Общий уровень сборника, на мой взгляд, весьма высок. Подборки стихов разнообразны как по тематике, колориту, так и по градусу еврейской ментальности. Ниже попытаюсь представить характерные для антологии стихи, собранные в группы.

Антология «70» к юбилею государства Израиль

Дмитрий Гаранин

Ещё недавно, казалось бы, праздновалось 70-летие СССР — праздновалось с помпой, но из последних сил, так как до своего 80-летия та страна не дожила. Сейчас очередь праздновать дошла до Израиля, страны древне-юной, смотря как смотреть, вобравшей в себя значительное количество собратьев из той, ныне несуществующей, страны. Привитая на новой почве, культура страны происхождения (Русская? Советская?) продолжает жить: пишутся проза и стихи на родном языке. Как республики бывшего СССР служили регионами рассеяния евреев, так и Израиль стал важным местом рассеяния русской культуры. Для литераторов, пишущих на русском во всём мире, Израиль стал одной из важных стран.

Как следствие возникновения Израиля и вовлечения его в орбиту русской культуры, а также перемен в России, заметен рост еврейского самосознания у наших соотечественников. Если раньше все должны были, даже и по инерции, быть интернационалистами, то теперь стало вполне естественно показать свои еврейские корни. Этим я объясняю появление антологии «70», в которую включены стихи на русском языке семидесяти поэтов на темы Израиля и еврейства, а также то, что подобный сборник не появился гораздо раньше. (Изданная Ходасевичем в 1922 году «Еврейская антология: сборник молодой еврейской поэзии» состоит из переводов с иврита.)

Для составителя антологии — нью-йоркского поэта, журналиста и телеведущего Геннадия Кацова — это уже второй большой поэтический проект. Первым была антология НашКрым выпущенная в 2014 году и собравшая под свою обложку стихи 120 поэтов. Задуманный как миротворческий (из геополитики в «геопоэтику»), тот сборник в моих глазах стал своего рода поминальной песнью по Крыму, с которым практически у каждого связаны лучшие воспоминания и который мы вряд ли увидим таким, каким мы его помним.

Обложка антологии «70», выполненная художниками Асей Додиной и Славой Полищуком.

В антологии «70» круг поэтов более узок, но охватывает 14 стран и включает многие известные в современной поэзии имена. Вместе с тем, в числе авторов я открыл значительное количество мне доселе неизвестных замечательных поэтов. Общий уровень сборника, на мой взгляд, весьма высок. Подборки стихов разнообразны как по тематике, колориту, так и по градусу еврейской ментальности. Ниже попытаюсь представить характерные для антологии стихи, собранные в группы.

Тематика Торы представлена Владимиром Гандельсманом и составителем сборника Геннадием Кацовым, также как Яном Пробштейном, Лерой Ауэрбах, Семёном Гринбергом, Владимиром Строчковым и другими авторами. Подборка Владимира Гандельсмана (Нью-Йорк) «Из псалмов Давида» читается как весьма аутентичная разработка древних текстов, художественно убедительно передающая их дух.

Спаси, Господь! В чести соблазны
лукавых: «Кто нам господин,
когда державным словом властны?»
Кадильщики все как один.
Лишь нищему Ты явлен в Силе

и лишь творящему добро
Твои слова — семь раз в горниле
очищенное серебро.

Повергни криводушных в известь
горящую, чтоб извести
их племя, — здесь, где только низость
и велеречие в чести.

Стихи Геннадия Кацова (Нью-Йорк) также вдохновлены древней историей еврейского народа, но известные события видятся в исторической перспективе глазами современного человека. Например:

РОШ ХА-ШАНА

Шестидневка пролетела, как сон.
Подуставших бледных ангелов сонм
Растворился, и теперь в тишине
Почитать бы, да расслабиться мне.

Пыль пока не улеглась, но притих
Мир ночной — дневного дагерротип,
В нём, примерно, тёплой суши на треть,
И морям осенним долго сыреть.

В них является ночная звезда —
Серебрится мелкой рябью вода,
Облака плывут, как рыбы; в тиши
Опадают камни с дальних вершин.

