евреи дали-таки по голове — ну, известно кому.

Опускаю занавес — подымаю занавес.

Госэкзамен. Диплом (1971 год). Увы! — четыре. Красный диплом сгорел, не оставив дыма.

— „Ага! Наконец!“— может быть, скажет читатель. — „Всё же где-то должно было вылезти — и вылезло!“

… Нет, не вылезло. Ларчик открывался проще. Я, идиот с гонорком (задрал нос: на третьем курсе — статья в Сообщениях Академии Наук Грузии, дальше — больше), задрался с зав. кафедрой теории. Почти в глаза называл его теорию хернёй. Ну и вот: диплом. Сделал не как все нормальные люди (чистое музыковедение в ту пору уже надоело — вторая измена) нормальный диплом. Нет, проткнул у моего руководителя (Христофор Арамович Аракелов, замечательный преподаватель, прирождённый педагог в полном смысле этого слова) тему „вариационность в невариационных формах“. Явление было у многих композиторов, но как-то мало обращали на это внимание. И вот на дипломе этот самый дядя после моего доклада спросил: «Это кто ввёл в теорию музыки понятие микровариационной формы?» — с соответствующей интонацией и выражением лица. Разумный человек ответил бы что-то вежливое. Но поскольку я был идиот, я не нашёл ничего лучшего, чем ответить «я». Мило. Четвёрка и сгоревший диплом были наградой (и чуть-чуть наукой: дураки учатся медленно). Антисемитизмом здесь и не пахло.

Но вот дальше. Защита. О, вот тут уже были проблемы — и какие! … Нет, опять не то. Другое. На защите (я защищался вторым) тот самый дядя даёт моим оппонентам понять — мы сидели и ждали в другой комнате — что после первой защиты он — увы! — уходит. (За недели две до этого по консерватории пронёсся красивым хвостом кометы его афоризм «Эту бороду надо сбрить» — здорово сформулировал!). Ясно, что после его ухода нужный кворум не получался, поскольку дядя попросил своего коллегу-профессора, также члена совета вообще не приходить на защиту. По болезни. Кворума нет — защита переносится на… когда ещё удастся собрать трёх оппонентов — Москва (двое из разных организаций) и Рига (оппонент из-за мат. части диссертации, каковая посвящалась закону Ципфа-Мандельброта в музыкальных произведениях)? От антисемитизма дядя был далёк на расстояние минимум светового года. А вот мой гонорок и идиотское «я» на дипломе аукнулись мне по-настоящему. Заслужил — получил. И вот тут — никогда не за буду поддержки моего первого оппонента, одной из звёзд советского музыковедения Марины Дмитриевны Сабининой (вечная ей память!). Когда ей передали послание насчёт ухода, она попросила передать дяде, что буде он уйдёт, она отказывается быть оппонентом его диссертантке. … Всё, дядя остался. Более того, заслушав отзывы, он первым встал и сказал, что он за. Всё. Я — канд. иск. Единогласно. Теперь представьте, дорогие мои читатели, эту ситуацию в Центре — ну или, допустим, в стольном граде Киеве. Или… Вот так.

Занавес опускаю — занавес подымаю.

… Отматываю пару кадров назад. Уже до защиты были первые публикации за бугром. Ни малейших препятствий ниоткуда я не ощущал. Книга. Нас три автора: русский (Юра Орлов, ин-т кибернетики АН ГССР — исключительного таланта человек!), его жена-грузинка (лингвист) и я. Такое вот братство народов, торжество ленинской национальной политики. Но — забугор, и какой: ФРГ! … Нет, всё прошло мирно. Следующий этап: по приглашению из того же забугра стал членом редколлегии серии Quantitative Linguistics. Т. ж. с. Никаких подземных толчков. Коллеги поздравляли. Наконец, «вершина предательства Родины»: я из Тбилиси основываю по предложению профессора Альтмана (NB: выдающийся лингвостатистик, один из основателей области) международную серию по мат. методам анализа музыки. Переписка идёт «со всюду»: ФРГ, Италия, США, Япония и… (точно по Маршаку: вдруг иностранец воскликнул: «О боже!») Израиль. Вот именно. Всё это известно всем в консерватории. Ну и конечно же, в грузинском КГБ. Подземных толчков — 0,0. Единственной проблемой было дожидаться зарплаты, чтобы оплатить почтовые расходы: бандероль за бугор кусалась! Занавес — занавес.

