Еще когда было предсказано, что раньше или позже люди потянутся к собственному корыту, телеге, машине, избе, дворцу, … миллиардам — кто уж как исхитрится. Так оно и вышло.
Санькин сон
Маленькая деревенская антиутопия
Генрих Иоффе
Вот революции горький плод!
Фатальнейшая доктрина!
Г. Гейне
Механизатор села Топорище орденоносец Санька Прямухин кемарил как-то ночью на сеновале и пришпилился ему сон. Будто он, Санька, — в столице, в Большом дому на заседании главнейших начальников. Ведет же заседание самый главный, наиглавнейший. И вот все вместе обмозговывают они виды на урожай.
Санька рассказал про это матери и деду.
Маманя послушала, перекрестилась и сказала:
— Ежели сон в руку, не ходи к им, Санька. Оне своих бьют, абы чужия боялись. Пропадешь тама не за понюх табаку…
Дед, сидевший на табуретке и подшивавший валенок, послушал и усмехнулся:
— Чего ее слухать-то? Хоша она и мать, но усе равно баба. А я так мыслю: видать на роду написано — быть тебе, Санек, в больших начальниках.
У тебя пониже спины вон и отметина…
Главное — не боись!
Дед сказал — завинчено до упора.
Приняли по стопарю, и Санька полез на сеновал докемаривать…
И тут приснился ему сон — настоящий сериал.
…Санька подался в Молодежсбор.
И вскоре его из Топорищ в районный Вась-Васьгородок взяли.
Членские взносы собирал, а иной раз, под праздник — и доклад какой-никакой делал.
Заметили.
Как-то раз приехали двое из Организации областного Жотополя, послушали Саньку, переглянулись. Один сказал ему:
…Хороший парень ты, шустрый…
Его напарник почесал в затылке и, хохотнув, произнес:
— Не торопись. Хороший парень — не профессия! Вот хорошая девка — это да, — профессия.
Санька прервал их:
— Да я — в лепешку…
— А лепешкой-то нам — на кой?
Через неделю пришла из Жотополя бумага: Саньку вызывали туда на работу.
Собрался мигом.
Стал инструктором, инструктирующим инструкторов по составлению инструктажей для школьных политинструкторов.
Год прошел. Вызывает Первый:
— Мы по разверстке одного можем в институт послать. Наметили тебя. Поедешь?
— Мне -только разуться!..
— Ишь ты! Обучишься — вернешься. Там посмотрим — как тебя употребить…
В институтской Молодежке Санька сразу занял место в головке. Фартовые девчата, известно, около и крутятся.
Санька положил глаз на одну фигуристую — Тамару. К ней какой-то ферт из братской соцстраны клеился. И она к нему полную благосклонность проявляла. А Саньку из-за любовного волнения прямо-таки душило…
В конце концов он этому ферту пошептал что-то в углу, и ферта как-бы ветром сдуло…
С Тамарой тоже тихо побеседовал, показал ей корочки розового цвета, и она, не без колебаний, дала ферту от ворот поворот.
В общем, как в Топорище говорили, Санька к этой Тамарочке прилабунился прочно.
Кино, а то и театр, прогулки в парках, букетики, пирожные…
Как-то раз гуляли в парке Беркутольники…
Санька набрался храбрости и сказал:
— Томочка, прошу вас обменяться с кем считаете нужным и определиться в части вопроса вашего выхода замуж за меня…
Тамара чуть зарделась и ответила:
— Я знаю, Александр Пафнутьич, что у вас серьезные намерения, и я согласна, только просила бы вас…
Санька перебил:
— Усе для вас сделаю…
— Вот как раз я и хотела просить вас произносить не «усе», а «все». Меня этот провинцианализм шокирует…
— Это обязательно… С усе -точка!
— Но не это главное. Я знаю, что вы партийный работник, вернетесь в этот ваш Жотополь и я, конечно, поеду с вами. Но условие: мы не должны оставаться там, в этой глухомани, надолго. Я — цивилизованный человек и хочу жить в большом цивилизованном мире. Ленинград, Москва, а может быть и… Понимаете меня? Да — и Запад! О, Запад! Это моя мечта…
Санька схватил ее руки и взволнованно сказал:
— А как же, как же! Так и устроим! Так оно и будет!
