Нам долго морочили голову и пугали сивухой как низкопробным и низкосортным самодельным продуктом, болтали о каких-то сивушных маслах, подсовывая казёнку: разведённый спирт, в то время как весь мир с удовольствием лакал и хлебал свои замечательные дистилляты: ром, коньяк, бренди, виски, текилу…
Июль 18-го
Заметки
Александр Левинтов
Скороспелые предложения
(к юбилею «Семи искусств»)
Журнал «Семь искусств» является одновременно и журналом и тем, что в английском языке обозначено как magazine: и серьёзным периодическим изданием на профессиональные темы, и периодическим собранием материалов для широкой публики. Это вполне соответствует ментальности евреев, их способности интересоваться не только тем, что происходит в их узкой профессиональной сфере, но и в смежных, а порой весьма отдалённых областях: физик Ландау глубоко изучал молоденьких аспиранток, Эйнштейн был не только физиком, но и играл на скрипке, Колумб занимался геронтологией (искал источник вечной молодости Бимини) и заодно увлекался парусным спортом, участвуя в одиночных регатах на каравеллах, великий путешественник Моисей увлекался также магией и законотворчеством, мой дед Давид Моисеевич, «Газетчик», удумал торговать на стадионе «Динамо» горячими пирожками и занимался спасением своих соотечественников после угара НЭПа. И так далее.
Евреям интересно всё или многое. Помню, сидят над траншеей двое:
— Лёва, интересно: то чем мы сейчас занимаемся — умственный труд или физический?
— Я думаю, умственный.
— Почему?
— Был бы физический, мы бы кого-нибудь наняли.
Конечно, я понимаю, число семь для евреев священно, но вообще-то мощи Зевса хватило одним ударом молнии зачать в лоне Мнемозины (или Гармонии?) сразу девять муз:
Каллиопа — муза эпической поэзии;
Клио — муза истории;
Мельпомена — муза трагедии;
Талия — муза комедии;
Полигимния — муза священных гимнов;
Терпсихора — муза танца;
Эвтерпа — муза поэзии и лирики;
Эрато — муза любовной и свадебной поэзии;
Урания — муза науки.
Всем им, реально, нашлось или могло бы найтись место в «Семи искусствах». Кроме того, циклоны и грозы никто не отменял, появилось множество новых муз, например, Каисса — чего бы и её не прописать в «Семи искусствах»?
А, кстати, делать дочек умел не только бог по имени Зевс, но и его внук Асклепий Аполлонович. Его Гигиена, Санита и Кулина вполне могли бы украшать уважаемый журнал.
Евреи предприимчивы и изобретательны, экстравагантны и парадоксальны, любят инновации и инициативы на свою голову и другие части тела — этих граней журналу, как мне кажется, не хватает.
Московские дворики
в душной тишине акаций
— ни жильцов и ни жилья,
шелест денег, шёпот акций:
с миллиардов до нуля
во дворе лишь иномарки,
с каждым кризисом всё круче,
в темноте уставшей арки
слышен визг кошачьих сучек
двери — не пробьёшь и ломом,
неужели здесь любили?,
неужели это домом,
кровом звали? — и забыли…
недотрезвые баяны,
балагуры-гусляры,
где вы все? с чего вы пьяны?
и с какой такой поры?
Ау, Америка!
На днях я получил письмо, явная рассылка, в котором предлагались услуги по публикациям в различных рейтинговых изданиях. Цены меня потрясли: по 900 долларов за статью. Я написал вежливо-издевательское письмо, мол, это аккурат моя месячная зарплата до снятия налогов. Как ни странно, я получил ответ. Завязалась переписка, воспроизведённая ниже, полюбопытствуйте:
Илья Евгеньевич <ilya_publisher@mail.ru> 13:57 (23 ч. назад)
Объединенные Бизнес-Академии — это союз из 14 академий, каждая из которых имеет свой научный журнал и публикует в нем статьи. 14 журналов различных областей науки.
Страна журналов — США.
Журнал Академии тематических исследований
Журнал исследований экономики и экономического образования
Журнал Академии предпринимательства
Журнал Академии маркетинговых исследований
Международный журнал предпринимательства
Обучение и предпринимательское образование
Журнал Академии бухгалтерского учета и финансовых исследований
Академический журнал лидерства в образовании
Журнал исследований международного бизнеса
Журнал Академии стратегического управления
Журнал исследований бизнеса
Журнал организационной культуры, коммуникаций и конфликтов
Журнал управления информацией и принятием решений
Журнал правовых, этических и нормативных вопросов
Публикация в журналах бесплатная для членов U.B.A.
Приобретите членство на год и публикуйте свои научные труды.
Членство в бизнес-академиях объединяет профессионалов и их организации в мир возможностей. Программа инициируется для того, чтобы предложить ученым передовые позиции в науке и поддерживать публикации их исследований.
Узнайте о преимуществах членства, которые выходят далеко за рамки стандартных скидок.