…Ещё пара кадров назад. Консерватория окончена. Штатов нет. Их действительно нет. С трудом выцарапывают место лаборанта технических средств обучения. И это предел. Я уже утверждённый кандидат. Штата по-прежнему нет. Ну ясно: нет у меня знакомых в верхах, зав. кафедрой, да и даже ректор сделать ничего не могут. И вот, не сказав мне ни слова, Антон Григорьевич Цулукидзе, профессор, читавший нам историю грузинской профессиональной музыки (я не забуду долгие послелекционные разговоры о Пастернаке, Тициане и Галактионе Табидзе, других поэтах — образован он был замечательно, редкой души был человек, светлая ему память!) пошёл к министру культуры Отару Тактакишвили хлопотать за меня — без даже малейшего намёка с моей стороны, не говоря уже о просьбе. (Пишу об этом сейчас и слёзы застилают глаза. Нет уже Антона Григорьевича. Как нет и столь дорогих сердцу подлинных интеллигентов, составлявших когда-то костяк грузинского общества.) И да, он добился того, что Отар Васильевич меня принял — и «выбил» штат снс-а (поверьте, это было очень, очень непросто!).

Занавес — занавес.

В 1988 году получаю стипендию фонда Гумбольдта. Для исследований в Германии. «Ну хоть здесь-то будут препятствия» — спросит, может быть, читатель. … Нет, не было. В консерватории реакция — вплоть до ректора: готовность поддержать. Проволочки — да, о них— чуть позже.

Поддержка: меня немедленно поддержал зав. кафедрой эстетики Игорь Аполлонович Урушадзе, светлая ему память! — замечательный, потомственный тбилисский интеллигент, искусствовед с широким кругозором. Но ни он, ни другие не знали точно последовательность действий. Я — меньше всех. И вот я, к тому времени уже член Союза Композиторов Грузии, пришёл в Союз посоветоваться с его Председателем, а им был Сулхан Фёдорович Цинцадзе (композитор от Б-га, квартеты ХХ века делятся так: Барток-Шостакович-Цинцадзе; да и человек замечательный. Г-споди, о скольких же надо говорить: их уже нет! Нет! Нет!). Посоветоваться — что делать. Мне казалось, что надо получить загранпаспорт, взять билет — и давай. Мечта идиота. Сулхан Фёдорович меня выслушал, поднял трубку телефона, набрал номер замминистра иностранных дел, сказал, что должен приехать к нему по важному делу (тот был, к счастью, на месте), вызвал машину, и мы поехали в Мининдел. В кабинете хозяин очень доброжелательно нас выслушал и сказал, что существует последовательность: я вношу документы в Минкультуры, оттуда то, что надо, идёт… дальше и после того, как Минкультуры получит документы с «добро» обратно, дальнейшие шаги не представят проблемы.

Занавес — занавес.

Я жду. Звоню в Минкультуры, нет ли уже «добра». „Нет, ждём“. Понятно, что контора глубокого бурения бурит другие дырки, им не до меня. Ну или — кто их там знает. Я — в нервах. Все сочувствуют. И вот как-то я в издёрганном состоянии на вопрос одного из знакомых, как мои дела, выдохнул «никак, жду ответа оттуда». Мой знакомый — это был декан факультета духовых, замечательный кларнетист Зураб Алавидзе (светлая ему память!) — тут же, не входя в подробности моих вдохов и выдохов, позвонил своему знакомому в КГБ и спросил, почему до сих пор мурыжат такого (комлиментарную часть естественно опускаю). Оттуда ответили: всё знаем, постараемся ускорить (я представляю себе эту сцену в московском ГБ! — впрочем, и представлять не надо: на первых же «контактах с забугром» меня бы быстренько свернули в кольцо, а Гумбольдт-фонду послали бы телеграмму о моей болезни/инвалидности. Что верно: в тех широтах я был инвалид пятой группы).