И он рассказал ей про сон, который однажды привиделся ему на сеновале и о котором дед сказал «быть тебе, Санька, Большим начальником!».
— Вы верите в сны, Тамарочка? — спросил Санька, закончив рассказ о сне.
— Да, я верю! — ответила она, и, улыбнувшись, добавила:
— Только если я стану вашим главным советчиком! От своего дорогого папули я усвоила западнический взгляд на мир. Все должны выстраиваться по Западу!
— Дак об этом только и стану хлопотать!
В Жотополь Санька возвратился Александром Пафнутьевичем. Даже Тамара почему-то продолжала его звать так. Карьеру он совершал головокружительную. Еще бы! Высшее образование — где такого сыщешь в Жотопольском-то краю?
Не прошло и четырех лет — и Александр Пафнутьевич пересел в кресло Первого Жотопольской Организации. Не без гордости он спрашивал Тамару, которую дома ласково звал Булочкой:
— Ну как, Булочка, усе идет пока по-твоему? Как тебе особнячок, в котором мы с тобой проживаем?
— Нравится, нравится, — отвечала она поспешно… Только… Вот металлические бирки на мебели… Значит — не наше все это, Александр Пафнутьич… Государственное, Организационное. Вот отрешат тебя от должности и выведут меня и тебя из этого особнячка еще под охраной. А то чего доброго и пиджак казенный с плеч твоих стащат. Главы цивилизованных стран с нами за один стол не садятся. Богатые к бедным не придут. Нам к ним идти надо. Засиделись мы. А все эти ваши бирки виноваты! Как после семнадцатого года их придумали, так нормально жить до сей поры не дают…
— Знаю, — хмурился Александр Пафнутьевич. — Мне еще дед мой раскулаченный говорил:
— Ежели, Санька, приведет тебя Господь в большое руководство, — вертай все назад, как раньше було…
— Так ведь для этого надо в самом верху… А как? Они туда только после просмотра в микроскопы пускают.
Булочка загадочно улыбалась…
Она была автором кандидатской диссертации «Жотополь как лучшее предкурортье».
Рукопись отпечатали гламурно в пятидесяти экземплярах — специально для Первых. Свой гламур раньше других прочитал Михаил Карпыч Зайчиков.
Интересно! — сказал он, поеду-ка я лечить свое… (засекречено) через Жотополь.
Спецпоезд со спецвагоном прибыл на спецстанцию Жотополь-спец.
Когда пять спецчеловек ее осмотрели, из вагона вышел бледный Зайчиков. Его вытянутое благостное лицо напоминало статичные лики святых, малевавшихся большими тиражами. Он был в длинном коверкотовом пальто и полувоенной фуражке. Его встречали Александр Пафнутьевич и Булочка с букетиком незабудок. Не взглянув на Пафнутьевича Зайчиков уставился на Булочку. Через минуту фигура его вдруг приобрела остолбенелый вид, глаза помутнели и остекленели, и он уже не мог оторваться от Булочки.
Испуганная Булочка вручила ему свой букет, сказав:
— Мы Вас не позабудем, не позабудьте и Вы — нас!
С легкой ноги Зайчикова почти все Первые проездом на свои курорты не миновали Жотополь.
Булочка и Александр Пафнутьевич встречали каждого по-полуцарски. Но одного — по-царски. После ужина Александр Пафнутьевич удалился с ним в свой кабинет, они заперлись там и вышли только к утру. О чем там говорили — никто не знает и не узнает. Протокола не велось. Все подслушки были изъяты…
…А через полгода Александра Пафнутьевича с Булочкой вызвали на работу в столицу…
Некоторое время Пафнутьич крутился возле главного Первого — Феофила Кирипьевича Шарлапиева, а потом сам был произведен в Первые. И вот тут и произошел большой политический переполох. Вдруг ни с того ни с сего дал дуба Феофил Кирипьевич. Совсем, казалось бы, здоровенный был мужик, по сорок бумаг в день подмахивал с особыми загогулинами и хлесткими росчерками, на праздниках по полному граненому стакану водки единым махом на грудь принимал, затем с актрисульками «Рио-Риту» танцевал и — на тебе: рухнул прямо на красной ковровой дорожке…
По углам пополз и зашипел слушок, что тут дело нечисто и что не обошлось якобы и без Пафнутьича, метившего на место Феофила. Слух поползал и повис не колышась…
Тем временем группа Первых собралась в сверхсекретной комнате для обсуждения чрезвычайного положения.
