Михаил Корабельников: Две сказки

Loading

Однако дошедшие до нас «исторические слухи» говорят о том, что товарищ Сталин, на самом деле, никого не вызывал, поскольку его самого в Смольном не было. Эту ночь он коротал со своей второй женой, юной Надеждой Аллилуевой, в собственной квартире…

Две сказки

Михаил Корабельников

 Михаил Корабельников Штурм «Зимнего»

Взятие большевиками Зимнего дворца и свержение Временного правительства описано в ряде исторических документов и мемуарной литературе. Но всякой прозе я предпочту поэзию, способную не только отразить в главном ход описываемых событий, — этим и занимается историческая проза, — но раскрасить это образно и эмоционально, способствуя тем самым их закреплению в памяти потомков. Поэтому в описании кульминационного события Октябрьской революции я доверюсь поэту Владимиру Маяковскому. Его поэма «Хорошо» еще со школьной скамьи известна нам, пришедшим в этот мир в довоенное время. Однако для полной ясности переживаемого момента я позволю себе кое-где разбавить высокую поэзию собственными комментариями, а читатель пусть простит меня за это невольное вторжение в звуки революционной музыки.

Итак, революционная драма октября семнадцатого года начинается с того, что:

«Дул, как всегда, октябрь ветрами,
Как дуют при капитализме.
За Троицкой дули авто и трамы,
Обычные рельсы вызмеив».

(Здесь и далее, для экономии места, я заменяю авторский текст лесенкой традиционным построением стиха, хоть и осознаю, что тем самым несколько приглушаю его звучание).

То есть ничего необычного в природе не происходит: была скверная осенняя погода. А революции можно совершать при любой погоде. Что же касается «авто», «трамов» и других неологизмов языка, то это такой стиль у поэта Маяковского. Искажая в угоду рифме названия некоторых предметов и явлений, он, тем не менее, емко и образно отражает саму суть описываемых событий. Мне такой стиль нравится. Главное, что хотел сказать поэт — это то, что на дворе еще стоял капитализм.

Далее, пропуская лишние для нашего изложения подробности, остановлюсь только на некоторых ключевых эпизодах этого исторического события. Вот картина происходившего в Смольном институте — штабе революции — накануне штурма Зимнего дворца:

«Вас вызывает товарищ Сталин,
Направо третья, он там.
Товарищи, не останавливаться, чего встали?
В броневики и на почтамт

По приказу товарища Троцкого!»
«Есть!» — повернулся и скрылся скоро,
И только на ленте у флотского
Под лампой блеснуло: «Аврора».

Вот, так сказать, будни революции, одно из непременных условий ее победного шествия: захват почт, телеграфа, вокзалов, банков, ну и так далее. Однако дошедшие до нас «исторические слухи» говорят о том, что товарищ Сталин, на самом деле, никого не вызывал, поскольку его самого в Смольном не было. Эту ночь он коротал со своей второй женой, юной Надеждой Аллилуевой, в собственной квартире, — по официальной версии дежурил в редакции газеты «Правда», что в данном случае не имеет значения. Возможно, он ждал, чем закончится вся эта авантюра большевиков: не придется ли отсюда сваливать? Впрочем, это только мои домыслы.

И вообще, интересна метаморфоза с приведенным отрывком из поэмы Маяковского в разные периоды нашего исторического прошлого. Через два года после написания из нее были изъяты слова «По приказу товарища Троцкого», и это произошло наверняка по приказу (пожеланию, намеку) товарища Сталина, чтобы не пачкать именем Троцкого святое дело революции. Но идем дальше. В 1969 году в издательстве «Художественная литература» под редакционным советом библиотеки всемирной литературы вышла книга: «В. Маяковский. Стихотворения. Поэмы. Пьесы». Из поэмы «Хорошо», помещенной в этой книге, вообще исключен весь процитированный выше текст: «Вас вызывает товарищ Сталин…», и т. д. И сделано это было, скорее всего, по приказу товарища Суслова — главного партийного идеолога страны Советов. Его можно понять: культ личности, то да се. Лучше вообще не вспоминать усопших.

