Михаил Гаузнер, Леонид Комиссаренко: Нам — шестьдесят!

Loading

Гулко наполнят комнату курантов удары мерные, / С Новым Годом поздравит по радио Левитан, / А когда шум утихнет, в десять минут первого / Я по старой традиции снова наполню стакан.

Нам — шестьдесят!

Михаил Гаузнер (М.Г.), Леонид Комиссаренко (Л.К.)

 Михаил Гаузнер Одесса, небольшой сквер напротив входа в Экономический университет в начале Преображенской улицы. Проходящие мимо студенты с удивлением смотрят на небольшую группу очень пожилых людей, которые ведут себя (с учётом возраста) довольно странно. Каждого подходящего со стороны памятника маршалу Малиновскому они обнимают, целуют, похлопывают друг друга по спине, их глаза по-молодому блестят. Слышатся радостные восклицания, и кажется на удивление естественным, что люди, которым, говоря одесским языком, «хорошо за восемьдесят», называют друг друга Игорьками, Инками, Алками, Сашками. Поэтому и мы в этом тексте будем называть наших солидных и пожилых товарищей просто по именам, без отчеств и церемоний.

«Ну, дают старики! — тихо говорит идущий мимо парень девушке, — что это они, как молодые? Интересно, кто это?»

Так напротив входа в бывший главный корпус Одесского политехнического института, где он размещался с 1918 по 1958 годы, собирались 10 сентября 2018г. выпускники механико-технологического факультета, окончившие его в 1958 г.

Мы пришли в него 65 лет назад юными, наверняка немного смешными; кто-то был скромным, кто-то более уверенным, но все — радостными и весёлыми: ведь впереди была студенческая жизнь, о которой мы так мечтали.

Наш сороковой выпуск ОПИ был в этом здании последним, потом институт переехал на проспект Шевченко, там впоследствии вырос целый квартал учебных корпусов, но они для нас чужие, а тот, у которого мы собрались, — родной. Читатель уже понял, что институту в 2018 г. исполнилось 100 лет, а мы в этот день отмечали 60-й (!) юбилей нашей самостоятельной инженерской жизни, начавшейся тогда, когда мы покинули эти стены.

Кстати, о стенах, вернее — о здании. Оно было построено в конце XIX в. на средства одесского купечества для размещения в нём Императорского коммерческого училища. Окончившие это училище с отличием представлялись на звание почётного гражданина Одессы. Выпускниками этого учебного заведения были многие известные люди, сыгравшие важную роль в жизни Одессы и России. Коммерсантов не припомним, но двоих знаменитых литераторов назовём: Лев Никулин и, особенно, Исаак Бабель. Так что мы, не зная этого тогда, вполне могли заниматься в аудитории, где учился Исаак Эммануилович.

И.М. Зальцман

А в 1933 году наш институт окончил сам легендарный танковый нарком Исаак Моисеевич Зальцман.

Какими же разными встретились мы впервые 1 сентября 1953 г. на лекции по основам марксизма-ленинизма в большой аудитории главного корпуса! 150 человек, представлявших всю палитру географического и социального разнообразия советского общества: мальчик Женя Лев из Киева поступил в одесский Политех потому, что в киевский евреев с трудом принимали; девочку Зухру из казахского аула зачислили по лимиту для окраинных республик; Ванда Рымар приехала из села Одесской области, другие ребята — из сёл и райцентров не только Украины, но и соседней Молдавии, своего Политеха тогда ещё не имевшей; были и дети одесской научно-технической интеллигенции, и дети простых работяг и колхозников. Были среди нас и двое учаастников только 8 лет назад закончившейся войны: пехотинец Иван Михащенко и искалеченный при жёсткой посадке своего подбитого ИЛ-2 лётчик Толя Тупиков, открывший мне (Л.К.) глаза на истину по тематике «Россия — родина слонов». Толя вообще был толковый парень, но нуждался в помощи по учёбе, как и Ваня.

Помогали мы им, оба институт закончили, правда, Тупиков вскоре после окончания умер.

Мы и по одежде различались, и по словарю, не говоря уже о языке — от русского через русско-украинский (суржик) до русско-молдавского. Но все удивительно быстро сдружились, обошлось без выпендрёжа городских перед сельскими, школьных отличников перед не всегда нормально успевавшими. Взаимопомощь стала нормой с первых дней, мы не можем вспомнить ни одного серьёзного конфликта за все годы учёбы. Постепенно ребята подравнялись, и вскоре уже трудно было по внешнему виду отличить, кто из какой семьи, где учился, кто «городской», а кто им только недавно стал.

