Татьяна Корсунская: Кладезь добра

Loading

Да, сначала вызывали его и не хотели верить, что он сотрудничал с партизанами, евреев спасал. Но потом ему повезло, попал на допрос к бывшему партизану. Тот провоевал всю войну и Василию Петровичу поверил. Какое-то указание дал и Языменко оставили в покое.

Кладезь добра

Татьяна Корсунская

«Мир необратим, и то, что не извлечено сегодня не будет извлечено завтра. более того, извлечь можешь только ты. Положиться на другого нельзя, потому что у него нет твоей темноты, а извлечь можно только из своей темноты, — у каждого темнота своя».
Мераб Мамардашвили, философ

И снова я в Израиле, среди своих близких людей, с которыми еще связывают меня слабеющие нити прошлого. Жизнь разбросала нас по разным странам и континентам, время, не привязанное к пространству, неумолимо отделяет нас от тех воспоминаний, когда наша семья, была общностью, казалось навеки связанным единством, крепостью наших корней. Но крона разрослась, и наши потомки, еще говорящие из вежливости с нами по-русски, уже давно живут в другом измерении. Знаю, знаю, что так было всегда, наверно уже старею, раз так больно воспринимаю эту данность. Сегодня по новой скоростной трассе мы едем к тете Рае и дяде Семе. Вдоль дороги то тут, то там среди лесов и полей мелькают современные жилые массивы с фантастическими замысловатыми домами и огромными промышленными зданиями различных предприятий, вырастающих посреди некогда пустынных и заброшенных мест. Мои родственники живут в Бейт Шемеше — городе Солнца (ударение нужно ставить на второй слог, потому что иначе это слово означает туалет). Бейт Шемеш расположен между Иерусалимом и Тель-Авивом. Посещение тёти Раи и дяди Сёмы — обязательный и желанный ритуал моего ежегодного визита в Израиль. Здесь, в этом доме, я возвращаюсь в наше прошлое: с коврами на стенах, хрустальными стаканчиками, с кучей тарелочек и каких-то сувенирчиков, постоянно пополняемой последними подарками от сыновей и друзей. Но главное не это, а радость, искренний и неподдельный интерес к жизни, любовь к людям — вот чем наполнен этот гостеприимный дом. Я обнимаю тетю Раю бережно, смотрю в ее добрые глаза. Как же она похожа на свою маму, легендарную Груню, жену старшего брата моего деда по материнской линии. Семья моего дедушки Хайма (Ефима) жила в белорусских Климовичах. Прадед Григорий Гуревич был кузнецом, и старший брат Лейба (Лева), и мой дед тоже были кузнецами. В семье было много детей. У прадеда был строгий нрав, а мой дед был очень свободолюбивый и непослушный. Наверно поэтому Хайм уехал задолго до войны в Днепропетровск, где женился на моей бабушке Кларе Лихтеровой, а 1938 году у них родилась девочка Элла — моя мама.

Старший дедушкин брат Лейба был трудолюбивым, весёлым и покладистым. И жену себе выбрал такую же — хозяйственную и приветливую Груню. К началу войны у них было уже четверо детей. Жили дружно. Ждали пятого ребенка.

В первые недели войны семья собралась в эвакуацию. Но уехать из Климовичей было невозможно. Проходящие поезда останавливались всего на две минуты и толпы беженцев, дежуривших там днями и ночами, не могли эвакуироваться. Поэтому собрали последние деньги и купили коней, чтобы вместе добраться до станции Стародуб. Собрался целый обоз: родители Левы, родители Груни и их совместная семья. Лева собирался посадить всех на поезд, а затем, по предписанию военкомата, идти в партизаны. Но когда подводы добралась до Стародуба, там уже были немцы. С беженцами обращались на удивление вежливо, большой семье даже дали продукты на обратную дорогу. И они вернулись в свои дома в Климовичах. Леве нужно было выполнять задание военкомата — заниматься формированием партизанского отряда, и он сразу ушел в лес. А Груня решила прорываться к Брянску, который оставался еще не оккупированным. Но вот как добраться до Брянска? Вокруг неразбериха, толпы беженцев, на руках четверо детей, беременная. До войны Груня была директором магазина. Он назывался «Магазин на завалках», то есть «магазин на ступеньках». За сердце доброе, трудолюбие уважали ее люди, и пользовалась она большим авторитетом. А в деревне Пожень был у нее знакомый председатель колхоза Василий Петрович Языменко — такой настоящий, мудрый и порядочный человек, столяр с тремя классами образования. Вот к нему и решила Груня обратиться за помощью. Оставив детей на попечение родителей, она отправилась в Пожень. Пока она была в пути, пришло известие, что Климовичи захватили немцы. Всех евреев сразу же переписали, заставили носить желтые звезды. Такие же звезды должны были быть на каждом доме, где жили евреи. Языменки предложил Груне пока у них остаться. Но вскоре немцы пришли в Пожень, и беременную Груню спрятали в подвале. Языменко немцы назначили старостой, потому что он, несмотря на то, что работал председателем колхоза, в партию не вступал. А немцам нужен был авторитетный человек, способный поддерживать порядок в селе. Как староста мог он более или менее свободно передвигаться, без особых разрешений. Поэтому Василий Петрович спустя какое-то время поехал в Климовичи, чтобы узнать, как там Грунина родня.

