Илья Слосман: Второй Ленинградский процесс и вопросы, вопросы, вопросы…

Loading

Илья Слосман

 

Второй Ленинградский процесс и вопросы, вопросы, вопросы…

Запомним и сохраним

В 4(151) номере журнала «Заметки по еврейской истории» за 2012 год опубликована статья Владимира Кремера под названием  «Второй Ленинградский процесс». Тема очень интересная, хотя не совсем ясно, в связи с чем о ней вспомнили. (В мае 2012 года исполнится 41 год этому процессу, дата вроде не круглая). Тем не менее, сам факт публикации заслуживает одобрения, поскольку далеко не все детали «самолётного» дела, имеющего непосредственное отношение к этому процессу, полностью раскрыты.

К сожалению, внимательный разбор работы Кремера показал, что автора мало волнуют подробности Второго Ленинградского процесса. Цель, по-видимому, носила формальный характер – вспомнить и (чтобы не перегружать читателя информацией) упростить всё до предела. А зря.…  Привожу цитируемую Кремером выдержку из письма Виктора Богуславского Генеральному прокурору СССР Руденко:

«15 июня газета «Вечерний Ленинград» в трех строках «хроники» сообщила о предотвращенной  попытке захвата рейсового самолета в аэропорту «Смольное». В ходе предварительного следствия по делу моих товарищей следователи неоднократно заявляли об их причастности к этому инциденту. Но Лев Ягман  в тот день находился Одессе (был с семьей в отпуске), Давид Черноглаз – в районе Кингисеппа (находился в командировке), Григорий Бутман – в пригороде Ленинграда на даче, Лев Коренблит – дома, Лассаль Каминский, Владимир Могилевер, Анатолий Гольдфельд, Соломон Дрейзнер – на работе. Какое отношение могли они иметь к инциденту в аэропорту? Их единственная вина в том, что они родились евреями… и т.д.  Виктор Богуславский Ленинград, июнь 1970 года»

К сведению читателей, Виктор Богуславский и тогда прекрасно знал, «какое отношение могли они иметь к инциденту в аэропорту». Просто написал человек открытое письмо в высокую инстанцию, хотел обратить внимание западных СМИ и, скорее всего, правильно сделал.   Но сейчас-то кого мы стремимся обмануть?

Привожу свидетельство самого Богуславского уже в 1986 году: «Бутман упивался этим своим планом и этим названием – «Операция «Свадьба»! Между тем, мало того, что весь план был усложнён до идиотизма, — он ещё решил искать клиентов на этот рейс среди ленинградских еврейских активистов, то есть людей, заведомо известных КГБ. А это означало с самого начала идти на явный провал» (Журнал «22», №47, 1986, стр. 114).

Понятно, что все вышеперечисленные Богуславским лица и были еврейскими активистами. Другое дело, что всё на практике пошло не в соответствии с планом Бутмана, но прямая связь между этим планом и «инцидентом в аэропорту» несомненна. Недаром процесс называют все (в т.ч. и Кремер) Вторым ленинградским. Первый-то был «самолётный», на котором судили непосредственных участников акции.

Ещё раз повторяю, жаль, что Кремер не вник в подробности процесса, потому что факт заключается не только в том, что на Втором процессе  (в отличие от Первого) основными обвиняемыми были ленинградские сионисты, но и в том, что уже в 1979 году (когда был издан сборник «Антиеврейские процессы в Советском Союзе»)  в этих обвиняемых был брошен камень: «Обвиняемые по 2-му Ленинградскому процессу, в своем большинстве преданные своему народу, осмелившиеся в условиях советского тоталитарного режима начать организованную деятельность во имя своих убеждений, на следствии дрогнули, и один за другим начали признавать себя виновными и раскаиваться. Советской пропаганде это и было нужно».   (Сборник «Антиеврейские процессы в Советском Союзе», стр. 1014-1015).

И это написано не где-нибудь, а в юридическом комментарии, написанным  автором этого сборника, адвокатом Абрамом Рожанским (тем самым, на которого ссылается Кремер в своей статье).

Камень бросил и Иосиф Менделевич:

«Суд по делу ленинградского сионистского комитета начался 11 мая 1971 года. И вот я, уже осужденный, в роли свидетеля оказался в том же зале, где недавно сам сидел на скамье подсудимых. За барьером девять комитетчиков, членов Всесоюзного координационного комитета. Бледные, испуганные» («Операция «Свадьба», 1987, стр. 155).

Тут стоит сказать, что большинство подсудимых на Втором ленинградском процессе находилось психологически  в более сложном положении, чем «самолётчики». Основная деятельность этих подсудимых заключалась в сионистской пропаганде, распространении соответствующей литературы, преподавании в кружках по изучению иврита, еврейской истории и т.д., а их, наряду с этим, обвиняли в причастности к «самолётному» делу, причём угрожали расстрельной статьёй. Отвертеться от причастности было непросто, поскольку Бутман, например, в поисках «гостей» на «Свадьбу» не придавал большого значения элементарным правилам конспирации, приходил на встречу с женой (свидетель Чернухин) или говорил сразу с двумя кандидатами (свидетель Штильбанс). Кузнецов «о плане побега узнал от Коренблита, а потом в те же дни в Риге от Бутмана» (приложение к «Дневникам, стр. 335).