Сергей Калайджян учился в Абхазии, родными языками у него были армянский, грузинский, абхазский — какой угодно, только не русский, да и знания, полученные в сельской школе под Сухуми, оставляли желать лучшего. С каким упорством, с какой настойчивостью осваивал он институтские курсы, как старался вникнуть в самую суть! Ведь ему трудно было вдвойне — и языком плохо владел, и подготовка была слабой, но уже в конце первого курса он успешно сдавал зачёты и экзамены. Правда, кавказский акцент остался на всю жизнь, но такому вдумчивому, основательному человеку, как Сергей, он не мешал состояться в профессии.

Кроме самолюбия, у ребят, испытывавших трудности в учёбе, был другой мощный стимул — стипендию получали только не имевшие троек, а для многих она была основным источником существования.

Некоторые ребята довольно быстро адаптировались в нашей русскоязычной среде, хорошо и почти без изъянов стали говорить по-русски и пользовались украинизмами только при необходимости произвести нужное впечатление (например, на экзамене, чтобы к ним предъявлялись требования помягче).

Вспомнился смешной случай. Преподаватель военной кафедры подполковник Р. (не самый квалифицированный, в основном там работали грамотные и знающие люди) скучно и монотонно излагал нам общеизвестные сведения о бактериологическом оружии. Чтобы разрядить обстановку, один из ребят, в обыденной жизни говоривший по-русски уже вполне прилично, поднял руку: «Товарышу пидполковнык, дозвольте пытання» — и встал. Мы напряглись в предвкушении явного цирка.

— Ось Вы говóрыте, — продолжал он, — «бахтерии, бахтерии», а що це такэ — бахтерии?

Теперь уже напрягся и подполковник, испытующе посмотрел на спрашивающего, но тот выглядел искренним и, по-видимому, вызвал доверие, показался родной душой. Р. спустился с возвышения, на котором стояла кафедра, подошёл к стоящему навытяжку студенту, положил ему руку на плечо и проникновенным тоном спросил:

— Как тебя (!) звать?

— Вася… — доверительно ответил наш товарищ.

— Сядь, Вася! Понимаешь, в наставлении это прямо не сказано, но я тебе поясню, как этот вопрос сам понимаю.

Увлекательное и интригующее предчувствие нас не обмануло.

— Ты, Вася, вошей представляешь?

— Ни, нэ бачыв, нэ прыйшлось.

— А блох?

— Блох бачыв, у нашого Мухтара воны булы до того, покы мы… — Так вот, — мягко прервал его подполковник, — бактерии как воши, только в тыщу раз меньше. Теперь понял?

— Тэпэр зрозумив! — бодро сказал Вася, намереваясь поскорее закончить этот опасный эксперимент.

Конечно, такие случаи демонстрации сельского происхождения (а вовсе не языка коренной национальности, как это бывает сейчас) были исключениями, особенно когда не приносили пользу спрашивающему, но — бывали.

После окончания института мы получили направления на работу в разные города СССР.

Распределение

Самый крупный «десант» «высадился» в Одессе — 22 молодых инженера стали работать на заводах города. Почти тридцать поехали на предприятия Сталино (Донецка), Ворошиловграда (Луганска) и городов этого региона, 14 — в Минск, шесть — в Днепропетровск, пять — в Ригу, 20 молодых специалистов начали трудовую деятельность в Новосибирске, Кемерово и других городах Сибири.

Не будем утверждать, что все мы были идеальными студентами — это было бы несерьёзно. Но наша профессиональная подготовка оказалась действительно очень хорошей — не случайно среди нас известный учёный, заслуженный деятель науки и техники Украины, профессор, академик Аскольд Назаренко, заведующий организованной им кафедрой экономики машиностроения ОПИ профессор Евгений Бельтюков, профессор Технического университета Молдовы Александр Марин, доценты Евгений Некрасов, Виталий Самойленко, Владимир Давыдов, несколько кандидатов наук, Лауреаты Государственной премии СССР (Л.К. — за оборонку, Женя Марголин — за сценарий к фильму «Легко ли быть молодым), лауреаты премии Совета Министров СССР Юрий Концов и главный конструктор, а затем начальник СКБ «Сиблитмаш» в Новосибирске Виктор Денисенко; директор одесского завода «Центролит» Сергей Василенко, директора заводов Валентин Сунцов и Владимир Прокопенко, Зам. Министра станкостроения СССР, а затем Министра угольной промышленности СССР Николай Ендовицкий, лауреат Государственной премии республики Беларусь, вице-президент Белорусской ассоциации литейщиков Вадим Басс, многие другие руководители предприятий и организаций, главные специалисты, конструкторы высокого уровня — руководители и авторы оригинальных разработок, изобретатели; этот перечень явно неполный. Не боясь громких слов, можем сказать, что выпускники нашего курса внесли действительно большой вклад в развитие машиностроения.

