В Израиле была очередная война, и пока на Тель-Авив и Иерусалим падали ракеты, израильтяне расставались с еще одним, которым уже по счету, мифом о собственном могуществе. Мантра «Если ракета упадет на Тель Авив, Газа превратится в пустырь” не пережила столкновения с реальностью. .
Дневник ненаписанной повести
Генрих-Гад Бровман
20 Октября 2012
Багаж принимала Лена, я в это время развлекал Яэльку на детской площадке напротив нашего комплекса. В последнее время Яэль не любит качели, она предпочитает собирать мягкие опилки, которыми застланы детские площадки Беллевью и одаривать ими всех окружающих. Тремя месяцами ранее, в 6735-ти милях отсюда, она, помнится, обожала качели. Леночка в это время отсылала наши вещи, создавая багаже-площадный цикл, лишний раз подтверждающий набившие оскомину слова Екклесиаста. Тогда команда из пяти человек набросилась как саранча на нашу трехкомнатную квартиру и за несколько часов упаковала ее в 183 картонных коробки разных размеров. Эти коробки на три четверти заполнили собой стандартный двадцатифутовый контейнер. Вдвое меньше максимального объема багажа по условиям моего контракта. Намного больше тех двух квадратных метров к которым когда нибудь сведется мое послежизненное пространство. Ровно столько, сколько было нужно.
Для разгрузки хватило двух человек. К тому времени когда мы с Яэлькой вернулись с площадки, Леночка уже успела все распаковать. Брахма с Шивой нервно курили в сторонке, а Вишну вкалывал по полной программе, восстанавливая нарушенное Леной мировое равновесие. И лишь посреди спальни оставалась недоразобранная горка книг, а на ее вершине красовался своей яркой обложкой со ступенчатыми европейскими крышами блокнот с красной надписью «Оснабрюк». И я понял что это знак и никуда мне от этого блокнота не деться.
Я сижу с лэптопом на коленях на той точке где возвышалась эта горка два с лишним месяца назад. За окном накрапывает мелкий осенний дождь и колышутся ветви елей с желто-красными, почти оранжевыми, похожими на апельсины, крупными шишками. Апельсины на елях. Возможно именно их мне и не хватало для того, чтобы воплотить то, что уже несколько лет записано на страницах этого блокнота. Я открываю его со страхом и смущением. В начале блокнота — несколько страниц Ленкиного анализа моих “Снов о Брурии”, сделанного вскоре после их написания. А за ними — десяток страниц на иврите моим мелким почерком, с режущими строки нунами и тавами. На этих страницах — наброски нового рассказа, разбивка на главы, развитие сюжета, характеристики персонажей. Этим страницам уже несколько лет и они терпеливо ждали своего часа. Я не хочу больше от них убегать. Я не знаю принесет ли мне работа над ними душевное спокойствие и помогут ли мне мои елочные апельсины, этот смутный образ из далекого детства. Через две недели ожидается Хэллоуин, за ним наступят Рождество и Новый Год. Вчера начались дожди, которые, как говорят старожилы, продлятся до следующего Дня Независимости. А мне предстоит узнать легко ли писать об Израиле в сотне миль к югу от канадской границы.
28 Октября 2012
Горная дорога петляла, как умеют петлять только горные дороги. Иногда за поворотом ненадолго открывалась водная гладь Кинерета, на момент ослепляющая отраженными в ней лучами яркого полуденного солнца, только для того чтобы тут же исчезнуть за очередным лесистым пригорком. Водитель молчал. Он молча сел утром в машину, не ответив на мое приветствие, молча вел ее, почти не отрывая взгляд от дороги, изредка переводя радиоприемник с одной станции на другую, надолго застревая на трансляциях заунывных средиземноморских песен. Песни ведали водителю о тяжелой судьбе простого средиземноморца, сурового, но справедливого, бесконечно и безответно влюбленного, плачущего по ночам на своей холодной и одинокой постели в родительском доме. Меня одолевала жалость к простому средиземноморцу, к водителю и к себе самому, столь недальновидно забросившему захваченный на дежурство томик Мураками в багажник, вместе с остальными вещами. Сколь же было велико мое удивление когда водитель на мгновение повернулся ко мне и показал язык. Секунду спустя он вновь уставился на дорогу, оставив меня в замешательстве. Может мне это почудилось? Прошу прощения — смущенно обратился я к нему впервые за поездку. — Как мы вас, а? Значит, все таки не почудилось. Кто это мы, и кого это вас? — переспросил я. Мы — это те кто набрали 17 мандатов, а вы — те, которые набрали всего 6. А 17 больше шести, заметил он, на секунду замолчал и добавил — намного больше, почти в три раза. Что ж, считать он умел, но что-то в его раскладке меня все таки напрягало. Наконец до меня дошло. Немного поколебавшись, я спросил не смущает ли его что это результаты позапрошлых выборов. Всегда приятно вспомнить — ответил он без тени улыбки и увеличил громкость радиопередачи, дав понять, что беседа завершена. Вот и поговорили…
Лишившись собеседника, я вновь уставился в окно. Интересно, долго еще до склада? Вспомнив склад, я задумался о дежурстве. То что меня, отсидевшего всю армию перед компьютером, посылают дежурным офицером на склад боеприпасов, мне не мешало — в армии на каком-то этапе надоедает удивляться, а я служил уже более пяти лет. Смущало другое — уже отдежурившие ребята, обычно весьма многословные, на мои расспросы о дежурстве отвечали короткими малопонятными фразами — привет Майору, Охотник Рыбака видит издалека, Раз и Два — два дурака, собачку жалко, бедная Эльфесса. Господи, какая еще эльфесса…