Члены бизнес-академий увлечены своей работой и стремятся поделиться новыми идеями, полученными знаниями и практическим опытом.
Вы можете оказать качественное влияние на мир науки вместе с бизнес-академиями в качестве вашего издательского стратегического партнера.
Илья Евгеньевич
представитель U.B.A. в России
http://www.abacademies.ru/
Александр Левинтов 14:16 (23 ч. назад)
кому: Илья
Большое спасибо, Илья Евгеньевич, за подробную деловую информацию. Это реально наше направление. Пожалуйста, сообщите о процедуре вступления в членство.
С уважением,
Александр Левинтов
Дарья Филонова <daria.publication@mail.ru> 12:16 (1 ч. назад)
Есть возможность прикрепится соавтором в такие статьи:
1. Предпринимательство в теневой экономике: сравнительное исследование России, Казахстана и Азербайджана
2. Промышленный комплекс России в контексте глобальной конкурентоспособности
3. Развитие фондовых рынков Европы и США
4. Мотивация руководства университета с целью создания благоприятной среды обучения в процессе реструктуризации высших учебных заведений
Цена вопроса 30 тыс. руб.
В каждой статье будет 1 автор и 2 соавтора.
Последовательность фамилий в шапке статьи можно менять.
Выпуск №3 в сентябре и №4 в декабре 2018. Scopus Q3, экономика. США.
Есть еще 2 журнала, которые входят в две базы одновременно — Scopus и Web of Science (с импакт-фактором). Нужно по 2 соавтора. Цена по 90 тыс. руб. с каждого. Журналы с высоким рейтингом.
Вопросы в личку.
С уважением, Дарья Филонова
помощник редактора
daria.publication@mail.ru
Итак, существует хорошо налаженный бизнес по написанию и размещению научных статей в высокорейтинговых американских журналах. Если это действительно так, а похоже, что это таки так, то в американскую жизнь внедрились не только российские чекисты и олигархи, но и российские научные жулики и рабовладельцы, коих на внутреннем рынке — море неисчерпанное.
Строго говоря, на этих жуликов мне глубоко плевать — в этой стране 86% жуликов, возглавляемых Главным Жуликом. Но я всегда с почтением относился к американской научной периодике, где, конечно, преобладают серые и скучные статьи ни о чём (так и должно быть), но все они написано честно и кропотливо. Ан нет, теперь и в Америке, оказывается, благодаря русским конюшням, появились научные подёнщики и рабы.
Ау, Америка!
Как это делается
Накануне мне позвонили:
— Телевизионщики хотят взять у вас интервью. У вас завтра семинар в три, не могли бы вы приехать на часок пораньше?
За полчаса до выхода из дому я получил вот такое письмо:
Возмущённый, я помчался на всех своих троих в университет — учинять скандал: то же мне, нашли героя, защитника Путина!
В университете меня уже ждали в вестибюле: журналист, оператор с хорошо нацеленной камерой, ещё какой-то вертлявый. Набежала стайка любопытствующих сотрудников, тут же охранники: в том, что будет скандал, никто не сомневался.
Журналист, почтительно:
— Как Вы, создатель и преподаватель Серебряного университета, относитесь к переносу пенсионного возраста?
— Крайне негативно. В Москве 3 миллиона пенсионеров, в основном это молодые пенсионеры, женщины под 60, мужчины сразу после 60, но мужчин — не более 10%. Если сдвинут возраст, к нам [в Серебряный университет] просто никто не придёт, у людей сил будет хватать только на вымирание и доживание, совсем безнадёжная ситуация возникнет с профессиональной подготовкой — уже поздно искать новую работу, когда тебе не 56 лет.
— Но Вы за пенсионную реформу?
— Конечно «за», но совсем за другую.
— Что Вы предлагаете?
— Пенсионная реформа должна проводиться в интересах населения, а не государства, поэтому необходимы следующие три вещи:
1) отмена всех пенсионных льгот — перед лицом смерти все равны, а пенсионеры — это то самое поколение, что реально стоит перед лицом смерти. Офицер или какой-нибудь феэсбешник, ничего не создав за свою жизнь, в 45 лет выходит на пенсию, полный сил и здоровья, а какая-нибудь ткачиха или парикмахерша — безжалостно выжимается до конца. Я точно знаю, что офицер и феэсбешник — не защитники и спасители людей, но никто не знает, кто придёт Спасителем, вполне возможно, что это будет распоследняя и самая несчастная бомжиха или инвалид-колясочник в обнимку с Альцгеймером;
2) в цивилизованном мире актуарные расчеты ведутся из соображения, что на пенсии люди живут около 20 лет — они действительно столько живут, ведь продолжительность жизни пенсионера выше, чем у всего населения, таков парадокс демографии; у нас актуарные расчеты также строятся на 20-летнем дожитии, но реально наши пенсионеры живут всего около семи лет — надо отказаться от мировых стандартов и честно считать по фактическому состоянию дел в стране; это автоматически увеличит размер пенсии втрое;
3) необходимо сделать лекарства и медицинские услуги доступными пенсионерам, а для этого необходимо сделать этот рынок таким же открытым, как автомобильный: тогда брызгаловские мел+спирт займут достойное их аутсайдерское место, как «жигули» на авторынке. Сегодня, из-за протекционистской государственной политики, явно смазанной личными интересами, я за свои лекарства вынужден платить всю свою пенсию, хотя все мои болезни — массовые и достаточно рутинные. Рынок же услуг просто зашкаливает: у меня заболела спина (искривление позвоночника + уплотнение дисков, обычное явление в моем возрасте). В поликлинике мне предложили недельный курс — не лечения, а снятия боли: массаж, озонотерапия, блокада — 200 тысяч рублей, девять моих пенсий. Нужна действительно страховая медицина, а не обираловка малоимущих.