Вот как пишутся у нас поэмы о Великом — сплошное коллективное творчество. Напрасно поэты рассчитывают на бессмертие своих творений. Их сочинения, если только это не о мотыльках и кузнечиках, превращаются у нас в продукт идеологического базара. Потомкам они достаются в усеченном и подправленном виде, а оригинал уходит в могилу вместе с его автором. Точно так же трактуются и исторические события: то, что нам преподносят официально под видом Истории, это в значительной мере — плоды коллективного мифотворчества, выражающего чаяния действующей власти. «История — это политика, обращенная в прошлое». Интересно, а по каким литературным источникам изучают сегодня поэта Маяковского в школьных программах? Или забыли давно? Ведь революции нынче не в моде. Никакие революции. И даже за разговоры о них могут привлечь как за «экстремизм». Но пошли дальше. Вот как описывает поэт штурм Зимнего дворца:

«— Долой! На приступ! Вперед! На приступ!
Ворвались. На ковры! Под раззолоченный кров!
Каждой лестницы каждый выступ
Брали, перешагивая через юнкеров,
Как будто водою комнаты полня,
Текли, сливаясь над каждой потерей,
И схватки вспыхивали жарче полдня
За каждым диваном, у каждой портьеры».

Чтобы придать делу больше драматизма, поэт Маяковский все несколько преувеличил. По дошедшим до нас сведениям, «Зимний» был сдан почти без сопротивления и жертв: всего несколько человек убитыми, да несколько дам из женского батальона изнасилованы участниками штурма или примазавшимися к ним уголовниками. Хочется верить, что последнее произошло исключительно из гуманных соображений, с тем чтобы не губить посредством пули или штыка их молодые тела и оставить для продолжения рода, а возможно — и для написания мемуаров о взятии Зимнего Дворца.

А вот и кульминация событий, самый их драматический момент: арест Временного правительства:

«…И в эту тишину раскатившийся всласть
Бас, окрепший над реями рея:
«Которые тут временные? Слазь!
Кончилось ваше время».
И один из ворвавшихся, пенснишко тронув,
Объявил, как об чем-то простом и несложном:
«Я, председатель реввоенкомитета Антонов,
Временное правительство объявляю низложенным».

А вот и конец представления, знаменующий смену эпох:

«До рассвета осталось не больше аршина,
Руки лучей с востока взмолены.
Товарищ Подвойский сел в машину,
Сказал устало: «кончено… в Смольный».
Умолк пулемет, угодил толков,
Умолкнул пуль звенящий улей,
Горели, как звезды, грани штыков,
Бледнели звезды небес в карауле.

Дул, как всегда, октябрь ветрами
Рельсы по мосту вызмеив,
Гонку свою продолжали трамы
Уже при социализме».

В октябрьском восстании участвовали тысячи, но поэт, при всем желании, не мог назвать всех поименно и назвал самых главных героев: Антонов, Подвойский, Троцкий, Сталин… А интересно, как сложилась судьба руководителей Октябрьского восстания и их ближайших соратников, возглавивших вооруженные силы Республики в первые дни революции?

Руководивший штурмом Зимнего дворца В.А. Антонов-Овсеенко в феврале 1938 года был расстрелян. Для этого его вызвали на родину из республиканской Испании, где он был консулом СССР в Барселоне. В дальнюю дорогу его провожала вся Барселона…

Н.В. Крыленко — первый Верховный главнокомандующий Красной армии — тоже был расстрелян в 1938 году. В июле 1939 года расстреляли и председателя Центробалта П.Е. Дыбенко.

Несколько иначе сложилась судьба Ф.Ф. Раскольникова, заместителя наркома по морским делам, далее — командующего Волжско-Каспийской военной флотилией и, одно время, Балтийским флотом. В 1938 году, находясь на дипломатической работе в Болгарии, он был отозван в СССР, однако, догадываясь о том, что его ждет на родине, стал невозвращенцем. После чего был объявлен «врагом народа» и заочно приговорен к смертной казни. Раскольников написал знаменитое «Открытое письмо Сталину», в котором высказал все, что о нем думает. Ответ Сталина не заставил себя ждать. Вскоре после передачи Раскольниковым этого письма в редакцию русского парижского журнала «Новая Россия» он «при невыясненных обстоятельствах» выпал из окна французского госпиталя в Марселе и погиб.

Троцкий, находившийся в изгнании в Мексике, в августе 1940 года был убит агентом Сталина.

