Александр Левковский: Замкнутый круг. Окончание

Loading

«Почему я должен их жалеть!? А меня кто-нибудь жалел!? Я что — не был брошен на произвол судьбы, без языка, без денег и без работы!? Вам легко говорить, вы у себя в стране, загребаете кучу денег, вам никогда не надо было вертеться и крутиться на чужбине, чтобы заработать на кусок хлеба!»

Замкнутый круг

Трагикомедия в двух действиях, шести картинах

Александр Левковский

Окончание. Продолжение. Начало

ЛевковскийДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ. Картина пятая

Нью-Йорк, 1998 год.

Зал заседаний американского суда. В глубине сцены — ложа присяжных заседателей. Слева, на возвышении, — места судьи и секретаря. Чуть ниже, сбоку, находится свидетельское кресло. С правой стороны сцены — столы обвинения и защиты; за ними зрительские ряды, где мы видим миссис Элену Гольдберг. Обвиняемые, Квашнин и Горшков, сидят рядом с адвокатом.

Все ждут появления судьи.

СЕКРЕТАРЬ: Суд идёт!

Все встают. Судья, женщина средних лет, входит, жестом усаживает публику.

СУДЬЯ: Добрый день, ladies and gentlemen! Продолжаем рассмотрение федерального дела «Соединённые Штаты против Джорджа Квашнина и Пола Горшкова». Стороны готовы?

Прокурор и адвокат:

Готовы.

— Готовы, Ваша честь.

СУДЬЯ (прокурору): Мистер Макферсон, ваше слово.

ПРОКУРОР: Обвинение вызывает свидетелем миссис Элизабет Рыбкин.

Миссис Рыбкин, худенькая вёрткая женщина лет семидесяти, мелкими шажками пересекает зал и занимает место в свидетельском кресле. Секретарь жестом предлагает ей положить левую руку на Библию и поднять правую.

СЕКРЕТАРЬ: Вы клянётесь говорить правду, одну только правду и ничего, кроме правды, — и да поможет вам Бог.

МИССИС РЫБКИН: Я клянусь.

ПРОКУРОР (приближается к свидетельскому креслу): Ваше имя и фамилия?

МИССИС РЫБКИН: Элизабет Рыбкин, Ваша честь.

ПРОКУРОР: Миссис Рыбкин, я не «Ваша честь». Я — мистер Макферсон, окружной прокурор. Только судья здесь имеет привилегию именоваться «Ваша честь». Вам это ясно?

МИССИС РЫБКИН (суетливо): Да, конечно… Извините.

ПРОКУРОР: Миссис Рыбкин, где вы живёте и чем вы занимаетесь?

МИССИС РЫБКИН (беспрерывно двигая руками и оглядываясь то на судью, то на присяжных): Я — пенсионерка. Мой адрес: 38 Моррис Стрит, Спрингфилд, Нью-Джерси, мистер Макферсон.

ПРОКУРОР: Где и когда вы родились?

МИССИС РЫБКИН: В Одессе, на Украине, в тысяча девятьсот двадцать перовом году, вскоре после революции.

СУДЬЯ (недоумённо): Какой революции?

МИССИС РЫБКИН (поворачиваясь к судье и всплёскивая руками): Великой Октябрьской Социалистической Революции, Ваша честь!

ПРОКУРОР: Ваша честь, свидетель имеет в виду большевистский переворот семнадцатого года. Миссис Рыбкин, не стоит в этом суде называть эту революцию «великой».

МИССИС РЫБКИН: Я больше не буду, заверяю вас, мистер Макферсон.

ПРОКУРОР: Миссис Рыбкин, когда вы переехали в Штаты?

МИССИС РЫБКИН: Мой покойный муж — кстати, прекрасный был человек! — привёз меня сюда из Советского Союза двадцать три года тому назад — в тысяча девятьсот семьдесят пятом году.

ПРОКУРОР: Вы живёте одна, не так ли?

МИССИС РЫБКИН: Одна, совсем одна. Мои дети разъехались кто куда… Они редко посещают меня — ну, вы знаете, каковы современные дети. Вот в былые времена…

ПРОКУРОР (перебивая): Одну минутку. О детях мы поговорим в другой раз, а сейчас меня интересует следующий вопрос. Миссис Рыбкин, взгляните, пожалуйста, на скамью обвиняемых. Вам знакомы их лица?

МИССИС РЫБКИН: Мне плохо видно отсюда. Можно, я подойду поближе?

Прокурор помогает миссис Рыбкин спуститься с трибуны. Она приближается к обвиняемым.

МИССИС РЫБКИН: Ну, конечно! Это — мистер Квашнин. (Квашнину) Здравствуйте, Георгий. Как вы поживаете?

Квашнин никак не реагирует.

