Александр Колотов: О терроризме — 2.0. Предисловие Игоря Юдовича

Loading

Игорь Юдович

О терроризме — 2.0

В  номере 4/163 «Заметок по еврейской истории» была напечатана очень яркая статья Владимира Янкелевича «Вокруг Израиля, или террор, террор…». Тема статьи — современный терроризм и попытка определения термина «терроризм» — вызвала многочисленные отзывы, мягко перешедшие в многочисленные же споры. Что, безусловно, говорит не только о важности затронутой темы, которая, к сожалению, приобрела особый интерес после событий в Бостоне, но и о сложности вопросов поднятых в статье.

В качестве дополнения к статье В. Янкелевича и в надежде на возможное расширения поля для дискуссии хочу предложить вашему вниманию текст, написанный еще в 2005 году израильским автором Александром Колотовым.

История этого текста следующая.

Профессор Бостонского университета Анна Гейфман написала (на английском языке) книгу «And Death will be your Goddess»*, книгу, показывающую и доказывающую, что все характеристики современного международного политического терроризма пришли из России начала 20 века, где теоретические постулаты анархистов, эсеров, большевиков и других радикальных партий были проверены на практике. Практика же оказалась — по подсчетам Анны Гейфман — следующая: «между 1900 и 1910 годами на территории Российской империи политические экстремисты совершили 23 тысячи террористических актов, жертвами которых стали более 17 тысяч человек». Автор анализирует массовый террор с позиции исторической психологии, относительно новой академической дисциплины. Книга вызвала, естественно, очень резкое неприятие в России, но была весьма серьезно принята профессиональными историками и широкой публикой в западном мире. Александр Колотов (Раанана, Израиль) перевел ее на русский язык. В его переводе книга с названием «На службе у смерти» вышла в издании Liberty Publishing House в Нью-Йорке. К книге А. Колотов написал предисловие, которое я и предлагаю вашему вниманию.

Одна личная история. Где-то после того, как книга добралась до Сан-Франциско А. Колотов, мой старый товарищ, позвонил мне и в ходе разговора спросил:

— Кстати, прочел ли ты мой последний перевод?

— Саша, если честно, то отложил после третьей главы, слишком уж от нее тяжелое впечатление, столько мерзости невозможно вынести.

— Вот, теперь ты понимаешь, каково было мне ее переводить.

А теперь само предисловие к книге «На службе у смерти»

Александр Колотов
От переводчика

Двадцатый век превзошел весь человеческий опыт по количеству и разнообразию убийств, и все сравнения с прошлым быстро завершаются признанием совершившегося перехода количественных различий в качественные, революционные изменения. Предлагаемая читателю книга профессора Анны Гейфман посвящена одному из способов массового убийства людей, который не существовал до начала двадцатого века, к концу же века настолько вошел в нашу жизнь, что мы скорее отмечаем редкие и короткие периоды его ослабления, чем постоянное присутствие каждый день. Этот способ убийства называется современный, или, что то же самое, массовый политический террор.

Настоящее предисловие имеет целью помочь читателю извлечь максимум из по необходимости сжатой книжки, содержащей огромное количество информации в обманчиво малом объеме и — вопреки отчасти популярному изложению — входящей в рассмотрение непростых вопросов из области относительно нового раздела исторической науки — исторической психологии. Ни в коем случае не подменяя требуемую от читателя работу упрощенным «пересказом заранее», мы хотим привлечь внимание к нескольким узловым моментам, которые могут ненароком ускользнуть или не быть оценены по достоинству.

Автор отказывается от определения массового террора (см. «Заключение»), считая, что на пути определений легко соскользнуть в мелочную казуистику и потерять перспективу. Иначе считал Цицерон: «Отправной точкой всякого вопроса должно быть определение, дабы можно было понять, о чем рассуждают», и его мнение представляется тем более весомым, что определение массового террора все-таки есть. Его дал директор Междисциплинарного Центра по борьбе с терроризмом (Израиль) Боаз Ганор: «Намеренное использование насилия против мирного населения ради достижения политических целей». Определение Ганора достаточно широко, чтобы охватить явление в целом, и достаточно точно, чтобы ограничить (поставить предел: о‑предел‑ить) круг рассматриваемых проблем.

Первое и главное различие необходимо провести между террором и войной.

Война — тот вид человеческой деятельности, где убийство разрешено и поощряемо; все нормы, все заповеди снимаются или ослабляются вплоть до потери существенности; смерть становится ежеминутной реальностью. То же происходит, когда массовый террор набирает силу, в обоих случаях главный инструмент — технологически оптимальное сочетание взрывчатки и стали для убивания людей. Да, современная война стирает разницу между фронтом и тылом, а мирное население страдало во все тысячелетия ведения войн. Но на войне общим соглашением выделены активные участники конфликта — армии, воинский контингент противоборствующих сторон, тогда как террор принципиально видит противника прежде всего в тех, кто никак не связан с заявленной целью террористических актов, и кто, в первую очередь, не может оказать сопротивления. Враг современного террориста — это масса гражданских лиц, заведомо непричастных, заведомо невиновных, заведомо беззащитных. Отсюда происходит невозможность «рыцарского кодекса» или «уважения к противнику» давних времен. Атакующий рыцарь мог уважать храбро защищающего себя копейщика или лучника, Саладдин мог послать Ричарду — Львиное Сердце свежего коня взамен павшего в сече. Террорист, расстреливающий толпу, не может уважать проворно прячущуюся в канализационном люке мать с ребенком; бросающий бомбу в театре не может уважать девушку, случайно укрывшуюся за колонной. На войне возможны перемирия и братания, террор не знает ничего, кроме непрерывности убийства.