И, конечно, чисто по-человечески понятно, что лучше признаться в чём-то малом (передал кому-то какую-то книжку), чем признаваться в контактах с «самолётчиками». Естественно, опытные следователи без труда ловили запутавшихся обвиняемых на противоречиях.

Сами «самолётчики» тоже не очень-то хотели чересчур отягощать свою вину. Привожу выдержку из допроса Кузнецова на суде:

«Адвокат:

— Собирались устроить в Швеции конференцию?

Кузнецов:

О данном факте упоминал Бутман, но я считал, что это игрушки, и конкретно об этом разговора не было».

(Приложение к «Дневникам» Эдуарда Кузнецова, 1973,  стр. 338).

Вполне естественное поведение человека, не желающего брать на себя лишнее, ну а Бутман пусть сам отвечает за свои «игрушки». Такова жестокая реальность.

Ясно, что «дрогнули» не только обвиняемые по 2-му Ленинградскому процессу, в этом плане адвокат Абрам Рожанский объективности не проявил.  И, тем не менее, сборник «Антиеврейские процессы в Советском Союзе» является наиболее полным и наиболее серьёзным источником сведений о «самолётном» и «околосамолётных» делах. Последующие материалы, имеющие прямое отношение к «самолётному» делу («Свадьбе»), доверху наполнены противоречиями и недоговорённостями.

Лет 20 назад мною было начато исследование событий, связанных с «самолётным» делом, и уже в 1993 году была опубликована первая статья «Белые пятна «Свадьбы» («Новости недели», 07.05.1993). Уже тогда многое говорило о том, что «самолётное»  дело было спровоцировано КГБ, и в этой статье для прояснения ситуации главным действующим лицам было задано несколько несложных, как мне тогда казалось, вопросов. Была надежда, что и у самих «самолётчиков» не только нет причин что-либо скрывать, но наоборот они окажут всяческое содействие.

Однако оказалось, что всё не так просто. Откликнулся один Дымшиц, у которого, как он сообщил, была какая-то давно написанная им рукопись автобиографического характера, но отвечать на вопросы на добровольных началах он отказался. Привожу выдержку из письма Марка в редакцию: «… подвернулся случай и я предлагаю Илье Слосман, если он состоятельный человек, выложить на стол 100 (сто) тысяч шекелей и получить рукопись без белых пятен. За всё надо платить…» («Новости недели», 11.06.1993).

Комментарии излишни. Единственное скажу, что был я тогда новым репатриантом, ни о какой выплате не могло быть и речи. Да и,  как показали последующие события, деньги были бы выброшены на ветер, даже если бы Слосман Илья был «состоятельным человеком». С 1993 года и по нынешнее время Марк Дымшиц неоднократно выступал публично, неоднократно давал интервью, но, практически, ни одно белое пятно он так и не ликвидировал.

Поэтому вопросы как были, так и остались, и придётся их повторить. Более того, наш век – век информации. Так или иначе, появляются новые сведения, новые мысли  и, соответственно, новые вопросы, т.е. их количество со временем только растёт, а конкретных ответов нет и нет. Короче…

Вопросы, вопросы, вопросы…

  1. 1.       Самый тёмный факт – знакомство Бутмана с Дымшицем.

Что касается Дымшица, то он фактически замалчивает эту тему (шутки, которые неохота и приводить, не в счёт).

Бутману надо отдать должное в том плане, что в его книге «Ленинград – Иерусалим с долгой пересадкой» наиболее подробно изложены обстоятельства «самолётного» дела. Но в истории знакомства с Дымшицем автора как заклинило. В многостраничном труде всего одна фраза:

«Мне рассказали о бывшем военном лётчике, который самостоятельно пытался учить иврит, даже не имея учебника. Я попросил передать ему приглашение в ульпан». («Ленинград – Иерусалим с долгой пересадкой», стр.125)

И только после того, как в 1986 году в журнале «22» Виктор Богуславский фактически увязал это знакомство с КГБ, Бутман в оправдательном письме был вынужден дать более подробную информацию:

«Что касается Вени, познакомившего меня с Марком, то он не был таинственным инкогнито, исчезнувшим сразу после знакомства. И после знакомства он оставался моим соседом, жившим в доме рядом на Бассейной улице. Я иногда встречался с ним и знаю, как разрывался этот парень между желанием уехать в Израиль и нежеланием разрушать семью (его жена, насколько я помню, была русской и не хотела ехать). Добавлю, что в ходе нашего следствия Веню исключили из аспирантуры ЛЭТИ (Лен. Электро-Техн. Ин-та им. Ленина-Ульянова), о чём была справка в деле. Всё сказанное, конечно, не доказывает, что Веня не мог быть агентом КГБ. Допустим, что он им был. Если вездесущий майор Пронин смог незаметно просветить череп Марка Дымшица, разглядеть в нем план захвата самолета, познакомить Марка через Веню со мной, чтобы после этого родилась операция «Свадьба» со всеми ее последствиями, то я мог бы крикнуть во все легкие: Да здравствует агент Веня! Да здравствует КГБ!»  (Журнал «22», №48, стр. 216, 217 (1986)).

