Евгения Кравчик

Али Гадир: Раньше я был готов умереть за Израиль, а сейчас — за мечеть

Первое впечатление: европейская глубинка. Буйная зелень. На горизонте синеет лес. На лугу пасутся овечки.

В стойле топчется конь.

Впрочем, главное, что бросается в глаза в южной части галилейской деревни Бир аль-Максур, — мечеть.

— Хотите подняться наверх? — спрашивает 28-летняя Рания Гадир.

— Да, если можно…

Взлетаем по лестнице.

Высоченный куполообразный потолок в молельном зале подпирают колонны. Книга Корана ждет, чтобы ее раскрыли…

В одном из помещений (кто сказал, что обращение к Аллаху — единственное предназначение мечети?!) Рания оборудовала мастерскую. Одноклассницы замужем, а Рание не повезло: вместо того чтобы искать жениха, она решила получить высшее образование. Окончила Хайфский университет, но работать аудитором не стала: скучно. Переучилась на портниху. Наслаждается работой с парчой и шелками.

— «Зингер»? — указываю я в сторону швейной машинки. — На такой же много лет назад строчила моя бабушка Това Клейн, благословенна ее память.

— У вашей бабушки, наверное, была машинка с педалью, которую она приводила в движение ногами, а мой «Зингер» — электрический. Вот какое вечернее платье я сшила! — говорит Рания, демонстрируя экзотический наряд лазурного цвета, украшенный цветами и блестками.

— Стреплесс?! Разве арабским девушкам дозволено появляться в обществе с открытыми плечами?

— Да, — кивает Рания. — Просто поверх платья надо накинуть разлетайку с длинным рукавом, но ее я еще не выкроила.

Рания — дочь Али Гадира, хозяина мечети и встроенного в нее жилища.

Профессия — следопыт

Прапорщик Али Гадир — инвалид ЦАХАЛа. В Армии обороны Израиля прослужил 30 лет.

— Я прошел огонь, воду и медные трубы, — рассказывает Али. — 10 лет служил следопытом в Ливане, 7 лет — в секторе Газа. В районе реки Литани и в Бинт-Джбейле знаю каждую тропинку, каждый утес. Южный Ливан для меня — открытая книга, впрочем, как и Газа.

Профессия армейского следопыта — это сплошной непрекращающийся риск: проводник первым попадет в устроенную террористами засаду, напорется на мину и станет мишенью снайпера.

— Первое тяжелое ранение я получил в 1983 году в Цидоне: сработало взрывное устройство, — вспоминает Али. — Мои товарищи подорвались — пятеро солдат погибли. Я был ранен осколками в голову, ногу и плечо. Несколько недель провалялся в Хайфской больнице «Рамбам». Врачи рекомендовали списать меня на гражданку, но разве мог я смириться со статусом инвалида!

Али приложил нечеловеческие усилия, чтобы разработать ногу, и доказал медицинской комиссии: он здоров и способен вернуться в свою часть.

Тем временем бои в Ливане сменились террористическими атаками в секторе Газа.

— Там в 2003 году я получил еще одно ранение, — рассказывает Али. — Террористы проникли в район Дагании со стороны Синая, из египетского портового города Эль-Ариш. Нам удалось преградить им путь, но какой ценой!..

Армейский вертолет доставил истекающего кровью Али в беэр-шевскую больницу «Сорока».

— Меня оперировали, — вспоминает он, — а когда рана зарубцевалась, сказали: «Больше служить ты не сможешь — езжай домой!»

— Сколько лет вам было?

— Почти 50, — говорит Али. — С тех пор я — инвалид ЦАХАЛа, пенсионер. И вместо того, чтобы бороться с террористами, вынужден воевать с местными властями за нашу мечеть: ее построил мой отец Ахмед (в 2008 году он скончался в возрасте 100 лет).

Гадиры — бедуинский клан. В Галилее таких «хамул» относительно немного — основная масса бедуинов проживает в Негеве.

— Мой брат Махмуд тоже служил следопытом и погиб в 1979 году в секторе Газа в бою с террористами, — рассказывает Али. — Другой брат Ибрагим — инвалид ЦАХАЛ, но на бюрократические и судебные инстанции наше прошлое не производит никакого впечатления.

Суд и дело

После гибели Махмуда его отец Ахмед Гадир построил в южной части деревни Бир аль-Максур мечеть и назвал именем сына, павшего при исполнении воинского долга. Спустя почти 20 лет Али с отцом встроили в здание мечети жилые помещения.

