Виктор Фишман: «Время и мне собирать камни…» Главы из неоконченной биографии. Окончание

Loading

Марик освободился к ночи. Катера уже не ходили. Объездным путем он добрался до дачи, вошел в дом соседа и по-мужски с ним «поговорил». После этого сосед боялся даже смотреть в сторону Неллочки и Сени. Он два месяца пролежал в постели, и если бы умер от побоев, Марику пришлось бы отвечать.

«Время и мне собирать камни…»

Главы из неоконченной биографии

Виктор Фишман

Окончание. Начало

Виктор ФишманГлава двадцать шестая
ПЛЕМЯННИК

У меня один племянник, и, соответственно, у моих детей, Пети и Светы — только один двоюродный брат — Марк Семенович Улановский, или просто Марик.

Я помню его совсем маленьким, помню юношей-школьником, а совсем недавно нам пришлось повстречаться по печальному поводу — я приехал в Волгоград на могилу моей сестры и его матери. И узнал о многих, неизвестных мне ранее, подробностях его жизни из его собственных уст. О чем и расскажу ниже.

Упреждая этот рассказ, выскажу некоторые свои соображения. Совсем не геркулесовского телосложения, хрупкий мальчик из небогатой семьи инженеров-евреев в какой-то момент жизни решил для себя стать другим: перебороть своё естество, выйти на другой социальный уровень и заставить окружающих себя уважать.

Уж не знаю, не спрашивал, читал ли Марик в свои молодые годы роман «Молодые львы» американского писателя Ирвина Шоу. Когда этот роман впервые перевели на русский язык (Пер. — А. Громов, Р. Палкина, П. Куцобин. М., Воениздат, 1962), Марику исполнился год. Ирвин Шоу описывает переплетающиеся судьбы трех молодых людей во время Второй мировой войны: ставшего немецким солдатом Христиана Дистля, дискриминируемого американского еврея Ноя Акермана и ведущего богемный образ жизни американца Майкла Уайтэкра. События, которые происходят в романе, напоминают мне перипетии жизни Марика.

В 2009 году британская газета «The Guardian» включила роман в список «1000 книг, которые должен прочесть каждый». К тому времени «The Guardian» ещё не могла прочесть эту мою книгу!

«Молодой лев» Марик Улановский начал «строить» себя ещё в школе. В 1978 году он получил аттестат зрелости с прекрасными отметками. Марик без хлопот мог поступить в любой институт Волгограда, но решил податься в престижный московский Физико-технический институт.

Для зачисления в студенты «Физ-теха» достаточно было сдать два экзамена — по физике и по математике, и не получить ни одной «тройки». У дверей института толпились зазывалы в другие московские вузы: тех, кто получали «тройки» на вступительном экзамене в «Физ-тех», в другие московские вузы принимали без экзаменов!

Марик сдал экзамен по физике на «4», экзамен по математике — на «3», естественно, не был принят в «Физ-тех», и решил вернуться в родной Волгоград. В Волгоградский строительный институт он поступил без проблем. В институте он занимался практически на «отлично», ходил в альпинистские и туристические походы, сложность которых относилась к высшей категории. В одном из таких походов он познакомился со студенткой экономического факультета этого же института Мариной Прониной, о которой речь ещё впереди.

И всё-таки Германия

Хороший диплом по окончании Волгоградского института позволил выбирать место назначения. Престижными местами считались местный Гражданпроект (в котором работала его мама) и трест Юговостокстрой. Сидеть за чертежным кульманом ему не хотелось, и он выбрал строительство в натуральном выражении. А потом военкомат призвал послужить Родине с оружием в руках.

Куда ещё направить молодого инженера-строителя, как не в железнодорожные войска?! И новоиспеченный инженер Марк Улановский был определен в отдельный понтонно-мостовой батальон. Военкомат как в воду глядел: много лет спустя Марик свяжет свою работу с железнодорожными объектами, и весьма преуспеет в этом направлении.