Конечно, многое в нашем овладении профессией зависело от нас — и при обучении, и потом, во время самостоятельной работы. Но было бы неправильным не отдать должное нашим преподавателям. За редкими исключениями, именно они заложили основы наших успехов.

Прежде всего нужно вспомнить директора института профессора Виктора Афанасьевича Добровольского, около тридцати лет бессменно заведовавшего кафедрой деталей машин. По его знаменитому учебнику, впервые изданному в 1928 г. и неоднократно переиздававшемуся, учились несколько поколений студентов-механиков всей страны. Наш курс был последним, на котором он читал свои неповторимые лекции. Это был учёный и инженер с огромной эрудицией и опытом, эксперт во многих областях машиностроения и одновременно человек с прекрасным чувством юмора, остроумные фразы которого передавались из поколения в поколение студентов.

В.А. Добровольский

Вот некоторые изречения Виктора Афанасьевича: «Характер, по аналогии ещё кое с чем, надо иметь, но не обязательно его показывать»; «Прочность соединения обратно пропорциональна учёности его создателя» и ряд других, неизменно вызвавших смех.

Отец М.Г., учившийся у Виктора Афанасьевича ещё в начале тридцатых годов, цитировал другие «крылатые фразы» профессора. Когда студент приносил Добровольскому слабый, с ошибками, проект, тот говорил: «Инженера из тебя, видимо, не получится. Разве что — главный инженер…», «Инженер-руководитель должен уметь не только руками водить, но хотя бы иногда и головой работать».

С 1928 по 1941 год Добровольский был руководителем кафедры, заместителем ректора Одесского политеха, так что не удивительно, что в созданном его студентом Зальцманом уральском Танкограде Виктор Афанасьевич — его заместителеь по науке. Тогда мы всего этого не знали, но частое обращение к танковым примерам при расчёте деталей машин не осталось без нашего внимания.

При приёме экзаменов Добровольский не только не препятствовал, но даже поощрял пользование технической литературой, говоря: «Если вам на практической работе придётся выбирать элемент конструкции или его рассчитывать, вы возьмёте справочник. Делайте это и здесь, проявите умение найти, осмыслить и использовать литературу». Казалось бы — источник информации доступен прямо на экзамене, не нужны никакие шпаргалки; читай, отвечай и пятёрку получай! Ан нет — пятёрок было очень мало, а троек много, потому что профессор сразу «усекал», кто понимает суть, а кто просто переписал из справочника формулу (хорошо, если ту, что требуется) и подставил в неё величины. Один-два вопроса, и всё ясно…

На лекциях В.А.Добровольского аудитория всегда была полной, хотя лекциями в общепринятом смысле назвать их было трудно; скорее это были размышления, рассказы об интересных случаях из его обширной практики эксперта. Но почему-то именно они вспоминались потом в нашей практической работе чаще многих традиционных по форме изложений темы лекции. Неизвестно, знал ли Виктор Афанасьевич точку зрения знаменитого американского физика и математика XIX в. Д.У.Гиббса, говорившего: «Обучение помогает только тем, кто к нему предрасположен, но им оно почти и ненужно», но он ей по-своему следовал. Отсюда и часто используемое им выражение: «Всё вы можете найти у Добровольского на странице тринадцатой».

Наша сокурсница Майя Яворовская писала о Викторе Афанасьевиче через 25 лет после окончания института: «Неожиданно приоткрылась дверь аудитории, в ней показались аккуратно причёсанные на пробор профессорские седины, неизменное чеховское пенсне — и вдруг совершенно хулиганско-мальчишеский взмах руки: «Бонжур, механики, с новым учебным годом!». И исчез…». «Во время праздничных демонстраций он любил приходить в нашу колонну и разбрасывал налево-направо, словно конфетти, свои ярко расцвеченные полулегальные шуточки». Наверное, среди наших преподавателей не было другой такой колоритной и легендарной фигуры.

С благодарностью вспоминали мы преподавателей, прекрасно читавших сложные теоретические курсы: теорию механизмов и машин (ТММ) — внешне чудаковатого Льва Соломоновича Ханукова, и сопромат — всегда подтянутого, строгого Анатолия Васильевича Будницкого. Оба они (каждый в своей, только ему присущей манере) очень доходчиво излагали нелёгкие предметы, и большинство из нас неплохо их освоили. По этому поводу вспоминается шутливое выражение многих поколений студентов-механиков: «Сдал ТММ — можешь влюбиться, сдал сопромат — можешь жениться».