— Семья у меня большая: 11 детей и 7 внуков, — объясняет Али. — Дочери рано вышли замуж, только Рания осталась в старых девах. Сколько можно ютиться в шатре, когда у всех соседей по деревне добротные каменные дома?! Во время службы в Южном Ливане мне посчастливилось познакомиться с премьер-министром Ицхаком Шамиром. Замечательный был человек: чуткий, открытый, искренний. Я не постеснялся — рассказал, что живем мы в строении барачного типа: ни водопровода, ни электричества. Шамир сказал: «Приезжай ко мне в Иерусалим с документами — я тебе помогу». К сожалению, добраться до канцелярии премьера не удалось. Не по вине Шамира — по моей вине! Не смог я добыть справку из Главного Земельного управления, которая подтверждает, что мой отец Ахмед Гадир — законный владелец этого земельного участка. Она оказалась в моих руках, когда Шамира уже не было в живых…

Денег на строительство особняка (всмотримся в контуры дворцов в северной части деревни — каждый дом сооружен по индивидуальному проекту) у Али не было, а зимы в Галилее холодные. Пришлось приспособить часть помещений мечети под жилье.

Вскоре, однако, в Бир аль-Максур нагрянул инспектор региональной комиссии МВД по архитектурному планированию и строительству. Али дома не было — госслужащий вручил ордер на снос незаконной постройки одному из его сыновей. Затем явился другой инспектор. Али (служба в ЦАХАЛе не прошла даром) скрывать ничего не стал — пригласил незваного гостя на чашку ароматного кофе с гелем, поговорил по душам, исповедовался.

Не помогло!

Передо мной — уголовное дело номер 372-07, которое рассматривалось в мировом суде Крайот с 2007 по 2009 год: государство Израиль — против Али Гадира. Армейскому следопыту предъявили обвинение в нарушении Закона об архитектурном планировании и строительстве. Конкретно — в незаконном использовании участка сельскохозяйственного назначения под жилищное строительство и отказе от исполнения двух ордеров на снос — административного и судебного.

Первый ордер был издан 27 августа 2006 года, второй — 30-го августа 2007 года. В качестве улик к делу приложены фотографии — результат аэросъемки, сделанной инспектором с борта служебного вертолета.

Фигурирует в протоколах судебных заседаний и такой факт: защитник (сотрудник общественной адвокатуры) просил отложить свое выступление в связи с тем, что 16 августа 2008 года Ахмед Гадир, отец Али и единственный свидетель, был госпитализирован, а 22 сентября того же года скончался. В результате свидетелем защиты остался… сам обвиняемый — Али Гадир! «По словам подсудимого, свидетели государственного обвинения (двое инспекторов) знали, что основал и построил мечеть покойный отец Али, а Гадир-младший всего лишь ее унаследовал», — констатирует мировой судья Орит Кантор.

«Из представленных суду улик, а также из показаний свидетелей обвинения, которые совпадают с показаниями подсудимого, явствует: Али Гадир жил в шатре, представляющем собой интегральную частью незаконной постройки. В том же шатре живет он и в настоящее время. Свидетели обвинения знакомы с ним и посещали его несколько раз», — читаем в окончательном решении суда.

Приняла ли судья во внимание тот факт, что Гадир не только бедуин, решивший встроить жилые помещения в здание мечети, незаконно сооруженной его покойным отцом на участке сельскохозяйственного назначения, но также ветеран ЦАХАЛа? Да, приняла! В тексте приговора читаем: «Мне были представлены документы, указывающие на то, что подсудимый — инвалид ЦАХАЛа, много лет прослуживший следопытом. Речь идет о семье, потерявшей одного из сыновей: брат подсудимого был убит террористами в 1979 году. Это многодетная семья, к тому же подсудимый и его жена страдают различными заболеваниями. Семья подсудимого состоит на учете в социальном отделе местного совета. Приняв во внимание все вышесказанное, я приговариваю подсудимого к штрафу размером 15.000 шекелей или (в случае неуплаты — Е.К.) — к лишению свободы сроком на 3 месяца».

Неподъемный для многодетной семьи штраф судья разделила на 30 платежей, после чего — в полном соответствии с требованиями закона — позволила подсудимому в течение 45 дней оспорить приговор в более высокой судебной инстанции.

— Воспользовались ли вы этой возможностью? — спрашиваю я Али.

— Да, но… Судебная машина инертна — тяжба продолжается по сей день. Не знаю, где искать помощи и понимания, к кому обращаться: то ли к депутатам Кнессета, то ли в министерство обороны. Примерно один раз в два года меня таскают по судам. Государство сражается со мной с таким же геройством, с каким мы с братьями воевали в свое время с врагом. Вот копии писем в инстанции — в них все изложено.

— Изменилось ли за последние годы ваше отношение к Израилю?

— К несчастью, да. Если в молодости я был готов погибнуть за Израиль, который считал и продолжаю считать своей страной, то сейчас отдам жизнь за мечеть. Государство воюет с нами, будто мы — террористы. Не знаю, как жить дальше…

«Арабская весна» локального значения?

В сентябре 2012 года в Бир аль-Максуре вспыхнуло восстание. Поводом к чудовищным беспорядкам, в ходе которых бойцов полицейского спецназа ЯСАМ забросали камнями и выбили стекла в автомобиле съемочной группы телевидения, стал снос незаконно построенного дома.

Ожесточенные столкновения между местными жителями и полицейскими чуть не переросли в интифаду. Полиции пришлось на несколько часов блокировать шоссе, отделяющее северную часть деревни от южной.