А пока его направили в Чернигов, в школу сержантов. Повидаться с внуком приезжала бабушка Соня. Но он стеснялся её объятий и поцелуев, сказал, что занят по службе, и бабушка быстро уехала.

С лычками сержанта его направили служить в Группу советских войск в Германии (ГСВГ). По-немецки это называлось Gruppe der Sowjetischen Streitkräfte in Deutschland, а если коротко, то GSSD. А город, где находилась его часть, носил название Annaberg-Buchholz. Немецкого языка Марик тогда не знал, (мог ли он предполагать, что этот язык ему очень даже пригодится лет через тридцать!). Ну, разве что помнил «международные слова» типа «Хальт!» и «Хэндэ хох!». Эти слова должен был знать каждый, кто находится в карауле.

Советская армия, как и любая другая — это школа жестокости. Особенно это справедливо по отношению к солдату-срочнику. Солдат-срочник (или сержант-срочник — это неважно, ключевое слово — срочник) постоянно попадает на гауптвахту не потому, что он «раздолбай», а потому что офицеры и прапорщики в советской армии относились и относятся к ним как к рабочей скотине. Постоянные издевательства над срочниками — это норма армейского поведения. И потому рассказы о похождениях бравого чешского солдата Швейка в советской армии не воспринимаются с юмором — это обычная повседневная жизнь. Отсюда и бесконечные конфликты и лютая ненависть солдат к офицерам.

Ежечасная мысль солдата-срочника одна и та же — или что-то украсть и съесть, или максимально подгадить старшим чинам. Например, начальнику гарнизонной гауптвахты. Ведь именно по приказу этого начальника — отнюдь не милого и доброго человека — силами подчиненных ему караульных едва ли не каждого из вновь прибывающих жестоко избивают, иногда даже вчетвером, а затем за малейшую провинность кидают зимой в неотапливаемый карцер.

Однако всё это сделало вчерашнего студента взрослым мужчиной. И проявилось много позже, в весьма своеобразных обстоятельствах. А на память об армейской жизни в его альбоме сохранилась прекрасная фотография: в гимнастерке с расстегнутым воротничком, с автоматом в руке, он вместе с другом стоят у немецкой березы в немецком лесу. На таких сержантов страна может положиться!

Устав караульной службы Марик выучил наизусть. И если военное начальство превышало полномочия, он на основании устава пытался «вправлять» начальству мозги. Начальство, естественно, таких умников не любило, и Марик не раз попадал на гауптвахту.

Но серьезное отношение к нормативным документам, видимо, было в нём глубоко заложено, и впоследствии сыграло добрую службу совершенно в других обстоятельствах и по другим поводам.

Понтонно-мостовой батальон, в котором служил Марк Улановский, был на хорошем счету у своего начальства. Недаром его солдаты установили рекорд скорости: временный понтонный мост через Вислу для прохода железнодорожного состава был наведен за 8,5 часов!

Когда пришел день дембеля, Марик и его сослуживцы узнали, что Министр обороны СССР Д. Ф. Устинов, в нарушение существующих законов приказал: весь сержантский состав с высшим образованием направить на командирские курсы. Марик и здесь успел три раза посидеть на гарнизонной гауптвахте, но, в конце концов, приехал домой с погонами лейтенанта.

На гауптвахте произошел знаменательный случай. Заходит к нему как-то начальник гауптвахты и просит:

— Тебе всё равно нечего делать, помоги распороть парашют.

— А зачем тебе парашют? — спрашивает Марик.

— Жена шьет из него прекрасные вещи на продажу, — признался начальник.

Он выдал Марику парашют, острый нож (что категорически запрещено!), и ушел. Марик не спешил. Видимо, помнил старую детскую сказку, как ведьма подкармливала девочку, чтобы потом её съесть, и всякий раз просила протянуть ручку, чтобы пощупать, много ли мяса наросло. А хитрая девочка протягивала слепой старухе косточку от курицы.

Когда настал день освобождения от гауптвахты, Марик обвязал вокруг себя разрезанный парашют, и благополучно ушел в казарму. Дело в том, что, согласно уставу караульной службы, оштрафованных к гауптвахте обыскивают только при посадке, а при выписке — не осматривают. Вот что значит хорошо знать уставы!