По сути, ответ неполный: Бутман не назвал фамилию Вени, где и как с ним познакомился, каким образом с Веней познакомился Дымшиц и т.д. А ведь, чтобы разобраться, не сыграл ли КГБ какую-то роль в этом знакомстве, нужно рассказать обо всём, вплоть до мельчайших подробностей. К сведению читателей, майор Пронин не обязан был просвечивать череп Марка Дымшица. Марк не очень-то скрывал свои намерения, планами он делился не только с Бутманом (свидетель Чернухин). Понятно, что чувство юмора у наших героев на должной высоте (предлагаю оценить  здравицы в честь КГБ). Однако, в связи с серьёзностью главной в этой истории темы, можно сказать, желание отмолчаться или отшутиться наводит на соответствующие размышления, и само по себе вызывает вопросы: почему, кому это выгодно?

2. Вызывает недоумение и история с рукописью Дымшица. Судя по всему, она так и не вышла в свет. А ведь его подельник по «самолётному» процессу, точнее – по жизни и смерти, Эдуард Кузнецов был в 90-х годах главным редактором крупнейших израильских русскоязычных газет, сначала «Времени», затем «Вестей».  Очень странно, что при наличии близкого знакомого  такого уровня у Дымшица возникли проблемы с публикацией.

3.  Гилель Бутман изложил план угона большого пассажирского самолёта на линии Ленинград – Мурманск, проходящей вдоль советско-финской границы («Свадьба» №1), на заседании Сионистского комитета в первую субботу нового 1970 года («Ленинград – Иерусалим с долгой пересадкой», стр.130). По решению комитета решено было выделить деньги «на исследование технической возможности захвата самолёта» («Ленинград – Иерусалим с долгой пересадкой», стр.133).

Бутман  договаривается с Дымшицем, что тот «составит технически детализированный план захвата самолёта» («Ленинград – Иерусалим с долгой пересадкой», стр.134).  Ведь если экипаж  отказывается сотрудничать с угонщиками, то «за штурвал садится Марк» («Ленинград – Иерусалим с долгой пересадкой», стр.129). Стоит отметить, что наш лётчик большими реактивными пассажирскими лайнерами никогда не управлял и вообще уже 7 лет не садился за штурвал даже маленького самолёта.

И Дымшиц совершает пробный рейс в кабине знакомых лётчиков из Ленинграда в Москву. «Устройство оказалось весьма сложным. Вариант отпал», — так он сказал на суде («Антиеврейские процессы в Советском Союзе», стр.65). Как и следовало ожидать! Существенная подробность, не правда ли?  И выяснилась она уже в феврале 1970 года.

Казалось бы, всё, конец плану Бутмана. Нет, не конец. Далее ещё были подбор «пассажиров», выбор рейса, назначение срока 2 мая 1970 года с дурацкими (иначе не назвать, см. далее) подробностями, бурные дебаты, апрельская конференция сионистской организации и даже запрос в Израиль. Кому была нужна вся эта канитель?

4. На подготовку к акции тратились общественные деньги (члены сионистской организации платили взносы по 5 руб. в месяц, ученики в ульпанах – по 3 руб,  были пожертвования со стороны обеспеченных ленинградских евреев). Бутман с друзьями в целях разведки  и вербовки «пассажиров» на эти деньги путешествовали по СССР, летали не один раз в Ригу, Кишинёв.  Вот только разведать трассу на  планируемый Мурманск никто не догадался, во всяком случае, информации по этому поводу не имеется. Не странно ли?

5. Зная о провальности! плана, «Марк потребовал назначения срока. Мы назначили срок – 2 мая…»  («Ленинград – Иерусалим с долгой пересадкой», стр. 151).

«При встрече Марк сказал мне (Бутману – И.С.) номер и время рейса: 2 мая, 16 часов с минутами. Это был последний лайнер на Мурманск в этот день. На всякий случай я съездил в кассу Аэрофлота и перепроверил. Оказалось, что с 1 мая вводилось летнее расписание, и последний самолёт нужного нам типа летел во втором часу дня». («Ленинград – Иерусалим с долгой пересадкой», стр. 156).

Получается, что Дымшиц, который, согласно биографическим данным, после увольнения из армии 3 года работал в гражданской авиации, не  догадывался о существовании летнего расписания. Можно ли в это поверить?

6. Одна из деталей плана Бутмана: «надо захватывать огромный лайнер, все пассажиры которого будут наши» («Ленинград – Иерусалим с долгой пересадкой», стр. 127). Ну и всё-таки, сколько должно было быть пассажиров и какова предполагаемая марка самолёта? Должны же были Бутман и его товарищи знать точный масштаб работы: количество «гостей» «Свадьбы», расстановку кресел, расположение кабины пилотов и пр.