Доцент Николай Иванович Горбатов прекрасно читал и курс теоретической механики, и лекции о Сурикове; доцент (впоследствии — профессор) Леонид Болеславович Богданович преподавал металлорежущие станки и отдельно — их гидропривод, написал по этой теме хорошую, практически полезную книгу; очень интересно читал вроде бы скучный курс экономики и организации производства, умудряясь делать его одним из самых интересных, доцент (тоже впоследствии профессор) Лазарь Борисович Эрлих. Рассказывали, что раньше, до годов «борьбы с космополитизмом», когда В.А.Добровольский с трудом сохранил его в институте, Эрлих блестяще читал курсы, требовавшие знаний по совершенно разным специальностям, весьма далёких одна от другой — от расчёта и конструирования металлорежущих станков до их электропривода.

Доцент Пётр Родионович Родин научил нас достаточно сложному проектированию режущего инструмента и умудрился увлечь этим довольно сложным предметом многих. Благодаря доценту Анатолию Борисовичу Дашевскому мы не только знали, но и понимали (а это намного труднее) технологию машиностроения — он заставлял нас думать! Даже те, кто в школе хорошо знали физику и химию, с удовольствием слушали интересные, насыщенные лекции Льва Фёдоровича Розенберга и Александра Осиповича Киневского.

Легендарный майор военной кафедры Филипп Яковлевич Донец, помогая нам освоить премудрости устройства и вождения танка, постоянно показывал пример офицера и мужчины — энергичного, физически крепкого, требовательного и одновременно непосредственного, с юмором и солёными шутками.

Любимцами всего курса, а особенно его женской половины, были молодые преподаватели Владимир Андреевич Бурьян и Георгий Иванович Самохин. Их и многих других мы всегда вспоминаем добрым словом. Никого из наших преподавателей давно нет в живых, но память о них и благодарность за их труд сохранятся у нас на всю жизнь.

В выпускном альбоме размещены фотографии почти всех наших преподавателей. Всего нескольких из них мы запомнили плохо — видимо, они не оставили яркий след в нашей памяти, читая свои лекции, как выразился Гриша Машевский, «без отрыва от конспекта». Однако одного такого «безотрывщика» забыть невозможно. Это был старший преподаватель Ярёменко, читавший всему «потоку» лекции по общей теплотехнике. Для инженеров-механиков этот курс не был основным, но для инженерного развития наверняка полезным.

Ярёменко, единственный из всех лекторов не имевший учёной степени и потому так и не ставший доцентом, клал на кафедру увесистую папку, переплетенную в тонкую кожу. Её содержание составляла стопка двухсторонних листов толстой бумаги с написанными каллиграфическим почерком текстом и формулами. Проходя впервые мимо кафедры в перерыве между двумя частями лекции на первой читаемой этим преподавателем «паре», мы обратили внимание на то, что листы в раскрытой «на разворот» папке не скреплены между собой, но вначале не придали этому значения. Вскоре причина стала понятной — Ярёменко не только бубнил лекцию, неотрывно глядя в лежащий перед ним на кафедре текст, но и шёл к доске, держа лист в руке и списывая формулу с него.

Однажды один из нас решил похулиганить. Зная, что Ярёменко курит свою неизменную трубку в курилке до самого звонка на вторую часть лекции «пары», смельчак аккуратно перевернул несколько листов вперёд. И после перерыва наш большой знаток теплотехники, поколебавшись недолго, продолжил бубнить с того места, где начинался текст на правой странице разворота — как понимаете, без связи с тем, что бубнилось на первой части лекции!

На лекции, посвящённой одному из основополагающих понятий термодинамики — энтропии — он минут пятнадцать читал общие фразы, так и не объясняющие непростой сути этого довольно сложного понятия. Один из нас встал и попросил Ярёменко объяснить его более доступным образом. Ответ прозвучал примерно так, приведя нас в недоумение: «Многие теплотехники, и даже остепенённые (!), сами этого полностью не понимают». Чего в нём было больше — зависти к имеющим учёную степень или незатейливого признания собственной безграмотности и непрофессионализма, мы не осознали, но неуважения прибавилось.