А вот товарища Н.И. Подвойского Сталин, представьте себе, не расстрелял, как всех остальных главных участников революции. Тот не был оклеветан и умер своей смертью в 1948 году. Это можно расценивать и как курьез: бывают же и у диктаторов свои необъяснимые причуды. Правда, от всего пережитого, а главное — необходимости держать язык за зубами, дабы не потерять голову, наблюдая вакханалию репрессий тридцатых годов в Красной армии, он нажил «грудную жабу». Следует признать, что в частных беседах Подвойский не всегда и сдерживался и, тем не менее, каким-то непостижимым образом избежал общей участи.

И поэт Маяковский тоже не был расстрелян. Он загодя застрелился сам, не дожидаясь естественного разворота событий. Думаю, что не от страха за свою жизнь: Маяковский был большим поэтом, а ложь и поэзия несовместимы так же, как гений и злодейство. Оставшись среди живых, ему пришлось бы и далее лгать, славословя диктатора. И «не вынесла душа поэта…».

И Надежда Аллилуева — вторая жена Сталина -тоже застрелилась сама. Произошло это в 1933 году. К этому времени она уже хорошо изучила своего супруга, и у нее не оставалось иллюзий.

А И.В. Сталин, уничтоживший всю ленинскую гвардию участников революции, умер своей смертью в марте 1953 года, оплаканный советским народом. Он был похоронен в мавзолее рядом с Лениным, как продолжатель его дела, в том числе и организатор — вместе с Лениным — Октябрьской революции. Позже его тело вынесли из мавзолея, но похоронили на почетном месте у кремлевской стены, где он покоится и поныне.

Россия уникальная страна. Она единственная в своем роде…

Сказка о верном Полкане

Любовь коммунистов зюгановского разлива к Сталину, его обожествление выглядят, с первого взгляда, противоестественно. Трудно себе представить, чтобы эта команда совсем уж не знала ближайшей нашей истории, в том числе — и их собственной партии. Тем не менее, до сих пор они ходят на демонстрации под портретами бывшего вождя и награждают друг друга ими же изобретенным «орденом Сталина». Даже в худшие из советских времен руководители СССР не сподобились учредить подобную награду, видимо, совесть не позволяла.

Образ усопшего вождя и цитаты из его выступлений присутствуют почти во всех коммунистических газетах, он более популярен, чем даже Ленин. Я долго размышлял над этой аномалией поведения идеологов КПРФ, над их образом мышления, находя в нем немало патологического на уровне фантазий Франца Кафки, — вспомним, например, его рассказ «В исправительной колонии». В конце концов я понял, что Сталин — единственное, что осталось у них за душой от всей коммунистической системы ценностей, это их путеводная звезда, их идеал. Ибо Сталин возродил «Великую Державу», которую все боялись. Справедливости ради следует отметить, что подобных взглядов придерживается значительная часть российского населения, а не только коммунисты.

Придя к такому выводу, я тут же сочинил обыкновенную сказку для детей и взрослых и назвал ее «Сказка о Верном Полкане», взяв пример с Георгия Вадимова, подарившего нам историю о «Верном Руслане». Не осудите меня, дорогие читатели, за мое неумелое подражательство: ведь я вовсе и не писатель.

Итак, жил на свете Полкан, и был он верным псом, в своем Хозяине души не чаял. А Хозяин был строг, лют и скор на расправу. Бил он своего пса смертным боем и топтал сапогами. За дело, да и просто так, чтобы впредь неповадно было. А Полкан все равно ему был предан и всякий раз готов отдать за Хозяина свою собачью душу. Это так уж устроено у собак.

Зато по праздникам и в редкие минуты веселого настроения Хозяин иной раз и приласкает Полкана, и погладит по голове, и даст сахарную косточку. А то и за особые заслуги пожалует его орденом. И тут уж не бывало удержу собачьему восторгу: Полкан визжал от радости и кувыркался на лугу через голову, и лизал Хозяину эти самые сапоги, и сочинял ему свои собачьи оды.

Наблюдая такое поведение своей собаки, Хозяин как-то изрек: «Благодарность — это такая собачья болезнь». А Полкан свою вечную благодарность Хозяину никогда болезнью не ощущал, поэтому от нее и не лечился. И никакими побоями нельзя было выбить эту самую благодарность из собачьей души Полкана. А даже совсем наоборот: чем круче свирепствовал Хозяин, тем визгливее становились симптомы собачьей болезни. Полкан искренне считал Хозяина самым великим на земле. Выше него было только солнце. И если кто-нибудь осмеливался выразить осторожное сомнение в истинности этого суждения, того ждала скорая и жуткая расправа. Расправа ждала даже тех, кто хоть и вилял хвостом под портретом Хозяина, и славил его на разные голоса, однако делал это недостаточно искренне.