ПРОКУРОР: Вам запрещено разговаривать с обвиняемыми, миссис Рыбкин. Вы назвали обвиняемого Георгий, не так ли?

МИССИС РЫБКИН: Да. Это его русское имя. Тут, в Америке, многие переиначивают свои имена на американский лад. Вот, например, меня здесь зовут Элизабет Рыбкин, хотя какая я Элизабет? — я Лиза Рыбкина. Меня так назвали в честь моей бабушки, которая…

ПРОКУРОР (нетерпеливо): Свидетель, ваши наблюдения за поведенческими тенденциями в среде иммигрантов очень ценны, но мы их оставим на будущее. (Показывает рукой на Горшкова) Вам знаком этот джентльмен?

МИССИС РЫБКИН: Н-нет, я никогда его не видела. Хотя… в Одессе у меня был знакомый, директор комиссионного магазина, — большой жулик, кстати, как все директора комиссионок, — очень похожий на этого человека. (Горшкову) Вы жили в Одессе?

ПРОКУРОР: Я ещё раз напоминаю вам, что вы не должны задавать вопросы обвиняемым.

Придерживая миссис Рыбкин под локоть, прокурор провожает её к свидетельской трибуне.

Расскажите, пожалуйста, при каких обстоятельствах вы познакомились с мистером Квашниным.

МИССИС РЫБКИН: Это было ровно два года тому назад. Мистер Квашнин позвонил мне по телефону и назвался страховым агентом. Хотя я пенсионерка, и у меня есть медицинская страховка от государства, но она не покрывает лекарства, а лекарства сейчас очень дорогие…

ПРОКУРОР (устало): Миссис Рыбкин, если вас будет постоянно заносить в сторону, то скоро мне понадобятся лекарства. Прошу вас не отвлекаться… Итак, мистер Квашнин позвонил вам. Дальше?

МИССИС РЫБКИН: Ну, я его пригласила приехать. Я очень одинока, а он говорил по-русски, и я подумала, что мне будет приятно поговорить с соотечественником.

ПРОКУРОР: Он приехал?

МИССИС РЫБКИН: Да, конечно. И мы пили чай с вишнёвым вареньем.

ПРОКУРОР: Он вам предлагал что-нибудь, помимо страховки?

АДВОКАТ: Возражение, Ваша честь! Мистер Макферсон наталкивает свидетеля на благоприятные для обвинения ответы.

СУДЬЯ: Отклонено. Продолжайте, мистер Макферсон.

ПРОКУРОР: Итак, предлагал вам что-нибудь мистер Квашнин?

МИССИС РЫБКИН: Да. Он предложил мне, как он выразился, взаимовыгодную сделку. Он сказал, что я могу заработать двести долларов в неделю, практически ничего не делая. Двести долларов в неделю — это десять тысяч в год; и я, конечно, сразу согласилась.

ПРОКУРОР: Что вы должны были делать за эти деньги?

МИССИС РЫБКИН: Играть.

ПРОКУРОР: Играть? На каком инструменте?

МИССИС РЫБКИН: Мистер Макферсон, вы, очевидно, не знаете, что по профессии я актриса. Я тридцать лет играла на сцене Одесского драматического театра. Я была шекспировской Офелией и Корделией, шолоховской Аксиньей и Лукерьей, а также…

ПРОКУРОР: Стоп, стоп, стоп, миссис Рыбкин! Расскажите, какую Офелию вы должны были играть за двести долларов в неделю.

МИССИС РЫБКИН: О, это была небольшая роль — и несколько однообразная. По заданию мистера Квашнина, я должна была играть очень больную старую женщину. Вообще-то я не такая уж больная и не очень старая, но так хотел мистер Квашнин — и я согласилась.

ПРОКУРОР: Для чего?

МИССИС РЫБКИН: Для того чтобы нанять женщину, которая бы ухаживала за мной. Мистер Квашнин приехал сам и привёз эту женщину. Я должна была лежать в постели и слабым голосом расспрашивать её: кто она, как её зовут? Говорит ли она по-английски? Есть ли у неё опыт ухода за стариками? — и затем я объявила ей, что я беру её и буду платить ей триста долларов в неделю, и она будет жить у меня в отдельной комнате, готовить еду и убирать в доме.

ПРОКУРОР: И вы заплатили ей триста долларов?

МИССИС РЫБКИН: Боже упаси! У меня нет таких денег. Все расчёты с ней делал сам мистер Квашнин.

ПРОКУРОР: Как долго жила у вас эта женщина?

МИССИС РЫБКИН: Одну неделю. Мистер Квашнин строго наказал мне, что в течение этой недели я должна всё больше выражать недовольство моей прислугой и к концу недели объявить ей, что я не нуждаюсь больше в её услугах… и она ушла. Её звали Галя; она приехала из Тулы; это город недалеко от Москвы.