Факультетская стенгазета «Механик» опубликовала написанные по этому поводу стихи нашего сокурсника и ближайшего друга одного из авторов этих строк Жени Марголина:

В институте проведя наши годы молодые,
Видно, так и не поймём, что такое энтропия…

Преподаватели военной кафедры, кадровые офицеры в звании не ниже подполковника, в течение ряда лет проходили службу в нашем совершенно штатском ВУЗ’е и перестали быть, что называется, «военной косточкой». Они давно потеряли военную выправку, у некоторых намечалось небольшое брюшко; носили они форменные брюки навыпуск, ботинки, на кителях были «поплавки» — значки в форме ромба, говорящие о том, что их обладатель окончил одну из военных академий, т.е получил высшее военное образование.

Специалистами они, как правило, были хорошими, свои предметы знали и грамотно, доходчиво, без всякого солдафонства их преподавали. А нам, будущим инженерам, это было интересно — военная техника по тем временам была достаточно современной. Всякими сугубо военно-строевыми требованиями и придирками нас не особенно допекали. Конечно, в первом году обучения была строевая подготовка, и маршировать на плацу приходилось, и рапортовать, надев штатскую фуражку и прикладывая к козырьку руку, но всё это было в минимально необходимых пределах.

И вдруг на втором году обучения (на 3-м курсе) среди этих по сути почти штатских преподавателей появляется новая фигура — подполковник (опять назовём его Р.), очень отличавшийся от коллег и внешним видом, и поведением. На нём был не китель, а гимнастёрка, сапоги начищены до зеркального блеска, талия (а не брюшко!) туго перетянута офицерским ремнём, поддерживаемым двумя портупеями. Было полное впечатление, что вся это ладно пригнанная сбруя вот-вот заскрипит. Дополняла внешний вид стрижка «под ёжик» — очень короткая, верхушки волос образовывали почти ровную плоскость. Строгий пристальный взгляд, отрывистый командирский голос, лишь изредка, но очень избирательно — с заботливо-отеческими нотками.

Именно о нём мы упомянули в начале этого очерка, рассказав об образном и доходчивом описании им бактерий. Теперь приведём некоторые его «перлы» более подробно. После сказанного о бактериях Р. решил развить тему и придать ей логическое завершение:

— Я не доложил (!) вам, для чего они служат. Их лóжат в специальные мешочки, герметично запаивают, сбрасывают с самолётов на территорию противника и заражают местность и местные предметы.

Отойдя от Васи, подполковник повернулся к нам спиной и возвратился к кафедре, дав нам возможность на 5-7 секунд лихорадочно воспользоваться фуражками, лежавшими на столах справа от нас (на случай необходимости на плацу откозырять при рапорте). Мы мгновенно потянулись к ним, чтобы втиснуть в рот, если не удастся удержаться от громкого смеха.

Занятия по противоатомной защите сводилось, в основном, к обучению методике дезактивации танков после их прохождения через очаг радиоактивного заражения. Подполковник и в этот раз излагал информацию чётко и доходчиво:

— Желательно заехать в лес или хотя бы в лесопосадку, наломать веток, сделать из них веники и удалить с брони всю эту радиацию. Запомните порядок удаления — сверху вниз, спереду назад. Только так, иначе можете всю не удалить!

Нашу реакцию нетрудно предположить.

На занятиях по радиообмену Р., выступая в роли посредника между сражающимися «синими» и «зелёными», дал участникам игры позывные: «Командир первого взвода «синих» — «Берёза-1», второго — «Берёза-2»; командир первого взвода «зелёных» — «Сосна-1», второго — «Сосна-2»; мой позывной — «Дуб». Повторить!»

Вызванный студент бодро повторил позывные командиров взводов и замолчал. Тогда Р. спросил:

— А я кто?

— Ну, это все знают — Вы дуб, товарищ подполковник.

— Точно так — я дуб! — удовлетворенно подтвердил Р. …

После таких откровений (а подобных им было немало) мы по достоинству оценили то, что по началу нам не бросилось в глаза — на гимнастёрке подполковника были привинчены не один, как у всех преподавателей кафедры, а ДВА «поплавка», свидетельствующих об окончании им ДВУХ военных академий. Ни у кого из наших уважаемых преподавателей такого не было.

Справедливости ради нужно сказать, что такие «дубы» были на нашей военной кафедре исключениями, и человеком он оказался не злым, и кросс в лагерях в сильнейшую жару бегал наравне с нами, и помогал, но — всё же, всё же, всё же…

Эти двое «первых с конца», как сказали бы одесситы, были исключениями — подавляющее большинство наших преподавателей были замечательными и дали нам достаточно хорошие знания. Это очень помогало на первых порах в работе многим из нас.

