Алла Липницкая: Стихи

Loading

Забытые в тайге старухи, инвалиды, / Собрать бы их в колхоз с названием «Обиды». / Они бы пели там короткие куплеты / И были бы всегда обуты и одеты.

Стихи

Алла Липницкая

Алла ЛипницкаяСыпучесть отсыпана с горкой,
Текучесть сполна налита.
И рана, покрытая коркой,
Давно никому не видна.

Живительна живость живого,
Смертельна сырая тоска.
И мощной корзиной улова
Порог отделен от песка.

Раскроется слабость соцветий
Под пыткой стеклянной ума.
И сильный порывистый ветер
Себя исчерпает до дна.

Триптих

I. «КИТАЙСКИЙ ВЕЕР»

Откройся, веер! Там китайский домик
На желтой плоскости слоновой кости,
И мудрый путник из старинных хроник
Сойдет с мостков — пусть ненадолго — в гости.

Он мне расскажет древнее преданье,
Подарит лотос, плавающий в чаше,
Круг совершив, прервет свиданье наше,
Такое утонченное свиданье.

Его спокойно отпущу в долину,
В рисунок, выходящий из-под горки,
В дороги стебель розовато-длинный…
Захлопну веер. И поглажу створки.

II. НА РАССВЕТЕ. В ДОЖДЬ
Ли Цинчжао
*

Плыви, сестра, ко мне — я тут, в постели,
Мы так друг другу долго не являлись!
Плоды моих трудов как раз дозрели,
Твои в веках, как лаки, отстоялись.
Ты различишь в обратной перспективе
Ряд перемен, произошедших с нами.
И мы поймем, насколько стал счастливей
Желанный мир все с теми же садами.
Не уплывай! Рука твоя все крепче
Сжимает воздух подоспевшей джонки,
Пробулькал звук, расплывчатый и тонкий,
Как будто на воде под светлой пленкой
Возник рисунок нашей краткой встречи.

___
*) Знаменитая китайская поэтесса 12 века, вынужденная в конце жизни жить в джонке

III. НЕИЗВЕСТНОМУ ЧАНЬСКОМУ ХУДОЖНИКУ
В. Виардо

Вина ему, больше вина,
Он так хорошо расположен!
Бумагой и тушью обложен,
Он всё исчерпает до дна!
Вина ему, только вина,
За чашею чаша. И снова,
Как кровь, горячит глубина
Сплетенья рисунка и слова.
Срывает платок головной —
Пусть волосы вьются, как струи!
Седой, как мороз молодой,
Рычит, сумасшедший, танцует.
Живучая тыква-горлянка
В бумагу вцепилась и стонет,
Прозрачные резвые кони
На лист проступают с изнанки.
Послушные сердцу, запястью
Слова что-то тонкое значат.
Размытой, загадочной масти
Лошадки нетленные скачут.
Вина ему, злому, вина!
Еще не исчерпана сила,
Бессмертье еще не скосило,
А полная чаша видна.
И тыквы-горлянки. Их души.
Цветы иероглифов черных.
И десять флаконов от туши,
Недавно пахучих и полных.

* * *

Сорок девятый. «Азриэли».*
Этаж последний небоскреба.
И скоростного лифта трели
В ушах заложенных пропели.

Легко влетаю в панораму,
Забыв о страхе перед небом,
И там, где ты не жил и не был,
Душа присутствует упрямо.

И повернулся угол зренья,
И разорвалась пелена,
Не то, чтоб точно озаренье
И суть вещей видна до дна,

Но каждый дом — на фоне моря,
Шар солнца падает в него же,
Друг другу очертанья вторят:
И мысли их, и сны похожи.

Сорок девятый. Год рожденья.
Этаж последний. Время — место.
Свет перекрёстный и окрестный,
В котором — счастье, наважденье,
Жизнь — как объемная обертка
К святым картинам Марка Ротко.