На суде Марк Дымшиц называет  марку самолёта – ТУ-124 (48-52 пассажиров). В книге «Ленинград – Иерусалим с долгой пересадкой», на стр. 129 говорится о ТУ-124 или ТУ-135. В статье «И суд есть совести своей…» («Еврейский камертон», 13.07.2000) Бутман пишет о ТУ-134 с 64-мя пассажирами. Кузнецов в передаче «Как это было» (ОРТ, 24.10.1999) число пассажиров «Свадьбы» №1 доводит до двухсот, называя их «идиотами».

Казалось бы, этот разнобой в отношении марки самолёта, который предполагалось угнать, и количества «пассажиров» мог использовать кто-нибудь из адвокатов для доказательства несерьёзности намерений подсудимых. Увы, ничего подобного не произошло. Как ни странно, путаницу заметил прокурор и в своей речи дипломатично употребил термин «самолёт марки ТУ».

Были ли вообще серьёзные намерения у инициаторов угона, а  если были, то какие? Просто сесть в тюрьму и не только самим? Александр Матросов, между прочим, закрывал амбразуру лишь собственным телом.

7.  Бутман пишет: «С момента, когда органам КГБ стало известно о готовящейся «Свадьбе», все старания КГБ были направлены на то, чтобы не дать ей захлебнуться и довести ее до логического завершения»  («Ленинград – Иерусалим с долгой пересадкой», стр.218).

А нельзя ли уточнить момент, на каком этапе подготовки (по мнению Бутмана) органам КГБ стало известно о «Свадьбе»?

8. План Бутмана провалился. Тому способствовал целый ряд факторов, хотя в принципе достаточно одного. По мнению Бутмана, главным из них был отказ Израиля поддержать его идею. Кузнецов и Дымшиц не были членами сионистской организации. Для них Израиль – не указ, таково распространённое объяснение.  Поэтому появились «Свадьба» №2 (без посадки в Приозерске) и «Свадьба» №3 (с посадкой в Приозерске). На практике пытались осуществить «Свадьбу» №3, и уже без Бутмана.

Кому потребовалась промежуточная посадка на советской территории? Чтобы взять с собой ещё четверых пассажиров? Но их можно было просто не набирать. Чтобы высадить пилотов? Но их можно было высадить в любом другом месте посадки не на территории СССР. Кому нужен был лишний риск?

9. 1 июня 1970 года Марк Дымшиц по неясной причине снова оказался на аэродроме «Смольное». Бутман пытается объяснить, что поехал он туда снова в  «поисках работы»Ленинград – Иерусалим с долгой пересадкой», стр.209). Однако в последнем слове на суде Марк Дымшиц заявляет нечто иное: «…люди из отдела кадров, к которым я когда-то безуспешно обращался за работой – уж они-то могли меня остановить – до осени 1969г.» («Антиеврейские процессы в Советском Союзе, стр. 136).

Но даже если Бутман и прав, то совсем необязательно обращение в отдел кадров аэропорта «Смольное» должно было совпасть с неожиданным появлением в расписании  Приозерска. Этого пункта не было в опубликованном в «Ленинградской правде» в середине мая 1970 года расписании движения самолётов из аэропорта «Смольное». Приозерск не увидели Эдуард Кузнецов и Сильва Залмансон, приезжавшие в «Смольное» в последних числах мая, в связи со «Свадьбой» №2. Откуда же он взялся 1 июня? Гэбисты организовали?

Но откуда гэбистам было известно, что Дымшицу для осуществления замысла недостаёт именно Приозерска, точнее — ещё какого-то пункта, расположенного на территории СССР рядом с границей, ведь и аэропорт «Смольное» расположен от неё не слишком далеко (каких-нибудь 100-150 км по прямой)? От кого сотрудники КГБ узнали, что Дымшиц именно 1 июня 1970 года приедет в «Смольное», и именно 1 июня подготовили приозерский рейс? Подслушивали телефонные разговоры? Но Марк Дымшиц жил не на  Луне, а в СССР и прекрасно знал, какой разговор телефонный, а какой – нет. С трудом, но можно поверить Кузнецову в том, что «самолётчики» хотели «довести дело до скандала» (ОРТ «Как это было» 24.10.99) и сознательно шли на арест. Снова вспоминается Александр Матросов, правда с той же оговоркой (см. 6).

Но если Дымшиц не боялся КГБ и говорил по телефону в открытую, то значит, он подставлял не только себя и товарищей, но ещё и жену, и обеих дочерей. Не слишком ли?

10.  К 11 июня 1970 года «двенадцать билетов, все билеты на рейс №179 на утро 15 июня, были скуплены Марком и Эдиком на подложные фамилии» («Ленинград – Иерусалим с долгой пересадкой», стр.210).