Правда, случались и смешные казусы — опытные производственники зачастую не упускали случая подшутить над молодыми специалистами. Конечно, до просьбы «принести ведро компрессии» они, как правило, не опускались, но розыгрыши бывали.

Однажды, в самом начале работы на заводе одного из авторов этих строк, во время обеденного перерыва группа сборщиков провела с ним, совсем еще «зелёным» конструктором, проверочно-тестовую беседу:

А знаешь ли ты, что означает число 2,87?

— Конечно, — бодро ответил он, сразу вспомнив цены на водку, — «Московская».

— А 3,02 ?

— «Российская»!

— А 3,12?

— «Столичная».

— А 3,14?

Он лихорадочно стал перебирать в памяти стоимости других известных ему крепких напитков («Вроде бы не коньяк — его цена 4,12. Что же это?») и не смог сразу ответить. Раздался дружный смех и возгласы: «Эх, ты, а ещё с высшим образованием. Число π

Двое наших однокурсников в первые годы инженерной деятельности неплохо состоялись как молодые инженеры, но природные способности и стремление к самовыражению в журналистике перевесили, и они ярко проявили себя в области, с техникой совсем не связанной.

Женя Марголин

Евгений Марголин всегда был разносторонне интересным человеком — писал стихи, получил звание кандидата в мастера спорта по парусу, участвовал во многих яхтенных регатах и походах. Ещё работая на заводе РЭЗ в Риге, Женя в 1960 г. написал стихотворение «Друзьям-политехникам». На встрече однокурсников в 2008г. оно прозвучало так, как будто было адресовано нам, сегодняшним. Написано оно было к встрече Нового Года, но важен в нём не повод, а тяга к общению с друзьями и настроение. Приведём несколько последних строк:

«… Гулко наполнят комнату курантов удары мерные,
С Новым Годом поздравит по радио Левитан,
А когда шум утихнет, в десять минут первого
Я по старой традиции снова наполню стакан.
Я знаю — в это же время в далёком Новосибирске
Сверяют часы по московскому трое наших ребят
И одновременно в Одессе, Москве и Минске
Бывшие политехники тоже на стрелки глядят.
Большая подходит к двойке.
Выпьем за дружбу верную!
Впрочем, не надо тостов, пусть говорит тишина.
В эту минуту — вместе. Десять минут первого.
Молча — стаканы в руки, молча — до самого дна».

Пожалуй, лучше о дружбе и братстве не скажешь.

Успешно проработав четыре года конструктором, Женя перешёл в газету, где стал профессиональным журналистом высокого уровня, затем был редактором и киносценаристом на Рижской киностудии документальных фильмов. Как один из авторов нашумевшего в начале перестройки фильма «Легко ли быть молодым» он стал лауреатом Государственной премии СССР. Коллектив киностудии избрал его своим директором и художественным руководителем. Женя внезапно умер в 56 лет, на пике творчества.

Майя Яворовская тоже со временем изменила инженерной профессии, окончила филологический факультет университета, стала известным журналистом, работала в газетах и на радио, издала три сборника замечательных, пронзительных лирических стихов. Она долго и тяжело болела, многие из нас пытались как-то ей помочь, собирали деньги (их присылали и из-за рубежа), переправляли их через Москву в Майкоп, где она жила, но всё было тщетно.

Встречи мы начали проводить через 10 лет после окончания института, в 1968 г.; тогда собрались всего 44 человека. Постепенно народ вошёл во вкус, количество участников стало возрастать, встреч, ставшими уже традиционными, с нетерпением ждали, и в 1983 г. нас уже было 78.

Встреча 1983 г.

 

Встреча 1983, Группа

 

Многолетний организатор наших сборов Гриша Машевский в 1993 г. уехал в Штаты и перед отъездом передал все списки с адресами и телефонами Володе Гительмахеру, который вскоре, возвращаясь в Одессу, внезапно умер в поезде от инсульта. Во время похорон всем было, понятно, не до списков, а потом его семья переехала, и все сведения потерялись.

Через десять лет, в 2003 г., за организацию очередной встречи взялись М.Г.  и Инна Гурович (Зильберберг). Пришлось практически заново составлять списки сокурсников, отыскивать их адреса и телефоны, обзванивая имевших с ними контакты одесситов, а затем по ставшим известными адресам рассылать письма. Писали даже в организации, находящиеся в городах не только Украины, но и других стран, где раньше предположительно работали наши выпускники. Собрались 23 человека, замечательно пообщались. Решили впредь традицию не нарушать, собираться каждые пять лет и для наглядности фотографироваться на ступеньках главного корпуса.

Встреча 2003 г.