По словам телерепортеров, многие камнеметатели были одеты в солдатскую форму. Несколько бедуинов из числа зачинщиков беспорядков были арестованы.

Когда накал страстей достиг точки кипения, из мечети в южной оконечности деревни донесся усиленный динамиками голос.

«Постыдитесь! — кричал «имам» на иврите, чтобы поняли и односельчане и полицейские. — Всем вам должно быть стыдно!»

«Беспрецедентный случай, — констатировала вечером того же дня ведущая новостей 2-го канала. — Имам Бир аль-Максура прочел проповедь на… иврите!»

Отчаянные призывы Али Гадира (то был именно он) не помогли: столкновения продолжались чуть не до вечера.

Как только полицейские уехали, члены оскорбленной вторжением инспекторов «хамулы» общими усилиями восстановили фундамент снесенного дома и приступили к сооружению стен. На другое утро незаконное строение выглядело, как новенькое, но вторично войти в «сумасшедший дом» полицейские уже не решились, как не решаются рушить незаконные постройки бедуинов на просторах Негева.

Хайфская прокуратура предупредила владельцев подлежащего сносу строения: в целях компенсации ущерба, причиненного компаниям-перевозчикам многочасовым бездействием блокированного полицией шоссе, против них будет подан гражданский иск на сумму 500 тысяч шекелей. Бедуины Галилеи ответили на угрозу всеобщей забастовкой. Долго бастовать не пришлось: акция протеста продлилась всего один день. После чего прокуратура бессильно опустила руки: на Ближнем Востоке пылает «арабская весна». Любое давление на израильских арабов может спровоцировать внутри страны интифаду — этого нам только не хватало!..

…Мы с Али и Ранией беседуем в тени неподалеку от каменной лестницы, ведущей в молельный зал-мастерскую мечети.

Внезапно звонкая тишина прерывается. Обе части деревни — южную и северную — оглашает усиленный динамиками голос. Женский! Слов я не понимаю, но сопрано такой чистоты и мощи, что мороз по коже.

— Что это?! — спрашиваю я.

— Коран, — откликается Али.

— Разве женщина-мусульманка вправе читать проповедь?!

— Какая женщина? — смеется Рания. — Это мой младший брат, ему 10 лет. Вырастет — станет имамом.

Как евреев к арабам приравняли

На обратном пути из Бир аль-Максура я размышляю на модную в Израиле тему: равенство граждан перед законом. Не знаю, по каким причинам не добрались до Али Гадира сердобольные отечественные правозащитники: уж кто-кто, а они бы подняли шумиху на весь мир. Неужто причина их равнодушия в том, что Али — маргинал: бедуин, но служил в ЦАХАЛе (нетипично для представителя арабского сектора!) и рисковал жизнью, исполняя долг по защите государства, гражданином которого является…

Не вступились правозащитники и за евреев, реализовавших в Негеве проект «Винный путь», в рамках которого в пустыне были основаны два десятка частных фермерских хозяйств. Против основателей ферм, напомню, прокуратура возбудила точно такое же дело, как против Али Гадира: незаконное строительство жилых помещений на участках сельскохозяйственного назначения. Не помогло даже вмешательство Поселенческого отдела Всемирной сионистской организации: прокуратура (перед законом все равны!) была неумолима.

В свое время, когда заинтересованные ведомства искали энтузиастов, способных воспрепятствовать незаконному захвату бедуинами государственных земель в Негеве, первопроходцам пообещали: будете развивать сельское хозяйство и туризм. Но внести второй пункт в документы забыли. Люди получили в банках ссуды и вложили деньги в строительство циммеров, после чего на фермы нагрянули инспекторы и предъявили ордера на снос.

Первопроходцы оказались на скамье подсудимых. Тяжба продолжается и по сей день. И в этом аспекте военнослужащего Али Гадира стопроцентно уравняли в правах с адвокатом Тхией Клингер-Эфрон, бросившей благоустроенную жизнь в Рамат а-Шароне во имя реализации патриотической сионистской идеи — заселения и освоения Негева.

А Тхию Клингер, соответственно, приравняли к бедуину Гадиру. Разница лишь в том, что Клингер и другие еврейские фермеры сражаются с равнодушной бюрократической машиной цивилизованными методами — в суде. И если суд вынесет решение о сносе «незаконных» построек, бульдозеры сравняют их с землей точно так же, как это было сделано в августе 2005 года с цветущими поселками Гуш-Катифа.

Гадир, в отличие от еврейских фермеров, является представителем «бесправного» арабского меньшинства, хотя среди своих слывет «белой вороной». Принцип всеобщего равенства перед законом он воспринял как выпад государства лично против него и против своего сектора. До сих пор — даже на фоне «интифады» местного значения — Али хватало здравомыслия и выдержки, чтобы не забросать камнями бойцов полицейского спецназа.

Хватит ли завтра?

И не приложил ли бюрократический аппарат руку к формированию в Израиле «пятой колонны»?