Авраам Трахтман: Погром на 23 июля

Loading

Вождь национальных патриотов Юрий Власьевич с видом оскорбленным и печальным рассказывал о происках журнала «Огонек» и о позорном провале этих происков.

Погром на 23 июля

Авраам Трахтман

 Авраам Трахтман Первым новость принес Сережа. «Слышали, — спрашивает, — что будет погром?» «Нет, — говорю, — не знаю, а кого будут бить?» Все-таки не теряю надежды. Но надеяться оказалось не на что. Жуть какая-то — теплый летний день мягкого уральского лета, у Горбачева где-то там процесс пошел, а тут на тебе. «Не может быть, — говорю, — а когда?» Сережа и дату знал: «23 июля, кое-кто уже уезжает, в этот день лучше быть подальше от города». «А кто, в конце концов, бить нас собирается? Откуда сведения?»

Насчет погромщиков было известно меньше, но тем не менее сведения были надежные: сам он все слышал от соседки, она в банке работает и не в первый раз все точно предсказывает. Про повышение цен, например, она заранее знала, хотя ей и не верили. И про облигации она все заранее предсказала. В общем, человек надежный, и к тому же еврейка, что в данном случае весьма существенно. Но поверить было трудно. С чего это вдруг? Дата какая-то не юбилейная. Даже не 22 июня. От годовщины расстрела царской семьи далеко. 7 ноября еще дальше. В общем, не очень верится. Хотя точность даты и впечатляет. Вдруг сумел некий еврейский следопыт проникнуть в темные замыслы антисемитов?

А тут звонит Ося. «Слышал?» — спрашивает. «А как же, — говорю, — 23 июля!». «Нет. я тебя серьезно спрашиваю». — «Серьезного ничего не знаю, кто хоть нас бить будет?» — «Тебе лучше знать!» Это он вспомнил о разнообразных недругах Советской власти, в среде которых и я болтался, и среди которых борцы с мировым сионизмом были неотъемлемой и весомой компонентой. Публично эта публика напирала больше на злодейства Троцкого и Свердлова, но в кулуарах выражались и погрубее.

Терлись антисемиты преимущественно в разного рода патриотических обществах, которые одно время старательно создавал КГБ. Где-то в конце 1986 года контора решила, что 69-я статья УК РСФСР об антисоветских и прочих неразрешенных организациях применяться не будет, и стала плодить всевозможные «Памяти» и «Отечества» — организации пылко патриотического направления. В Свердловске дело поручили человеку проверенному, пострадавшему за Родину еще в начале 60-х: студент-журналист с курса помладше слегка побил его за стукачество. Надо сказать, что Юрий Власьевич взялся за дело с душой, не по приказу только. Сильно ему нравилось разоблачать русофобов всех оттенков. На всю страну гремел, что ему тоже нравилось.

Начали они с режиссера Тителя, поставившего «Сказку о царе Салтане». Что-то этот Титель, то ли немец, то ли еврей — фамилия и морда нерусская, одним словом, неправильно срежиссировал. То ли опорочил простого русского царя Салтана, то ли, наоборот, пресмыкался перед турецким султаном.

Между делом продавали «Протоколы сионских мудрецов», да не простые, а с предисловием и личной подписью генерала Романенко на каждой странице. (Подпись нужна была дабы сионисты не подделывали текст, а то были случаи.) Еще вели патриоты мужественную борьбу за переименование города Свердловска и улицы Вайнера. Свердлов, тот, цареубийца и Янкель. Вайнера же почему-то считали известным чекистом Воровским, недостойным того, что его именем названа улица. Улицу самого Воровского, впрочем, не трогали.

Тон компании задавал завкафедрой философии и секретарь парторганизации инженерно-педагогического института товарищ Гончаров, и вообще, среди антисемитской братии преобладали гнилые интеллигенты. Не народное было движение. На собрание с резолюцией они еще кое-как тянули, а на погром вряд ли. Да и их кагебешные кураторы вряд ли бы одобрили такую самодеятельность своих подопечных.

Слух о погроме выглядел явно неубедительно, но народ волновался. Правда, это был исключительно еврейский народ, прочая публика оставалась довольно долго в явном неведении. Сомнительный слух, конечно, но а если вдруг на самом деле что-то случится?