И да — всё было относительно быстро.

Занавес — занавес.

Я — в Марбурге, учу немецкий перед тем как приступить к работе в рамках стипендии. Приходит приглашение из США на две недели. Конференция, доклады и пр. Ну, в общем, царское дело: какая конференция длится две недели? (Свинство: забыл, от какого ун-та точно. Почему — чуть позже). Приглашение пришло на Союз Композиторов Грузии. Так вот: Председатель Союза, Гиа Александрович Канчели, обратился к Тихону Николаевичу с просьбой командировать меня в Штаты (а ведь кто я был в это время для Союза, какая от меня могла быть польза? 0,0). Тихон Николаевич дал добро.

Добро не дал идиот по имени я. Поскольку для получения визы я должен был приехать в посольство США в Москве. Струхнул. Не поехал. А вдруг обратно не пустят? Тут ведь не с грузинским КГБ надо иметь дело — с центральным. С милыми людьми товарища Бобкова. Так вот сгорел единственный (сейчас-то уж точно единственный) шанс хотя бы увидеть Америку. Потому и забыл, от какого ун-та было приглашение. Постаралась, видимо, услужливая память.

Пара штрихов под медленно опускающийся занавес.

Когда моя будущая жена сказала родителям, кто её, так сказать, суженый, ответом было: „Великая нация!“Вот так. Эти слова я, кстати, слышал и недавно, в общении с архитектором Гигой Батиашвили — архитектором, реставрировавшим/возродившим старый Тбилиси — человеком потрясающей эрудиции, потомственным тбилисским интеллигентом, академиком всемирной и российской академий архитектуры: «Великая нация». Примерно в той же формулировке довелось мне слышать это от Гулбата Григорьевича Торадзе — патриарха грузинского музыковедения, европейски образованного музыканта и лингвиста, также — потомственного тбилисского интеллигента.

Такой вот ещё штрих: Впервые я услышал о великом поэте Иегуде Халеви от зав. консерваторской библиотекой, Маргариты Макашвили («тёти Марго», как я её называл и сейчас про себя называю. Увы! Нет уже на свете тёти Марго, давно нет. Светлая ей память!) — рафинированного интеллигента, представителя старой княжеской фамилии. Она мне, полному тогда дураку, мало чего знающего о еврействе, кроме книг о Холокосте, фактически прочла лекцию о Иегуде Халеви. Всё это, значит, было как тема, как знание в определённых кругах грузинского общества. Как это можно забыть?

…Но то, скажете вы, культура. А в быту?

В быту? Мы без самомалейших опасений заказывали мацу к песах (покупали муку, отдавали её в синагогу и в назначенный день забирали мацу — изумительную по вкусу, прокатанную так, как, может быть, не снилось даже в Израиле — уж простите за такие слова: детские/юношеские/взрослые впечатления). В синагоге (грузинских евреев) работал резник, грузинские евреи венчались в соответствии с религиозным обрядом. Уехали по Завету, сохранив тесную связь с Грузией.

„52-й год?“Ну да, почему евреи Грузии должны были стать исключением? Рука Отца и Учителя дотянулась бы до всех — да Пурим подвёл, а врачующие больного доктора Чейн и Стокс довершили дело. Но вот что я прочёл — не знаю, правда ли, надо поднять грузинские газеты того времени: Берия через свои каналы добился, чтобы газеты в Грузии не бились в общей тогда (во всяком случае, для Москвы) истерике юдофобства. Хочется в это верить. Мы этому человеку обязаны практически немедленным прекращением дела врачей. Чтобы кто-либо из отвратительной камарильи, дождавшейся, наконец, отхода их Отца и Учителя, сделал бы это — хотя бы учитывая глас народа?[1]. И уж „Наш Никита Сергеевич“не сделал бы этого точно. Берия — сделал.

Наверное, хватит. Впрочем…

«И как, Вы, значит, в этом самом Вашем грузинском оазисе никогда не слышали известного слова из трёх букв — ну или его производного с добавлением ´морда´? Не верю!».