ПРОКУРОР: И что произошло дальше?

МИССИС РЫБКИН: Через день после ухода Гали мистер Квашнин привёз другую женщину, очень молоденькую, её звали Тамара, и она была грузинкой из Кутаиси. Я опять изображала хворую старуху, и опять наняла эту Тамару, и через неделю уволила её, по указанию мистера Квашнина.

ПРОКУРОР: И сколько таких женщин привёл к вам мистер Квашнин?

МИССИС РЫБКИН: О, много! За два года у меня перебывало около семидесяти женщин. Они меня очень развлекали в моей одинокой жизни. Кого только не было среди них! Была одна ленинградка, археолог, очень интересно рассказывала о расшифровке древних тибетских рукописей. А с одной актрисой из Минска мы часами — буквально, часами! — говорили о пьесах Чехова, Юджина О’Нила и Камю…

ПРОКУРОР: Миссис Рыбкин, вы когда-нибудь задумывались, зачем мистеру Квашнину понадобилась вся эта схема с наймом и увольнением женщин?

МИССИС РЫБКИН: Ей-богу, не знаю… И никогда не могла понять. Мистер Квашнин всегда требовал, чтобы я давала ему справку, что он устроил прислугу ко мне. Я однажды спросила его, зачем ему эта справка. Он засмеялся и сказал, что она нужна ему для подтверждения, что он выполнил своё письменное обязательство устроить женщину на работу в Америке…

ПРОКУРОР: И последний вопрос: вам не жалко было этих женщин, которых мистер Квашнин так жестоко обманывал?

МИССИС РЫБКИН (опускает голову): Жалко… Конечно, жалко. Но что я могла поделать? Такова жизнь. Она бывает иногда очень жестокой, мистер Макферсон.

ПРОКУРОР: Спасибо, миссис Рыбкин. (Адвокату) Мистер Спаркс, свидетель в вашем распоряжении.

АДВОКАТ: Миссис Рыбкин, скажите нам, пожалуйста: мистер Квашнин аккуратно платил вам?

МИССИС РЫБКИН: О, да! Он очень благородный человек. За каждую женщину он немедленно платил мне двести долларов. Я не могу на него пожаловаться.

АДВОКАТ: Благодарю вас. (Судье) Ваша честь, защита не имеет больше вопросов к свидетелю.

СУДЬЯ (Миссис Рыбкин): Вы свободны.

Миссис Рыбкин спускается со свидетельской трибуны и присоединяется к публике.

Мистер Спаркс, ваше слово.

АДВОКАТ: Защита вызывает свидетелем мистера Джорджа Квашнина.

Квашнина приводят к присяге.

АДВОКАТ (приближается к свидетельской трибуне): Назовите, пожалуйста, ваше имя, год и место рождения.

КВАШНИН: Меня зовут Джордж Квашнин. Я родился в Москве, в бывшем Советском Союзе, в тысяча девятьсот сорок первом году.

АДВОКАТ: Мистер Квашнин, вы даёте ваши показания абсолютно добровольно, не так ли?

КВАШНИН: Абсолютно добровольно.

СУДЬЯ: Мистер Квашнин, я обязана предупредить вас, что вы всё ещё можете отказаться давать показания — на основании пятой поправки к Конституции. Имейте в виду, что ваши показания могут быть употреблены против вас.

КВАШНИН: Я понимаю.

АДВОКАТ: Мистер Квашнин, расскажите, почему вы решили выступить свидетелем.

КВАШНИН: Потому что я хочу, чтобы суд и присяжные поняли всю лживость обвинений против меня и мистера Горшкова.

АДВОКАТ: Вы сказали, что вы родились в Москве. Где вы учились?

КВАШНИН: Я окончил юридический факультет МГУ.

СУДЬЯ (недоумённо): Что такое МГУ?

АДВОКАТ: Это аббревиатура, Ваша честь. Она означает — Московский Государственный Университет. (Квашнину) Значит, вы по профессии юрист. Мой коллега, так сказать. Где вы занимались юридической практикой?

КВАШНИН: В правоохранительных органах.

АДВОКАТ: Где? В прокуратуре? В полиции?

КВАШНИН: М-м… Можно сказать, в полиции. Я был офицером.

АДВОКАТ: В каком звании?

КВАШНИН: В небольшом. Я был старшим лейтенантом.

АДВОКАТ: Были ли вы довольны вашей работой, мистер Квашнин?

КВАШНИН: Нет!

АДВОКАТ: Почему?

КВАШНИН: Меня всегда возмущало жестокое подавление советской властью любого инакомыслия в стране, и я не хотел принимать участие в этом подавлении.

АДВОКАТ: Значит, вас можно считать диссидентом, не так ли?