Ввиду такого различия, наблюдается интересная асимметрия оценок. Война бывает не только агрессивная, но и оборонительная, превентивная, даже справедливая. На войне сохраняется остаточная мораль и порядочность, которые позволяют формулировать понятие преступления: «военное преступление», «преступление против гуманности» — то, что противоречит морали, сохраняющейся во время войны. В современном терроре ничего подобного нет. Массовый террор преступен целиком, и выделять из него бóльшие и меньшие преступления — оскорбительно для разума: представьте себе Женевскую конвенцию по запрещению антигуманных методов совершения террористических актов!

Даже закоренелые бандиты ищут возможности оправдать, легитимировать свои поступки. На войне легитимацией служит сама война, приказ командира и пр. Грустно признавать в тысячный раз, но война есть легальная деятельность человека, на этом стержне выстроена история цивилизаций. Зная о чем, идеологи террора стремятся представить террор — войной. Тогда убийц можно изображать героями или, по крайней мере, солдатами воюющей армии. Убийство становится легальным, а умело определив врага, можно легализировать сколь угодно большое количество жертв. Эсеры объявили врагами всех представителей администрации от министров до городовых, анархисты — всю буржуазию, палестинские боевики — всех евреев, независимо от места их проживания, себя — в состоянии войны с ними всеми.

Можно ли, наоборот, вообразить генерала, заявляющего, что он ведет не войну, а предпринимает террористический акт против врага? Навряд ли.

Тактически, массовый террор — это гласное и формальное объявление войны всему обществу со стороны малочисленной группы гиперактивных лиц, считающих себя вправе подменить собственными суждениями моральные нормы и правовые институты.

Историческое явление редко имеет четко выделенное начало, чаще оно как бы сливается из многих спонтанно пробивающихся ключей, и невозможно точно сказать, где кончаются несколько зернышек и где начинается груда зерна. Бывает, однако, что начало датируется почти с абсолютной точностью. Все исследователи сходятся на том, что современный террор стоит на использовании достижений науки и техники, т.е. возник не раньше, чем стал широко доступен динамит. Террор, как уже отмечалось, базируется в равной степени на идеологии, без которой применение динамита было бы не более, чем опасной пиротехникой. Соединение технологии с идеологией произошло у анархистов 19 века. Они открыто объявили, что их врагом являются целые общественные слои и классы, и что они будут с врагами воевать, используя динамитные бомбы. В качестве примера приведем отрывок из последнего слова на суде американского анархиста Генри: «Должны ли мы нападать только на депутатов, полицию и городские власти? Эти люди ничуть не более ответственны, чем все прочие. Мы нападаем на массу. Мы не хотим никого щадить». Засим оставалось сделать террор действительно массовым во втором значении слова, поставить его на поток, чтобы из сенсации теракты превратились в рутину, с немыслимым ранее возрастанием числа жертв. Когда-нибудь и где-нибудь это бы непременно произошло. Сомнительная честь быть первой выпала на долю России в предреволюционный период 1902 — 1905 и революцию 1905—1907 гг. В этом плане и следует понимать утверждение автора об эсеровском терроре, как первой исторической вспышке современного террора, как мы его видим теперь и, к сожалению, будем сосуществовать с ним еще долго.[1]

Психологически, современный террор отличается от предшествующего, индивидуального, отношением к количеству погибающих. Раньше большое количество жертв расценивалось, как «лес рубят — щепки летят», мол, ничего не поделаешь: Халтурин имел в виду убить царя, а не девятерых инвалидов Севастопольской кампании, это были издержки. Современные террористы стремятся убивать как можно больше — намеренно и без разбора: после 11 сентября 2001, Бин Ладен жалел, что с жизнью расстались не сорок и не шестьдесят, а всего-навсего три с половиной тысячи человек.

Как правило, о терроре пишут, анализируя его социальные причины и социальный состав террористических организаций, изменение социальных тенденций данного социума и пр. Не уклоняясь от рассмотрения традиционных аспектов, автор уделяет пристальное внимание личности современного террориста, и это, может быть, наиболее трудная тема для восприятия.

Одни и те же возражения встают всякий раз, как кто-нибудь пытается бросить тень на революционеров — борцов за справедливость. Слова о высокой цели, как прежде, сияют золотом для тех, кто живет в мире придуманных идеалов и даже отойдя от слепого поклонения красивым словам, по-прежнему попадается на удочку сравнений, подменяющих аргументы. Еще вчера, сказав, что Сталин — убийца и негодяй, мы слышали: «Вам разве милее Гитлер?» Сегодня этот аргумент не в моде, но оправдание теракта тем, что — не вообще убитые, а именно этот генерал или министр был жестоким мерзавцем, по-прежнему считается убедительным ответом на сомнение в чистоте морального облика террористов.