Правильно не верите. Слышал. И не только это слово, но и страстное желание видеть евреев на фонарных столбах.

«Ага, вот видите! Вылезло-таки!»

О, да! Вылезло — вот только откуда? Я ни разу не слышал ничего подобного от грузина, а в нашем дворе жили люди, составлявшие нечто противоположное сливкам общества. А слышал я «это» от детей дома, который был расположен строго напротив нашего жилья — дома офицеров ЗакВо (позже я окрестил его «дом оккупантов»). И слышал, и обращение имел соответствующее, почему и во двор выходил неохотно. «Просветился» я рано: уже в пять лет знал, что «еврею нужен кусочек хлеба и вагончик масла». Так вот.

У Грузии много — очень много, через край! — других серьёзных проблем. Есть ли негативные явления? Ещё бы! Многие из них были, многие обострились: страна, давимая могучим соседом, в растерянности. Но ЭТОЙ проблемы, столь знакомой российскому (и только ли?) еврею нет.

Изменится ли что-то в «этом» плане в Грузии? Не знаю. Хотелось бы верить, что нет. Тбилиси, где существует замечательный Музей истории евреев и еврейско-грузинских отношений (см. хотя бы, стр. 29-33). Грузия с её 2600-летней (!) историей евреев. Может быть, это — гарантии? Неясные намёки на родство, слышанные мной от грузин. Намёки на общность судеб. Может быть, здесь гарантия? Впрочем — какие гарантии кто может кому дать в этом постепенно всё больше, всё неотвратимее коррумпирующемся мире?

Что сказать в заключение? Я как еврей был лишён в Грузии еврейского страха. Он был никому не нужен. И, думаю, что если уж Б-г не привёл родиться и жить в Эрец-Исраэл, родиться и жить в Грузии было подлинной альтернативой. На вопрос же — надо ли говорить, что он возникнет! — “почему же Вы сейчас не там?”, ответ прост: пока я могу здесь работать (там этой возможности нет, её просто нет и не будет), я буду здесь, потом же — там. Но в великой благодарности замечательным людям, с которыми сталкивала меня в Грузии судьба — да и в благодарность самой судьбе, подарившей мне эти встречи, я стараюсь делать что возможно для Грузии — будут ли это литературные фестивали, концерты грузинской музыки в Германии или другие формы.

Моисей Борода
Член Союза Писателей / Союза Композиторов Грузии и Международной Гильдии Писателей
Посланник Грузинской Культуры

___

[1] Маленков и Каганович предлагали не спешить с освобождением врачей. Мотив: это произведет негативное впечатление на население, «люди перестанут верить партии». Молотов занимал колеблющуюся позицию… Берия при этом с самого начала не скрывал, что уверен в его фальсификации и беззаконии*. Несмотря на сопротивление некоторых своих коллег, Берия продолжает настаивать на безотлагательном освобождении врачей… (ссылка на Костырченко Г. В плену у красного фараона. М., 1994. С. 356, из воспоминаний Я. Этингера.

Print Friendly, PDF & Email

9 комментариев для “Моисей Борода: Мои университеты

  1. Спасибо, Моисей, за замечательный очерк. Всегда любил грузин, хота только в походную молодую жизнь был трижды в Грузии, а после нет. Очень хотелось бы побывать сейчас, но, похоже, что мы покончили с жизнью активных путешествий. А как получилось, что Вы, родившись и выросши там, не знали языка?

    О Берии. Скорее всего, это так, что врачей освободил он. И, скорее всего, это так, что он был наиболее опасен захватом единоличной власти с неизвестными последствиями, так что его удаление, бесспорно совершенно незаконное, наверно (возможно?) было единственным правильным путем.

    У них были варианты поведения. Я не верю, что путь, выбранный Хрущевым, с почти полной де-сталинизацией, освобождением и реабилитацией, был бы возможен, если бы верховная власть оказалась не у него.

  2. Прочла Ваш рассказ как сказку – быль. Очень хорошо, что Вы это сделали. Грузия – страна людей чести! И следует ей воздать должное!