КВАШНИН: В какой-то степени, да… Кроме того, меня приводило в негодование отношение советских властей к моей супруге. Моя жена, Надежда Квашнина, работала режиссёром на киностудии. Она была очень талантливым человеком, настоящим большим художником. (Повышает в волнении голос) Но советская цензура не давала ей возможности снимать фильмы на острые темы, а снятые картины не выпускала в прокат. (Пьёт воду).

АДВОКАТ: Ваше волнение понятно, мистер Квашнин.

КВАШНИН: Она была прекрасным человеком, и мы были очень близки.

АДВОКАТ: Кстати, почему «была»? Она что — умерла?

КВАШНИН: К несчастью, да. Многолетнее безжалостное угнетение советским режимом расстроило её психику, и она кончила жизнь самоубийством. (Вытирает слёзы).

АДВОКАТ: Примите мои соболезнования, мистер Квашнин… Если я не ошибаюсь, вы эмигрировали из Советского Союза тринадцать лет тому назад, в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году, верно?

КВАШНИН: Да.

АДВОКАТ: Вы эмигрировали в Израиль, а не в Америку. Почему?

КВАШНИН: Израиль и израильтяне всегда вызывали во мне симпатию своей героической борьбой за мир и демократические принципы, которые мне очень дороги.

АДВОКАТ: Были ли вы в Армии обороны Израиля?

КВАШНИН: Конечно! Я с радостью и гордостью служил как резервист в этой славной армии.

АДВОКАТ: Чем вы занимались в Израиле? Вы работали по вашей специальности?

КВАШНИН: К сожалению, нет — из-за недостаточного знания языка. Но я устроился на очень хорошую работу в муниципалитете Тель-Авива.

АДВОКАТ: Что вы конкретно делали?

КВАШНИН: Я занимался санитарной очисткой города.

ПРОКУРОР (встаёт): Я протестую, Ваша честь! Мистер Спаркс без конца задаёт обвиняемому не относящиеся к делу вопросы!

АДВОКАТ: Ваша честь, присяжные имеют право ознакомиться с прекрасными человеческими чертами и высокими моральными принципами моего подзащитного!

ПРОКУРОР: Мистер Спаркс, ваш подзащитный обладает презренными человеческими качествами, а моральных принципов у него просто нет!

АДВОКАТ: Ваша честь, я возмущён до глубины души!

СУДЬЯ (ударяет молотком по трибуне): Молчание! Молчание!.. Мистер Макферсон, ваш протест отклонён. Защитник имеет право задавать вопросы, характеризующие личность подсудимого. Мистер Спаркс, продолжайте.

АДВОКАТ: Благодарю вас, Ваша честь… Мистер Квашнин, почему вы решили переехать из Израиля в Америку?

КВАШНИН: Тут было, в основном, две причины. Во-первых, я всегда восхищался Америкой, её неутомимым предпринимательским духом и высокими демократическими принципами. Помню, в Москве я пользовался каждой свободной минутой, чтобы ловить по радиоприёмнику «Голос Америки» и получать, таким образом, достоверную информацию о свободной жизни на Западе… Во-вторых, я как отец не мог не откликнуться на просьбу моей дочери помочь ей с её бизнесом в Бруклине.

АДВОКАТ: Вы прекрасный отец, мистер Квашнин. Я вас больше не задерживаю. (Судье) Ваша честь, свидетель — в распоряжении обвинения.

ПРОКУРОР (встаёт): Мистер Квашнин, чем вы занимаетесь в Америке?

КВАШНИН: Я — вице-президент компании «Восток-Запад, Инкорпорейтед».

ПРОКУРОР: Кто является президентом вашей компании?

КВАШНИН: Мистер Горшков.

ПРОКУРОР: Почему такое странное название у вашей компании — «Восток-Запад»?

КВАШНИН: Потому что мы занимаемся вербовкой рабочей силы на Востоке, в странах бывшего Советского Союза, и доставкой этих людей на Запад, в Соединённые Штаты.

ПРОКУРОР: Сколько человек работает в вашей компании?

КВАШНИН: Сорок пять. Половина из них работает по вербовке в странах бывшего Советского Союза, а другая половина занята устройством завербованных в Штатах.

ПРОКУРОР: Как давно вы пребываете на должности вице-президента?

КВАШНИН: Два года — с тех пор, как моя компания отделилась от корпорации под названием «Нерушимые связи, Инкорпорейтед», которую возглавляет моя дочь. Это крупное брачное агентство.

СУДЬЯ: Ваша дочь считает брачные связи нерушимыми? Ну-ну… Ваша дочь, по-видимому, изрядная оптимистка. (Стенографистке) Не заносите мои слова в протокол… Мистер Макферсон, продолжайте.