Если вспомнить историю, то начинались погромы отнюдь не на голом месте. Общество созревало для погрома не сразу. Нужны были слухи о еврейских кознях, желательно свежих. Нужны были кадры погромщиков. Без кадров никак нельзя. Как правильно отмечал И. В. Сталин, кадры решают все. Ну а кадрам нужна моральная поддержка, хоть в России 1905-го года, хоть в Германии 1938-го. То есть перед погромом кто-то где-то должен старательно раскрывать хайло и вести морально-политическую подготовку. И не очень тайно. Чтобы народ посмотрел на евреев новыми глазами и не мешал их бить. И хотя бы тайно сочувствовал.

Вот, примерно, та нехитрая логика, погнавшая меня а народ по местам политических тусовок. Вдруг кто-то посмотрит новыми глазами и выскажет наболевшее. Объяснит хотя бы, за кого будут бить: за Троцкого, за Кагановича, или, наоборот, за Фаню Каплан. Естественно было начинать с мест, к борьбе с сионизмом не склонных и не изобиловавших антисемитами.

Клуб на Гоголя, 25 создал и выпестовал будущий государственный секретарь России, а в то время депутат Верховного Совета Гена Бурбулис. Он как раз заглянул в родные пенаты. Поделиться, видимо, с народом своими планами и заботами. Правда, что он говорил, хоть убей, не помню. Он и раньше излагал все достаточно туманно — философ как-никак. Тем более, сейчас, когда высокое положение обязывает, и дух захватывает от светлых перспектив демократизации, темных происков КПСС и грандиозных захватывающих интриг, в которые Геннадий Эдуардович бодро окунулся. Но я и не вникал, пришел ведь, чтобы послушать кулуарные разговоры, не до Гены было. Хотя помню, что он там пил. Бутылочки «Кока-колы» тогда впервые появились на ораторской трибуне, они сменили профсоюзный графин и явно сулили грядущие перемены в сфере прохладительных напитков. Но кулуары не оправдали надежд. Ни на искомую тему, ни вокруг нее не звучало ничего. Как обычно на политической тусовке, там имелся избыток ораторов и существовала некоторая нужда в слушателях. И можно было просто заполнять соответствующую нишу внимательного и чуткого собеседника. Ну на меня и изливали все обиды на бывшую родную партию, а также на горком, обком и вообще на КГБ. Помню, как я трудолюбиво внимал какому-то Вадику, болтавшемуся все время между демократами и национал-патриотами, и с грустью осознавал, что моя методика не дает никаких плодов. Ну не спрашивать же: «Так будем все же бить жидов 23 июля?» Ведь не поймет! Очень даже легко обидеть человека. Столь же глухо было и в прочих местах встреч лиц, которых в те времена деликатно называли неформалами. Только отдельные евреи ненароком проявляли интерес, но и им была известна только загадочная дата. Погромщики же как в воду канули.

Пришлось идти, так сказать, в логово врага. На заседании национально-патриотического общества «Отечество» царила скука. Вождь национальных патриотов Юрий Власьевич с видом оскорбленным и печальным рассказывал о происках журнала «Огонек» и о позорном провале этих происков. Оказывается, «Наш современник», журнал патриотический и болеющий за Россию душой, посадил «Огонек» в лужу. Но даже это Юрия Власьевича не радовало, физиономия его была обиженной и кислой. Саркастически хмыкая, он язвил насчет «так называемых демократов», но ни про мировой сионизм вообще, ни про отдельных там троцких-бронштейнов не вспоминал. Переживал все за злодейское разрушение храма Христа Спасителя, но конкретных злодеев, вроде Кагановича или Ягоды, не клеймил.

Атмосфера была унылой и никак не соответствовала боевому предпогромному подъему. Да и кадры были явно неподходящие — давно уже не в хулиганском возрасте. Молодежь представляла пара жутко наштукатуренных девиц, но их не то что на погром, их даже на слабый ветерок выпускать было опасно. Вся красота осыпется. Один Юрий Власьевич мог потянуть на русского богатыря, правда тощего, но ему его кураторы в КГБ вряд ли бы позволили лезть лично в такое дело.