По дороге из армии домой Марик умудрился ещё раз попасть на «губу», так что, уехав из части 30 декабря 1984 года, он появился перед светлыми очами своих родителями лишь в первые часы 1985 года.

9 марта 1985 года Марик и Марина Пронина сыграли свадьбу. А из парашютного шелка друзья-туристы сшили прекрасные палатки для походов, которые служили верой и правдой ещё много лет.

Ничего личного, только бизнес!

Парашют был только началом. Когда Марик начал работать мастером на стройке, он решил строить дом для своей семьи. Крановщик — свой, стропальщик — свой, экскаваторщик — свой. В свободное от основной работы время они выкопали котлован, уложили «неучтенные» бетонные блоки. На этом первый и почти бесплатный этап строительства дома закончился.

Замечания Марика об этом периоде жизни я хочу сохранить, потому что они прекрасно характеризуют то, что историки называют «загнивающим этапом развитого социализма»:

— При советской власти каждый тащил все что мог, потому что купить что-то было невозможно. Украденное было предметом обмена, если не потреблялось самостоятельно. Кроме того, работающим на производстве и тогда было ясно, что их труд оплачивается в лучшем случае на одну десятую его реальной стоимости. Отсюда и всем известный лозунг: «Строитель, ты на стройке хозяин, а не гость! Идешь с работы — возьми хоть гвоздь!»

Грянула перестройка, и дальше дело пошло хуже. Всё дальнейшее строительство, которое длилось 4 года, делалось практически собственными руками и за кровные деньги. Сеня вел дневник строительства. И когда оно было окончено, дед заставил внучек, Катю и Олю, коротко описать свои впечатления от вселения в новые хоромы, где у каждой была своя личная комната.

В конце концов, прекрасный трехэтажный дом из облицовочного кирпича был построен. И красавица-ель, и развесистое вишневое дерево теперь украшают двор богатого особняка.

Эпоха кооперативов сулила новые возможности. Если в качестве начальника строительного участка Марик получал около 170 рублей, то в кооперативе можно было заработать все 500. Хорошего начальника участка начальство не хотело отпускать, сулило быстрое продвижение по должности: вплоть до начальника строительного управления. И, скорее всего, всё так бы и случилось. Но Марик настоял на своём.

Чем только он не занимался в первое время, пока нашел свою основную дорогу. Вдвоем с другом, без всякого проекта, взялись построить канализацию для школы-интерната: выкопали траншею, достали и уложили трубы. За месяц работы заработали по 22 000 рублей. Поехали в Москву и на все деньги купили телевизоры. Сами сидели за рулем грузовика, доставляя товар в Волгоград.

Партия телевизоров в волгоградских магазинах пошла на «ура», и молодые львы-бизнесмены получили по 100 процентов чистой прибыли. Они снова на все деньги купили в Москве телевизоры, и вновь операция прошла удачно. Тут бы остановиться и задуматься: много ли желающих приобрести телевизоры ещё осталось в Волгограде. Но думать было некогда. «Куй железо, пока горячо». Примерно так рассуждали Марик с компаньоном, и на этот раз просчитались: телевизоры никто покупать уже не хотел.

Их захватила новая идея: обеспечить все стройки и предприятия 36-вольтовыми лампочками, которые тогда были в дефиците. Формула Карла Маркса «товар-деньги-товар» повторилась. Потом был чай и шоколад. Потом — история с покупкой коров.

Это уже была настоящая шахматная партия в духе Ласкера или Капабланки. Для перемотки двигателей одному заводу нужен был эмалированный провод, денег у завода не было, но было дизельное топливо; Марик договорился с колхозом, у которого были коровы, но не было дизельного топлив, и с мясокомбинатом, у которого не было мяса, но на складе завалялся эмалированный провод. Наняли два многотонных грузовика, и поехали за коровами. Коровы запрыгивать в грузовики не захотели, пришлось сооружать специальные мостки, по которым их загоняли в кузова.