ПРОКУРОР: Мы не будем продолжать исследование ваших высоких моральных качеств, которые так мастерски обрисовал ваш адвокат, а сосредоточимся на вменяемых вам обвинениях. Вы слышали показания миссис Рыбкин, не так ли?

КВАШНИН: Это явно психически ненормальная особа.

ПРОКУРОР: Она достаточно нормальна, чтобы вспомнить в деталях вашу мошенническую деятельность.

АДВОКАТ: Возражение!

СУДЬЯ: Мистер Макферсон, воздержитесь от предвзятых суждений о подсудимом.

ПРОКУРОР: Слушаю, Ваша честь. (Квашнину) Показания миссис Рыбкин поддержаны ещё пятью свидетелями из трёх штатов. Согласны ли вы с этими показаниями?

КВАШНИН: Я хочу категорически заявить, что никогда — подчёркиваю, никогда! — не давал указаний увольнять прислугу, и у вас нет никаких документальных доказательств для подтверждения лживых заявлений ваших так называемых «свидетелей».

ПРОКУРОР: Мистер Квашнин, напоминаю вам, что вы находитесь под присягой. Если выяснится, что вы лжёте, вам будет предъявлено дополнительное обвинение в лжесвидетельстве, которое карается пятилетним тюремным заключением. (Судье) Ваша честь, обвинение предъявляет вещественное доказательство за номером К-1; это заверенный Федеральным Бюро Расследований список клиентов мистера Квашнина — пожилых американок, якобы очень больных и немощных, к которым обвиняемый и его сотрудники привозили прислугу — женщин из России, Украины, Литвы, Грузии, Молдавии и Белоруссии. Ту самую прислугу, которую они должны были уволить ровно через одну неделю.

Секретарь раздаёт копии списка присяжным.

Здесь указаны имена и адреса ста пятнадцати человек, включая свидетельницу, миссис Рыбкин. (Подходит к свидетельской трибуне) Вы узнаёте их имена, мистер Квашнин?

КВАШНИН: Нет. Это полицейский подлог.

ПРОКУРОР: Мистер Квашнин, вам не стыдно!? Неужели вас не мучает совесть перед лицом ваших бывших соотечественниц, которых вы ограбили и бросили на произвол судьбы — в чужой стране, без языка, без родных и друзей, с жалкими центами в кармане?

КВАШНИН (вдруг взрывается и кричит): Почему я должен их жалеть!? А меня кто-нибудь жалел!? Я что — не был брошен на произвол судьбы, без языка, без денег и без работы!? Вам легко говорить, мистер Макферсон; вы у себя в стране, загребаете кучу денег, вам никогда не надо было вертеться и крутиться на чужбине, чтобы заработать на кусок хлеба!

ПРОКУРОР: Тридцать лет тому назад, мистер Квашнин, я иммигрировал в Америку из Ирландии, где я был безработным. Здесь, в Штатах, я мыл посуду в ресторанах, грузил рыбу на рынках, лил бетон на стройках, а по ночам учился, — но я не воровал и не мошенничал и, Боже упаси, не обманывал своих соотечественников-ирландцев.

АДВОКАТ: Я протестую, Ваша честь! Мистер Макферсон обязан задавать вопросы, а не произносить обвинительную речь!

СУДЬЯ: Мистер Макферсон, сессия суда подходит к концу. Вы закончили допрос свидетеля?

ПРОКУРОР: Нет, я продолжу допрос на следующей сессии… Ваша честь, обвинение ходатайствует об аресте заграничных паспортов подсудимых, так как есть веские опасения, что они могут сбежать из Штатов туда, где лежат награбленные ими деньги.

АДВОКАТ: Защита решительно протестует! Для такого ходатайства нет оснований. Обвинение не продемонстрировало, что обвиняемые присвоили мошенническим образом какие-либо деньги.

ПРОКУРОР: Ваша честь, прокуратура покажет на следующей сессии, что за два года подсудимые получили около десяти миллионов долларов. Для доказательства этого достаточно помножить тысячу долларов (это недельный доход обвиняемых от одной сделки) на сто пятнадцать (это число пожилых, якобы хворых, американок) и на сто четыре (это число недель в двух годах)!.. Обвинение покажет, что подсудимые и их подчинённые, пользуясь катастрофическим положением женщин, изгнанных после одной недели работы, нанимали их в качестве проституток в один из шести нелегальных публичных домов, оперирующих в районе Нью-Йорка и Нью-Джерси.

СУДЬЯ: Суд рассмотрит послезавтра, в девять часов утра, в закрытом заседании, ходатайство обвинения и протест защиты. (Ударяет молотком о трибуну) Сессия суда окончена.

Все встают.