___
*) Мигдаль «Азриэли» — небоскреб в центре Тель-Авива

Диптих «МОРЕ»

I

Сейчас придумаю коротенький рассказ,
Открытую страницу заполняя.
И ветер за окном, и с ним как раз
Ложится на страницу даль морская.

Вот ты на палубе, печален и угрюм,
Слегка насмешлив, капельку беспечен.
Но так штормит, что лучше скрыться в трюм,
Подальше от волны. Хотя б на вечер.
Закрыться, сесть за вычищенный стол,
В стакан пустой упершись подбородком,
Не видеть, как сжимается простор,
Не слышать, как кричат в соседней лодке.

Но так кричат и так волна грозна,
Что никуда от бури не укрыться.

Заполнена фигурами страница:
На ней одежда Ангелов грязна
И белоснежны их простые лица.

II

Сесть в поезд и ехать вдоль моря.
Так в коконе спит шелкопряд.
Так сердце то брассом, то кролем
Проходит сквозь волны преград.
Так звонко сшибается время
С проложенных рельс прямотой.
И в кейсе подарков и премий —
Дорога вдоль моря домой.

* * *

Дождь лился так долго
И так напитал, уморил свою землю,
Что деревья набрякли на ней,
Как соски или ноги в работе.
— Ну как вы, родные, живете?
Мой голос свободен, беззвучен
И тихо ласкает лесные лачуги:
— Ну как там, козявки босые, пичуги,
Ваши мокрые лапки готовы к зиме?
Ваши горлышки стынут в предзимнюю слякоть?
Неужели когда-то вот так обо мне
Разум более сложный способен заплакать?

* * *

На кирпичных карнизах больницы
В голубином помете, ворча,
Неуклюжие толстые птицы,
Как нависшие комья, торчат.
Чистят клювы, дерутся безбожно,
Совершая недальний полет,
Над мужчиной, что так осторожно,
На костыль опираясь, идет,
И над девочкой в синем халате,
Что вот-вот улетит и сама,
И над кем-то в больничной палате,
Кто в прозрении сходит с ума.

* * *

Чего же ты хочешь?
Хочу, чтоб храпела деревня
под боком у тихого леса,
дыханием теплым из каждого рта
насытилась чтоб мерзлота, темнота,
впуская в себя человеческий дух,
и птицы в лесу растопырили б перья,
слетелись бы ночью на празднество, вдруг
нагрянувшей к нам ледниковой зимы.
Они предвкушают ее, а не мы.
Засевшие в чаще сплоченные птицы,
им лента Евфрата подвижная снится,
им голову кружит сезон перелета,
повисшие в прошлом горячие дни,
на праздник зимы прилетели они,
не могут ни птицы, ни спящие люди
без праздников существовать.
И в самую лютую зиму лежать —
в деревне на душной перине в хатенке
под лесом замерзшим, обнявшись, — уютно.
В окне запотевшем — рассветная кромка
Лесных, травяных, полевых ледников.
И дикий табун лошадей без подков,
и стая построенных птиц с вожаком,
и пестрый ковер разнотравья — впритык
сияют в отбеленных емкостях льда.
И окон тонка голубая слюда,
и струйки дыхания прямо в ледник
стекают и льнут, испаряясь дымками,
Как малый ребенок к замерзнувшей маме.

* * *

Вкус огромного простора
С привкусом голодомора.

Запах молодого тела
За секунду до расстрела.

Физик, получивший Нобель.
Фукусима и Чернобыль.

Необиженные дети.
Обихоженные звери.
Перемены те на эти —
От утраты до потери.

Нестабильное в стабильном.
Раскошелилась эпоха:
Подарила миру Коха,
Не дошла еще до краха.
И зовет с утра в мобильном
Звуковой сигнал из Баха.

* * *

Как только я скажу, что я за тех,
Как эти номер выкинут из списка.
По обе стороны границы ровный снег —
Быть между ними -тоже зона риска.
Полоска отчужденья, тишина,
Чтобы проникнуть в глубину вопроса.
Свободная от выбора страна —
Стиха невнятный черновой набросок.