Пока собирали коров по необъятной волгоградской степи, коровы в кузовах вопили во всю глотку, так как попеременно хотели пить и быть подоенными. Мясокомбинат отказался принимать коров в назначенное время, и согласился принять их дня через три. С коровами нужно было что-то делать: живых отвезти на выпас, подохших во время длительного переезда захоронить. О том, чтобы это вонючее дело передать ветеринарным службам, не было и речи.

Грузовики с экскаваторами и кранами выехали в степь, там выкопали яму, кранами вытаскивали дохлых коров и закапывали в землю. А живые коровы показали свой нрав: если три дня назад по мосткам они еще поднимались в кузова, то сходить вниз по этим же мосткам категорически отказывались. Видимо, решили сообща подыхать в кузове, но не быть обмененными на презренный эмалированный провод!

Можно себе представить, каких нервов стоила предпринимателям эта история. Подобные вещи заставляют задуматься. Так или иначе, Марик пришел к выводу, который можно сформулировать русской поговоркой: «Где родился, там и сгодился», то есть, строитель должен заниматься строительством. Тем более, что он отработал на строительстве разных объектов целых семь лет, и опыт имел немалый.

Нам база строить и жить помогает

Марина работала в Гипроводхозпроекте, дети учились в школе, а кооперативное предприятие Марика и его компаньонов набирало силу. Сначала были мелкие объекты, потом пошли более крупные. Марик понял, что без настоящей строительной базы и разнообразной строительной техники вырваться из рядов мелких предпринимателей не получится. И такая мощная строительная база была им создана.

Предприятие Марика стало известным в Волгоградской области. И когда началась электрификация железной дороги в Волгоградской, Саратовской и Астраханской областях, железнодорожное начальство предложило Марику взяться за это дело.

В разгар работ его предприятие выросло до 2 000 рабочих и инженеров. Выпадали месяцы, когда его компания вела стройку и монтаж оборудования одновременно на 40 объектах в трех областях.

Решения, которые принимал Марик Улановский как руководитель предприятия, всегда отличались перспективным взглядом. А с железнодорожным начальством он тоже сумел найти общий язык.

А как же! Ведь ещё будучи в Группе советских войск в Германии он служил (не важно, в каком звании) под началом майора Гурова. Сегодня бывший майор Гуров стал известным человеком, генерал-лейтенантом железнодорожных войск. Не потому ли местное желдорначальство, услышав такие признания Марика, обнимало его за плечи с громкими словами:

— Так ты давно уже наш!

Если строительная база предприятия Марика была «заточена» (это его выражение) под строительство таких крупных железнодорожных объектов, как, например, локомотивное депо, то его ум всегда концентрировался на вопросе «Насколько прибыльно то или другое начинание?». К началу XXI века мой племянник стал обеспеченным человеком. И что важно, никому и никогда не платил за «прикрытие».

Родительские проблемы

Пока Неллочка и Сеня были относительно здоровы, главной головной болью Марика была их дача на Волге. Родители купили дачу по дешёвке: она представляла собой небольшой сельский домик и огород при нём. Но находилась очень далеко от Волгограда. Прямой путь был только катером по воде, объездной, по паромной переправе — километров сорок. Родителям там нравилось: свежий воздух, сельские продукты, да и в земле приятно покопаться. Марик не раз предлагал им продать этот домик, а взамен он купит им приличное строение где-нибудь поближе. Но родители были гордые и независимые, и Марик перестал настаивать.

Неллочку и Сеню часто, что называется, доставал один сосед-антисемит. Это был здоровенный двухметровый тридцатилетний детина-браконьер, который не боялся никого вокруг. Дело дошло до того, что он избил Сеню, притом, без всякого повода. Неллочка не выдержала издевательств и позвонила Марику.

Марик освободился к ночи. Катера уже не ходили. Объездным путем он добрался до дачи, вошел в дом соседа и по-мужски с ним «поговорил». После этого сосед боялся даже смотреть в сторону Неллочки и Сени. Он два месяца пролежал в постели, и если бы умер от побоев, Марику пришлось бы отвечать за свои действия по статьям Уголовного кодекса. Это был первый и последний случай в жизни Марика, когда он на практике применил опыт, полученный в армии.