(И интервьюер, и оператор во время этого спича согласно кивали головами, оператор беззвучно шептал мне своё согласие, как и охранники, и стайка университетских сотрудников.)
— Но Вы сами работаете.
— Я буду работать, даже если у меня отнимут и пенсию, и зарплату, потому что мне интересно и важно работать, потому что есть профессии и занятия, которые нельзя бросить. Вы представляете себе Льва Толстого на пенсии?
На этом интервью, длившееся минут 5-10, закончилось.
Оператор подошёл и пожал руку:
— Я полностью с Вами согласен.
Журналист поблагодарил меня:
— Большое спасибо, совершенно во всём с вами солидарен, у меня родители в Вашем возрасте, и мне понятна и близка Ваша позиция. К сожалению, в эфир пойдёт только последняя фраза, про Толстого — Вы понимаете…
И они уехали, а мы остались, оплёванные и беспомощные.
P.S. Как работает вся эта геббельс-«экономика», хорошо иллюстрируется фотографией с очередного шоу Пенсионного фонда России (ПФРФ) — вчитайтесь в слайд презентации:
В поисках виноватых
В ходе библиографического поиска в Интернете я случайно наткнулся на анонимную статью и терпеливо дочитал её до конца, вместе с комментариями, также сплошь анонимными:
Как секта «методологов» рвалась к власти и уничтожала Советский Союз
Среди прошедших промывку мозгов в «школе Щедровицкого» мы найдем Кириенко, Суркова, Володина, Ходорковского, Мизулину, Кургиняна…
Подробнее на «БИЗНЕС Online»: https://www.business-gazeta.ru/article/324973
Признаться, это уже далеко не первый случай подобного рода текстов и, так как это действительно не первый случай, то я решил ответить всему этому анонимному сообществу, судачащему о том, что знают понаслышке, с третьих на пятые руки и всюду ищущих врагов, даже там, где их нет — открыто.
Начать надо с того, что все перечисленные личности никогда не были в окружении ГП и в ММК-сообществе: Кириенко — креатура Пети Щедровицкого, который также далек от своего отца, как и Петя Верховенский из «Бесов» от своего; Кургинян общался с Ю. В. Громыко, учеником ГП, но это общение — коммунистов, а не методологов (Громыко был, кажется, единственным партийцем среди учеников ГП и стал он им, уже уйдя от ГП, в самом конце 80-х, одновременно и крестившись, и окоммуниздившись); все остальные — явно всуе. Были среди методологов, признаться, мерзавцы, например, Епишин или Валерий Лебедев, но от мерзавцев ни одно сообщество не застраховано.
А вот на кого ГП Щедровицкий действительно оказал серьёзное влияние, так это братья Стругацкие и саксофонист Козлов, кто-то из кинорежиссеров. Остальные, по большей части, просто интеллектуально не доросли.
Я знаю много очень приличных людей, например, детского психолога В. Кагана, живущего ныне в США, которые остро не приемлют Щедровицкого, но на то это и приличные люди, чтобы не сочинять отсебятину: им вполне достаточно их убеждений и знаний. Я знал также людей, ездивших с игры на игру и буквально задыхавшихся от негодования: им всё было не так, но зачем-то они ездили? Есть такие люди — им жизненно важно что-то люто ненавидеть, как другим люто нравится любить женщин.
В. Лефевр покинул Кружок ещё в 60-е, а СССР — в начале 70-х, к игротехническому движению вообще никакого отношения не имеет и вплетать его сюда — плохо разбираться в истории и персонажах ММК.
ГП искренне считал себя прорабом перестройки, при этом, как и большинство методологов, стремился к тому, чтобы страна не только сохранила свои лидерские позиции в мире, но и интеллектуально обогнала Америку. Он сам и ближайшие его ученики и соратники тщательно уклонялись от участия в публичной политике, но своих либерально-демократических и антикоммунистических взглядов не скрывали.