Мир в гармонии, в единстве октав.
Коль уж создано, пребудет всё так,
И, как каменщик, достроив фасад,
Я итогу обозримому рад…

Подогнав последний горний вершок,
Он подумал: «Всё теперь хорошо,
Правда, палец придавил кирпичом,
Но как здорово, что план воплощён.»

День шестой течёт, сонливый такой,
Лень подвигать что ногой, что рукой,
Не разбудят даже грохот и вой
От всех мастерски им созданных войн.

А вот стихотворение Леры Ауэрбах (Нью-Йорк), которая, кроме того, известна как композитор, пианист, художник и скульптор:

ИСХОД

Где высокая правда казнила глупцов,
Где Египет не спас Иосиф,
Где народ малодушно роптал на жрецов,
Говоря, что лишь хлеба просит,

Что зазря избрал его из горсти
Других и к свету направил
Тот, чье имя произнести
Смертный простой не вправе —

Там и ныне свершается вечный Исход
Из Египта в каждом из нас.
Каждый час в одиночку и как народ
Мы решаем судьбы своей глас.

Другие авторы отдают поэтическую дань своим еврейским предкам, на долю которых пришлась тяжёлая жизнь в переломную эпоху. Вот отрывки из стихотворения Анны Гальберштадт (Нью-Йорк):

………..

Могила дедушки погребена под осколками мрамора
и пивными банками на каунасском еврейском кладбище.
Похоже, погром можно устроить и против мёртвых евреев
ведь живых в этой части света уже не осталось.
……….
Мой город детства Вильнюс
может быть, хранит следы
моих походов в школу через готические дворы
домой к моей учительнице музыки на Басанавичюс
и на факультет естественных наук университета
где мой отец преподавал.
………..

Игорь Бяльский (Израиль) представлен одним большим стихотворением памяти своего деда:

………..

Говоря о коже, продолжу ещё о ней.
Мне рассказывал дед, на Первой на мировой
до шести воевали бой, ну а в шесть — отбой,
и они свежевали с братом убитых коней.

И меняли шкуры на шнапс, и айда в запой,
и братались с теми же немцами потом.
А наутро пели: «Смело мы в бой пойдём!..»
Или это уже на Гражданской про смертный бой?
…………

Короткое стихотворение, открывающее подборку Яна Пробштейна (Нью-Йорк):

ОТЦУ

… А надо мной — моя звезда,
она горит, она пылает
над проволокой лагерей
и дышит дымом из печей,
и, угасая, воскресает.
Да, надо мной — моя звезда,
не жёлтая, не голубая,
в ней — все цвета,
она — седая.

Трогательно воспоминание Ефима Ярошевского (Германия) о вернувшемся с войны отце:

ВЕСНА 45-ГО…

… Папа входит в сумрачный подъезд.
За спиной — война, Россия, Брест.
Из развалин тянет тишиной,
тёплым ветром, гильзами, травой…
Позади — беда и лазарет.
Впереди — Синай и Назарет.
Танки, разогретые весной,
лето сорок пятого и зной….
Папа рослый, сильный, молодой —
весело справляется с бедой.
И не зная, что сказать весне,
мама улыбается во сне…

Ушедшим родственникам посвящены многие стихи в подборке Павла Грушко, стихотворение Галины Климовой про отца, а также большое первое стихотворение Юрия Гуголева.

В сборнике широко представлена тема Холокоста. Очень сложно комментировать стихи на эту тему, поэтому просто приведу выдержки. Наум Коржавин (США):

Мир еврейских местечек…
Ничего не осталось от них,
Будто Веспасиан
здесь прошёл
средь пожаров и гула.
Сальных шуток своих
не отпустит беспутный резник,
И, хлеща по коням,
не споёт на шоссе балагула.
Я к такому привык —
удивить невозможно меня.
Но мой старый отец,
всё равно ему выспросить надо,
Как людей умирать
уводили из белого дня
И как плакали дети
и тщетно просили пощады.
…………

Нина Косман (Нью-Йорк):

Как ягнят, их вели на жертву,
но не говорили какую,
а бог глядел из канавы,
в которой валялись трупы,
а ещё он глядел из щелей
бараков и крематориев,
которые построили люди
по приказу других людей;
бедный бог, тебя не спросили,
можно ли умерщвлять миллионы,
а теперь говорят нет бога,
раз позволил им так умереть.
А что бог был одним из ягнят,
которых вели на жертву,
……………

Евгений Лесин (Москва):

Голые люди ложились в ямы.
Их поливали из пулемета.
Ну а потом, естественно, в яму
Быстро спускался специалист.
И добивал, кто ещё не умер,
……………..