Чтобы как-то облагородить бедную дачу, Марик завез самосвал дикого камня; его мастера обложили цоколь домика этим материалом, придав всему строению более презентабельный вид. Обо всём этом Сеня и Неллочка с гордостью рассказывали, а затем и показывали мне, когда после смерти мамы я приезжал к ним в Волгоград. Неллочка пошла к соседке, где была корова, и купила для меня свежую сметану и творог: знала, что я всё это очень люблю.

Когда родители постарели и у них начались проблемы со здоровьем, Марик помогал всеми силами: заказывал в больницах отдельные палаты, оплачивал доставку на такси, договаривался с врачами об особом уходе.

У Неллочки были сложности с сердечно-сосудистой системой, кровяное давление постоянно зашкаливало, она то и дело ложилась в больницу под капельницы. У Сени появились проблемы с глазами. Лечение в Волгограде не помогало.

— Давай поедем в Германию, — предложил ему Марик. — Там медицина на высоте, не то, что здесь, у нас.

Сеня колебался, а потом согласился.

Марик привез Сеню в Мюнхен. Пришли они в университетскую клинику на Изаре. В приёмной профессора Сеня увидел медицинский прибор.

— Я же тебе говорил, что у нас техника точно такая же, как у немцев, — возмутился Сеня. — Меня в Волгограде осматривали с помощью точно такого прибора.

— Ты не умеешь читать, — успокоил отца Марик, — на приборе табличка: «Музейный экземпляр».

Профессор не обещал невозможного. После операции зрение улучшилось. Сеня сам мне об этом рассказывал по телефону.

Работать надо лучше!

Когда Соломон Михоэльс в качестве председателя Еврейского антифашистского комитета, созданного для «вовлечения в борьбу с фашизмом еврейских народных масс во всем мире», ездил по миру с целью организации финансовой поддержки военных действий СССР, он побывал и в Нью-Йорке. Альберт Эйнштейн тогда задал ему вопрос:

— Правда ли, что в СССР существует антисемитизм?

На что Народный артист СССР должен был ответить так, как ответил:

— Никакого антисемитизма у нас нет.

Однако великий физик заметил:

— Если есть предмет, значит, от него есть тень; если есть евреи, значит, есть антисемитизм.

Своеобразная «заточенность» ума моего племянника тоже имеет «тень». Когда мы втроём — он, я и Петя — сидели в одном из ресторанов Волгограда и говорили о книге, которую читатель сейчас держит в руках, Марик спросил:

— А каков бизнес-план этого мероприятия? На мой взгляд, никакая выгода не просматривается.

Мы разговариваем с ним в его прекрасной библиотеке. В своём бизнес-плане на ближайшие пять лет Марик предусматривает переезд своей семьи в Германию. И я рад этому.

Он вынимает из застекленного шкафа одну книгу за другой, с любовью проводит ладонью по переплету, делает тонкие замечания по содержанию книги и по стилю того или иного автора.

— Дядя Витя, посмотрите, какой раритет я купил всего за 300 рублей!

И даёт мне сборник произведений Демьяна Бедного, выпущенный издательством «Крокодил» при «Рабочей газете» в 1923 году.

Читая черновик этой главы, Марик сделал ряд замечаний по её орфографии. И я понял, что у него с грамматикой дела даже получше, чем у меня.

Вот такой мой племянник Марик Улановский.

Глава двадцать седьмая
КЛЮЧИ ОТ ЖИЗНИ…

Ровно 100 лет назад, летом 1917 года, Борис Пастернак написал знаменитые строчки:

В кашне, ладонью заслонясь,
Сквозь фортку крикну детворе:
Какое, милые, у Вас
Тысячелетье на дворе?

Сидя сегодня за своим письменным столом в Мюнхене, на вопрос Бориса Пастернака я отвечаю ему так: «У нас на дворе лето 2017 года».