Долгие годы методологи и недолгие — игротехники действовали абсолютно бескорыстно и готовы были терпеть любые неудобства и дискомфорт: за изнурительнейшую трёхнедельную игру с Газпромом мне, вопреки распоряжению директора моего института, родная бухгалтерия заплатила вместо командировочных ровно один рубль (стоимость проезда электричкой до Нового Иерусалима и обратно), а само отсутствие на работе расценило как отпуск за свой счёт и вычла из зарплаты, на выборах начальника штаба ВЛКСМ на БАМе мы жили в недостроенной общаге, перед этой игрой Тимофей Сергейцев и я совершили экспедицию по всей трассе — на свой страх и риск, на свои деньги. И так далее. Конечно, коммерциализация игротехники имела и имеет место, игротехники, а не методологии, которая, если честно, именно от этого умерла или впала в анабиоз.
Сам я скорее ученый и писатель, чем методолог. Как писатель, не могу не сочинять и использовать разного рода литературные средства и приёмы: гиперболы, метафоры, оксюмороны, очень люблю метонимию, особенно синекдохи. Но я не понимаю, как можно использовать всё это хозяйство относительно реальных людей, а не придумываемых тобою персонажей. Ведь строго говоря, это — клевета, заведомая ложь с дурными намерениями. Именно поэтому авторы текстов, подобных приведённому, анонимны. Возможно, они и сами начинают верить в сочиняемое ими, перемешиваемое с фактами для правдоподобия. Но я не сомневаюсь в мотивах их действий. Со злорадством они надеются, что их сигнал и стук будут услышаны, что их погладят по головке за бдительность, что они «уличают и карают».
А, вполне возможно, анонимный автор просто обуян манией участия: он соприкоснулся с чем-то захватывающе новым, но в стаю принят не был, а потому и по-пионерски занял позицию мнимого соучастника, к тому немногому, что знал, прибавил нафантазированное и придуманное — такое бывает с впечатлительными, родившимися под знаком рака-отшельника в год простудившейся обезьяны.
И есть ещё один, тотальный в нашей стране, мотив: вместо рефлексии, вместо метанойи (покаяния), вместо загибания пальца на себя в поисках виновного хорошо и удобно тыкать пальцем вокруг себя: виноваты евреи, американцы, коммунисты, украинцы, чеченцы, демократы, чекисты, китайцы, христиане, таджики с киргизами, наци, экстремисты, методологи-игротехники, умники, дураки, кто-то угодно.
Тыкайте пальцем в небо — там тоже есть Виноватый.
Рассказ студентки Серебряного университета
(этюд)
По-летнему пустой университет, звучный и звонкий от полного безлюдья. В огромной аудитории, откуда уже вынесены почти все столы и стулья, только в центре задержалось несколько. Последняя группа Серебряного университета отмечает окончание курса: пара бутылок итальянского сухого вина, красная рыба, шейка, мааздамский сыр, жирные крупные маслины, абрикосы, багет свежей выпечки, всё скромно, опрятно, чинно и изысканно студентки от 60-ти до 75-ти лет своё уже давно отшумели и отколосились.
Одна из них, кажется, самая молодая, всё настраивает свою гитару.
— Татьяна, давай споём, зажигай!
И они поют: репертуар, известно, какой: Окуджава, Городницкий, Висбор, немножко Высоцкого, Клячкин, хиты 60-х.
Когда мне невмочь пересилить беду,
когда подступает отчаянье,
я в синий троллейбус сажусь на ходу,
в последний, в случайный.
Вино, как ни разливай его по капле, кончается. Как и всё прочее, кроме разговоров и желания общаться.
— Татьян, а ты где так научилась на гитаре играть?
— Вы не поверите, девочки. Я ведь рано замуж выскочила. Мы с Петей на Олимпиаде познакомились. Ну, кто я? — бухгалтер, три месяца курсов — вот и всё образование. А Петя — он же уже почти инженер, на четвёртом курсе МИСИ, гигант ЖБИ, как он представился.
Его родители сильно против были, но я — девка настырная. Оторвала себе мужа. Мы хорошо жили, весело, каждый год в Крым ездили. Это до перестройки, конечно… да, шумно жили… а уж если ссорились… сначала, конечно, на предметах, на посуде ссору вели, а когда на слова переходили, он уходил в свою комнату, брал гитару и играл «Шербурские зонтики». До тех пор играл, пока я не приду мириться.
Мне, как пять лет тому назад пятьдесят пять исполнилось, коленом под зад за беспорочную службу и тридцатипятилетний стаж на одном месте. И ведь даже кассиром ни в один универсам не брали, там всё схвачено, где чувашами, где мордвой, где ещё кем: все кругом свои должны быть, с одной грядки.
Петя говорил: «прорвёмся, у меня ж зарплата приличная, чёрт с ней, с твоей нанопенсией». И, конечно, прорвались бы. Только он через год помер. От рака. Обнаружили третью стадию, и через полгода его не стало.