Гуго Эвертович Соскочилли кричал, что возникшую с уходом Шарлампиева брешь надо закрыть кем угодно, но не пропустить на это место Пафнутьевича с его Булочкой, которая им командует, а сама спит и видит себя в забугорных дворцах, где ей подают блюда с того же подноса, что и Нэнси, и Марго, и этой, черненькой, как ее… забыл…
Другой — Энгельс Марксович Объединенов — рассказал как они с Прямихиным ездили с визитом вежливости в Землю принца Артура и их принимал премьер — князь Аскольдодировский, который сказал, что его дед — великий идеолог Санков — предсказал кульбит его дальней Родины и возврат к частной собственности.
— И мне сдается, — сказал Аскольдодировский, — что именно Вы, господин Прямихин, и начнете этот кульбит.
— А что же он, Пафнутьевич? — вопросили присутствовавшие.
— А — ничего, -только самодовольно ухмылялся…
И Пафнутьич в Подписалы — не прошел.
Выбрали старикана Фрола Титыча Серьгу.
Когда жене Фрола Титыча сообщили об его избрании — ей сразу вызвали скорую. Как только откачали — она слабым голосом сказала:
— И куда ж ты полез, Фрол? Ить ты и в теле, как и в грамоте, не так чтобы силен! Кто ж тебя туда затолкал, сирого?
Фрол Титыч гневно стукнул палкой об пол, натужно закашлялся:
— Молчи, старая! Так надо! Что ты кумекаешь в большой политике!
— Уберите эту бабу! — приказал кто-то.
Ее убрали, а через месяц помер Фрол Титыч.
Всю ночь Булочка шептала Александру Пафнутьевичу то, что он и без нее хорошо знал:
— Кто в голове прощальной церемонии — тот и будущий Главный Первый!
— Знаю, знаю, — волнуясь отвечал Пафнутьич.
— Знать — мало! Действовать надо!
— Пока я буду там — сделаем, не протечет! — пробурчал Пафнутьич, — никто вперед меня не протолкнется!
На другое утро была церемония прощания.
Пафнутьич бодро шел к Фролову изголовью первым.
Только Северо-западный Первый — Матвей Романов вдруг попытался его обойти.
Александр Пафнутьевич оттащил его за пиджак и сказал так, чтобы все слышали:
— Куда прешь, Романов? Дом Ипатьева в другой стороне!
Романов отпрянул и растворился в толпе…
На большом банкете в честь своего наивысшего выдвижения Александр Пафнутьевич сказал красивую речь:
— Еще когда было предсказано, что раньше или позже люди потянутся к собственному корыту, телеге, машине, избе, дворцу, … миллиардам — кто уж как исхитрится. Так оно и вышло.
Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал…
Заведем и мы себе новое мышление, к общечеловеческим ценностям хоть сбоку приладимся, чего захотим -то и скажем. Все как у людей сделаем! Не протечет!
В этот момент Булочка приподнялась на цыпочки и поцеловала Саньку в щеку.
…Саньку разбудила сенная мышь, проскочившая по его лицу.
Он сел, чихнул, крепко матюкнулся и на спине съехал с копны на землю.
Отряхнулся и двинулся привычным маршрутом на свой полевой стан…
Топорищенские ребята возились возле комбайна.
— Ты — откуда? — спросил один из них Саньку, — с неба свалился что ли?
— Я, мужики, такой сон видел, — не поверите! — сказал Санька. — Ну и приснится же такое!
А может сон-то был в — руку, а?..
«Сказка- ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок)))