Почти двадцать один год назад, в апреле 1996 года, я с Люсей и мамой приехали в Германию. Двадцать один год — это ровно одна четверть от всей прожитой мной жизни. Она была совсем другой, не такой, как предыдущие три четверти. Впрочем, я об этом уже рассказывал.

Эту книгу будут читать мои дети и внуки, возможно, и мои правнуки. Для последних это будет далекой историей. Ведь меня они не будут помнить. Они будут знать меня по рассказам своих родителей. Мне «не дано предугадать», что их родители расскажут обо мне.

Повезло ли моим детям родиться в нашей семье? Очень хочется думать, что на такой вопрос они сами себе ответят положительно. А посторонние читатели этой книги свой вывод сделают сами.

Обижаюсь ли я на своих детей? В мелочах — да, по большому счету — нет. Что же до мелочей, то здесь нужно привести два диалога.

Я хочу о чём-то поговорить со Светой по телефону. Она отвечает мне:

— Об этом у меня нет времени с тобой говорить.

Несколько месяцев спустя я стал свидетелем почти такого же разговора Светы с Мариной. Света хотела поговорить с Мариной о Рафике. На что Марина ей ответила:

— У меня сейчас нет времени говорить с тобой о Рафи.

Это напомнило мне школьный постулат о круговороте воды в природе. Не зря говорят: «За нас с нашими детьми расплатятся наши внуки».

О лишнем и необходимом

Итоги подводить не буду. Выскажу лишь собственные наблюдения. Чем измеряется уровень жизни и положение человека в ней? Одним из показателей являются, на мой взгляд, ключи. В Днепропетровске, перед выездом в Германию, у меня были ключи от собственной квартиры, от гаража, от автомашины, от дачи (их было даже два — от домика и от сарая с инструментами и химикатами). В Германии я ношу с собой лишь один ключ — от арендуемой квартиры; правда, в запасе есть ещё другой ключ — от коморки в подвале (по-немецки, Keller). В этой коморке я держу чемоданы, инструменты (которыми практически не пользуюсь), пустые банки (для засолки грибов) и что-то ещё, которое можно выбросить с закрытыми глазами и без сожаления.

Мы с Люсей перевезли в Германию около 200 книг любимых авторов. Кое-что, например, Малую Советскую энциклопедию (раритет выпуска 1932 года!) мне потом привез внук Лёша. Если за прошедшие в Германии 20 лет я открыл хотя бы десятую часть из привезенных книг, то это много. Малая Советская энциклопедия не в счет — в неё я заглядываю часто!

Конечно, вмешался интернет, он перевернул всё вверх ногами, и бедные старые книги-друзья молча стоят в моём шкафу, напоминая о прошлой жизни. Недавно мне позвонила Маринка и спросила, возьму ли я в подарок около 20 томов немецкой энциклопедии Брокхауз выпуска 1992 года. Я ответил, что это было бы прекрасное приобретение, но у меня для него нет места на книжной полке.

У меня теперь есть кое-что, чего не было в Днепропетровске. Например, там у меня не было своего парикмахера. Теперь, когда я прохожу мимо широких окон парикмахерской на Крайллерштрассе, где стригусь один или два раза в квартал, парикмахер-югослав приветливо машет мне рукой. В аптеке, что через дорогу от моего дома, знающий меня уже много лет аптекарь-немец делает мне мелкие поблажки, не предусмотренные строгими немецкими правилами.

Вот последний пример. Лекарство под названием Pantoprazol для Елены, которое она мне заказала, без рецепта можно получить лишь в небольшом количестве. Но для меня было сделано исключение, и мне дали упаковку из 100 таблеток.

А в булочной, что рядом с аптекой, молодой пекарь-турок, знающий по-русски с десяток слов, всегда советует мне, какой хлеб самый свежий. У меня в телефонной книге записан телефон русского таксиста, который я набираю в случае крайней необходимости. Вот и получается, что я вполне могу обходиться одним ключом.