Ну, я наревелась.
А чего реветь-то? Двушку нашу на Соколинке, почти в центре, продала, купила однушку в Балашихе, в 5-ом микрорайоне, разницу в доллары конвертировала, тем и живу, не пенсией же! Если в рублях считать, то сколько было четыре года назад, столько и осталось, а ведь я из них трачу денег даже чуть больше, чем получаю пенсионных.
Вот сижу у себя в Балашихе на 18-м этаже, одна-одинёшенька, кукую, ну, вы знаете… а в углу Петина гитара стоит в чехле, вот, в этом самом, всё, что от него осталось. Я как-то открыла чехол, взяла в руки, вспомнила, как он аккорды брал, когда «Шербурские зонтики» играл, стала подбирать… потом другие мелодии подобрала, все, какие знала. У нас там что-нибудь осталось?
— Для тебя — найдём, спой ещё что-нибудь.
— Подпевайте:
Ты — мое дыхание,
Утро мое ты раннее.
Ты и солнце жгучее
И дожди.
Всю себя измучаю,
Стану я самой лучшею,
По такому случаю
Ты подожди.
По такому случаю
Ты подожди.
Подожди, себя тая,
Самой красивой стану я,
Стану самой умною
И большой.
Сколько лет все думаю:
«Как бы найти звезду мою?»
А звезда — рюкзак на плечи,
И пошел.
А звезда — рюкзак за плечи,
И пошел.
Ты моя мелодия,
Ты — вроде ты и вроде я.
Мой маяк у вечности
На краю.
Спросят люди вновь еще:
«Ну, как ты к нему относишься?»
Я тогда им эту песню
Пропою.
Я тогда им эту песню
Пропою.
Что: ты — мое дыхание,
Утро мое ты раннее.
Ты и солнце жгучее,
И дожди.
Всю себя измучаю,
Стану я самой лучшею,
По такому случаю,
Ты подожди.
По такому случаю,
Ты подожди.
— Мы с Петей теперь никогда не расстаёмся — и не ссоримся…
Мигом единым
После первого курса у нас была Хибинская практика. Я впервые попала так далеко на север, аж за Полярный Круг. Всё было необычно и интересно: белые ночи, редкие минералы, особенно «лопарская кровь», необычные растения — одновременно и тундровые, и субтропические. И, конечно, горы. Я — воронежская, впервые попала в горы, пусть и не очень высокие, но выразительные, с настоящими ледниками и снежниками, с настоящими цирками и горными озёрами.
Жили мы в университетских двухэтажных деревянных бараках, построенных скорей всего для зэков и уж совершенно точно зэками. Спаси на двухъярусных нарах, удобства — во дворе и вряд ли их можно считать удобствами, скорее, трудности. Сами себе готовили, по самому скудному рациону. Правда, вскоре выяснилось, что на деньги из общего котла наши самоуправленцы жировали и пьянствовали каждый вечер. Перед строем их слегка пожурили — это были сынки и дочки профессуры. Стали назначать дежурные пятёрки на кухню. Я попала в первую же. Бригадир — москвич, очкарик, отличник, спортсмен, словом, типичный Шурик, его даже звали так. Он оказался на редкость хозяйственным. Сразу написал меню и список, чего надо купить в магазине посёлка, это в полукилометре от нашей базы, а что на продскладе есть. Сам же всё и закупил. Ещё один парень натаскал воды и нарубил дров, он же чистил картошку и рубил всё, что надо рубить, мы, девчата, втроем стряпали под командованием бригадира, который, как оказалось, умеет готовить не хуже каждой из нас. Посуду мыли впятером. За это дежурство мы многое узнали друг о друге и как-то крепко подружились и привязались друг к другу.
Наша стряпня прошла на славу и на ура: за гроши буквально мы накормили 170 с лишним человек — с добавками. На завтрак была каша с повидлом (оказалось — с повидлом любая каша просто улетает) и какао на сгущёнке. В обед — борщ (это я! я!), котлеты с макаронами, настоящие, домашние (это бригадир!), на третье, к великому и повальному восторгу, кисель с оладушками (оладушки на кефире и с тёртыми яблоками — также от Шурика). Пол-ведра киселя так и не выпили, на вечер осталось. На ужин — солянка из кислой капусты, тушёнки и с грибами (он уже и места грибные разведал! И насобирал их). Кому — чай, кому — кисель, кому — и того, и другого.
Мы ходили триумфаторами — и в тот день, и во все оставшиеся дни, потому что никто не смог нас превзойти по вкусности и обильности. Но — практика всего месяц, да ещё в конце — походный лагерь на берегу озера, в палатках, а отдежурить должны все, поэтому нам больше не пришлось кухонничать.
В вечер дежурства мы пошли гулять.
