Бумаги принесли из самого спецхрана / Я кое-что смотрел и оказалось — вот! / Что Швондер проходил по делу Мандельштама: / По тихому стихи записывал в блокнот! / Поэт! А не шпион, как мы тогда считали…
Собачье сердце. Продолжение
Сергей Адамский
Филипп Филиппович Преображенский — Борменталю:
«Нет, я не позволю вам этого, милый мальчик. Мне шестьдесят лет, я вам могу давать советы. На преступление не идите никогда, против кого бы оно ни было направлено. Доживите до старости с чистыми руками».
М.А. Булгаков.“Собачье сердце”
ВСТУПИТЕЛЬНОЕ
Профессор Преображенский остановил Борменталя, когда он хотел убить Шарикова. Однако через несколько дней они вместе совершили над ним насилие, превратив его обратно в собаку. Фактически, убили порожденного ими заведующего подотделом очистки Полиграфа Полиграфовича Шарикова (П.П.Ш.)
Я представил себе, что этого «убийства» не произошло. Шариков остался жить дальше. И Борменталь. И профессор. Только он уехал из Москвы и вообще из России. В Париж, естественно.
А Шариков жил дальше и время от времени писал письма своему создателю.
И беспокоился о Борментале, так как больше близких людей у него на этом свете не было.
И, проходя через перипетии советской истории, Шариков менялся.
Собственно, об этом стихотворение. В котором нет отрицательных персонажей, и все доживают до старости с чистыми руками.
ПЯТЬ ПИСЕМ К СОЗДАТЕЛЮ,
НАПИСАННЫХ, НО ПО РАЗНЫМ ПРИЧИНАМ НЕ ОТПРАВЛЕННЫХ
Письмо первое
Декабрь 1929
Ну чё, профессор, как дела в Париже?
Собрался вот письмо тебе черкнуть.
Ты вовремя убёг, а я, как видишь, выжил.
Надеюсь, что сочтемся как-нибудь.
Ты, говорят, там крупное светило.
Ну, им виднее — заграничным докторам!
А я тут занял, кстати, всю твою квартиру
И книжки повыкидывал к херам.
У нас вожак -товарищ И Вэ Сталин —
За всех уже продумал, что и как,
А ты в Париже не встречался с Борменталем?
Пропал куда-то: хоть и доктор, а дурак!
Все. Закругляюсь. Служба, знаешь, все такое.
Товарищи с докладами спешат.
В Очистке не приветствуют простоев.
Адьё, профессор!
Дата. подпись. П. П. Ш.
Письмо второе
Декабрь 1937
Бонжур, профессор!
Поздравляю с Новым Годом!
Надеюсь, вам в Европе хорошо.
У нас непросто: мы тут всем народом
Врагов народа растираем в порошок.
Вопрос ребром — все четко: или-или!
Разнюхали, кто чист, а кто не чист.
Вот Витьку дворника недавно разъяснили:
Был с виду дворник, а внутри троцкист.
А тот высокий чин, что вам мастырил справки —
Вы помните его начальственный басок?
Он всех перехитрил, решил не ждать отправки:
Напился коньяку и выстрелил в висок.
Давненько не слыхал о нашем Борментале.
Волнуюсь — он дурак, не ляпнул бы чего!
Намедни, кстати, Швондера забрали.
Сказали вскользь, что, мол, предатель и шпион.
Я сердцем чуял — что-то с ним неладно!
К чему таскать блокнот и два карандаша?
Ему дадут лет пять — ну, чтобы неповадно…
Вот так! Прощаюсь.
Зав. Очисткой.
П. П. Ш.
Письмо третье
Декабрь 1942
Профессор, здрасте!
Как вы там в Париже?
Под немцами несладко? Или как?
У нас тут минус сорок или ниже,
Воюем справно на авось да натощак.
Я тут в разведке, прямо скажем, первый номер!
Полковник говорит — огромнейший талант!