Говорят, что в эмиграции уменьшается число знакомых. Но это не так. Ведь от того, что ты живешь в другой стране, старые знакомые не перестают быть знакомыми. Только общаешься ты с ними реже, и не очно, а по телефону, скайпу или электронной почте. И тут приходится быть осторожным. Если твой старый знакомый живет на скудную украинскую пенсию, а ты разъезжаешь «по Европам», то лучше ему об этом не рассказывать.

Конечно, настоящий друг будет рад за тебя. Но годы и расстояния меняют людей, и поэтому лучше не рисковать.

Прощальный апрель

10 апреля 2017 года исполнялось 15 лет со дня смерти Люсеньки. Мы — я, Светочка, Владик, Мариночка решили поехать на кладбище на один день раньше. К нам присоединилась Светина подруга Негора.

За два или три года до смерти Люся подарила Негоре огромный фикус. Дело в том, что этот фикус дорос до потолка нашей квартиры, и ему уже было тесно. Негора с удовольствием взяла вечнозеленое растение в свой загородный дом. И он там прекрасно рос. А через несколько недель после смерти Люси Негора рассказала Свете:

— Я не хочу тебя расстраивать, тебе и так тяжело. Но фикус, который подарила мне твоя мама, почему-то начал сохнуть…

Эту историю Негора напомнила мне на кладбище. А я рассказал ей то, что, кажется, не говорил никому. Через несколько месяцев после того, как мы с Аллой начали жить вместе, единая могильная плита, покрывавшая двойную (для Люси и забронированную для меня) могилу, раскололась ровно наполовину. И мне пришлось заменить её на две плиты.

Мистика, игра воображения? Ничего подобного. Всё случилось именно так, как я рассказываю.

И теперь мы все опять стоим на кладбище, у могилы Люси. На дворе воскресенье, прекрасная солнечная погода.

— А ты не помнишь, какая погода была в день маминых похорон? — спрашивает у меня Света. Я ничего не мог ответить.

Мы помыли памятники на могиле Люси и на могиле мамы, положили цветы и долго стояли молча. Какие слова можно говорить в этих случаях? В этот день мне не хотелось расставаться с дочкой и внучкой, и мы провели вместе несколько часов, гуляя вдоль Изара.

А потом мне предстояла поездка в Волгоград

Об этой поездке я заранее договорился с живущим в Волгограде моим племянником Мариком Улановским. Договорился, что в конце апреля 2017 года приеду в Волгоград, на могилу к Неллочке. Ведь она умерла ровно год назад, а я не попал на похороны.

В этих переговорах принимал участие Петя. Сын сказал, что не пустит меня одного в такую поездку. Марик обещал встретить нас в аэропорту и отвести на кладбище. Так всё и произошло. Марик встретил нас в аэропорту и привез к себе домой.

Я в этот день встал очень рано, и длительный перелет утомил меня (хотя Петя встретил меня в Москве, и всячески заботился). Поэтому я остался отдыхать в красивом и уютном доме Марика, а двоюродные братья поехали в город пообщаться.

На следующий день мы поехали на кладбище. По дороге заехали купить цветы. Я хотел посадить в землю живые цветы. Но таковых не оказалось, и мы купили срезанные гвоздики: я и Петя — розовые, Марик — красные…

Лил проливной дождь, что соответствовало моему грустному настроению. Однако лишь только Марик остановил свой «Lexus» у могилы, выглянуло теплое солнышко. В народе говорят, что это есть свидетельство, что Неллочка меня ждала…

Гора сырой глины на могиле Неллочки была укрыта венками из искусственных цветов. Я положил ладонь на эту глину. Как тяжело и холодно ей там лежать! Петя и Марик молчали.

Хорошая кованая ограда окружала участок, где до этого была похоронена свекровь Неллочки, Полина Семеновна Улановская. В ограде росло очень красивое деревцо -то ли ясень, то ли осинка. Нежные небольшие листочки шевелились под легким ветерком. В деревце образовалось дупло, и я посоветовал Марику, как его залечить.

— Через две недели, как раз к годовщине смерти, поставят памятник. Тогда и деревцем займемся, — ответил племянник.