Ну, что я такое? — рожа круглая, жопа толстая, ноги короткие, руки — копалки, нос — сопелки. Иду рядом с Шуриком, дура-дурой, в зачётке — тройки с четвёрками, да и те из жалости на моё воронежство. И фамилию — где только такие придумывают? — Канючевская, это такой пернатый хищник и разбойник, со шнобелем, как у моего отца.
Идём в белёсых сумерках, болтаем о чём-то, комаров давим.
— Шурик, а можно я тебя спрошу? Я тебе нравлюсь?
Он слегка осёкся, искоса так посмотрел на меня, а меня, точно, с петель сорвало, понесло, свобода какая-то яростная появилась. Потому что мне ещё дома сказали: поступила? — не будь дурой! Выходи замуж только за москвича, неважно, за какого, хоть за урода, хоть за горбатого, хоть за старика, а то попадёшь по распределению в какую-нибудь дыру, откуда даже Воронеж — столица мира, и уже никуда никогда не выберешься оттуда.
— Если честно, зачем тебе это?
Я рассказала про домашние напутствия. Он рассмеялся.
— Нет, лучше за горбатого: нас восемь человек на девятнадцати метрах в бараке, в коммуналке. И у бабки — водянка, мочой так провоняла, что хоть святых выноси
— А я думала: у всех москвичей — квартиры.
— Ага, а ещё дачи и машины.
— А у вас нет дачи?
— Тебе рассказать, чего у нас нет?
Мы полезли кататься на лапландские качели. Он непременно хотел сделать солнышко, а меня с киселя начало мутить — еле слезла с этой доски и тут же выложила всё содержимое своего желудка, и грибы, и капусту, и кисель с чаем, прямо на явление солифлюкции, очень распространённое в Хибинах.
Я белыми ночами спать не могу, с непривычки, наверно. Нет, я не ревела, просто всю ночь думала, какая же я дура. Утром у нас были практические занятия по технике безопасности: вязали узлы и осваивали переправы с карабинами. Шурик помогал мне вязать узлы: кажется, он ничего не помнил из вчерашнего вечера, потому что они до утра резались в кинга и курили местную махорку: как они всё это выдерживают?, а я с этими узлами — ни в какую.
Возвращались мы через Питер, в общих вагонах, естественно. Очень хотелось есть, но есть было нечего и денег тоже не было, вообще не было. В тамбуре, переходя из вагона в вагон (кто-то купил ведро морошки и угощал всех), я столкнулась с Шуриком. Он с ходу спросил меня:
— А ты вообще-то с кем-нибудь целовалась?
— Нет, а ты?
— И я нет. Давай попробуем, а то так и проживём в девках всю жизнь.
Мы попробовали, но у нас ничего не получилось, потому что у меня носом пошла кровь от волнения.
Осенью я на несколько дней опоздала и, как выяснилось, не я одна. Шурик уехал на заработки куда-то в Коми и появился на факультете уже ближе к концу сентября, когда мы все вернулись с картошки. Но ему, кажется, ничего за это не было.
Мы встречались только на общих лекциях, да и то очень редко, потому что он на них практически не ходил, а зачем я на них ходила, сама ума не приложу, лучше б поспала в своей общаге. Нет, мы, конечно, виделись: и на физкультуре, и в столовой, и в библиотеке, где он, как мне казалось, был заядлым завсегдатаем. Мы и общались, но пунктирно. После второго курса была длинная, в шесть недель, подмосковная практика. Пару раз я попадала в его бригаду — это был праздник и мои первые университетские пятёрки. Я, наконец, поняла, как он всё это делает, и мне понравилось, потому что это, оказывается, очень легко, и ничего не надо запоминать, если ты понимаешь.
После практики я уехала домой, как выяснилось, в последний раз: больше я туда уже никогда не возвращалась, пока не умер отец, а вскоре и мама, но это уже было совсем недавно.
В сентябре нас опять погнали на картошку, на Окскую пойму, собирать капусту и морковь.
Вечером, у костра, мы пекли картошку, горланили песни, одни и те же, те, что выучили ещё на первом курсе, и он, перед тем, как все решили расходиться, сказал мне на ухо:
— А я за два сезона тысячу заработал. Ещё одно лето — и денег хватит на кооперативную однушку.
Я вспыхнула: «а что же я?»
После этого мы стали с ним встречаться. Научились целоваться, ну, и всё прочее. Я две сессии подряд повышенную получала, как Шурик. Летом — экспедиции: он — по своему Поволжью, а меня на Командоры занесло. Там полевые — сумасшедшие, а тратить некуда. Осенью подали документы и сразу же — заявление в университетский кооператив. Студком помог: всё-таки отличники. В ноябре — свадьбу сыграли, очень смешно: сбежали с лекции и расписались в районном ЗАГСе, хлопнули в сквере бутылку шампанского в скверике и успели на следующую пару. А в апреле получили ордер на квартиру: он вытянул 8-ой этаж в девятиэтажке: пол-Москвы с лоджии видать.