  3. Недавно перечитал книгу незабвенного Иона Дегена «Из дома рабства» (рекомендую). В книге и в настоящем эссе речь, в общем-то, об одном и том же времени – послевоенном периоде канувшего в лета СССР. Чудом оставшийся в живых, изрешеченный пулями с головы до ног в буквальном смысле, Деген вернулся в Украину. Несмотря на свои воинские заслуги, безусловный талант и просто невероятную трудоспособность, Деген вплоть до отъезда в Израиль в 1977 году жил в условиях непрекращающегося «еврейского погрома». С другой стороны, Моисей Борода, которому посчастливилось родиться, учиться и работать в солнечной Грузии, ставшей для него настоящей любимой Родиной. А ведь Советский Союз был, по сути, унитарным государством. Естественно, здесь не место анализировать причины – лишь констатация факта, поводом для которой послужило это прекрасное эссе.

  4. Дорогой Володя, ты уж извини за возражения.
    «Инженером — да, а вот директором института…» Не позволяю себе судить о ситуации в Азербайджане. Но вот переносить автоматически на Грузию…
    Ещё в советское время председателем Торговой Палаты Грузии (NB: ранг министра) Элигулашвили, в академию без проблем был избран Хаханашвили, Марк Рубинштейн,…
    В правительстве МихаилаСаакашвили было двое министров-евреев — министр обороны (Кезерашвили) и гос. министр по реинтеграции Якобашвили (до этого и до Саакашвили, в правительстве Шеварднадзе, он был директором департамента отношений с США, Канадой и Латинской Америкой), до этого — исполнительный вице-президент Фонда стратегических и международных исследований. Потом — чрезвычайный дипломатический посланник и полномочный посол Грузии в США.

    Какие же тут «директором институт быть не может»?

  5. Во-первых, очень хорошо рассказано. Во-вторых, очень важно узнать детали: общее представление о том, что в Грузии «по-другому» было, наверно, у всех советских евреев (как по-другому было и в Ташкенте, Вильнюсе и в какой-то степени в Одессе, например). И, наконец, в третьих, — это уже личное — как жаль, что живя четыре+ года в Сочи, то есть, за углом у Грузии, так и не довелось побывать там. Абхазия, как мне кажется, всё же другая страна. На работе у меня в подчинении было много грузин. Как и армян. Отношения у них между собой были сложные, не совсем для меня понятные, скорее — не дружественные. У меня с грузинами сложились очень теплые отношения. Во всяком случае, куда более дружественные, чем со славянами. Как ни странно.
    Спасибо, уважаемый Моисей, за Ваш чудесный рассказ.

  6. Дорогой Моисей,
    Все, конечно, так, но есть нюансы. В Азербайджане тоже не было антисемитизма. В то время, когда я заканчивал «школьные годы чудесные», у меня был двухлетний рабочий стаж. Я обратился к администрации завода послать меня на учебу в институт в Москву. Это не финансовая помощь, а льготы в проходном бале. Так мне объяснили, что человек с фамилией Янкелевич не может ехать от Азербайджана в Москву.
    Инженер с фамилией Янкелевич мог в Азербайджане подняться до главного инженера, но директором должен был быть, к примеру, Исмаилов…
    То есть в неантисемитистских республиках для евреев была выделена ниша, вот в ней и нужно было существовать, за пределы — ни-ни.

  7. Интереснейший очерк!
    Но относительно Берии — частое заблуждение.
    Мотивов много. Глпвный — лишь бы успеть первым изобразить непричастность.

  8. ДОРОГОЙ МОИСЕЙ!
    РАД ВАШЕМУ ПОЯВЛЕНИЮ ЗДЕСЬ! Вспомнил слова Вахтанга Кикабидзе: «Я горд тем. что в моей стране за тысяелетия не было на земле Грузии еврейских погромов».

  9. Я и моя жена несколько раз посещали Грузию (один раз мы месяц жили в Тбилиси), тесно общались с местными жителями и ни разу не ощутили даже намёка на антисемитизм. Наоборот, узнав, что мы евреи, они относились к нам с особой приветливостью.

Добавить комментарий для Mark Avrutin Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.