На следующий день по убитым волгоградским улицам Марик вёз нас в аэропорт. И мы с ним договорились, что когда он появиться снова в Мюнхене, мы вместе сходим на еврейское кладбище, на могилу его бабушки Сони. Сходим, вне зависимости от его бизнес-планов.

Мы с Петей вместе долетели до аэропорта Шереметьево. Дальше наши пути расходились. Он остался в Москве, а меня ждал Мюнхен; ждали Света и Мариночка, ждал мой письменный стол, ждала забитая ещё неделю назад кухонная канализация, ждали мои обязательства перед редакциями и перед читателями.

Я бы мог написать, что меня ждала моя Алла. Но это было бы неправдой; она в это время находилась на своей родине, в Белоруссии. А я ведь обещал писать только правду, и ничего кроме правды…

Через две недели Марик прислал по электронной почте фотографию нового гранитного памятника на могиле Неллочки и Полины Семеновны. А у меня в шкафу — свой, шерстяной памятник: много лет назад Неллочка связала мне две пары шерстяных носков. В толстых можно ходить по дому вместо теплых зимних тапочек, а тонкие одевать в лыжные ботинки.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Где-то в середине семидесятых годов мы с Люсей были на спектакле в одном из московских театров. В антракте к нам подошла молодая пара. Девушка протянула мне программку спектакля и спросила:

— Вы Валентин Гафт? Вы можете расписаться нам на память на этой программке?

— Расписаться я могу, но я не Валентин Гафт, — ответил я.

Тогда многие наши знакомые говорили, что я очень похож на этого знаменитого артиста.

Запомнившаяся мне просьба дать автограф была первой, но не единственной в моей жизни. Позднее я не раз расписывался на обложках моих книг во время их презентаций.

Однако эти, а также описанные в других главах, незначительные свидетельства признания и некой популярности всё же не дают мне оснований поучать наследников. Кто я такой, чтобы они прислушались к моим советам? Чего такого особенного я достиг в жизни, чтобы они приняли мои слова за руководство к действию?

Лучше я сошлюсь на авторитеты, в данном случае, на создателя Facebook Марка Цукерберга (Mark Elliot Zuckerberg). Он моложе меня ровно на полвека, и его слова из речи перед выпускниками Гарвардского университета в 2017 году должны быть понятны моим внукам и правнукам:

«Хорошо быть идеалистом. Но, приготовьтесь к тому, что вас не поймут. Каждый, работающий над большим видением, столкнется с тем, что его назовут сумасшедшим, даже если в конце он окажется прав. Каждый, работающий над сложной проблемой, получит обвинение в том, что не до конца понимает масштабы, даже если невозможно знать о ней всё заранее. Каждый, берущий инициативу на себя, получит в ответ критику за то, что движется слишком быстро. Ведь всегда найдется кто-то, кто захочет затормозить вас…».

Мне хочется, чтобы мои наследники были такими идеалистами. И с этих позиций оценивали меня.

А я, отрывая глаза от последней страницы книги о себе и о нашей семье, понимаю, как необъятна прошедшая жизнь, и как много почти неуловимого осталось за пределами написанного.

Print Friendly, PDF & Email

3 комментария для “Виктор Фишман: «Время и мне собирать камни…» Главы из неоконченной биографии. Окончание

  1. Кто бы мне сказал, кто бы мне объяснил, почему, читая эти рассказы-миниатюры, я иногда улыбаюсь, но улыбаюсь сквозь слёзы. Иногда узнаю себя, иногда узнаю своих друзей или родственников. «Это память со слезами на глазах»…
    Это — кусочки смальты, из которых складывается мозаика нашей ностальгии по времени и по себе.

    1. Сошлюсь на авторитеты, на блогера Н. Лучшее средство от ностальгии и слёз в глазах —
      прослушать 3 раза исполнение Львом Лещенко песни «День Победы”.
      Не помогает, ещё 3 раза. Продолжать, пока жена не позовёт ужинать.
      После ужина – как рукой снимет.

Добавить комментарий для Yakov Kaunator Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.