Тут до меня который был — от раны помер,
А я не помер и доставил провиант!
Недавно ранен был. Хирурги залатали.
Профессор, как судьба хитро свивает нить!
«Кого благодарить?» А мне, мол: «Борменталя!»
Ну, ваша школа, что ж тут говорить!
Не свиделись, увы! Отправили куда-то.
Полковник говорит, такой, видать, приказ…
Профессор, тут везде пробитые солдаты,
А вы — в Париже! Жаль! Тут не хватает вас…
Хотя… И там война. Работы выше крыши…
У вас, наверняка, в госпиталях завал.
…А мне сосед сказал (он от сестры услышал),
Наш доктор обо мне звонил и узнавал…
И что, когда в груди заделывал прореху,
Он, будто, говорил кому-то из коллег:
«Филип Филиппыч, мол, не верил в человека,
А, поглядите, вот! Ведь вышел человек!»
Письмо четвертое
Декабрь 1949
Профессор, хорошо, что вы в Париже!
Ну, что тут говорить — счастливая судьба!
Такой, как вы, сейчас, наверняка б не выжил.
У нас как раз с такими вот борьба.
Нет, я-то ничего, мне тут и должность дали,
Но, право, спасу нет от этих кровопийц!
Они ведь донесли о нашем Борментале,
И он теперь один среди врачей-убийц.
Никак я не пойму, за что его в убийцы!
Должны же разъяснить, где правда, что почем!
Он дважды ранен был, два ордена в петлице!
На фронте — знаю сам — геройским был врачом!
Я думал, заступлюсь, но мне: «Сиди потише!»
Совсем сбесились! Глядь! Ну что они творят!
…Точнее… Мы творим… Ведь я — из них же вышел…
Виню себя. Вот мы — такой пролетарьят…
Вы не любили нас, Филипп Филиппыч — правы.
Мы расплодились тут как сукины сыны.
Очистку всей страны форсировали завы
И вычистили все святое из страны.
Прощаюсь. Что сказать… похоже, я калека.
Уж лучше б вы меня отправили в расход.
Не вышло из меня ни пса, ни человека…
Простите, что грущу под самый новый год…
Письмо пятое
Декабрь 1957
Профессор, дорогой, по случаю пишу вам!
Один знакомый врач, сказал что отвезет.
У нас двадцатый съезд наделал много шума,
И приняли дела нежданный оборот!
Бумаги принесли из самого спецхрана
Я кое-что смотрел и оказалось — вот!
Что Швондер проходил по делу Мандельштама:
По тихому стихи записывал в блокнот!
Поэт! А не шпион, как мы тогда считали…
Вернулся — повезло. Я видел — весь седой…
… Вы там присядьте…
Я скажу о Борментале:
Неделя, как пришел. Заросший бородой…
… Связала нас судьба, похоже, в этом мире:
Как говорили вы про связи и про нить…
Он здесь теперь со мной. В «профессорской» квартире.
Все ж не чужие — я пустил его пожить.
Сидит вон у окна, любуется закатом.
Ходили в магазин. Купил ему обнов…
Все вспоминаем, как в далеком двадцать пятом
Ходили вместе в цирк и видели слонов…
6-7.02.2018
А, право ж, очень мило,
Когда с улыбкой стеб
(Не думайте, что рифма
Появится на стЁб)
Привел, значит, в разведку
Собачий острый нюх —
Знать, там на брюхе ползал,
Там не попрешь на двух.
Кто лучше или хуже,
Порой для всех сюрприз.
Так выпьем, чтоб «ле хаим»
Звучало бы: «За жизнь»!
Пишу профессор вам еще цидулю
Если стоите — садитесь поскорей
Вы не поверите, папаша
Но Чугункин, как оказалося
По маме – был еврей!
Нашлись бумаги, он по ним — Чугункер
Тест ДНК дал родственную нить
Генетику, профессор, не обманешь
Наука тонкая, блин, мать её итить!