В 2008 г. удалось оповестить уже почти 80 человек. Нам было приятно, что уже на этом этапе реакция большинства оповещённых была радостной и благодарной (вспоминается SMS Олега Мазура из Нальчика: «Миша! Я так тебе благодарен, очень хочу всех увидеть…» и много аналогичных телефонных звонков). Пришлось дважды переносить дату встречи и заново оповещать об этом всех будущих участников, живущих в разных городах и странах, когда выяснялось, что она кому-то неудобна. Работа была большой и кропотливой, но организаторы сами получали от неё удовольствие.

Часть писем вернулись с пометкой «адресат не проживает». Некоторые наши товарищи звонили, очень благодарили за приглашение, но говорили, что по разным причинам (в основном — по состоянию здоровья) приехать не смогут: Сергей Калайджян из Сухуми, Игорь Бенюх из Северодвинска, Витя Денисенко из Новосибирска, Тоня Герасимчук из Первомайска, Лина Морозова из Винницы, Игорь Рейдер из Торонто, Саша Карачун из Минска, Л.К. из Германии и ещё человек десять, оповещённых нами.

«География» приехавших тогда на 50-летие окончания института была достаточно широкой: из США — Майя Лукашевская, Инна Винер (Зильберберг), Гриша Машевский; из Германии — Юра Концов с женой и Витя Галка; из Израиля — Мила Лепина (Блехман), из Санкт-Петербурга — Люда Вишневская, из Нальчика — Олег Мазур, из Кишинёва — Саша Марин с женой, из Минска — Вадим Басс и Маня Баранова, из Москвы — Оля Волощенко, шестеро — из разных городов Украины. Таким образом, почти половина собравшихся были приезжими.

Наши мальчики

Мы собрались в сквере, о котором рассказали в начале этого очерка. Попытаемся передать необыкновенную атмосферу той встречи по памяти и фрагментам видеозаписи, которая велась почти всё время. Дружеские рукопожатия, объятия, поцелуи, радостные восклицания: «Привет! Ты совсем не изменился, разве что чуть-чуть. А я постарела? Ну ладно, не льсти, сама знаю, не будем сегодня об этом. Кто это идёт? Не узнаю… Ой, да это Женя (Толя, Инна, Юра)» — и в таком же духе продолжалось часа полтора-два. Фотографировались, опять обнимались и говорили, говорили…

Встреча 2008 г.
Встреча 2008 г.
2008.«Наши девочки»

В кармане М.Г. зазвонил мобильник, и в нём зазвучал голос упомянутого выше Сергея Калайджяна: «Миша! Все уже собрались? Дай мне Свету, а потом Аскольда! — Серёжка, как жалко! А когда ты сможешь приехать? Приезжай, пожалуйста, мы хотим тебя видеть! Хорошо, передаю телефон дальше…».

Вскоре стало сомнительным, что телефон когда-нибудь вернётся к его хозяину — он продолжал переходить от одного из собравшихся к другому, и отовсюду слышались радостные восклицания.

«А кто это топает? Это не наш кадр? — Раз топает сюда, значит наш». К площадке сквера, на которой мы обычно собирались, приближается, опираясь на палку, высокий солидный мужчина в очках и бейсболке. Холёные седые бородка и усы, заметно выпирающий живот, нависающий над ремнём. Невозмутимо, без улыбки смотрит на нас; его почти никто не узнаёт. Света Дорошенко, смеясь, помогает ему повесить на грудь (с частичной опорой на живот) фотографию молодого красивого юноши, в котором сразу узнаётся студент Витя Галка. Хохот, дружеские подначки, реплики типа: «Ну, ты даёшь!», «Ты это здорово придумал».

Витя Галка и Гриша Машевский

«Я помню нашу встречу с тобой в Минске».

Когда это было? В конце шестидесятых? И как там ваш батька Лукашенко? А кто из наших ещё есть? — Сашка Карачун, у него завтра 75-летие; сам понимаешь, он не смог уехать».

«Ты только посмотри на эту женщину! Она всегда была красавица, и сейчас такая же. Нет, серьёзно! Не понял, кто-то не согласен?..».

«Какой ты молодой, даже я не такой, а я ведь ещё ого-го, правда?».

«Ну, ребята, вы молодцы! — Нет, это все мы молодцы, раз смогли всё преодолеть и приехать!».

«А ты стал расти вперёд. — Что же ты хочешь, вверх я вырос ещё в институте!».

«Ребята, подойдите по одному к Инке, надо скинуться ещё по двадцатке — с марта цены выросли. И кончайте обниматься, ещё успеете. Пошли потихоньку в ресторан, это недалеко».