Возвратился Языменко со страшным известием: 6 ноября 1941 года немцы собрали у евреев все ценные вещи, а потом расстреляли. Уничтожили всю семью: отца Лёвы — Григория и мать Сару, родителей Груни и всех детей: 13-летнюю Еву, 8-летнюю Лилю, 6-летнего Моисея и 3-летнюю Аню. Услышав ужасную новость, родила Груня девочку. Жена Языменко увидела новорожденную и говорит: «Вот какая чернявая, как наша Райка, а как назовешь?» — Раей и назовем, — ответила Груня.

Оставаться в доме у Языменков с маленьким ребенком было опасно. К нему, как к старосте, в любой момент могли заявиться немцы. А за сокрытие евреев могли уничтожить всю семью. Через пару дней перевез Василий Петрович Груню с девочкой на хутор к матери, строго наказал старухе хату протопить, и снаружи закрыть, мол не живет никто в доме. А самой идти к соседям и ночью Груне еду приносить. Но и там скрывалась Груня не долго. Немцы часто устраивали проверки. Тогда Языменко выкопал для Груни с дочерью землянку в лесу и перевез их туда как-то ночью.

Каждые два-три дня привозил Языменко беженцам воду и еду. Но сидеть в землянке с грудным ребенком в декабрьские морозы было невыносимо. У девочки уже были обморожены ножки. Поэтому Груня решила идти к партизанам, Языменко ей и в этом помог. Там, в партизанском отряде под командованием Федорова и встретилась она с мужем Лёвой. Вместе выполняли они боевые задания, частенько Груня с ребенком на руках ходила в разведку. Я смотрю на тети Раино лицо и вспоминаю ее мать. Мы иногда навещали наших родственников. После войны из-за тяжелого ревматизма дяди Лёвы, по-видимому спровоцированного сыростью и переохлаждениями, семья переехала из Климовичей в Симферополь. Могли ли представить партизаны Лёва и Груня, что их внуки и правнуки будут не просто жить в другой стране, но и работать в разных странах мира. А ведь, если бы не мои троюродные братья, Грунины внуки — Марик и Гриша, ставшие заядлыми сионистами в конце 80-х и убедившие мою сестру тоже эмигрировать в Израиль, жизнь нашей семьи могла сложиться совсем по-другому сценарию.

— Теть Рая! А как ваша мама смогла тогда все это вынести, ведь эту боль, такую потерю нельзя забыть, — спрашиваю я.

— Не могла она всё забыть. И помнила всех и всегда. Все время работала с раннего утра и до поздней ночи, и все время людям помогала, чтобы времени не было вспоминать. И даже немцев пленных подкармливала. Представляешь?

— А что с Языменками было после войны?

— Да, сначала вызывали его и не хотели верить, что он сотрудничал с партизанами, евреев спасал. Но потом ему повезло, попал на допрос к бывшему партизану. Тот провоевал всю войну и Василию Петровичу поверил. Какое-то указание дал и Языменко оставили в покое. Для нашей семьи семья Языменко навсегда осталась самой близкой. Помню, как они на свадьбу ко мне приезжали, угощений навезли полные корзины. Мы всю эту историю здесь в Яд Вашем передали. Так что теперь они занесены в список Праведников Мира.

А знаешь, я тебе еще что-то должна рассказать. Как-то мне Семен (у Груни и Лёвы после войны родился сын, младший брат тети Раи) сообщил, что в интернете прочитал одну историю про нашего отца. Вот как время всё расставляет по своим местам. Но сначала послушай, откуда это всё стало известно.

После того как мама умерла, папа в зимнее время жил с нами. Приходим мы как-то с работы, а дома стол накрыт, отец гостя принимает, журналиста откуда-то из Прибалтики. Оказывается, что этот человек разыскивал свидетелей уничтожения евреев в Климовичах, где жила его семья до войны. Он собирал какие-то факты в учреждениях, музее и узнал там наш адрес, специально прилетел в Симферополь и целый день с папой разговаривал. Ведь из неуехавших в эвакуацию евреев уцелело в Климовичах меньше десятка. После этого визита папа занемог. Несколько дней не вставал, не разговаривал, не ел, мы хотели даже его в больницу отвезти. Но потом ему стало легче, и мы как-то позабыли про этого незваного гостя. И только сейчас нашел Семен в интернете историю, рассказанную отцом прибалтийскому журналисту.