Клим в «Стоп сигнале» отмечал весёлый Песах
На балалайке шпарил фрейлахс и кадриль
Анисимит его насквозь ножом порезал!
Я оформляю визу в Израиль
Узнайте плиз, как там у них с очисткой?
Селедки вдоволь?, носят ли зонты?
Почём в буфете Кнессета сосиски?
И заодно: кошерны ли коты?
Ну всё, прощаюсь, наше вам с почтеньем
Иван Арнольдович зовёт к столу
Из вет-лечебницы пишу вам этот месседж
Сейчас мне будут делать брит-милу
Леонид Лазарь
Пишу профессор вам еще цидулю
Если стоите — садитесь поскорей
Вы не поверите, папаша
Но Чугункин, как оказалося
По маме – был еврей!
::::::::::::::::::::::::
Цы-дулю вашу получил, профессор
И даже стоя Вам поверил, что еврей
Чугункин оказался Левой
Он Борухом мог тоже быть… — Азой?
— какой-нибудь ПРОфессор скажет —
— бумажкес, он по ним а гройсэр менч.
Тест-шмест…”
Но мою Цылю не обманешь,
Мы знаем цену этим тестам, — герст?
Как отмечают они праздник каждый,
На балалайке шпаря свой кадриль —
про тётю Маню или бабу Клару,
как оформляют визу в Израиль.
Пора прощаться, дорогой профессор,
Меня давно зовёт к столу мой сват
И если что, он скажет мне — “Агрессор…”
А дальше не могу, забанят … mмат…
Но ведь Шариков только начинал жить как человек. Что-то перенял и у Преображенского с Борменталем. Какой интересный замысел!
Письмо четвертое
Декабрь 1949
Профессор, хорошо, что вы в Париже!
…Точнее… Мы творим… Ведь я — из них же вышел…
Виню себя. Вот мы — такой пролетарьят…
Мы расплодились тут как сукины сыны…
Прощаюсь. Что сказать… похоже, я калека.
Уж лучше б вы меня отправили в расход.
Не вышло из меня ни пса, ни человека…
Простите, что грущу под самый новый год…
::::::::::::::::::::::::::::::::::
С.А. остановился на пятом письме но можно продолжить, точнее ответить на 5-ое письмо его же, автора, стихами… В 1957 г. и после много дел великих совершилось например фестиваль студенческий всех народов, пахали целину и полетели спутники помню через 20 лет обещали что хошь перестроить и капитализм прикончил последнюю стадию социализма и пошло-поехало от Путивля до Карпат и всё дальше и дальше на восток и на дальний и на ближний.
И так нелеппо. Автору – поклон.
* * *
Унылый петербургский листопад.
Бездушный петербургский гололед.
Почти не впечатляющий закат.
Совсем не ободряющий восход.
От пыли задыхаются дома.
Решетками обрублены сады.
Потоки разнородного дерьма
В Неве неотличимы от воды.
Улыбнулись и дальше пошли.
Игорь Ю.
— 2018-02-25 01:32:19(522)
Шариков оказался из не самых плохих.
Он был — из самых, ультра-плохих. В альтернативной истории этого автора он другой, и все события другие.
Шариков оказался из не самых плохих. В этом подспудная идея, и очень возможно, справедливая. А то, что выжили все — обычная статистика. Очень понравилось!
Идея — замечательна, сверх всяческих похвал. И автору — огромная благодарность, и самое искренне восхищение … Но, тем не менее, вектор трансформации персонажа — из пса в какого-то, но человека — представляется мне избыточно оптимистичным …
Где-то читал, что провели эксперимент над крысами, насколько правда — не знаю. Построили лабиринт, в центре которого поставили кормушку. Порядка 13% крыс в ущерб еде начали исследовать этот лабиринт.
Их убрали и взяли первое поколение из основной группы. Опять-таки, порядка 13% стали исследовать лабиринт.
Так что не всё так однозначно.
А идея продолжения «Собачьего сердца» — великолепна.