Да, мама тут. И папа есть. / И на земле футбол. / Когда теперь? Когда — бог весть, / Чтоб снова дождь прошёл.
То было двадцать лет назад
Вероника Долина
То было двадцать лет назад,
Тяжелых двадцать лет.
От них осыпался фасад,
Давно растоптан след.
Когда в беспамятном году,
У нас в лесу, в селе —
Французы яркую звезду
Зажгли навеселе.
Я очень в спорте не сильна.
Его характер груб….
Везде передо мной стена —
А не волшебный клуб.
Мне их ужимки и прыжки
Не дороги ничуть.
А уж эмблемы и флажки-
Так вообще забудь.
Но мама есть. И папа тут.
Они со мной пока.
Они беды ещё не ждут,
И бездна далека
От наших окон и ворот,
Где звуки марсельез
Толкают в спину и вперёд,
Потом — в густейший лес…
Да, мама тут. И папа есть.
И на земле футбол.
Когда теперь? Когда — бог весть,
Чтоб снова дождь прошёл
Над головой моей седой,
Давно немолодой,
И сбрызнул голову мою
Той самою водой.
Да нет, все это не вчера
Взялось в моей семье.
Тогда французское ура
Стояло на земле.
И бедный мой отцовский сад
Дымился от щедрот.
Те двадцать лет тому назад
Среди родных широт.
Еще нас не было — рабов,
Унылых дураков.
Спроста рассеявших любовь
Средь нажитых врагов.
Луна стояла средь ветвей,
И сонно фыркал сад.
И был трехлетним мой Матвей
Те двадцать лет назад.
“ Тот уголок земли, где я провел
Изгнанником два года незаметных…”
:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
.. два года незаметные изгнанья – не двадать лет, а как похоже на сегодня; всё та же Франция, почти всё та же. Хорваты изменились как, однако. Тренер свой постаревший кубок тащит, как вериги, ковриги все подорожали, счёт теперь на миллионы и на макроны.
И макаронов…тонны..фут-боллы и стадионы… Без Э. Стрельцова, без Нетто И. , без тех торпед из в пахТАКора-ЦСКа и СКа ростов уже не тот, да и не там поёт свисток, и В. Синявского не слышно репортажа … О Лобановском лист сухой шуршИТшур-шит…шуршит
Спасибо, Вероника!
За память, за стихи, пробуждающие «чувства добрые» 🙂
Алаверды:
…Вновь я посетил
Тот уголок земли, где я провел
Изгнанником два года незаметных.
Уж десять лет ушло с тех пор — и много
Переменилось в жизни для меня,
И сам, покорный общему закону,
Переменился я — но здесь опять
Минувшее меня объемлет живо,
И, кажется, вечор еще бродил
Я в этих рощах.
Вот опальный домик,
Где жил я с бедной нянею моей.
Уже старушки нет — уж за стеною
Не слышу я шагов ее тяжелых,
Ни кропотливого ее дозора.
Вот холм лесистый, над которым часто
Я сиживал недвижим — и глядел
На озеро, воспоминая с грустью
Иные берега, иные волны…
Меж нив златых и пажитей зеленых
Оно, синея, стелется широко;
Через его неведомые воды
Плывет рыбак и тянет за собой
Убогий невод. По брегам отлогим
Рассеяны деревни — там за ними
Скривилась мельница, насилу крылья
Ворочая при ветре…
На границе
Владений дедовских, на месте том,
Где в гору подымается дорога,
Изрытая дождями, три сосны
Стоят — одна поодаль, две другие
Друг к дружке близко, — здесь, когда их мимо
Я проезжал верхом при свете лунном,
Знакомым шумом шорох их вершин
Меня приветствовал. По той дороге
Теперь поехал я и пред собою
Увидел их опять. Они все те же,
Все тот же их, знакомый уху шорох —
Но около корней их устарелых
(Где некогда все было пусто, голо)
Теперь младая роща разрослась,
Зеленая семья; кусты теснятся
Под сенью их как дети. А вдали
Стоит один угрюмый их товарищ,
Как старый холостяк, и вкруг него
По-прежнему все пусто.
Здравствуй, племя
Младое, незнакомое! не я
Увижу твой могучий поздний возраст,
Когда перерастешь моих знакомцев
И старую главу их заслонишь
От глаз прохожего. Но пусть мой внук
Услышит ваш приветный шум, когда,
С приятельской беседы возвращаясь,
Веселых и приятных мыслей полон,
Пройдет он мимо вас во мраке ночи
И обо мне вспомянет.
Хорошо