Четыре года тому назад сыграли золотую, с шиком, в ресторане. Человек сорок было. Я сначала было запротивилась, а он своё обычное: «в гробу карманов нет». Завтра еду к нему на Хованское; если б не внучата, честно, повесилась бы сразу после похорон. Ну, ещё надо же его собрание сочинений к печати подготовить, его параллельно здесь и в Америке на английском издавать будут.
Шурик, Шурик, что ж ты наделал, я ж так до сих пор и не знаю, правильно целуюсь или нет.
Импровизация «Итальянское каприччио»
Пустое, гулкое июльское воскресенье, настолько пустое, что, кажется, никогда не кончится.
Надо же что-то делать, а то так ненароком, и удавиться с тоски можно. Нешто, обед себе сбацать?
Я пошарил в морозилке: чищенные парашютики кальмаров, бэби-октопусы, называемые у нас каракатицами, сырые подберезовички, молоденькие и уже нарезанные — годится. В стоячей холодной воде они быстро размораживаются.
Лук нужен белый, потому как — самый сочный, нарезка — мелкая, но не тонкая. Помидоры? — пожалуй, не стоит, каперсы? — каперсы… ладно, в конце добавим каперсы. Тимьян? — никакого тимьяна! Больно душист. Вообще — никаких трав, а то они собою всё забьют. Паприка — разумеется — красная, толстая, губастая, нарезкой на крупные выразительные фрагменты, и все зёрна — в дело. Кальмары — колечками, каракатицы — просто пополам. Солить — сразу.
Сковороду — на сильный огонь, растительного масла — сколько не жалко, но непременно с подсолом, чтоб не брызгалось. Параллельно поставил кастрюлю с водой, тоже подсолённой — на всякий случай.
Минут пять жарево даёт много сока — и это хорошо. Уменьшаю огонь до семёрки и, прям, под руку, вода закипела.
Спагетти должны быть в белой упаковке, из Южного Тироля — там самые твердые сорта пшеницы выращивают. И это должны быть спагетти 10-минутной варки, а не эти мимолетности в 2-3 минуты.
Прежде, чем запускать спагетти, слил на сковородку немного кипятка, накрыл, наконец, сковородку крышкой и выставил режим «4», практически, «малый ход».
У меня остаётся время на сервировку: самая большая в доме тарелка (на ней умещается large-пицца, не X-large, а просто large), вилка-ложка, бокал — специально под красное, не с белым же пить!
В правильно-потаённом месте — бутылка «Вальполичеллы», привезённая ещё два года назад и терпеливо ждущая именно этого дня и часа. Вино густо-тёмное, как венозная кровь. Его надо открыть сразу — ему требуется надышаться и открыться, все тёмно-красные вина — известные интроверты.
Возникает проблема малосольных огурцов — этот замес оказался особенно удачным. Но, нет — обойдёмся без них на сей раз: уж, больно духовиты укропом, хреном и смородиновым листом.
Соотношение между объёмом спагетти и гарниром всегда одно и то же — поровну.
Готовые спагетти освободить от воды с помощью дуршлага, дать минутку им отдышаться — и на тарелку. Сверху присыпать свежетёртым пармезаном, рядом — шкворчащее содержимое сковородки, а вино уже налито, налито и распространяет сырой, землистый аромат карбонатных недр провинции Венетто.
Назову-ка я эту импровизацию «Итальянское каприччио».
Тут спешить не надо, тут надо вдумчиво, тут романс Неморино из второго акта «Любовного напитка» Гаэтано Доницетти надо на экран вывести, лучше — в исполнении Лучано Паворотти, но можно и Роландо Вильясона. Это — под первый бокал. А ведь их в бутылке три, аккурат под эту гору на тарелке. Поэтому Неморино сменяется Калафом из «Турандот» Пуччини, а Калафа, уже с пустой тарелкой, сменяет «Норма» Беллини (патриотам — в исполнении Образцовой, безродным типа меня — Марии Каллас).
И воскресный мир наполняется смыслом и красотой, и снова хочется увидеть на горизонте неровную волну Альп на дне глубочайшего синего неба.
Сивуха
На исходе 80-х — старте 90-х, в увлечении массандровскими винами (я был, помимо всего прочего, нештатным консультантом генерального директора «Массандры» Николая Константиновича Бойко по маркетингу) и одновременно идеями В. А. Лефевра, я состряпал этическую теорию вина, которая понравилась Владимиру Александровичу. Суть этой теории: если существует вселенская и проходящая через человека асимметрия Добра и зла, выражающаяся золотым сечением 0.62 в пользу Добра, то наиболее гомогенными человеку алкогольными напитками являются все сорокаградусные, ведь 40° и есть 38% от 96°-ного абсолютного спирта. Всякое ослабление крепости ведёт нас к Богоуподоблению (греческое «энтузиазм» означает ритуальное винопитие в храме Диониса до богоуподобления): крепкие хересы, мадеры и портвейны любимы людьми творческими, подражающими Творцу; легчайшие шампанские, игристые и шипучие присущи эманации Бога как любви, charity (поэтому пьются лёжа, в симпозиуме (“symposium” по-гречески — совместное возлежание); пиво — «герменевтический» (в честь Гермеса) напиток дружбы, общения, коммуникации и понимания (пьётся обычно сидя). В противоположную сторону напитки движутся ко злу и Дьяволу: Воланд на балу сам баловался и поил Маргариту чистым спиртом, спирт выдавался на передовой, в преддверии ада и смерти, спирт пили чекисты, ведя людей на расстрел в лубянских подвалах.