Автор, как бы проведя нас по галерее и разобрав подробно типажи от рядовых до вождей, подводит к неутешительному выводу: даже если некто имярек шел в террористы под действием благородных лозунгов, он там недолго оставался белой вороной, прежде всего потому, что попадал в коллектив, собранный не для благородных рассуждений, а для работы — для подготовки и проведения операций по убийству живых людей.

Массовый террор — в гораздо большей степени, чем индивидуальный — это профессия, профессия сложная, и овладение ей требует усердной работы и душевной отдачи. Времени и сил на мораль просто не остается — приобретенная квалификация должна поддерживаться на должном уровне путем постоянной тренировки. Рассуждения о морали неизбежно отходят на второй план: они не первостепенны и не могут занимать мысли работника.

Допустим, что объект покушения выбран за злодеяния, не совместимые с совестью человечества и не отомщенные в рамках закона. Убив его, мститель восстановит справедливость и встанет в ряд светлых рыцарей. Для этого он нуждается в организации, специализирующейся на производстве успешных терактов: имеющей службу наблюдения, динамитные лаборатории, типографское оборудование, сеть конспиративных укрытий и пр. — техническую сторону, ценимую не по совести, а по эффективности. Квалифицированный слесарь с равным успехом изготовляет детали для медицинских приборов и полицейских наручников, квалифицированный террорист с равной готовностью организует теракты на Филиппинах и в Лондоне. Читая про бесконечные теракты, большáя часть которых прямо обосновывалась необходимостью поддержания рабочей формы, следует помнить: это не связано ни с конкретными террористами, ни с конкретными террористическими организациями, но вытекает из природы массового террора. Наемный убийца из «Риголетто», согласный пощадить герцога при условии, что ему подставят замену — не вокальный фантазм, а профессионал, привыкший честно отрабатывать свой хлеб, не упуская, разумеется, заработка.

Профессионализм массового террора подминает под себя мораль и прочие тонкие материи. Истинные герои и справедливые акты возмездия в тех редких случаях, когда они происходят, идут на оправдание преступлений, совершаемых террористическими группировками.

В одном профессии террориста и солдата схожи: они работают в постоянном контакте со смертью, убивают без колебаний и понимают, что их в любой момент поджидает смерть. Первое вытравляет из души сочувствие к жизни и к себе подобным, второе лишает уважения к себе и вызывает привыкание к мысли о неотвратимости скорой — через месяц? через минуту? — гибели. Человеческая психология устроена так, что привыкание неизбежно переходит в притяжение, см. многократно описанную в литературе извращенную близость между узником и палачом. Психика, подвергшаяся смертельной перестройке — это больная психика, являющаяся, однако, необходимой компонентой личности для успешной работы в качестве террориста. А.Гейфман уделяет много внимания анализу психических отклонений, сопровождающих представителей массового террора. При чтении этих разделов может возникнуть наивный вопрос: что же, террорист (вообще, революционер) — синоним для психопата? Ответ дал больше ста лет назад Ч.Ломброзо, подробно разбиравший психологические аспекты революционной (в его времена — анархистской) деятельности: «Те, кто не знает, какая связь существует между болезнями и политическим преступлением, найдут удобным высмеять чуждую им по невежеству точку зрения». Не всякий террорист — психопат, и тем более, не всякий психопат — террорист: нет жесткой функциональной зависимости, есть сильная коррелятивная связь.

Профессиональное, т.е. постоянное, занятие террористической деятельностью не только ломает психику. Человек со здоровой психикой, устойчивой по отношению к патогенным ситуациям, с меньшей вероятностью окажется успешным профессионалом террора, чем слабый и неустойчивый. Об этом знают исследователи и знают вожди, охотно вербующие пополнение среди специфического, нестабильного контингента. Мы же не удивляемся наличию патологической составляющей в психике солдат, прошедших войну: вьетнамский синдром, афганский синдром.

У террористов бросается к тому же в глаза удивительное отсутствие «дальномерной», стратегической логики (при адекватности «тактической» логики, руководящей каждодневными планами и расчетами): три японца расстреливают толпу в израильском аэропорту, чтобы японский император отрекся от власти, группа Баадера—Майнхоф взрывает бомбы на автомобильной парковке в Мюнхене, чтобы началась мировая революция, и т.д.

Едва ли не изначала в массовом терроре употребляется весьма эффективное и чрезвычайно дешевое оружие, с точки зрения психопатологии представляющее особый интерес — террорист-смертник, или живая бомба. Его использование меньше связано с дешевизной, чем с психологией: повышенная склонность к самоубийству в среде террористов ищет для себя пути выражения. Рисковать, приготовляя в условиях подполья взрывчатые вещества и снаряды; идти на задание, шансы вернуться с которого живым близки к нулю — все это еще не прямое самоубийство — убийство себя, как неотъемлемая часть операции по убийству других.

Психологически, переход к рутинному запуску живых бомб — это логичное и, по-видимому, неизбежное следствие сосредоточения суицидального потенциала в душном пространстве террористической организации.