Татьяна Вольтская (Санкт-Петербург) предъявляет поэтический счёт за убитых евреев большинству европейских наций:

Ах, скажите, скажите скорее,
Где, поляки, ваши евреи?
Где торгуют они, где бреют,
Лечат, учат, флиртуют, стареют,
Проезжают в автомобиле?
Почему вы их всех убили?
………………

Привожу целиком стихотворение Дмитрия Строцева (Беларусь)

ПЕСЕНКА-ЕРУНДА

они пришли на нашу землю
чужаки
они ушли пешком под землю
чужаки

они сначала рыли яму
чудаки
потом на идиш звали маму
чудаки

они когда-то жили с нами
чужаки
потом как будто стали снами
чужаки

они тревожат нас ночами
чудаки
да пожимаем мы плечами
чудаки

они пропали в минском гетто
навсегда
они когда-то были где-то
ерунда

Вот концовка стихотворения Бориса Херсонского (Одесса) «Ликвидация гетто»:

……….

сколько меченых пятой графой
сколько имён измененных
сколько серо-буро-малиново-краснознамённых
сколько нас сколько вас товарищи господа
не волнуйтесь и не огорчайтесь поскольку это
очередной скачок в небытие ликвидация гетто
растворение в будущем что не сбудется никогда

Еврейский народ в рассеянии — ещё одна важная тема антологии. Этому, в частности, посвящено стихотворение Ларисы Миллер (Москва):

Диаспора. Рассеянье.
Чужого ветра веянье.
На чуждой тверди трещина.
Чьим богом нам завещано
Своими делать нуждами
Дела народа чуждого
И жить у человечества
В гостях, забыв отечество?
Мне речки эти сонные
Роднее, чем исконные.
И коль живу обидами,
То не земли Давидовой.
Ростовские. Тулонские.
Мы толпы Вавилонские,
Чужие, многоликие,
Давно разноязыкие.
И нет конца кружению.
И лишь уничтожение
Сводило нас в единую
Полоску дыма длинную.
Но вечно ветра веянье
И всех дымов рассеянье.

Живучесть еврейского народа, позволившая ему просуществовать тысячелетия в не всегда дружественном окружении, прекрасно выражена в стихотворении Бориса Херсонского:

нас выпалывали на огороде как выпалывают сорняки
с корнем не суйся с корнями своими в наш огород
в государстве железной маски и железной руки
живут волевые люди и звери хищных пород

травоядные здесь не водятся мы когда-то были травой
мы желтели цветами звёздами шесть углов
наши дети как одуванчики с пушистою головой
наше семя разносит ветер наши речи обрывки слов

их бы складывать как мозаику в церкви или в игре
но они шелестят как положено как трава на ветру
наши души плещутся в облаке как на вечерней заре
плещется рыба в пруду а рыбак наблюдает игру

травоядные здесь не водятся царствует дух мясной
железные маски на лицах страна в железных руках
откуда им знать что мы вновь прорастаем весной
расцветают желтые звёзды на платьях и пиджаках

сколько нас не выпалывай цветение опережай
мы трава полевая бессмертны корни травы
и если кто-то и выйдет наш собирать урожай
то это будут ангелы ангелы а не вы

С этим перекликается и моё собственное стихотворение в подборке, отдающей дань сионизму:

Растворяясь каплей живой воды в мёртвом море,
тысячью золотых песчинок в пустыне,
в дальних пределах пуская глубокий корень
в вере, что отторжения буря минет,

строить молельни и жить по закону, умножась,
и, от себя отгоняя косые взгляды,
мирно надеяться на непреложность
ветхой морали людей, что вокруг и рядом.