Только встреча с Николкой пробудила некоторые надежды. Николка был антикоммунист, антисемит и язвенник с незаконченным философским образованием. Желчность его вполне сочеталась с болтливостью, коммунизм был его главным врагом. С евреями же он готов был подождать, хотя бы временно. Взволнованный Николка сообщил: «А Ельцин-то — еврей!» — «Неужто, — говорю, — с чего это вдруг?» Оказывается, не Ельцин он вовсе, а Элькин, и даже не исключено, что Элькинд. Да и Борис — типично еврейское имя. И, кроме того, седой. Насчет седого было не совсем понятно, я попытался что-то вякнуть, но Николка был тверд: «Все евреи седые!». Пришлось соглашаться. «Очень даже похоже, — говорю, — бывает. Да что там говорить, а ты, Николка, разве не еврей? Напрасно скрываешь, внешность выдает. Бить таких будут» Но даже на прямой намек ничего не ответил Николка. Вообще никак не среагировал, пропустил мимо ушей. Никаких ассоциаций у него не возникло.

Зловещая дата неотвратимо приближалась, и паника среди еврейского населения все усиливалась. В ночь на 23 июля далеко не все ночевали дома. Кто-то спал с пистолетом под подушкой, но, надо сказать, пистолеты водились далеко не у всех, поэтому пришлось с ночевать с топором под кроватью. Но ночь прошла, и ничего не случилось. Ни в Свердловске, ни в других городах, где тоже прокатились соответствующие слухи. Взволнованное Общество еврейской культуры обратилось даже в КГБ. Следователи этой самой главной советской конторы пытались докопаться до источника слухов. Ничего у них не вышло, и они просто прекратили расследование, сославшись на то, что какой-то член общества еврейской культуры отказался давать показания. Эту историю изложил один деликатный парнишка на заседании этого самого общества. После него к микрофону рванулся пожилой мужчина с изложением каких-то принципиальных религиозных доктрин. Он повел речь о чудесном избавлении и, кроме того, активно напирал на то, что все реченное сбудется. При этом туманно намекал на то, что предыдущий оратор в чем-то не прав. Но что они там не поделили, так и осталось неясным.

Вся история с 23 июля выглядела довольно долго каким-то малопонятным курьезом. Разгадка оказалась весьма неожиданной, хотя простому советскому еврею в то время малодоступной. На 23 июля 1988 года по еврейскому календарю приходился вечер перед днем 9 Ава, печальнейшей датой еврейской истории. Только и всего.

Еврейская публика в России была. Но слабое знакомство с еврейской традицией, в которой день начинался с заходом солнца, превратило 9 Ава в 23 июля.

Целая серия несчастий сваливалась на еврейскую голову именно в этот день. Что, видимо, и пробудило воображение какого-то свежеиспеченного неофита иудаизма. Осенило человека, пророк проснулся в его душе. Такой вот плод религиозного возрождения.

Вопреки еврейскому календарю, но вполне по законам распространения слухов, 23 июля сохранилось в народной памяти и на следующий год докатилось до Сведловска.

Что до антисемитов, то слух о погроме дошел до них в последнюю очередь. И, хоть с опозданием, они все же поизгалялись над коварством сионистской пропаганды.

А почтенного еврея, клявшегося, что все реченное сбудется, все-таки хочется вспомнить тихим добрым словом. Он, похоже, что-то знал, но вешал почтенной публике лапшу на уши достаточно пылко. Мицва, видимо. И глубокая чистая вера.

Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “Авраам Трахтман: Погром на 23 июля

  1. Разделяю мнение С.Л. , отсутствию комментов не удивляюсь. Не созрели ещё читатели для откликов, та же, как и для погромов
    :). Позволю себе процитировать 3-4 строчки из работы Авраама Т.:
    Общество созревало для погрома не сразу…Нужны были кадры погромщиков. Без кадров никак нельзя. Как правильно отмечал И. В. Сталин, кадры решают все. Ну а кадрам нужна моральная поддержка..
    Kлуб на Гоголя, 25 создал и выпестовал..Гена Бурбулис.. Правда, что он говорил, хоть убей, не помню. Он и раньше излагал все достаточно туманно — философ как-никак..”

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.