* * *

Как капля на морозе, стынет слово,
И текст растет, как замок ледяной,
Со мной побудет и растает снова,
И снова в лед — сияет предо мной.

Сугробы до небес. Воспоминаний
Круги. Залеплен снегом рот.
Засыпан домик, от дороги крайний,
Где много лет никто меня не ждет.

Такой огромный текст невоплощенный
В такой мороз, что лучше не гулять!
И на бумаге, памятью вощенной,
Нельзя, скользя, и слова написать.

Диптих «ИДУТ ШИРОКИЕ КОСМИЧЕСКИЕ ЛИВНИ»

Но слева почти над головой
он увидел Сириус, далее Деву
и Колесницу Возничего. Нет,
то был не Палмер.
Ян Дариус. «Миссия»

Идут широкие космические ливни,
в Америке, Европе, дальше — в Азии,
про Антарктиду, Африку, Австралию
никто не может на Земле забыть,
откуда, где, когда, скажи, скажи мне,
зачем реальному обличие фантазии
и как устроен ветер распушённый как ковыль,
и кто, махнув рукой из недр Италии,
жизнь сердца обратил в земную пыль?
Идет космический поток на жерла лилий.
Сад. Горла ирисов частиц с небес испили.
Вверху пылает Сириус спокойно, как очаг,
под боком у него — звезда-малютка,
такой охват, что от масштабов тайны жутко.
О Палмер. Сириус. О Дариус — о маг!
И превращений «Аленький цветочек».
И неба тайна в каплях звездных точек.

На море гостеприимном*
в сентябре, в заключенье сезона
лежать на песке в обнимку с шаром земным…
Ян Дариус.»Поверх реалий»

Бродить вдоль берега Великого Моря Заката**
его Великой зелени***
слушать глухие шлепки
играющих в бадминтон событий
думать что ты на другой планете
с таким же морем с такими же птицами
скакалкой брошенной в красном песке
поверх случившейся жизни своей однажды
перемещенный силой собственной мысли
поверх голубых в окончательно черные выси
обретший внезапно такое же море
и солнце и ветер и пагубный ракурс
прощального взгляда на вещи
где кажая мелочь трепещет
лежать на поверхности шара
в нем вечное море как прежде разлито
щекой прижимаясь к поверхности новой
в надежде наткнуться на мокрый песок
и чувствуя как обдирает висок
скалистая пыльная смесь реголита

___
*) Так называли древние греки Черное море (Pontos Euxeinos)
**) Так называли древние мореплаватели Средиземное море
***) Так называли то же море древние египтяне

* * *

Груша старая подперла своды —
Храм ночной все ширился и рос.
Перешел во тьму, на огороды,
За реку — на стынущий покос.
Травы на коленях бились лбами
О свои же корни, холодней
Стало им выстаивать ночами,
Выжидая свет осенних дней.
Святость победила бы навечно
Нетерпенье мающихся душ,
Если бы не лился так сердечно
Грешный запах падающих груш.

Триптих «РЫБЫ»

I

Пробитый дубовый жбан,
Вино веками — кап, кап,
Рыба попала в капкан,
Ночной зазеркальный карп.
Вино заливает подвал,
Карп утопает в вине,
Стал он и пьян, и ал,
Неясно, по чьей вине.
И как занесло сюда
Речную случайную тварь,
И кто засветил фонарь
В глазу, где была слюда?
В какой подземной воде
Карп перепутал дверь,
Где его список потерь,
Пруд зазеркальный — где?
Чешуйки померкли враз,
Карп — он уже не карп,
Слева — колода карт,
Справа — круги от глаз.
Страшные подлецы
Сманивают простаков,
Всюду — стекло, шприцы,
Хвостики огурцов.
Видели, карп проплыл?
Слышали, как он выл?
Как же его вернуть?
Мог бы в пруду вздремнуть.

II
Л. У.