Нам долго морочили голову и пугали сивухой как низкопробным и низкосортным самодельным продуктом, болтали о каких-то сивушных маслах, подсовывая вместо продуктов винокурения казёнку: разведённый спирт, ректификационное изделие, в то время как весь мир с удовольствием лакал и хлебал свои замечательные дистилляты: ром, коньяк, бренди, виски, текилу и так далее по всему ряду культурных растений и дикоросов.
При этом современные отечественные водки, от самых дешёвых до самых дорогих, чем только ни напичканы: сахарный сироп или сахар, растворенный под давлением, глицерин, диоксид серы, крахмал и пр., вреда от которых в стократ больше, чем от самой водки.
Прозрение стало наступать только в 21-м веке.
На International Spirits Challenge 2002 года зеленогурская сивуха, производство которой началось в 1996 году, завоевала первое место среди 40 других крепких алкогольных напитков.
Помимо сивухи, в бой вступили высококлассные и дорогущие «Кривач» (непременно в кривых бутылках) и «Полугарок».
Полугар или полугарок гонят теперь и в России (Калининградская область), и в Польше, и в Украине, и в Беларуси, но настоящий полугарок я встречал редко: если в ложку налить этот продукт и поджечь, то огня не должно быть видно, однако, подставив ладонь над ложкой, вы почувствуете жар. Цены на полугар подскакивают до цен на коньяки ХО или VSOP, многолетние виски, ром de oro и золотую текилу.
61°-ный «Кривач» — ржаной дистиллят тройной перегонки в медных котлах-аламбиках, очень схожих по принципу действия с коньячными аппаратами, сооружениями по курению шерри-бренди и кубами по перегонке односолодового виски. Гордость «кривача» — сохранность в нём настоящих сивушных ароматов.
В противовес этим коммерческим изобретениям, народная сивуха и народный самогон предельно дёшевы. Это и есть подлинный фронт сопротивления родному государству-людоеду. Само слово «самогон» возникло и укрепилось в русском языке в 1917 году в ответ на установление накануне Первой мировой сухого закона 1914 года. До того этот напиток имел множество названий, самыми популярными из которых были «хлебное вино» и «корчма».
В Украине, где идея государственной власти дискредитирована гораздо выразительнее, чем в рабовладельческой России, домашний самогон можно купить повсеместно, даже у таксиста, по ценам, недоступным для российского воображения: в декабре 2013 года я купил у киевского таксиста две полуторалитровые канистры первача по 90 рублей каждая, а к ним — трёхкилограммовый шмат сала за 300 рублей, из которого получился отменнейший шпик. Кончилось и то и другое одновременно, от Нового года до Рождества включительно.
Нет нужды описывать здесь, как делается брага, а из неё варится самогон: это тысячу раз уже описано, существует at least более 5000 рецептов и при покупке современного самогонного аппарата (лучшие производители — Германия и Финляндия) вы непременно получите подробнейшие инструкции и рецептуры.
Я о другом.
Самогон, сивуха всегда держатся и подаются на стол (чаще — к столу, на пол или на табуретку) в невероятных размеров ёмкостях. И в этом заложен глубокий смысл.
Смысл этот заключается в том, что первой кончается не выпивка, а её возможность: человек пьёт пока может пить. После чего валится с ног, засыпает блаженно и беспробудно, чтобы очнувшись и выйдя из анабиоза, тут же принять рассолу или стакан самогона, не отрезвляющего, но взбадривающего на новые подвиги.
А теперь обратите внимание на то, чем закусывают самогон:
Это — очень важный принцип самогонопития и сивухопотребления: уж, коли в нашем сознании укрепилась мысль о вреде крепкого и крепчайшего алкоголя (а это — как купание в Мёртвом море, соли которого настолько ядовиты и концентрированны, что заставляют наш организм вздрагивать и мобилизоваться против этой опасности), то мобилизация нашего организма, нашей воли и нашего разума усиливается ещё и почти смертельно несъедобной закусью, приводящей врачей, особенно диетологов, в ужас и оцепенение: сало, солёности, маринады, острые пряности, лук, чеснок, квашения…
На своей могиле я непременно выращу огромное дерево, спилю его на высоте более метра от земли, чтобы на этом пне вы смогли от всей души помянуть меня.
Продолжение