15 июня 1970 года  была произведена попытка осуществления варианта «Свадьба» №3: Двенадцать человек (Марк Дымшиц, его жена Алевтина Ивановна и две дочери Елизавета и Юлия, Эдуард Кузнецов, Юрий Фёдоров, Алексей Мурженко, Иосиф Менделевич,  Вульф Залмансон, Израиль Залмансон, Анатолий Альтман и Мендель Бодня) приехали к 15 июня  в аэропорт «Смольное» и должны были в 8-35 утра сесть на самолёт АН-2, следующий рейсом  №179.

Таков был план, а вот как он был осуществлён на практике, наиболее подробно и, по-моему, очень  искренне изложено Иосифом Менделевичем в его письме родителям 17 февраля 1974 года (орфография и пунктуация Иосифа):

«…Вот приехали из Ленинграда и все остальные. Прошли регистрацию багажа. 8.35. Объявляют посадку на самолет Смольное – Приозерск. По-одиночке, по-два подходим к заборику и там – все уже вместе. Билеты проверяет пожилой мужчина в форме ГВФ. Странно. Обычно такими делами занимаются молодые девушки. Ну, а впрочем – какая разница.

Один за другим выходим на летное поле и идем цепочкой к желто-оранжевому кукурузнику, стоявшему в метрах 50-ти от входа. Я иду последним. Я бы сказал, что со стороны наша процессия должна выглядеть подозрительной. Мы проходим несколько шагов и вдруг все ребята начинают поворачивать голову в мою сторону. В чем дело? Ах, да, ведь нашего «пилота» нет среди нас. Ну, это дело поправимое, ведь он с семьей расположился чуть вдалеке от аэрокассы. Поскольку я последний, значит я должен его позвать – решаю я для себя. Почти бегом, но без паники поворачиваю к выходу. Мужчина у выхода не хочет меня подпустить. Я ему доказываю: «Но мой товарищ задерживается, надо его позвать». Вы на Бокситогорск?» спрашивает он меня. Но я не отвечаю ему, проталкиваюсь сквозь толпу и бегу к месту, где расположилась семейка. Ну да! Они что-то едят. Юля держит в руках гитару. «Что же вы? Ведь уже объявлена посадка!» «Разве? Не может быть, не слышали объявления, да и по расписанию ещё десять минут до посадки… Странно…» «Да, — говорю я, — все ребята уже садятся в самолет!»

Они быстро собираются, идут за мной. По дороге к выходу встречаю «билетера» и весело ему кричу: «Я же говорил, что товарищ задерживается, а вы не верили». На его лице удивление: «Вы на Бокситогорск!» Дался ему этот Бокситогорск. Я спешу к летному полю. У входа большая толпа. Слышу удивленные возгласы: «Дерутся?» Слышу, но не понимаю, о чем это они. Пересекаю калитку. Вдруг кто-то крепко хватает меня с двух сторон, дают подножку и кидают на землю. Голову прижали к земле – очки стали изогнувшись поперек лица и царапают кожу…  Завели мне руки за спину и вяжут веревкой. Ах, вот в чем дело – нас выследили и арестовали: ну что же, к этому я был внутренне готов и поэтому сейчас вполне спокоен и регистрирую в памяти все, что вижу вокруг.

А вижу я – меня уже подняли с земли, – что на аэродроме много здоровых молодых людей (двое из них крепко держат меня с обеих сторон, задние карманы спортивных штанов оттопырены пистолетами). Тут же вооруженные офицеры, пограничники с собаками и автоматами, военные автобусы – подготовились старательно. Мимо меня проводят Марка… Глаз у  него начинает заплывать, по лицу сочится кровь. Все ребята в наручниках или со связанными руками стоят дальше от меня, почти у самого самолета, внешне спокойны, их по-одиночке уводят в машины. Вот повели и меня: проводят мимо жены и дочек Марка. Вид у них такой, как будто-бы они здесь оказались совершенно случайно.

Меня приводят в дощатый барак диспетчерской. Сижу на стуле, рядом охрана. Чего-то ждут. Руки начинают отекать, но это ерунда. Входит старший лейтенант КГБ, двое понятых, молодые парни. Тщательно меня обыскивают. Улов из моих карманов небогат. Жалкая  сумма наличных – 5р.60к. вызывает изумление. Наверное думали найти тысячи. Предъявляют ордер на задержание – измена и пр. Отказываюсь подписать. Вся процедура происходит без шума, спокойно. Вдруг через окошко я заметил, что в соседней комнате сидит Эдик, курит и с кем-то довольно бодро говорит. На лице улыбка. Он замечает меня. Машет рукой. Я тоже улыбаюсь и киваю ему – руки-то завязаны. Входит старший офицер. Удивлен, что я связан…» («Антиеврейские процессы в Советском Союзе», стр. 50 – 52).

Рассказ Менделевича настолько важен, что некоторые из фраз стоит повторить, чтобы заострить на них внимание.

«Ах, да, ведь нашего «пилота» нет среди нас».  Как это понимать? «Мальбрук в поход собрался»? Газированная вода… без газа? Случайно? Все четверо членов семьи Дымшиц «не слышали объявления» и не заметили в малюсеньком аэропорту, что все их товарищи уже ушли?