Духа потом не теряя в разгар гонений,
без промедленья спасаться от травли жестокой,
перед погромщиками не становясь на колени,
чтоб возвратиться на земли свои, к истокам.

Евреи как вечные странники населяют стихотворение Юрия Михайлика (Австралия)

Млечный Путь. И в поисках ночлега
Век из века катится телега.
Притяжение и отторженье —
Лучший способ для передвиженья.
По обломкам рухнувших империй,
Через гравий вер и суеверий
Колеса дробящее круженье —
Притяжение и отторженье.
Это было болью и любовью,
Нашей стариной и нашей новью
На камнях Египта или Рима…
Все уже без нас. Отдельно. Мимо.
Ибо нам разрешено судьбою
Только то, что можно взять с собою,
И от Вавилона до Гранады
Виноватых нам искать не надо.
Граждане цыганские евреи,
Мы играли в этой лотерее,
Мы галдели в этом балагане
Граждане еврейские цыгане.
Странники, изгнанники, бродяги…
Ямы, рвы, канавы и овраги…
И повсюду нам принадлежали
Только те, кто в этих рвах лежали.
По золе Варшавы, сквозь руины,
Через смрадный морок Украины —
Только то, что можно взять с собою.
Что там — кроме памяти и боли?
Что там — кроме нежности и муки —
В узелковых письменах разлуки?
Притяжение и отторженье —
Мировая формула движенья.
Плыло болью. Застывало былью.
Звёздной солью. И подзвёздной пылью.
Альтаир. Арктур. Капелла. Вега.
Век из века в поисках ночлега.
Грозный гул. Кибитка кочевая.
… Блеск костра меж звёзд опознавая…

Гершон Трестман (Израиль) представлен в сборнике одним, но очень большим программным стихотворением «Баллада об исходе»:

Не повезло однажды иудею:
влюбился дурень в русскую идею.
А заодно, должно быть, тоже сдуру
влюбился он в российскую культуру.
И нет печальней повести на свете,
чем о таком неистовом дуэте…
………….

Не буду дальше цитировать этот замечательный текст, но настоятельно рекомендую прочесть его всем, в особенности тем, кто покрестился.

Следующая тема, в естественном порядке, это обретение своей страны, Израиля. В основном эта тема представлена поэтами, в Израиле не проживающими. Юрий Колкер (Великобритания):

На свете есть страна, где я не буду лишним:
Где хлебом и водой меня не попрекнут,
Где именем моим толпа не оскорбится
И лучший мой порыв не назовут чужим.

На свете есть страна, где званье человека
Величьем предков мне не нужно искупать,
Не встретят там мой стон холодною издёвкой,
Не станет боль моя народным торжеством.

На свете есть страна, где мысль мою не свяжут,
Где гордости моей ярмом не оскорбят,
Где с барского стола за честное холопство
Меня не поощрят вчерашним пирогом.

На свете есть земля скорбей тысячелетних,
Прогорклая земля пророческой мечты.
Она — не рай земной: но мне найдётся пища.
Она неширока: но мне найдётся кров.

Она — моя страна, и в ней мое бессмертье,
Я — злак её долин, я — прах её пустынь.
В её земле взойти, с её землей смешаться —
Вот всё, о чём молюсь, вот всё, о чём скорблю.

1983

Гари Лайт (США):

Мне очень хочется волшебный этот свод,
назвать своим без тени беспокойства
и не считать умеренным геройством
простое путешествие в Ашдод.

Прийти в Иерусалим — к себе домой,
не на два дня, в туристском онеменьи,
и не болеть виной и сожаленьем
тем выбором, что сделан не тобой.

И в проклятой Кейсарии стихи
читать любимой женщине со сцены.
Порой проклятье города — бесценно…
Сны здесь почивших — призрачно легки.