ЗАНАВЕС

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ. Картина шестая

Перед закрытым занавесом, в углу сцены, — гостиничный номер. Из-за кулис входит гурьбой группа: мистер Спаркс, Квашнин, Лена и Горшков. В руках у них — пакеты с едой, плоская коробка с пиццей и бутылки.

ЛЕНА: Я закажу кофе. (Поднимает трубку телефона) Пожалуйста, четыре кофе в комнату 212. (Весело; обращаясь ко всем) Ну, гуси-лебеди, что будем делать?

СПАРКС (говорит на ломаном русском): При чём тут гуси? И при чём тут лебеди?

ГОРШКОВ (хлопает Спаркса по колену): Это такая русская поговорка. У вас есть Микки-Маус, а у нас — гуси-лебеди.

Девушка приносит кофе. Квашнин откупоривает бутылки.

КВАШНИН: Сволочь этот прокурор! «Как вам не стыдно! Как вам не совестно!» Мудак!

СПАРКС: Что такое «мудак»?

Все переглядываются и невесело ухмыляются — им сейчас не до смеха.

Этот мудак имеет стопроцентные шансы арестовать послезавтра ваши заграничные паспорта. (Все разбирают рюмки с водкой) Я пью водку только с апельсиновым соком.

КВАШНИН: Судя по всему, у него нет сведений, где мы храним деньги.

СПАРКС: Я адвокат, и я не хочу и не имею права знать что-либо о ваших деньгах. Обсуждайте этот вопрос, когда я уйду… Значит, первое: ваши паспорта будут послезавтра арестованы. Второе: вам угрожает от восьми до пятнадцати лет за мошенничество, содержание публичных домов, уклонение от налогов и лжесвидетельство. У меня в руках нет вещественных доказательств для защиты; я могу только взывать к добрым чувствам присяжных. Через неделю суд будет закончен. (Встаёт) Ladies and gentlemen, время позднее; я должен вас покинуть — мне ещё ехать домой полтора часа. До послезавтра. (Уходит).

ГОРШКОВ: Гуси-лебеди, говоришь? Куда же лететь гусям-лебедям?

КВАШНИН (кричит): Я не могу больше убегать! Не могу!

ЛЕНА: Папа, не впадай в истерику. Вы оба должны завтра улететь. Завтра! Послезавтра будет поздно. Ты знаешь, что такое американская тюрьма? Тебя посадят к черножопым. Ты знаешь, что они с тобой сделают?!

КВАШНИН: Куда лететь? На Луну?

ГОРШКОВ: Жора, я скажу тебе, куда надо смыться, — в Россию!.. Давай выпьем. (Пьют).

КВАШНИН (устало): Что нам делать в России? Там очередной бардак. Разве можно жить в бардаке?

ЛЕНА: Папа, там сейчас не бардак, а мутная водичка, а в мутной водичке и скрыться удобно, и легче всего ловить золотую рыбку. Так что, может, Паша и прав… Наливай, Паша. (Пьют).

ГОРШКОВ: Жора, пойми, нам сейчас, с нашим западным опытом и бабками, можно творить чудеса! Деньги на Кипре и Ямайке лежат надёжно. Можем в Москве купить солидный бизнес. Можем заняться нефтью, или алюминием, или шмотками, или ввозом электроники, или снимать порнофильмы… В Москве сейчас рестораны — обалдеешь! Бардаки — лучшие в мире!.. Ну, а снаружи демонстрации -то коммунисты с портретом Ильича, то национал-большевики с изображением Лимонова, то либералы с бюстом Жириновского… А под ногами — интеллигентные старушки просят милостыню Христа ради… А однажды — Лена! Жора! — вижу, в подземном переходе на Арбате сидит сценарист, с которым ты меня знакомил — помнишь?

КВАШНИН: Половников?

ГОРШКОВ: Вот-вот! Половников. Грязный, рваный, зарос бородой… Бомж, одним словом. И над ним висит плакат: «Мгновенно сочиняю стихи, баллады и поэмы на любую тему». Я ему и говорю — я, мол, приехал из одноэтажной Америки; там, конечно, жизнь хороша, но больно, говорю, однообразная. Так ты мне выдай частушку на эту тему за пять долларов… И что вы думаете? За три минуты он отстучал на машинке частушку:

«В Штатах жизнь одна и та ж;

Удивляюсь ажно я —

Ну, до чего же хороша

Жизнь одноэтажная».

Вот талант! Пушкин! Лермонтов! Лебедев-Кумач!.. Не оскудела русская земля талантами!

ЛЕНА: Паша, ты дурак. Что мне до твоих бардаков, демонстрантов и бомжей? Ты мне перспективу дай, для бизнеса перспективу.