Но ведь «8.35. Объявляют посадку на самолет Смольное – Приозерск».  Время, названное Иосифом, полностью соответствует расписанию.

Как объясняет этот факт сам Дымшиц? На это как раз есть ответ: Не удосужился!

 А каково мнение по этому поводу Эдуарда Кузнецова, считающегося командиром «Свадьбы»? Мог бы ухитриться  пересчитать людей и узреть отсутствие Дымшица если не сразу после объявления посадки (допустим, конспирация не позволила), то хотя бы в накопителе перед выходом на лётное поле. Есть всё-таки ощутимая на глаз разница между восемью и двенадцатью «пассажирами». Почему этот факт никак не объясняется ни в его публикациях, ни в выступлениях, ни в интервью?

«…проводят мимо жены и дочек Марка. Вид у них такой, как будто-бы они здесь оказались совершенно случайно».

Вышли они на лётное поле или нет? Арестовали их или нет? Почему никто не сообщает об этом? Почему надо догадываться?

«Вдруг через окошко я заметил, что в соседней комнате сидит Эдик, курит и с кем-то довольно бодро говорит. На лице улыбка. Он замечает меня. Машет рукой. Я тоже улыбаюсь и киваю ему – руки-то завязаны».

Интересно, конечно, почему Менделевича связали, а Кузнецова – нет. Но самое главное: С кем это «Эдик…  довольно бодро говорит» и о чём?

Ответа нет и, наверно, не будет. Зато есть информация Бутмана:

«Первый вопрос, который задали Иосифу Менделевичу, когда его привезли из аэропорта в «Большой дом», был: «Знаете ли вы Бутмана?» Это не был праздный вопрос. Им нужно было недостающее звено, чтобы связать попытку захвата самолёта с Комитетом ленинградской сионистской организации» («Ленинград – Иерусалим с долгой пересадкой», стр.219).

Есть также свидетельство адвоката Дымшица Певзнера:

«Дымшиц ничего не утаивал и всё рассказал следствию. Его первый допрос начался 15 июня в 11 часов 40 минут на аэродроме «Смольное» и закончился там же в 12 часов 35 минут. Откройте 1-й том настоящего дела, и вы убедитесь, что с первой минуты он активно способствовал следствию». («Антиеврейские процессы в Советском Союзе», стр.121).

11.  Бутман сообщает: «На одну из встреч (во время подготовки «Свадьбы» — И.С.) Марк принёс маленький самодельный револьвер с барабаном под мелкокалиберный патрон. Револьвер как игрушечный и легко уменьшается на ладони. Как орудие устрашения может пригодиться» («Ленинград – Иерусалим с долгой пересадкой», стр.130).

А далее, когда участники уже пошли на дело, «в Юрином (Фёдорова – И.С.) кармане лежал тот самый пистолетик Марка Дымшица, который мы в своё время хотели использовать как орудие устрашения, стреляя холостыми» («Ленинград – Иерусалим с долгой пересадкой», стр.212 — 213).

Каким образом и почему самодельный (и потому опасный даже для самого владельца) пистолет перешёл от хозяина, офицера в запасе Марка Дымшица, к никогда не служившему в армии Юрию Фёдорову?

Может быть, кому-то было известно заранее, что Дымшиц не выйдет вместе с остальными на лётное поле (см. 10)?

12. Справедливости ради, стоит сказать, что на один из моих вопросов, заданных в статье от 1993 года, Дымшиц всё-таки ответил и довольно подробно, хотя и не совсем по существу. Видимо, мною была задета его профессиональная гордость.

Привожу вопрос: По плану «Свадьба» №3» самолёт 12-местный плюс 2 пилота. Итого 14 мест. Почему набирают 16 пассажиров? Есть данные, что Борису Пэнсону, например, предложили участвовать в «коллективном бегстве из СССР» всего за несколько дней до 15 июня». Возражал ли Дымшиц, как пилот? («Новости недели», 07.05.1993)

Вот какой ответ был получен:

«О всех «белых пятнах» Илья Слосман прочтет в рукописи после покупки. Но так как в авиационных делах автор статьи полный профан, займусь арифметикой, а вообще прежде чем ставить вопросы, надо знакомиться с сутью дела.

К делу. Самолёт АН-2 в нормальных условиях берет на бор 12 пассажиров с багажом до 20 кг на каждого. В грузовом варианте – 1500 кг груза  при полной заправке бензином 1200 кг. При полете до Приозерска расход топлива составил бы 160 кг. Ещё 160 кг в нашем распоряжении. Из Ленинграда самолет вылетел с заправкой 900 кг. Итого 460 кг, что при средней упитанности можно приравнять к 6 пассажирам. Кроме этого, на 12 человек разрешается брать до 240 кг багажа. У нас у всех было не более 30 кг. 210 кг – ещё три пассажира. Суммируем для Приозерска: 14+6+3=23.