Мне очень хочется вернуться насовсем,
а не на считанные дни американцем,
и вне россий, голландий или франций,
остаться и задуматься над всем…

Анна Наль (Россия)

«Lot», как ласточка огромная,
пух вдувает под крыло.
На краю аэродрома
всё решиться бы могло.
Историческая родина,
небо в бликах соляных,
эхо высохшей мелодии
в гуле раковин ушных.
Возвращение к Содому
после бегства от него.
Столбовой дорогой к дому
поле жизни пролегло.
Оглянусь, сойдя на грешную,
зачумлённую, в огне:
на единственной по-прежнему
слезы солоны вдвойне.
Что же вечные сюжеты
ничему не учат нас,
длится Ветхого Завета
безнадёжный пересказ.
Уходящий профиль Мёртвого
моря — в кромке седины.
До скончанья нам навёрстывать
путь в младенческие сны
в той России, где спросонья
вспомнив дом своей любви,
мы невидимою солью
растворяемся в крови.

Марина Меламед (Израиль):

Про царей и про цариц этот блиц,
Как не падали мы ниц и на плац.
Как готовил нам абзац каждый поц
И хотел устроить полный альбац…
От земли и до небес, через лес, —
То ли вверх, а то ли вниз тёмный лаз,
Мы — природы вековечный каприз.
Настоящий, скажем прямо, алмаз!
Не случайно и не мимо
Мы пришли к Иерусалиму,
Под божественный, без грима навес,
Завершился стародавний рассказ!
Перешёл из века в век сухогруз,
Новый день и новый полдень у нас.
С днём рожденья, дорогая Страна!
На планете у меня ты — одна.
Я твой ветер, то ли норд, то ли бриз,
Твой кустарник или твой кипарис,
Хоть родился и не здесь и не раз,
Но пророс, как белый рис
В этот час!

В сборнике много стихотворений израильских поэтов, передающих неповторимую атмосферу этой страны. Подборку стихов Светланы Аксёновой-Штейнгруд открывает следующее признание в любви к земле обетованной::

Прекрасная, несчастная страна —
беспечная, бесстрашная, шальная,
где длится бесконечная война,
где праздников безудержных волна
солдатский пот и слёзы вдов смывает,
где терпкий вкус веселья и вина,
и где свечей субботних тишина
колодцы душ заблудших освещает.
Единственная, странная страна,
которой эта вечная вина,
быть может, потому присуждена,
что обитать отважилась она
в неосторожной близости от рая…

Изобразительно стихотворение Геннадия Беззубова, сравнивающее израильский ландшафт со священной книгой:

Не с гор Иудейских неслышно сошла,
Домой возвращаясь, пехота —
Сползает густая, тяжелая мгла
На красные крыши Рамота.

Сейчас по отрогам, по малым холмам,
По рваному камню окраин
Закат бедуинский, печати сломав,
Покатится, псами облаян.

Лучом уходящим пронижет тебя,
Их лай поднимая до пенья —
Так уничтожаются, душу знобя,
Последние несовпаденья.

Сейчас он исчезнет, к сверженью готов
Во мрак с известкового края,
Три тысячи траченых пылью листов
Прощальным огнем пробегая.

Захлопни тяжелые эти тома,
Где прелесть и срам, и аскеза —
Пусть нам остается глубокая тьма
Да блеск золотого обреза.

Вадим Гройсман проводит сравнение жизни прошлой с жизнью настоящей:

Растворился во времени сумрачный край,
Пешеходы в одеждах своих муравьиных,
Посредине земли недостроенный рай —
Решето арматуры на ржавых руинах.

Да, простился, простился я с этой страной
И с её сквозняками простился, простился,
Чтобы в жаркую летнюю ночь надо мной
Южный месяц, как жёлтая скобка, светился.

Чтобы в ноздри шибали гвоздика и лайм,
Попугаи истошно кричали на ветках,
И тяжёлые листья магнолий и пальм
Лопотали на странных своих диалектах.

Я сменил оболочку. Душой не кривя,
Научился ходить и дышать по-другому,
И никто не признает во мне муравья,
В лабиринте подземном ползущего к дому.