ГОРШКОВ: Я вам скажу, ребята, какой бизнес в России сейчас самый перспективный. Политика! Стать мэром города, губернатором, членом Думы — это то же самое, что открыть нефтяной фонтан или золотоносную жилу… Жора, ты у нас юрист, говоришь по-английски, имеешь западный опыт в бизнесе, бабки имеются! — тебе надо обосноваться в Москве и с нашей помощью выдвинуть свою кандидатуру куда-нибудь… Может, даже в президенты…

ЛЕНА: Ладно, так или иначе, выхода у нас нет. Надо смываться. В Россию — так в Россию. Я пошла спать. Спокойной ночи. (Уходит).

ГОРШКОВ: Выпьем, Жора!

Разливает водку по рюмкам. В последующие несколько минут они пьют, закусывают, о чём-то беззвучно спорят — и всё более пьянеют. Наконец, обессиленные, они валятся — Квашнин на диван, а Горшков в кресло — и засыпают.

И едва они впадают в сон, как медленно, под металлический грохот рок-оркестра, раздвигается занавес, ползут клубы белёсого тумана, словно на концерте поп-мызуки, — и перед нами разворачивается пьяный сон Жоры и Паши.

…Посреди сцены — невысокий помост, в центре которого водружён шест — обычный атрибут стриптиз-баров. Вокруг шеста, извиваясь и сбрасывая с себя одежду, крутится Света — тель-авивская уличная девица. По краям помоста, за столами, заставленными спиртным и закусками, расположились полупьяные молодчики в кожаных куртках и рубашках с расстёгнутой грудью. Тель-авивские девицы — Брюнетка и Рыжая — сидят у них на коленях.

Перед помостом, упираясь в него спинами, сидят трое нищих: Виктор Андреевич Половников со старой пишущей машинкой на коленях и плакатом «Мгновенно сочиняю стихи, баллады и поэмы на любую тему»; Евгения Александровна в потёртом пальто и стоптанных туфлях держит плакат «Помогите пенсионерам!»; Валентина Петровна Райкова играет что-то на скрипке, но звука не слышно из-за грохота оркестра.

Вдруг Света перестаёт извиваться и, подбежав к краю помоста, кричит в сторону спящих: «Жора, Паша!!! Идите сюда!» И весь бар присоединяется к ним, крича: «Жора! Паша!»

Первым очнулся Горшков. Он взбирается на помост, обнимает Свету. Рок-оркестр замолкает, и Паша кричит: «Внимание! Начинается пресс-конференция кандидата в президенты Георгия Николаевича Квашнина!»

Мгновенно молодчики сбрасывают с себя кожаные доспехи и остаются в майках с огромными надписями — «Квашнина в Президенты!», «Мы любим Квашнина!», «Россия без Квашнина — ничто!»

Паша кричит: «Жора — сюда!» Квашнин восстаёт ото сна, аккуратно причёсывается, поправляет галстук и взбирается на помост. Света передаёт Горшкову микрофон. Паша кричит в зрительный зал:

— Господа! Соотечественники! Друзья! Начинаем пресс-конференцию кандидата в президенты Георгия Николаевича Квашнина!

И в эту же минуту по проходам зрительного зала бегут к сцене подростки, разбрасывая газеты и крича:

— «Независимый курьер»! Газета «Независимый курьер»! Последние новости о подозрительной кандидатуре Квашнина!

— Покупайте газету «Взгляд изнутри». Подробности грязной интимной жизни сиониста Квашнина!

— Где спрятаны деньги Квашнина? Читайте эту статью в нашем прекрасном еженедельнике «Вестник России»!

— Кто стоит за спиной Квашнина? Этот вопрос уже решён на страницах журнала «Русское эхо»!

Квашнин берёт в руки микрофон. Мгновенно наступает полная тишина.

КВАШНИН (тычет пальцем в зрительный зал): Я вас слушаю…

ПЕРВЫЙ ЖУРНАЛИСТ (встаёт из рядов зрителей): Господин Квашнин, что вы сделаете как президент для облегчения участи несчастных пенсионеров, получающих гроши?

КВАШНИН: Будучи избранным президентом, я отниму многотысячные зарплаты у министров, членов Думы, губернаторов и мэров и разделю эти деньги между нашими несчастными пенсионерами. Мои любимые арифметические действия — отнять и разделить! (Показывает пальцем) Ваш вопрос?

ВТОРОЙ ЖУРНАЛИСТ: Господин Квашнин, как вы собираетесь решить проблему Курильских островов, на которые претендует Япония?

КВАШНИН: Очень просто. Я предлагаю продать Курилы японцам за триллион долларов. Эти острова нам не нужны, а деньги всегда пригодятся. Я вообще предлагаю продать все обременяющие нас окраины: Камчатку и Сахалин — японцам, Чукотку и Якутию — американцам, Дальний Восток — китайцам, Карелию — финнам и Калининград — немцам… Мои советники подсчитали, что на вырученные нами триллионы долларов каждый россиянин сможет иметь двухэтажный коттедж, две машины и сто тысяч долларов в банке… (Показывает пальцем) Слушаю вас.