Итак, по арифметике Пупкина и техн. данным АН-2 можно было взять 23 человека. Практически можно взять ещё больше. Правда, с увеличением полётного веса увеличивалась длина разбега (в Приозерске большая полоса), увеличивался расход топлива и, соответственно, уменьшалась бы дальность полёта. Последнее для нас имело значение. Поэтому Дымшиц, как пилот, не возражал бы и при 18 участниках, но не более. Надеюсь, что Илья Слосман не будет обвинять меня в том, что некоторым пришлось бы сидеть между сидениями и на ступеньке пилотской кабины». («Новости недели», 11.06.1993) 

Должен признаться, что не с ходу разобрался в этом расчёте. Как-то не укладывалась в голове основная идея. Дымшиц или Пупкин (не знаю, кто из них) рассуждали примерно так: когда собираешься в дальний и опасный полёт, чем меньше топлива, тем лучше. Казалось бы,  нормальные лётчики (а в советской авиации лётчики проверялись на нормальность психики) думают по-другому. И Дымшиц это фактически подтверждает: «При полёте до Приозёрска расход топлива составил бы 160 кг». А расстояние мы знаем – 100 км (см. любую карту). Значит 1.6 кг топлива — на 1 км. До Сортавалы, т.е. на 200 км, израсходуется 320 кг. (Сортавала – конечный пункт трассы Ленинград – Приозерск – Сортавала.) На этот путь берут, по Марку, — 900 кг. Избыток – 580 кг. Представляете, какой запас берут обычно: хватит на обратный полёт до Ленинграда, и ещё останется.

А Дымшиц радуется, что израсходовали 160 кг топлива, да ещё взяли собой на 300 кг меньше полной заправки, значит можно прихватить ещё 6 пассажиров. А то, что осталось всего 900 – 160 = 740 кг его мало волнует, хотя по этому же пупкинскому расчёту дальность полёта при нормальной загрузке и в обычных условиях резко снизилась и составила всего 740:1,6 = 460 км. Практически дальность ещё меньше, т.к., во-первых лететь надо было через границу на малой высоте, что требовало дополнительных затрат топлива, а во-вторых, весьма вероятно, что лётчиков выкинуть бы не удалось, и на борту была бы критическая, даже по Дымшицу, цифра в 18 человек.

Кроме того, оказалось, что лётчик, 3 года работавший в гражданской авиации, не знал норм провоза багажа.

Приходится восполнить пробел.  В 60 – 70-х годах 20-го века  в Советском Союзе они были следующими: в больших реактивных и турбовинтовых пассажирских самолётах (типа ТУ-104, ИЛ-18  и др.) – до 40 кг на человека, в средних (типа АН-24) – до 20 кг, в маленьких (типа АН-2) – до 5 кг.

Поэтому заявление Марка о норме багажа «до 20 кг на каждого»,  в случае АН-2 звучит, в лучшем случае, дилетантски, и ни о каком выигрыше в весе по этой причине и речи быть не может.

Делаем несложный расчёт. «Среднюю упитанность» пассажиров определяем по Дымшицу-Пупкину: 460:6. Получаем 76 кг. Затем эти 76 кг умножаем на 16. Получаем 1216 кг живого веса. Даже если принять на веру грузовой вариант Дымшица с 1500 кг груза, то на багаж,  на летчиков (если их не удастся выкинуть), и на всё, что не связано с грузовым вариантом (например, пассажирские  кресла), остаётся 1500 – 1216 = 284 кг. Не маловато ли?

Если же принять во внимание справочник А.С.Яковлева («Советские самолёты, Гражданский Воздушный флот, стр. 174 — 175»),  в соответствии с которым максимальная коммерческая нагрузка для АН-2 составляет 1020 кг, то рушатся вообще все расчёты Дымшица-Пупкина.

О фактических «30 кг багажа» на всех поговорим ниже. Заодно приведём более убедительное для Марка опровержение его багажных цифр, высказанное в присутствии Эдуарда Кузнецова тогдашней работницей аэропорта «Смольное» некоей Софьей Ивановной в передаче «Как это было» (ОРТ, 24.10.1999). Вот её диалог с Эдуардом Самойловичем:

«- Я с вами очень дружно обошлась. Если было свыше 5 килограммов багажа, я не оформляла.

      —  Серьёзно?

      —  Да.

      —  Гуманно».

Таким образом, кроме констатации истинной нормы провоза багажа, Софья Ивановна указывает и на её превышение некоторыми из «самолётчиков». И они правильно делали! Снова приводим расчётную дальность полёта по Пупкину-Дымшицу – 460 км. Снова отметим, что в действительности она будет меньше, кроме того, и до границы от Приозерска надо лететь километров пятьдесят. В итоге АН-2 вряд ли углубился бы на территорию Финляндии более чем на 250 – 300 км.

А до шведского города Боден – конечной точки наших героев – около 900 км, т.е. пришлось бы топать по финским лесам и болотам не менее 600 км. А  если учесть, что надо было обходить реки и озёра и прятаться от официальных финских властей (могли выдать в СССР по консульскому соглашению), то можно смело говорить о тысяче километров, если, конечно, беглецы просто не заблудятся. Добавлю, что об этом соглашении наши герои знали («Ленинград – Иерусалим с долгой пересадкой», стр. 130).