А для выявления подобных отщепенцев и врагов собачьего народа у Хозяина под рукой была специальная крысиная гвардия, обученная и натренированная пролезать в любую щель, подслушать любой разговор и лай, а также читать мысли у неблагонадежных тварей. Бывало и сами эти твари не ведали о том, что на самом деле замышляли: прокопать ли нору от дальнего озера к дому Хозяина, чтобы стащить у него приготовленный к обеду кусок индейки или и вовсе выть на луну средь бела дня. Однако выведенные «на чистую воду» серой крысиной гвардией искренне раскаивались, но все равно было поздно.

Но и в самой этой гвардии Хозяин время от времени проводил «ротации». Это чтобы не зажирели крысиные начальники и не потеряли нюх. Во время «ротаций» подросшее новое поколение крыс пожирало прежнее зажиревшее и само занимало его место. А через какое-то время вырастало следующее поколение, еще более злобное и нахрапистое, и пожирало своих предков. Так происходило обновление кадров в крысином хозяйстве.

Долго жил пес Полкан рядом с Хозяином, обитая у него на кухне под столом на своей собачьей подстилке. Но неожиданно случилось несчастье: Хозяин, который сам себя считал бессмертным, вдруг помер. Тогда пришли другие, которые выгнали Полкана из дома и посадили его на цепь в собачью будку. Полкан презирал новых хозяев и ненавидел их за лишение его свободы: ведь раньше была у Полкана не только свобода лая — на кого укажет Хозяин, но и свобода передвижения — у него на поводке. Он рвался с цепи, отчаянно лаял и выл. Хотя, по правде говоря, лай сделался сиплым у старой собаки и шкура облезла. Но, несмотря на это, он все еще выглядел грозным псом, если не очень присматриваться. А новые хозяева, конечно, и в подметки не годились прежнему, хотя похлебку в собачью миску наливали регулярно и бить Полкана остерегались. Вот за это он их и презирал.

И осталась только одна отрада у Полкана — его собачьи сны. Во сне он гулял с Хозяином в окрестных лесах и наводил ужас на все живое. То поймает зазевавшуюся пташку, — в молодости он был резв, — тут же ее и придушит. То сцапает зайца, и они с Хозяином его тут же сожрут. Звери на версту вокруг бежали в дальние леса. А которые остались платили дань Хозяину своими первенцами и славили его на своем зверином языке. Однако все это только во сне. А наяву жил Полкан уже под новыми хозяевами, и его никто не боялся. Днем он рвался с цепи, а ночью смотрел сладкие сны.

И вот опять случилась беда: оборвалась цепь, которая удерживала Полкана в рабстве у новых хозяев. Это он сам своим неосторожным рывком оборвал ее. Но когда Полкан с обрывком цепи вдруг обрел свободу, то вместо того, чтоб убежать в лес и приняться там за старое разбойничье ремесло, сделался совсем больным. Он задрожал, забился в дальний угол собачьей будки и не подавал признаков жизни.

Но все закончилось благополучно, как и положено в детских сказках. Во двор явился собачий доктор. Он поставил Полкану градусник, дал ему касторку и сделал две клизмы. И Полкан выздоровел. А хозяева подарили ему новую цепь. С этих пор он уже особо не рвется, да и лаять стал не на каждого встречного, а выборочно и со смыслом. Вот проезжает мимо его будки на новом лексусе с затемненными стеклами и с мигалкой какой-нибудь олигарх — и Полкан лает на него злобно и сипло, пытается, значит, цапнуть его за колеса. Или, например, проходит мимо какой-нибудь нахал с приемником, из которого горланят не на нашем языке, — чтобы заглушить, значит, наши патриотические марши. И Полкан тоже лает на него громко и злобно. А, кроме того, Полкана всегда возмущали жилищно-коммунальные условия проживания в собачьих будках наших граждан. И по этому поводу, с разрешения новых хозяев, Полкан задиристо лаял, призывая других псов присоединиться к нему.