ТРЕТИЙ ЖУРНАЛИСТ: Георгий Николаевич, собираетесь ли вы бороться с засильем олигархов в российской экономике?

КВАШНИН: Несомненно — и самым решительным образом! Олигархов надо расстреливать! Без суда и следствия! Стрелять до тех пор, пока в стране не останется ни одного олигарха. А их деньги и имущество надо — что? Правильно — отнять и разделить! (Смеётся).

ЧЕТВЁРТЫЙ ЖУРНАЛИСТ: Господин Квашнин, западные газеты пишут, что вы работали в КГБ, что вы якобы проворовались и были вынуждены эмигрировать в восемьдесят пятом году, что вы опять проворовались в Израиле, а в Америке вас судили за мошенничество. Правда ли это?

КВАШНИН: Господа, время позднее. Благодарю вас за внимание. До свидания.

Едва Квашнин отходит от микрофона, как перед помостом начинается шумная демонстрация сторонников и противников нового кандидата в президенты. Конфронтация перерастает в потасовку, вмешивается милиция, раздаются выстрелы. В страхе толпа разбегается. И только трое нищих остаются сидеть неподвижно перед помостом.

На фоне медленно ползущего занавеса на авансцену выходит Алик с гитарой, — но не тридцатилетний Алик девяносто восьмого года а шестнадцатилетний мальчик восемьдесят четвёртого. Гаснет свет, и только фигура Алика ярко освещена. В полной тишине Алик перебирает струны и начинает петь. Голос Владимира Высоцкого вплетается в песню и, наконец, перекрывает голос Алика:

«Кто сказал: всё сгорело дотла,
Больше в землю не бросите семя?
Кто сказал, что Земля умерла?
Нет, она затаилась на время.

Материнства не взять у Земли,
Не отнять, как не вычерпать моря.
Кто сказал, будто Землю сожгли?
Нет, она почернела от горя…

Как разрезы, траншеи легли,
И воронки, как раны, зияют.
Обнажённые нервы Земли
Неземное страдание знают!

Она вытерпит всё, переждёт.
Не записывай Землю в калеки!
Кто сказал, что Земля не поёт,
Что она замолчала навеки?

Нет, звенит она, стоны глуша
Изо всех своих ран, из отдушин.
Ведь Земля — это наша душа;
Сапогами не вытоптать душу…

Кто поверил, что Землю сожгли?
Нет, она затаилась на время…»

КОНЕЦ

2003-2010. Вильнюс — Принстон — Тель-Авив

Print Friendly, PDF & Email

4 комментария для “Александр Левковский: Замкнутый круг. Окончание

  1. Дорогие Ася, Михаил и Sava! Я безмерно рад, что моя пьеса Вам понравилась — даже настолько понравилась, что Ася щедро назвала её «очень хорошей…» и даже, как она написала, «я бы сказала, талантливой…». В этой вещи, как у меня это часто бывает, заключена масса моих наблюдений и воспоминаний — как хороших, так и плохих…

    Вот проблема: где мне найти какую-нибудь театральную труппу — пусть даже самодеятельную, любительскую! — которая бы поставила эту пьесу!? Несколько лет тому назад Русский Драматический Театр в Вильнюсе рассматривал эту вещь, и я был на грани эйфории! — но Министерство Культуры Литвы наложило вето из опасения, что посольство России будет возражать в связи с издевательски-гротескным изображением выборов российского президента в последнем акте… И мои надежды рухнули!

    Ещё раз благодарю!

  2. Очень хорошая, добротная, профессионально написанная. Я бы даже сказала, талантливая, но на основе одного произведения пока воздержусь. Хотя талант драматурга несомненно виден. А вот на конкурс в разделе Словесность я бы ее выдвинула — при условии, что она нигде не публиковалась. Спасибо автору!

    Заодно маленькое примечание. По соображениям этики и беспристрастности я призываю выдвигать авторов на номинацию и поддерживать ранее сделанные выдвижения В ТОМ МЕСЯЦЕ, КОГДА ЭТИ РАБОТЫ ПУБЛИКОВАЛИСЬ И ОБСУЖДАЛИСЬ. Когда это делается в конце года, это носит характер «дополнительной гирьки» в момент взвешивания.

  3. Момент истины. Не оскудеет земля русская, не переведутся в ней Горшковы, Квашнины, как и весь народ российский, голосующий брюхом. Написано талантливо. Михаил К.

  4. Занимательный шарж с недвусмысленным намеком на все знакомые нам лица.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.