Пройти пешком 1000 км – не шутка. Не уверен, что все участники обладали даже значком «Турист СССР» (среди них, кстати, была и беременная Мэри Хнох). Необходимы были палатки или, как минимум, спальные мешки, необходима была просто еда. Поэтому наиболее дальновидные из пассажиров и взяли максимально возможное количество багажа, чтобы как можно дольше не выходить на большую финскую дорогу с протянутой рукой. И, тем не менее, сделать это всё-таки пришлось бы, потому что времени на такое путешествие потребовалось бы месячишко – другой!

Немного о себе, поскольку Дымшиц называет меня  «полным профаном» «в  авиационных делах». Не могу с этим согласиться. Конечно, вряд ли можно назвать меня корифеем, но я и не «полный профан». Самое удивительное, что моё довольно продолжительное знакомство с «авиационными делами» связано именно с тогдашними событиями, точнее – со Вторым Ленинградским процессом, после которого меня уволили из научно-исследовательской лаборатории на общем собрании сотрудников. Замечу, что выступавшие на собрании «честные» советские граждане, в отличие от КГБ, обвиняли меня, в основном, не в чтении антисоветской литературы, изучении еврейской истории и иврита, а именно в связях с «самолётчиками» (не буду уточнять, как их называли). И всё это притом, что ни с одним участником «Свадьбы» №3 я не был знаком, и даже название «Свадьба» услышал только, приехав в Израиль.

Как многим понятно, в дальнейшем были серьёзные трудности с устройством на нормальную работу (выехать было невозможно по причине секретности). В конце концов, меня взяли в одну из ленинградских пуско-наладочных организаций. В течение 4-х лет я мотался по командировкам и налетался всласть (летал не менее 50 раз на самолётах чуть ли не всех марок, в т.ч. и АН-2). Дата полёта зачастую была неизвестна, поэтому приходилось брать билет с открытой датой и лететь тогда, когда это было необходимо по служебным, а иногда и личным обстоятельствам. Никаких  особых прав и льгот не было, и, тем не менее, не было ни одного случая отсутствия свободных мест в самолёте. Когда в кассах уверяли, что билетов нет, и не хотели регистрировать, нужно было просто пойти на посадку или даже перелезть через забор к самолёту. Вопрос всегда! решался положительно. Более того, в полёте обычно обнаруживалось ещё несколько пустующих кресел. Такова была советская система, всегда готовая предоставить место кому-то из номенклатуры. Из этого следует, что заказать заранее 12 билетов на 12 мест, как это сделали «самолётчики», простым смертным было практически невозможно, и трудно себе  представить, что такой ас «в авиационных делах», как Дымшиц, этого не знал.

Заключение.

В принципе мною была написана уже не одна статья на «самолётную» тему. Многие говорят, что не стоит её затрагивать. Да, было много разгильдяйства, нелепостей, давно это было, «самолётчики» за всё заплатили, что ты от них хочешь, зато много народа выехало и т.д., и т.п. Отвечаю так:

Во-первых, согласен с Давидом Черноглазом (Мааяном), который назвал «Свадьбу» «гэбистской» (Журнал «22», №50(86), стр. 126). А раз она «гэбистская», то желательно её исследовать самым тщательным образом и всё-таки найти, откуда ноги растут.

Во-вторых, нет прямой связи между решением о выезде евреев из Советского Союза и «самолётным» делом. Предложение Андропова и Громыко о возобновлении выезда советских граждан на постоянное жительство в Израиль было направлено в ЦК КПСС 10 июня 1968 года, т.е. за два года до «Свадьбы» (Б.Морозов, «Еврейская эмиграция в свете новых документов», Тель-Авив, 1998, ДОКУМЕНТ 13, стр. 62). Самая интересная фраза в этом документе: «Комитет госбезопасности сможет продолжить использование этого канала в оперативных целях».

В 1968-м отпустили несколько человек, в 1969-м – больше, в 1970-м — ещё больше, пик пришёлся на 1973-й год, дальше — спад. При этом в интересах КГБ было по возможности очернить эмигрантов.

В-третьих, будучи в Советском Союзе, я считал абсолютно всех «самолётчиков» бескорыстными борцами за еврейское дело. И только, столкнувшись в Израиле с конкретными людьми, осознал, что ошибался. Надеюсь, тот, кто прочёл выдержки из письма Дымшица, это поймёт.

В-четвёртых, надоели периодические лубочные статьи о тогдашних событиях, причём вспоминают исключительно о «самолётном» деле 1970 года. И напрочь забыли, что у КГБ был опыт другого еврейского «самолётного» дела — 1945 года.

И в-пятых, в статье приводится лишь часть из массы вопросов, на которые участники тогдашних событий до сих пор не дали конкретных ответов. Будем надеяться, что статья вызовет дискуссию, в результате которой хоть в какой-то мере проглянет истина.

Илья Слосман

Print Friendly, PDF & Email