А сны Полкану между тем продолжали сниться, но уже не плотоядные, как раньше, а исключительно духовной направленности. Вот стоит он на задних лапах перед портретом Хозяина и молится. А Хозяин — красавец такой — усатый, в фуражке, в маршальском кителе и начищенных до блеска сапогах. Тех самых, которые раньше топтали Полкана, и которые он потом лизал, если ему позволял Хозяин. И только потянется Полкан лизнуть, значит, сапог, как тут же и просыпается.

Да, совсем забыл, можете себе представить? Верующим стал наш пес на старости лет! Иной раз увидит какое-нибудь очередное безобразие — и вместо того, чтоб рваться с цепи во имя справедливости, отвернется, чтобы никто не заметил, и тихонько перекрестится. Ибо сколько бы мы ни грешили на земле, а Бог на небе все видит.

Так и живет по сей день наш верный пес в своей будке. Клянет новых хозяев за свою собачью жизнь, однако яростно огрызается на чужого, пришедшего даже и с добрыми намерениями на хозяйский двор. Значит, службу свою знает. Чего и вам всем желаем, дорогие товарищи. Тут и сказке конец.

Print Friendly, PDF & Email

3 комментария для “Михаил Корабельников: Две сказки

  1. Рискую показаться занудой, но все же не могу не поправить автора: у Маяковского написано «За Троицкий мчались авто…» В смысле за Троицкий мост (М. Поляк).

  2. Я понимаю, что выбранный автором срез исторических баек с опорой на стихи Маяковского допускает некоторые лакуны. Мой товарищ Евгений Асабин, работая в партийном архиве, лет тридцать назад раскопал некоторые детали. Упомянутые поэтом авто и трамы — важная деталь, она показывает, что какое-то время эту попытку переворота всерьез никто не принимал. Юнкера и женский батальон лениво отбивались от небольшой группки солдат два дня, пока в Смольный не вызвали старого ленинского знакомого-боевика Яковлева (Константин Мячин), он собрал рабочую дружину в 200 человек и повел на штурм. Потом он был комендантом поезда, который возил Николая и семью, пока он там был, ни о каком расстреле речи не было, царевна Олга в дневнике очень тепло о нем отзывается. Потом много чего было с Мячиным — от командования фронтом до перехода на сторону Учредительного собрания, от командования одной из китайских Красных армий до смертного приговора, замененногго ГУЛАГом, где он стал начальником принявшего его лагеря… Подробно, относительно, я написал с помощью Асабина: http://www.proza.ru/2016/09/29/1001

  3. Несколько слов в дополнение.
    Раскольников был полпредом (послом) СССР в Болгарии. Его певозвращение и, в особенности, открытое письмо Сталину, вызвало кровавую цепную реакцию. Во-первых, был отозван, вывезен в СССР и расстрелян весь персонал посольства. Далее были расстреляны все роственники работников посольства мужчины, а жёны и совершеннолетние дети отправлены в концлагеря. Я об этом знаю, что называется, из первых рук. Моя родная тётя Лия была замужем за Кириллом Сухоруковым — родным братом военного атташе в Болгарии . Оба были расстреляны, а тётя Лия получила 8 лет, но отсидела десять. Спаслась только потому, что в середине срока её перевели скотницей на ферму НКВД, там можно было украсть немного молока и ацидофилина. Их сына, тогда несовершеннолетнего, Анатолия Кирилловича, тоже постигла тяжкая судьба. Его попеременно прятали от отправки в спецдетдом мои родители и другие родственники в Москве, Ленинграде и Макеевке. К сожалению, оккупация застала его в Макеевке. Там произошла обычная ссора мальчишек из-за наезда санками при катании с заледенелого террикона. Обидевшийся мальчишка пожаловался отцу-полицаю и тот сдал Толю в полицию. В тот день было схвачено много народа и всех держали во дворе. К счастью(?) на крыльцо вышел полицай из шахтёров, хорошо знавший всю семью Сухоруковых, и шепнул: \»Толик, беги! Завтра всех расстреляют!\». Толя рассказывал, что сам не понимает откуда взялись силы у голодного мальчишки взлететь на высокий забор с колючей проволокой и ещё бежать несколько километров до отдалённого хутора, где жили другие дальние роственники его отца. Они прятали его до освобождения Донбасса…
    Вот так аукнулось нашей семье дело Раскольникова.

Добавить комментарий для Иосиф Гальперин Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.