Несколько кварталов до ресторана шли довольно долго — некоторые из нас быстро передвигаться уже не могли, но это никого не смущало. Говорили, рассказывали, отвечали.

В тот раз в большом зале ресторана за огромным столом расположились 42 участника встречи; из них, за вычетом пяти жён, собственно юбиляров было 37, причём почти половина собравшихся оказались на встрече впервые за много лет.

В следующий раз, в 2013 г., нас было уже намного меньше — всего двадцать выпускников и двое супругов. За это время умерли Женя Некрасов, Степа Феодори, Алла Молостова, Кира Воронова, Оля Волощенко, Толя Стоянов.

Встреча 2013 г.

Но вернёмся к нашей теперешней юбилейной встрече. Она была одиннадцатой по счёту. К сожалению, смогли собраться всего 10 человек. На снимке, сделанном традиционно на ступеньках главного входа, можно увидеть Сашу Марина, Инну Гурович (Зильберберг), Женю Логвинову, Аллу Зуеву (Дмитриеву), Игоря Сатулу, Юру Концова, Володю Гребенникова, Ванду Рымар (Ямроз). Миша Гаузнер и Женя Бельтюков присоединились к участникам в кафе.

Встреча 2018 г.

Особенно приятно, что Саша, Игорь и Юра смогли приехать издалека — из Румынии, Харькова и Германии (соответственно).

Не смогли по разным причинам приехать и просили передать всем привет Серёжа Калайджан (Сухуми), Витя Денисенко (Сев. Кавказ), Гриша Машевский (Лос-Анджелес), Игорь Рейдер (Торонто), Гарри Блехман (Иерусалим), Ося Вергилис и Виля Мазуровский (Нью-Йорк), Вадим Бритван (Ашкелон, Израиль), Света Пономаренко (Луганск), Тоня Герасимчук (Первомайск), Виталий Самойленко и Галя Лазарева (Одесса) и Л.К. (Германия) — это только те, с кем удалось связаться. К сожалению, телефоны многих не отвечали.

Наши ряды опять поредели — из участников предыдущей встречи умерли Аскольд Назаренко, Серёжа Василенко, Света Дорошенко и Сёма Гройсман.

На следующий день состав собравшихся был ещё малочисленноее . Эти очень пожилые люди, вспоминая молодость, как бы помолодели. Во всяком случае, их в эти часы никак не хотелось считать старыми. М.Г., в квартире которого так «хорошо сидели», прочитал своё стихотворение на эту тему, очень тепло принятое всеми присутствовавшими:

Моим сверстникам посвящается

Старость? Нет-нет, настроенье плохое…
Поводов видимых вроде бы нет, Но настроение —
дело такое: Стóит нам только заплакать в жилет,
Сами собой опускаются руки,
И белый свет уж не кажется мил,
И вспоминаются сразу недуги,
С ними бороться нет жизненных сил.
Но нам нельзя пасовать малодушно
И с настроеньем играть в поддавки,
Вялости чувств подчиняясь послушно,
Не сохраняя в глазах огоньки.
Не старики — просто долго живём мы,
Телом не юны — душой молоды.
Знали мы спады и знали подъёмы,
Не повреждал старый конь борозды,
И голова нас не очень подводит,
Мы в основном на своих на двоих,
Мысленно можем слегка сумасбродить,
Редко печалим мы близких своих
И иногда даже радуем их —
Вот, например, написал этот стих.

Закончил своё выступление словами: «Я не знаю подобных случаев — собраться через 60 лет, это уникально! Давайте будем получать удовольствие от осознания того, что мы захотели это сделать (уже одно это замечательно) и смогли это сделать! Первый тост — ЗА НАС!»

ЗА НАС!

Такими же словами хочется закончить и этот очерк.

 

Print Friendly, PDF & Email

2 комментария для “Михаил Гаузнер, Леонид Комиссаренко: Нам — шестьдесят!

  1. ««Если вам на практической работе придётся выбирать элемент конструкции или его рассчитывать, вы возьмёте справочник. Делайте это и здесь, проявите умение найти, осмыслить и использовать литературу»
    —————
    Рад был найти единомышленника.
    Перед экзаменом по Земельному праву студентка спросила меня, можно ли пользоваться законодательными актами.
    Я чуть не закричал : «Не можно, а нужно ! Юрист должен уметь работать с документами !»

  2. До чего здорово и трогательно!
    Здоровья и долгих лет всем очным и заочным участникам встречи!

Добавить комментарий для Soplemennik Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.