Глава 11, «Террористы у власти», открывается значительной фразой: «Государственную власть террористы впервые получили в России». А — Робеспьер, потоки крови, бессудные суды, — разве не у французов первенство? Ведь большевики сами открыто равнялись на них, беря их за образец.

Нет, первенство не у них, и через 60 лет придя к власти в Камбодже, Пол Пот шел не по французскому, а по русскому пути. Робеспьер установил режим террора во Франции, и сравнивая один режим государственного террора с другим, мы найдем много общего и мало отличий, потому что законы реализации сходных моделей одни и те же: для властного террора это лишение терроризируемого общества средств юридической защиты (ЧК и революционные трибуналы), кликушеская демагогия обвинений (выступления Сен-Жюста и Вышинского), садизм исполнителей, коррупция, начиная если не с самого верха, то со среднего звена.

Разнятся же они в принципиальной исходной точке. Робеспьер и иже с ним не были пришедшими к власти террористами. В условиях свершившейся революции, получив, практически, ничем не ограниченную власть, они быстро прошли широким путем соблазна: тому, кто попал во власть, требуется неординарный уровень мышления, чтобы удержаться от попытки свести институты общественного представительства к бессмысленной машине для автоматического одобрения непогрешимой собственной мудрости. Путь к власти Ленина и его единомышленников лежал через террор, идеология была построена на терроре и намерении развернуть его немедленно и как можно шире сразу после захвата власти[2]. Идеал Робеспьера базировался на иллюзии о встроенном в человека добре, его террор питался желанием устранить зло, как продукт извращенного развития человечества. Идеал Ленина был — полное пересоздание человеческой породы, и для него террор был единственным средством для ликвидации неполноценного биологического материала. Бешеный Марат требовал казнить 500 аристократов — безликий Зиновьев планировал уничтожить 10 миллионов непригодных.

Эти рассуждения не помогли бы обреченным гильотине в Париже и утоплению в Нанте. Они нужны нам для ясного понимания: то, к чему французская революция пришла, колеблясь и отступая, в несколько исторических этапов — в русской революции было заранее спланировано и пунктуально осуществлено. Они были первыми.

Книга открывается и завершается описанием теракта в Беслане, возвращая нас к ощущению бессильного ужаса и стыда за принадлежность к людскому роду. Напоминание о бесланской бойне предназначено не столько для шокового введения читателя в страшную тему терроризма, сколько для напоминания о тривиальной истине, которую то забывают, то игнорируют в анализе массового террора: террорист — это не борец, не герой. Террорист — это убийца, нечисть, живущая рядом с нами и страшная еще тем, что то и дело получает права гражданства от нежелающих понять: освобожденный Голем убивает не от недостатка инструкций. Распространение смерти есть его суть, и ее не избегнут те, кто ему потакает.

Иммунитета от насильственной смерти нет. Умение не закрывать глаза, не унижать себя до компромиссов с ее носителями, ясное осознание опасности служат оружием в борьбе за жизнь.

А. Колотов, 2005


[1] Отыскание начальной точки продолжительного события подчас ведет к нетривиальным выводам.Так, изучая уничтожение фашистами евреев (Холокост), начинают с того, что уже в т.н. «хрустальную ночь» погибли десятки, а антисемитские законы 1935—1938 гг. обрекали евреев на вымирание. В действительности, Холокост начался 22 июня 1941: до того немцы морили евреев голодом в гетто завоеванной Польши — с входом на территорию СССР начались сбрасывания в колодцы и массовые расстрелы на краю оврагов, и лишь потом стрела вернулась на Запад акциями по ликвидации гетто.

[2] И «пожирать своих детей» эта революция начала не в 1937 при Сталине, а в 1918 при Ленине, когда большевики разгромили другие революционные партии — меньшевиков, анархистов, эсеров.


*) Заказать книгу можно здесь, прочитать отрывки — здесь, текст книги Анны Гейфман «Революционный террор в России, 1894–1917» доступен для чтения в библиотеке lib.rus.ec.

Print Friendly, PDF & Email

21 комментарий для “Александр Колотов: О терроризме — 2.0. Предисловие Игоря Юдовича

  1. Чем отличается русский террор от исламского.
    Думаю, что основа имеет идиологию., т.е при которой человек берет на себя право убийцы.
    В русском терроре в идиологии человека не присутствовало понятия какой-то религиозной аксиомы.,где присутствует понятие недозволенности.Кстати, видимо, и Л.Толстой этим страдал.

    В исламском терроризме,наоборот. присутствует понятие религиозности. Но вот вопрос, что собой все-таки представляет ислам,как религия. с ее правом и недозволенностью стоит задуматься.
    У всех людей иудейско-православной веры есть понятие Б-г.
    У Ислама всего есть понятие Аллах.Одно ли это это и то-же? Вопрос?
    Если да,то как могут мусульмане уничтожать христианские обозначения Бога.? Если это допустимо,то вопрос стоит в какого Бога они веруют? Или не выглядет это все-таки сектой. А секта это не цивилизация!
    Второе, терроризм или война это очень дорогое мероприятие.Поэтому, что-бы стало это эконом. возможным людей специально толкают в сост. нужды.Выход-это предлагаемая религия.Кроме того необузданное рождение детей в семьях,так же ведет к идеологии религии..
    Запрещение или опять-таки идеология невозможности вступления повторно в брак, огромные калымы за невест и т.д.-все это идеология психического влияния на человека. В идеологии Ислама, заложены экономически выгодные возможности терроризма, т.е. легкого влияния на человека.
    Поэтому ,думаю один из путей влияния на Ислам и отображать его истинное лицо-это говорить не о мухаммеде ихнем,но раскрывать эти социальные факты и, следствие, мотивы.