Когда евреев 6 ноября 1941 года вели на расстрел, то Лейбиного отца, Григория отвели в сторону. Немцам нужны были кузнецы, поэтому его решили не убивать. Пока. Григорий видел, как уничтожали евреев, как расстреляли всю его семью. А ему нужно было работать на немцев. Григорий не согласился. Несколько дней продержали его под арестом, а потом вывели на меловую гору и расстреляли. Закапывать убитого не разрешили. Лейбе передали о том, что тело отца грызут бездомные собаки и клюют вороны. Ночью он пробрался в Климовичи, вырыл могилу и похоронил отца. Каким-то образом немцам стало известно, что именно сын Лейба сделал это. Горожанам был объявлен ультиматум: если Лейба в трехдневный срок не явится сам в комендатуру, то будет расстрелян каждый десятый житель Климовичей. Когда отец узнал об этом, то понял, что он не сможет поступить иначе, чем добровольно сдаться фашистам. Из-за него не должны погибнуть сотни людей. Лейба, мой отец, был сильным и крепким мужчиной. Рано утром он прискакал в Климовичи, привязал своего коня к забору, поцеловал его на прощание и пошел в комендатуру. Он шел по городу, его узнавали, но не здоровались… В комендатуре ему не надо было представляться, кузнеца Лейбу знали в лицо украинские полицаи. Комендант долго разговаривал с ним. Лейба хорошо понимал немецкий. Когда его спросили: «А что много таких, как ты в лесу?», он ответил: «Много».

— Хорошо, иди, — сказал ему комендант.

Лейба повернулся, ожидая, выстрела в спину. Сделал шаг, затем другой. Но выстрела не было. Он вышел из комендатуры и, не оглядываясь, пошел к своему коню. Каждый шаг этого пути мог быть для него последним. Но каким-то непостижимым образом, ему дали уйти. Он вернулся в свой партизанский отряд «За Родину». Остальное ты уже знаешь.

— Тетя Рая, но так даже в кино не бывает, — говорю я.

— Нам отец этого никогда не рассказывал. Значит не хотел вспоминать. Он вообще мало вспоминал о войне…

И мой отец не любил рассказывать о войне. Но это уже совсем другая история. И я обязательно должна написать об этом.

А пока я возвращаюсь в Германию. Последний звонок из аэропорта:

— Тётя Рая, что за мёд вы мне подарили, он же пахнет чайной розой, просто чудо какое-то, а не мёд, — кричу в трубку.

— Это чудо называется Израиль, тут всё расцветает и пахнет розами.

— Я звоню попрощаться, берегите себя.

— И ты береги себя и приезжай поскорее. Когда в следующий раз приедешь, я покажу тебе кусочек Мотиной рубашечки. Откуда? Мама опознала, когда после освобождения Климовичей откапывали захоронения. Всё что осталось.

— Я приеду. Скоро, — слова застревают где-то там глубоко.

Разноцветная волна отъезжающих, фейерверки чужих эмоций, какие-то длинные очереди, контроли.

Я вернусь сюда, обязательно вернусь.

Print Friendly, PDF & Email

6 комментариев для “Татьяна Корсунская: Кладезь добра

  1. Таня Корсунская: 26.01.2022 в 22:07
    Возможно… Я учту.
    _____________________________
    Вы сомневаетесь? Но это же из разряда баек, расхожих шуток, анекдотов. Солнце — это не то понятие, чтобы его можно было так опошлить. Да, иврит одним словом соединяет понятия с противоположным смыслом. Или одноименным корнем объединяет разнородные понятия на основе их семантической общности. Ни того, ни другого в данном случае нет.

  2. Мои родственники живут в Бейт Шемеше — городе Солнца (ударение нужно ставить на второй слог, потому что иначе это слово означает туалет).
    _________________________________
    Наверное, имеется в виду бейт-шимуш בית שימוש – туалет, санитарное приспособление. Но шемеш и шимуш – разные слова, дело не в ударении. Разыгрывают жители приезжих…

  3. Таня, спасибо за рассказ, мне очень понравилось. Мой отец тоже воевал в партизанской отряде Федорова.

    1. Спасибо, Юра! Мне просто хотелось хоть какие-то крохи донести. Там столько историй!!!

Добавить комментарий для Yakov Kaunator Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.