Тем не менее гений Вагнера не ограничивался даром предвосхищать в мечтах то, что по-немецки зовется Endlösung («окончательное решение»). Его гениальность носит разносторонний характер.

Кошерный Вагнер

Леонид Гиршович

— Смотри!

У жены сделалось такое выражение лица, как если б мимо пробежало диво дивное из русской народной сказки.

Я посмотрел… жаль я не мог видеть себя со стороны в этот момент.

Но по порядку. 12 ноября 1938 года Палестинский еврейский симфонический оркестр открывал свой третий сезон. Среди прочего должна была исполняться какая-то вагнеровская увертюра. Известие об «имперской хрустальной ночи», пришедшее накануне, внесло свои коррективы в программу концерта. С тех пор в Палестине — поздней в Израиле — Вагнер не исполнялся. Строжайшим образом табуизирован.

Объясняю. Вагнеровская идеология, верней, мифология, питалась самым дремучим антисемитизмом, на какой только способен человек, воплощавший собою известное жизненное правило. Это правило гласит: ни одно доброе дело не остается безнаказанным. А Вагнер слишком многим был обязан Джакомо Мейерберу — настоящее имя Якоб Липман Бер — чтобы оставаться в границах «респектабельного» антисемитизма, который в то время не считался за грех. В своем языческом кураже Вагнер призывал решить «еврейский вопрос» химическим путем (заметьте, за окном XIX век). Неудивительно, что сердце Третьего рейха билось удар в удар с сердцем Рихарда Вагнера, и резонанс был как от прохождения по мосту роты солдат строевым шагом.

Тем не менее гений Вагнера не ограничивался даром предвосхищать в мечтах то, что по-немецки зовется Endlösung («окончательное решение»). Его гениальность носит разносторонний характер. В частности, он еще и гениальный композитор — властитель дум, а скорее даже душ, позднеромантической Европы. Его оперный сериал «Кольцо нибелунга» значил для просвещенного человечества едва ли не меньше, чем сегодня значат «Звездные войны» Лукаса. То-то дирижер Юрий Аранович, ныне покойный, писал: «Музыка Вагнера безусловно обладает свойствами наркотиков, но от наркотиков надо вылечиваться. И я думаю, что от музыки Вагнера тоже нужно вылечиться. Есть много людей, которые вылечились». Самому ему излечиться так и не удалось. Ломка, очевидно, была столь мучительной, что, написав: «Я думаю, несмотря на все, что Вагнер сделал, лучше бы он не родился», — Аранович выпустил компакт-диск с одними вагнеровскими увертюрами. Увы, еврея неудержимо влечет к Вагнеру. На это можно возразить: еврей тоже человек. Но можно и повторить вслед за персонажем Орвелла: «Эти жиды — прогерманская публика… Всегда подлизываются к тому, кто их пнет».

Попытки сыграть Вагнера в Израиле не прекращаются. Баренбойм как-то раз контрабандой продирижировал на бис «Смертью Изольды» (по-немецки «Liebestod», «Смерть от любви»). А на этих днях Израильский камерный исполнил «Зигфрид-идиллию» в Байрейте, в самом «логове зверя» — мекке мирового вагнерианства. Снимаю шляпу: не каждому удается вкусить от запретного плода не то что безнаказанно, но и с некоторой для себя пользой.

Помню, как в начале семидесятых без объявления имени автора по «Решет алеф» игрался Вагнер. Первая программа Израильского радио грешила этим по субботам во время трехчасового музыкального «нон стоп». Напрашивается малоприятная аналогия: точно так же обстояло дело в тридцатые годы с Мендельсоном на его родине (чур, чур меня!). Разница в одном: «Свадебный марш» Мендельсона там узнавали сразу, тогда как Вагнер хранил в Израиле свое инкогнито не только формально, но и реально. От силы трехзначное число израильтян в состоянии отличить Вагнера от Верди. Если прежде я бы не решился утверждать это категорически, то отныне я на этом настаиваю.

… Я глазам своим не поверил, увидав в витрине кондитерской, расположенной на бойком месте в Иерусалиме, клишированного Вагнера в его знаменитом берете.

Бесчисленные вагнеры смотрели на меня с фирменных упаковок, начиная от бумажных кулечков и кончая складными картонками. И над каждым вагнеровским профилем было написано: «Кошер ле-мехадрин», то есть полный и бесповоротный кошер. Не скрою: мысль, что проклятый супостат от бессильной ярости в гробу переворачивается, доставила мне удовольствие. Надеюсь, мучения этого изверга нимало не облегчало то обстоятельство, что кафе называлось «Джузеппе». Или примерно так, поскольку в обратном переводе, получалось «Иосеппо». Ничего не поделаешь, трудности обратного перевода.

Жена купила разной выпечки, что первоначально не входило в наши планы. Но раскаиваться нам не пришлось: бурекасы, ватрушки, яблочные шарлотки, хворост — не хуже, чем на рынке Махане Иуда.

Тем не менее я не собираюсь делать рекламу этому заведению и раскрывать его местонахождение. Еще чего доброго, хозяин заменит Вагнера на Верди или на Брамса, или на Чайковского. Ему же все равно, Верди ли с лицом Вагнера, Чайковский ли с лицом Чехова, Путин ли с лицом Фантомаса. А я хочу, чтоб Вагнер, снабженный свидетельством о кошерности, хорошенько помучался на том свете.