  2. Soplemennik
    2 Май 2013 at 13:14 | Permalink

    Если я верно понял, то современный исламо-фашистский террор считают произрастающим из российского сто-стопятидесятилетней давности. Но разве это так?
    ———————————
    Есть историки, которые в своих анализах находят начало организованного терроризма в нападениях сикариев из периода Второго Иерусалимского храма.

  3. Марк, мне кажется, Саша Колотов в своем ответе коснется и Вашего вопроса (хотя Ваш отзыв появился позже). Мое дело тут было посредническое. Все же, как я уже писал, статья эта — восьмилетней давности, это предисловие к книге, которая ставила другие задачи, а не рассмотрение современного исламского терроризма в его отношении к терроризму русскому. Задача была в исследовании конкретного политического явления в конкретной стране и в конкретное время. И только под определенным историко-психологическим углом (историческая психология — это то, в чем Гейфман сказала свое новое слово). То, что у любого политического терроризма есть много общего, как есть и очевидные различия, нам сегодня гораздо яснее. В том числе, благодаря книге Гейфман.

  4. Уважаемые господа,
    когда Игорь Юдович попросил у меня для размещения предисловие к «На службе у Смерти», я не предполагал никакой дискуссии, т.к. у моего текста цель была чисто служебная: введение и подготовка читателя к прочтению самой книги. Кстати: вышло, наконец, ее английское издание, «Death Orders», 2010, переработанное и дополненное интересным материалом. Рекомендую.
    Теперь я отвечу только на несколько фраз в начашемся обсуждении, которые мне показались стОящими внимания.

    1) если не брать во терракты типа 11 сентября, то основа психологии “живых бомб”, на мой взгляд, не серьёзная работа ( мысли – души), а религиозный или. как у российских революционеров, политический фанатизм
    ————
    Речь была не про работу мысли и души, а про то, что каждый теракт, начиная, примерно, с народовольческих, требует высоко профессиональной логистики, обеспечения изготовлением динамитных (тогда) бомб, укрытий, слежки за намеченным объектом покушения и за его охраной или шествия/демонстрации и пр.
    Мысль и душа лежали в основе, являлись импульсом и стимулом, но сами по себе бессильны, как мозг, не вооруженный мускулами.

    2) У ислама, кстати, есть собственная традиция терроризма, восходящая к секте —
    исмаэлитов и их главы Хасана-и Саббаха в период 1080-1270 гг
    .
    ———-
    Это очень мощный пример, и именно пример индивидуального террора. Жертвами были главные министры, полководцы, цель — чтобы никакой политический деятель или руководитель любого уровня не чувствовал себя в безопасности.
    В этом плане ассасины — прямые предшественники народовольцев, которые внесли моральный аспект: наказать именно Мезенцева, именно Трепова. И как я и написал почти 8 лет назад, мораль не удержала никого и не удержалась сама в этой вакханалии. См. «Запечатленный труд» Веры Фигнер о причине цареубийства: «Ведь если мы охотимся за мелкими прислужниками, то нелогично оставлять в покое самого главного их начальника» Цитирую, конечно, по памяти весьма приблизительно, но за передачу смысла ручаюсь. Отменная логика, да? (Это уж я не удержался от эмоции, вспомнилось, как я со своим советским идейным воспитанием боготворил их, а потом в возрасте около 25 начал читать материалы и думать).
    Книга «На службе у Смерти» анализирует именно разницу между индивидуальным террором и массовым, переход от одного к другому. Не забывайте, в конце концов, что это не развернутая газетная или интернетовская статья, а научный труд, написанный в популярной форме.

    3) Народники в России совершали уголовные преступления, но не террор.
    ———-
    Это, уж извините, не стоит и возражения, и я включаю это фразу сюда для пердостережения. Именно так, доступно-хлесткими формулировками, искажается тема разговора, начатый и недоконченный обрывается и начинается вольное общение. Я предпочитаю доводить обсуждаемое до выводов, хотя бы до прояснения точек зрения.
    Народники в России занимались индивидуальным политическим террором, а уголовный элемент привлекался позже, при эсерах, и смешивался по сродству: и там, и там отрицание общественного устройства, и там, и там, неуважение к чужой и пренебрежение свеой жизнью — хотя самому лучше бы уцелеть, см. откровение в основополагающей (основоположившей!) брошюре Ник. Морозова. А про уголовный аспект в подробностях см. книжку А. Гейфман.