Под шум дождя, под ветра вой
Побудь со мной, побудь со мной!
Под это танго, этот вальс,
Мечты и страха мезальянс,
Под сложный выдуманный звук
Не отводи ни глаз, ни рук,
Не отводи в чужой стране,
Где ты не помнишь обо мне,
Где рыбы в океане бьют
Хвостами мощную волну,
Где времени железный кнут
Хлестает памяти луну.
Не вспоминай прогорклых слов,
Душа готова, как миндаль,
К улову белых быстрых снов.
И рыб невоплощенных жаль.

III

Забытые в тайге старухи, инвалиды,
Собрать бы их в колхоз с названием «Обиды».
Они бы пели там короткие куплеты
И были бы всегда обуты и одеты.
А посреди зимы снега б сносили в глыбы,
Чтобы весной в пруды вернулись сны и рыбы.

* * *

Идет снежок, те хлопья небольшие.
Я леденец на палочке сосу.
И снегири — как будто бы нашили
Кумач на близлежащую сосну.
Заставлен двор строеньями из шелка —
До сей поры в сознанье шелестят.
Нанизывает памяти иголка
На нитку крепкую осенний дом и сад.
О саде том хочу сказать отдельно:
Две яблони, три вишни — до небес,
И много слив, и зарослей дремучих,
Сад по ночам меня манил и мучил,
Как будто бы в него вселялся бес.
А вот сейчас божественно воскрес,
Стал небом, снегом, осенью, причиной,
Чтоб полюбить теченье грозных лет,
Чтоб из глубин тревожного зачина
Родилcя благодарный теплый свет.

Print Friendly, PDF & Email

4 комментария для “Алла Липницкая: Стихи

  1. Читая Ваши стихи, Алла, я не могу отделаться от ощущения, что Вы их не пишите, а рисуете. По сути дела, это картины, только писанные не кистью и красками, а словами. Ваши стихи надо не понимать, а ВИДЕТЬ. Все стихи хороши, но \»китайский триптих\», и особенно \»рыб\» (я к ним питаю слабость) я перечитал снова — и несколько раз. \»Зазеркальный карп\» — просто шедевр. А еще меня, как стихоплёта, восхитили следующие строки:

    Вкус огромного простора
    С привкусом голодомора.
    Запах молодого тела
    За секунду до расстрела.

    Хотя я бы написал \»Вид огромного простора\» — чтобы дважды не повторялся \»вкус\». Но это дело вкуса (калмабур-с).
    С неизменным к Вам расположением,
    Ваш М.

  2. Алла Липницкая
    ***
    Вот ты на палубе, печален и угрюм,
    Слегка насмешлив, капельку беспечен.
    Но так штормит, что лучше скрыться в трюм,
    Подальше от волны. Хотя б на вечер.
    Закрыться, сесть за вычищенный стол,
    В стакан пустой упершись подбородком,
    Не видеть, как сжимается простор,
    Не слышать, как кричат в соседней лодке.

    Но так кричат и так волна грозна,
    Что никуда от бури не укрыться.

    Заполнена фигурами страница:
    На ней одежда Ангелов грязна
    И белоснежны их простые лица.
    II
    Сесть в поезд и ехать вдоль моря.
    Так в коконе спит шелкопряд.
    Так сердце то брассом, то кролем
    Проходит сквозь волны преград…
    Вкус огромного простора
    С привкусом голодомора.
    ****
    Запах молодого тела
    За секунду до расстрела.

    Физик, получивший Нобель.
    Фукусима и Чернобыль.

    Необиженные дети.
    Обихоженные звери.
    Перемены те на эти —
    От утраты до потери.

    Нестабильное в стабильном.
    Раскошелилась эпоха:
    Подарила миру Коха,
    Не дошла еще до краха.
    И зовет с утра в мобильном
    Звуковой сигнал из Баха.
    ::::::::::::
    Множество разнообразных интересных мелодий,
    похоже на космический ливень.
    «Раскошелилась эпоха…»
    Спасибо.

Добавить комментарий для Aлекс Б. Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.