Где-то будет соломенный дождь моросить,
Распахнётся дырявый тулуп снегопада…
Есть о чём пожалеть и чего попросить —
Абрикосов, инжира, маслин, винограда…

Михаил Гробман, как и другие, стоит этой новой жизни на страже:

Синайский ветр играет
Овечьим позвонком
И бедуин шагает
С кофейным котелком

И маленькая птичка
Трясёт своим хвостом
Она снесла яичко
На камешке простом

Верблюд — корабль пустыни
Под деревом стоит
День пахнет керосином
Пыль в воздухе висит

И мухи как собаки
Кусают на лету
И Гробман цвета хаки
На боевом посту

Ностальгией по Израилю полны стихи Керен Климовски (Швеция):

Я росла в краю, где смерть случалась так часто,
что в неё перестали верить, и были беспечны
абсолютно все, и деревья дрожали от счастья
осыпая бананами головы первых встречных.
Мандариновым, теплым соком текла на руки
сочная, сладкая лень; зевнув, задремало
размякшее, потное солнце, и я близоруко
смерть, как бабочку, жёлтым сачком поймала.
я росла в краю, где пули неба коснулись,
превратившись в звёзды, где бесстрашны тени и дети…
как невинной и странной шутке я ей улыбнулась,
и отпустила, не распознав, не отметив.

Отдельную группу составляют авторы, которые недостаточно чувствуют себя евреями, или воспринимают Израиль как туристы, не могут решиться на эмиграцию, и так далее. Галина Климова (Россия):

Быть полукровкой, не различая в себе горизонта,
черты оседлости, линии перемены дат,
за своих умирать на оба воюющих фронта,
откинув к западу ноги, к востоку — взгляд,
ещё влажный, живой, зелёный, с зимой вразрез,
так просто расположивший к себе земную ось.
На каком языке зубрила: мене, текел, фарес, —
чтобы чисто по-русски буркнуть: авось…

Там ржаная горбушка — пустыни зажаристой корка,
тут похрустывал снег, будто праздничная маца.
Не счесть всех исходов и войн,
и тьмы, и казней, и торга,
не взвесить всей крови, рвущей сердца.

И я, подозрения, злобу и смех навлекая,
побочная дочь Сиона в семействе осин и берёз,
шевелю губами, как бабки мои — Феня и Хая.
Кровинкой меня называя, кто давился от слёз?

Большое автобиографическое стихотворение представил Вадим Жук (Россия):

Я не хожу в израильтяне.
Не то, чтобы меня не тянет,
Но я ничем не заслужил.
И мой отец — комбат-батяня,
И предки инопланетяне,
Навозный шарик свой катя, не
Вздыхали вслух: Чтоб я так жил…

Мы сами будем с Украины,
За нами накопились вины,
Над нами грохотал погром.
В роду ни одного раввина,
Однако, обе половины
Идут от древней пуповины
И Ноев им знаком паром.

Увы, средь них не сыщешь Креза,
А также Баха с Веронезе.
Одесса, Киев, Яготин.
Там не звучали до-диезы,
Не шли паркетом полонезы,
Лишь я поэт и не обрезан.
Но должен быть в семье кретин?
……………………..

Колебания «ехать — не ехать» с большим юмором отражены в стихотворении Зои Эзрохи (Россия):

ЗА И ПРОТИВ

А там зарежут террористы.
А здесь не примут в институт.
А здесь узоры серебристы
На зимних окнах расцветут.

А там — экзотика, верблюды,
Разнообразье вкусных блюд,
А здесь, а здесь — не сдать посуды,
А здесь на улицах блюют.

А вдруг свобода только мнится?
А там религия в чести.
А здесь повсюду коммунисты
И все дороги каменисты,
И все исчерпаны пути.

Вражда в таинственных арабах,
Чужих письмен чудная нить…
Теряюсь я в попытках слабых
И избежать и сохранить.

Найти такую бы планету:
Родной гранит, родной туман,
Но ни Советской власти нету,
Ни агрессивных мусульман.

Там беспросветною угрозой
Не нарушается уют,
И под развесистой берёзой
Пасётся ласковый верблюд.