    4) современный исламо-фашистский террор считают произрастающим из российского сто-стопятидесятилетней давности. Но разве это так?
    ———-
    У всякого явления есть корни во времени и пространстве, всякое явление подобно другому или другим, порой сходным, порой различным. В конце концов, количество моделей мышления, поведения и пр. ограничено: моделей всего немного. Где бы ни появился массовый террор впервые, он возник и развивался бы по соответствующей ему модели. В книге А.Гейфман показывается, что он возник впервые в России, а уж его новые ветви следовали или прямо учились у русских зачинателей. Все помним — не забываем про сотрудничество не только вермахта и Красной Армии, но и НКВД и Гестапо? После конца войны, есть ли сомнения, что немцы, обученные русскими, обучали, например, латиноамериканцев?

    5) Вызывает сомнение противоречивое отношение к террору, как разновидности войны. … Но ниже написано: «Тактически, массовый террор — это гласное и формальное объявление войны всему обществу со стороны малочисленной группы гиперактивных лиц, считающих себя вправе подменить собственными суждениями моральные нормы и правовые институты». Так объявление войны или нет?
    ———-
    Я виноват, не отследил, и получилось противоречивое употребление одного и того же слова в разных смыслах: «война», как военные действия с участием армий, с географически определенным театром военных действий; и «война» как вооруженное противопоставление себя своему противнику, скажем, государственным структурам — в русском языке нет адекватного аналога слову «hostilities».
    Но тут ничего не поделаешь, всегда, в любом тексте найдется пример многозначного словоупотребления, и надо так или иначе либо сводить что-то на шутку, либо рассчитывать, что читатель-собеседник поймет, что имелось в виду. Здесь у меня имелось в виду, конечно, «hostilities».

    Спасибо всем, кто прочел мое «Предисловие», но обращаю ваше внимание, что все-таки сама книжка-то побогаче будет, тем более — ее новая, английская, версия.
    Александр Колотов.

  5. Дорогой Игорь!

    Ваша публикация соображений Вашего товарища интересна и как говорят в наших краях, «Хомер ле махшива» — материал для размышлений.
    Если предположить, что современный тотальный терроризм, исходящий в значительной степени из Востока имеет в своей основе, в своих истоках «русскую» основу, то можно и принять точку зрения автора.
    Так ли это на самом деле, в какой степени и в каком масштабе соответствует действительности? Не является подборка фактического материала тенденциозной и не несет дополнительной нагрузки распределения вины за современный террор на как можно большее количество игроков? Не упрощает ли проблему?
    Мне представляется, также интересным изучение роли партийно-государственного руководства стран восточного блока в пестование и становление современного терроризма (см., например: http://psi.ece.jhu.edu/~kaplan/IRUSS/BUK/GBARC/buk.html) в совсем недавний период.
    Спасибо.
    М.Ф.

  6. Уважаемые коллеги, к сожалению, не могу сейчас ответить на вопросы и принять участие в дискуссии — обещаю сделать это немного позже — но хочу сказать главное: это НЕ моя работа. Я только написал пару вступительных строк. Автор — Александр Колотов. Кроме того, это его предисловие к большой книге Анны Гейфман не претендовало в 2005 году на дискуссию об исламском терроризме, как отдельном феномене. Книга — о психике террористов, как личностей. О том, как вполне нормальная психика может трансформироваться в психику явно клиническую (во всяком случае, мне так кажется). Естественно, у людей в некоторых условиях может быть групповая больная психика. И, естественно, больной с детства психикой легче манипулировать «профессионалам». В этом смысле, только в этом смысле, все террористы похожи друг на друга. Конечно, с исключениями, которые как известно… На примере русского террора начала прошлого века автор книги раскрывает нам психику всех остальных террористов — и это очень важно в том числе и в понимании и противодействии террору мусульманскому.
    Я попрошу А. Колотова прочесть отзывы на его «Предисловие переводчика» и ответить на ваши вопросы.

  7. Яркая статья на чрезвычайно интересную, не имеющую лёгкого ответа, тему. Я бы выделил ещё один нюанс. Вы, Игорь, пишите:
    «Массовый террор — в гораздо большей степени, чем индивидуальный — это профессия, профессия сложная, и овладение ей требует усердной работы и душевной отдачи».
    Всё это так. Но если не брать во терракты типа 11 сентября, то основа психологии «живых бомб», на мой взгляд, не серьёзная работа ( мысли — души), а религиозный или. как у российских революционеров, политический фанатизм. Чтобы вырастить террориста-фанатика ( человек-это,согласно Фрейда, вложенная в него информация) надо давать ему с детства определённую информацию и этого достаточно. В исламском контексте яркий пример средневековые алафиты с их специальной системой воспитания. Воспитанный или,точнее. вырашенный таким образом террорист-самое страшное и опасное совремнное оружие против которого, практически, нет защиты.

    1. Непонятно почему мой комментарий удалён модератором.
      Модератор: никто Ваш комментарий не удалял. Вам уже объясняли, что используя разные имена, например, «Мадорский», «Мадорский-Юдовичу» и т.п., Вы представляетесь системе каждый раз как новый пользователь. А новому пользователю нужно ждать одобрения модератора. Поэтому, либо наберитесь терпения, либо (что лучше) пишите в поле имени всегда «Мадорский», а уж в тексте комментария можете уточнять, кому он предназначен.