Неожиданно машина подскочила и я больно ударился головой. Эй там, аккуратней, не дрова везешь, услышал я голоса с заднего сидения. Меня пробрала дрожь — в машине были только мы с водителем. Я осторожно обернулся. Сзади сидели двое на первый взгляд неотличимых парней. Их лица выражали легкую добрую насмешку. Привет, Новенький, нарушил молчание тот что слева, давай знакомиться. Меня зовут Раз, а этот, справа, мой брат — Два. Как вы тут очутились — крайне неоригинально спросил я (впрочем, но что еще я мог спросить)? Да мы все время тут были, просто ты с Водителем заболтался, и нас не приметил. Он у нас такой болтун — вступил в разговор правый брат. И политаналитик — добавил левый. И они оба засмеялись громким заразительным смехом. А вы — кто? Как кто — удивился Раз — сопровождающие, конечно. По уставу положено, а иначе на Склад никак нельзя. Но мы не простые сопровождающие, — он понизил голос почти до шепота, — а особые, потомственные. От самого Вергилия род ведем. Кстати, у нас традиция есть, хорошая, древняя — проводникам следует заплатить. Немного — перенял эстафету брат Два — шекелей по пять, так сказать — по оболу на оболтуса. У меня кошелек в багажнике остался, со всеми вещами, удивленно ответил я, можно водителя попросить остановиться, я достану. Останавливаться не положено, так недолго и на Склад не попасть. Ты в кармане поищи, может чего и найдется. Я засунул руку в карман и к своему удивлению обнаружил там две потертые пятишекелевые монеты. Взяв их у меня, Раз положил по монете на каждую ладонь и шутовски изобразил весы. Сначала перетягивала правая рука, затем левая, а потом, после нескольких колебаний, ладони уравновесились. Затем Два забрал монеты из рук брата и положил их на свои глаза. Мне стало не по себе. Тут машина остановилась и я каким то непостижимым образом оказался снаружи. У моих ног лежал находившийся в багажнике рюкзак, машина уже успела развернуться, а на моем месте сидел мой знакомый, которого я должен был сменить на дежурстве. Он махнул мне рукой и крикнул — привет Майору. Водитель нажал на газ и я не успел ему ответить.
8 Января 2013
Обряд Перехода. Шаг, за ним еще шаг — и ты превращаешься из ребенка во взрослого, оставляешь радости жизни ради холодного и сумрачного царства Аида, переступаешь через порог Бытия, за которым, как всегда, затаился Исход. Иногда место шага заполняет фраза или материя, будь то вода, огонь или металл. Но всегда рядом с тобой будет он — Проводник, тот без которого Переход не состоится, без которого ты собьешься с пути и будешь вечно блуждать на границе миров. Обычно Переход осуществляется с помощью транспортного средства — ведь путь далек, вам с Проводником предстоит преодолеть непостижниые метафизические пространства, и как же в столь дальнем странствии обойтись без ладьи, колесницы, корабля, трамвая, самолета. Проводница-стюардесса устало улыбнется и предложит стакан воды. Ты примешь его и каждый отпитый глоток приблизит тебя к Цели.
За окном все так же идет дождь, хотя с написания предыдущей главы прошло почти три месяца. В Израиле была очередная война, и пока на Тель-Авив и Иерусалим падали ракеты, израильтяне расставались с еще одним, которым уже по счету, мифом о собственном могуществе. Мантра «Если ракета упадет на Тель Авив, Газа превратится в пустырь” не пережила столкновения с реальностью. Затем ураган затопил Нью-Йорк, Америка переизбрала президента, а два десятка детей были перебиты вооруженным до зубов неврастеником. Полный мужик с глазами навыкат объяснил что убивают не ружья, а люди, а единственная защита от плохого парня с пистолетом это хороший парень с автоматом.
Я устал. Ничего не понимая в этой чужой и слишком большой стране, я начинаю сомневаться в своем восприятии той, другой, из которой уехал более полугода назад. Сегодня Аялон вышел из берегов, в Хадере затоплена электростанция, в Иерусалиме ожидается снегопад, а я зачем-то пишу рассказ о жарком израильском лете.
20 Апреля 2013
На улице все еще идет дождь. Согласно старым записям в блокноте со ступенчатыми европейскими крышами на обложке, этот рассказ должен был окончиться следующими словами: «Стоило нам сесть в машину, как на дорогу вновь выбежала давешняя собака, призывно виляя хвостом. Майор улыбнулся и что есть мочи нажал на газ». Эта фраза отсылает читателя к самому началу, ко второй, так и ненаписанной, главе «Склада». Эта повесть должна была провести моего Героя — Новенького — сквозь череду пестрых архетипных персонажей — Майора и Прапорщика, Рыбака и Охотника, Духовного и Эльфессы, Грустной и Пропавшего, Связистки и Че, сквозь гротеск и иронию армейских порядков к подножию Белой Башни, опоясанной девятью рядами выдолбленных в скале бункеров с боеприпасами. А еще — помочь своему Автору пережить смену среды обитания и ломку самоидентификации вдали от страны, которую он с детства считает своей Родиной.
Этот рассказ так и не был написан, так как Автор сбился с пути и замерз. Вместе со своим Героем он оказался в Белой Башне с обшарпанными стенами и обрывками старых стенгазет. Закрыв глаза, Герой должен был увидеть мириады черных квадратных букв, витающих в пробивающихся сквозь окна-бойницы ярких лучах южного солнца. Автор закрыл глаза и увидел перед собой сплошную пелену дождя. Старожилы говорят что так оно и будет продолжаться до Дня Независимости.
Октябрь 2012–Апрель 2013