1989

Наконец, в сборнике большое количество хороших стихов, не попадающих в перечисленные выше группы. Мне понравилась стихомысль геофизика Александра Городницкого:

ОСТРОВ ИЗРАИЛЬ

Эта трещина тянется мимо вершины Хермона,
Через воды Кинерета, вдоль Иордана-реки,
Где в невидимых недрах расплавы теснятся и стонут,
Рассекая насквозь неуклюжие материки.
Через Негев безводный, к расселине Красного моря,
Мимо пыльных руин, под которыми спят праотцы,
Через Мертвое море, где дремлют Содом и Гоморра,
Словно в банке стеклянной солёные огурцы.
Там лиловые скалы цепляются зубчатым краем,
Между древних гробниц проводя ножевую черту.
В Мировой океан отправляется остров Израиль,
Покидая навек Аравийскую микроплиту.
От пустынь азиатских — к туманам желанной Европы,
От судьбы своей горькой — к неведомой жизни иной,
Устремляется он. Бедуинов песчаные тропы
Оборвутся внезапно над тёмной крутою волной.
Капитан Моисей уведёт свой народ, неприкаян,
По поверхности зыбкой, от белых барашков седой.
Через этот пролив не достанет булыжником Каин,
Фараоново войско не справится с этой водой.
Городам беззаботным грозить перестанет осада,
И над пеной прибоя, воюя с окрестною тьмой,
Загорится маяк на скале неприступной Масады,
В океане времен созывая плывущих домой.

Как всегда, очень красивы, образны стихи Михаила Шерба (Германия):

«На смену сердоликовому солнцу
Зажжётся ясписом вечерняя звезда
В сапфирном небе, и луна-сардоникс
В прозрачной халкидоновой воде,
В берилловых колодцах отразится
Тысячекратно аметистом тёмным.
В топазах мха, в зелёном хризопразе
И в гиацинте нежно-золотом
Цветущих трав,
В древесном хризолите,–
Повсюду дом Твой–
Мой Ерушалаим!» —

Так у подножья храмовой горы
Я плакал и молился. Гладил камни
Твоей стены. И Ты мне отвечал,
Разглаживал камнями мне ладони…

Поздне-пастернаковский мотив слышится мне во вступительном стихотворении ветерана поэтической сцены Давида Шраера-Петрова (Бостон):

Когда замёрзну окончательно,
прильну к тебе: ну, отогрей,
забудь шагов моих зайчатину.
я — твой еврей.
а это значит, мне обещано
грешить и трусить за людей.
приду к тебе: о, моя женщина,
я — твой еврей.
в тебе загублено достаточно
навязанных судьбой страстей.
освободись от правды карточной,
я — твой еврей.
я осознал: в тебе заложена
надежда вековых корней.
страшусь в себе мессии ложного.
я — твой еврей

Как всегда, экзистенциальны стихи Марины Эскиной (Бостон)

Листья падают с клёна зелёными, скоро зима,
всё, что было живым, зажимает земля в кулаке,
но цветут ещё розы, подсолнухи сходят с ума,
время крутит спираль, застревая на тёплом витке,

одичавшие груша и яблоня кормят с ветвей,
это притча хасидская, кем-то потерянный рай
обретённый и узнанный, осень в зените — ой-вей,
торопись, моё счастье, на скрипочке мне подыграй.

В качестве энергичной точки этого обзора, что может быть лучше одного из гариков Игоря Губермана (Израиль)?

Израиля старательная травля
естественна для жизненного пира:
наличие евреев — это травма
души цивилизованного мира

Первая презентация сборника «70» прошла 8 мая в Нью-Йорке в одной из самых больших и красивых синагог мира Темпл Эману-Эл. Это была двухчасовая литературно-музыкальная композиция с участием поэтов из Нью-Йорка и других городов США. В программе выступали нью-йоркские музыканты Анна Фиделия, Юлия Зильберквит, Елена Кушнерова, а также Ольга Янович, приехавшая из Вашингтона. Полная запись вечера находится здесь. Вторая презентация состоится 12 июня в Иерусалиме.