  8. Э. Рабинович: «Всё политическое мышление должно быть сосредоточено на понимании необходимости защиты от Ислама».
    Если бы так, то никакого выхода из ситуации нет. Это уже поняли новые люди в реальной израильской политике — Беннет и Лапид.
    У меня об этом:
    @http://www.ateism.ru/forum/viewtopic.php?f=16&t=12683@

  9. Большое спасибо, дорогой Игорь, за интереснейшую публикацию. А ихний классик Лёв Толстой, ихнее зеркало, этот российский террор одобрял.

    Но на этот раз я на 100, нет 200 процентов согласен с Иегудой, что происходящее сегодня к российской истории не имеет ни малейшего отношения. Это — Ислам, это — джихад, и никакого решения и близко быть не может без осознания этого факта. Кстати сказать, где вы видели доисламское массовое использование самоубийц? Все политическое мышление должно быть сосредоточено на понимании необходимости защиты от Ислама.

    1. Господин Рабинович! У меня коленки подгибаются! Без преувеличения! Вы согласны со мной! (И это, кстати, не впервые. В тот раз я просто сам себе не поверил).
      Готеню, вус титзех!
      Искренне вам благодарен. Иегуда.

      1. Уважаемый г-н Иегуда! Спасибо за Ваше спасибо. Я всегда стараюсь быть объективным и не вижу ничего плохого, когда мое мнение совпадает с мнением гостя, с которым раньше бывало больше расхождений. Я также избегаю набрасывать ярлыки и давать уголовно-медицинские заключения вроде «анти-сионист из Нью-Джерси», «невменяемый» или попытаться выгнать меня из «Полосы», как Вы однажды пытались сделать. Правда, все равно практически не сотрудничаю там из-за нехватки времени.

  10. В комментах на представленную уважаемым Игорем Ю. статью мне бросился в глаза следующий факт: в отношении ведения войн есть правила, законы и конвенции, в отношении террора их нет или они здорово размыты. Даже чёткая формулировка понятия «терроризм» не однозначна. Я уже как-то указал в этой связи на огромное влияние исламской софистики 1300-летней давности.
    У ислама, кстати, есть собственная традиция терроризма, восходящая к секте исмаэлитов и их главы Хасана-и Саббаха в период 1080-1270 гг. Асассины-гашишники с их оргиастическими культами являются по сей день «источником вдохновения» для современных исламистов и арабов. «Старик с гор» отравлял юношей гашинем и опиумом для создания у тех иллюзии пребывания в «парадизе», чтобы потом использовать их для убийств.

  11. От нашего стола — вашему столу:). Рекомендую книгу Michael Burleigh. Blood and Rage. A Cultural History of Terrorism. Если понравится, начните переводить (только Маше не говорите, что я Вас навел:))

  12. Если я верно понял, то современный исламо-фашистский террор считают произрастающим из российского сто-стопятидесятилетней давности. Но разве это так?

    1. Янкелевич — Soplemennik
      ——————————————————
      «Если я верно понял, то современный исламо-фашистский террор считают произрастающим из российского сто-стопятидесятилетней давности. Но разве это так?»
      ===============================
      Вы поняли неверно. Вообще-то дело конечно Ваше, но я бы не употреблял такие клише, как «исламо-фашистский». Это напоминает времена советской власти — типа «право-левый уклон» и прочее.
      А если по существу Вашего постинга, то террор — это метод (способ) действия, а «произрастающий из» — это причина действия. Не нужно это путать.

      1. Янкелевич – Soplemennik
        —————————————————–
        “Если я верно понял, то современный исламо-фашистский террор считают произрастающим из российского сто-стопятидесятилетней давности. Но разве это так?”
        ===============================
        Вы поняли неверно. Вообще-то дело конечно Ваше, но я бы не употреблял такие клише, как “исламо-фашистский”. Это напоминает времена советской власти – типа “право-левый уклон” и прочее.
        А если по существу Вашего постинга, то террор – это метод (способ) действия, а “произрастающий из” – это причина действия. Не нужно это путать.
        — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —
        По-моему, я ничего не путал. Автор счёл (как я понял), что современный исламо-фашистский террор (предпочту так называть и терминология иных времён тут не при чём) имеет своей предтечей, основой террор народовольческий, эсэровский и т.п., т.е. использует (с современными вариациями или дополнениями) готовую «методологию» террора.
        Есть другое мнение (полагаю — оно куда вернее), что источником, если хотите, фундаментом этой заразы является ислам, который и предлагает свою «методология».

  13. Ребята! На мой взгляд, если без сюсюкания, то разговоры, разговоры-переговоры о терроризме времен МВД Дурново или Столыпина, даже самые методически правильные — не более, чем дымовая завеса, закрывающая главное — джихад!
    Да, десятки тысяч терактов, десятки тысяч убитых (кствти, в среднем, менее одного на теракт, согласно тексту, даже в Бостне было в несколько раз больше, я уж не говорю про Иерусалим!). И что? Извращенное доказательство тезисов «Россия — родина слонов» и «Наша матушка Расея всему свету голова»?
    И это пишется, когда третья волна Зеленого джихада угрожает Цивилизации! Той же России, в том числе!

    Мне кажется, пора все-таки, людям с натренированным серым веществом в башке, поднять глаза от книжек и, хотя бы, почитать, что пишется в газетах! И попробовать осознать это! Причем в рамках шарика, а не только своего штейтла и хотя бы последних 14 веков истории. А не родимых посконных летописей. Не времен бабушек-дедушек, а пошире!

    И вы увидите, что нынешний, реальный, преимущественно, исламский терроризм — всего лишь — одно из тактических ответвлений Джихада, которому 14 веков от роду. И к убийству царя Александра Второго и генерала Трепова никакого отношения не имеет, как и ГУЛАГ. А используется, потому, что малой силой дает большой эффект, ибо цивилизованное общество разложено христианскими идеями смирения, с одной стороны, а — с другой — диким язычеством.

    Меня поражает шизофрения мыслящих людей. С одной стороны, они джихад в упор не хотят видеть, находят разные остроумные отговорки типа: «А вот Ванечка Каляев, да Шурик Ульянов…» С другой стороны, когда им, по дурости либерастической, подкинули оксюморон «Столкновение цивилизаций», ох, как в него вцелипились, наряду с «нарративом» и «когнитивным диссонансом», не сумев даже посчитать до двух. Ибо Цивилизация уже лет полтораста-двести на Земле одна -одинешенька, и не с кем ей сталкиваться… А мир Джихада — никакая не цивилизация, ибо он не самостоятелен, не самодостаточен, не умеет себя прокормить. От того, дважды терпел катастрофические поражения после, казалось бы, великих побед, бросавших к его ногам тогдашние цивилизации.

    Думайте, мужики, думайте!

    Проблема не в Шурике Ульянове и не в его братце, который пообещал пойти другим путем…

  14. Янкелевич — Игорю Юдовичу
    Дорогой Игорь, прежде всего я хотел бы поблагодарить тебя за интереснейшую статью, без твоих усилий я бы ее не прочитал.
    Я, как и автор вкупе с Цицероном, считаю, что начало всех начал должно быть определение. Для меня вполне приемлемо определение Боаза Ганора: «Намеренное использование насилия против мирного населения ради достижения политических целей». Мое определение содержит дополнительно лишь то, что цели достигаются созданием «атмосферы всеобщего страха». То есть именно создание такой атмосферы, а не динамит, и является инструментом, которым террор добивается своей цели.
    Вызывает сомнение противоречивое отношение к террору, как разновидности войны.
    Сначала написано о том, что «Война — тот вид человеческой деятельности, где убийство разрешено и поощряемо…». И вот идеологи террора, стремясь создать некое моральное прикрытие своим действиям, пытаются назвать террор войной. То есть слова «террористическая война» представлены, как идея прикрытия со стороны террористов, с целью изображать убийц «героями или, по крайней мере, солдатами воюющей армии», и сделать убийство легальным.
    Но ниже написано: «Тактически, массовый террор — это гласное и формальное объявление войны всему обществу со стороны малочисленной группы гиперактивных лиц, считающих себя вправе подменить собственными суждениями моральные нормы и правовые институты». Так объявление войны или нет?
    Если мы вернемся к определениям, то есть и такое: «война — это организованное вооружённое насилие, целью которого является достижение политических целей». На мой взгляд, в это определение вполне вписывается деятельность современных террористов.
    Вопрос отношения к терроризму, как к войне 4 типа, я описывал здесь: http://berkovich-zametki.com/2012/Zametki/Nomer5/VJankelevich1.php
    Важным, на мой взгляд, является и то, что если не считать терроризм войной нового типа, то он попадает в область действия полиции. В этом случае ликвидация Бин Ладена или командующего военного крыла ХАМАСа в Газе Ахмеда Джабари недопустимы. В войне их просто необходимо было застрелить. Помните: «Натурально, — ответил Азазелло, — как же его не застрелить? Его обязательно надо было застрелить».
    Тезис: «Человек со здоровой психикой, устойчивой по отношению к патогенным ситуациям, с меньшей вероятностью окажется успешным профессионалом террора, чем слабый и неустойчивый», мне представляется упрощением. На мой взгляд, Высоцкий был ближе к истине, сказав «Не надо думать — с нами тот, Кто все за нас решит». Люди, стремящиеся думать, это как тонкая пленка на поверхности людского моря… Всем прочим важен тот, кто все за них решит. Но это совсем не говорит об их неустойчивой психике.

  15. Прекрасная статья!

    Я не поручусь головой, все-таки читал книгу много лет назад, но сухой подсчет жертв русского предреволюционного террора, сделанный А. Гейфман дает неожиданных «чемпионов» — дашнак цутюн, а не марксистов того, или иного оттенка. Думается главная мысль — террористы — нелюдь, нечисть, а идеология — шелуха, вторично.

    Кстати, оставшийся в живых ублюдок вполне может еще получить пожизненное, выйти лет через 25 и нарожать новую сволочь. В прессе началось оживление именно по этому поводу — когда и правильно ли зачитана «моранда», купит ли себе гарантии выдачей сообщников (а почему бы и нет — братца переехал не колеблясь).

Обсуждение закрыто.