Надежда Кожевникова: Ангел смерти

Loading

Надежда Кожевникова

Ангел смерти

Грациозно бесплотные, с гладко причесанными головками, глазами как у кукол, большими, ничего не выражающими — такой типаж, превращенный дизайнерами, модельерами в безликий, как с конвейера, стандарт, заполнил нынешние глянцевые журналы и никого уже не удивляет. Но в СССР конца шестидесятых, когда западные веяния проникали с запозданием, просачиваясь сквозь запреты, заслоны, подобный, схожий с эльфом, экземпляр, воспринимался уникальным явлением, сказочным, райским видением.

Дом творчества писателей возник в крымском засушливом Коктебеле благодаря поэту Максимилиану Волошину, который вместе с матерью, Еленой Оттобальдовной, дамой экстравагантной, носившей мужскую одежду, купил участок в дикой, не располагающей к комфорту местности и построил там дом, по очертаниям схожий с кораблем, в котором террасы назывались палубами.

Коктебель, с чахлой растительностью, запахом полыни, почти вплотную соприкасался с горной грядой вулканического происхождения, напоминавшей старинные японские акварели. Туда, в эту бухту, с прозрачными, цвета аквамарина лагунами, по преданию приплыли корабли древних греков в поисках Золотого руна. Тот же Волошин окрестил это место Киммерией, и как истовый поклонник античности носил хитон, а его буйную шевелюру у лба придерживала повязка. Ну как есть олимпиец, приземистый, коренастый Зевс.

Обитатели коктебельского дома творчества знали, чтили легенды, сопутствующие как личности Волошина, так и месту, им открытого, обжитого. Вот почему наверно, когда на коктебельском пляже вдруг возникла миниатюрная фигурка в полупрозрачной тунике, чей юный облик воплощал одновременно и отрока, и девочку-подростка, такое прелестное, дивное создание удивительно гармонично совпало с окружающим пейзажем, мифами античной Эллады, пропитавшими волошинскую Киммерию, как запах полыни, лохматых, карминной окраски водорослей, выносимых на галечный берег из морских глубин.

Но как выяснилось, девочка в полупрозрачной тунике, что она предпочитала обыденным платьям, в сравнении с ней неуклюже выглядевших на прочих женщинах, достигла уже возраста невесты, в качестве которой она и прибыла в писательский дом творчества.

А женихом этого эльфа, таинственного, эфемерного, к всеобщему разочарованию оказался нескладный, веснушчатый, застенчивый очкарик Леня, сын заурядного писателя, строгающего детективы о героических подвигах доблестной советской милиции, откровенно халтурных, что не только не мешало, а скорее способствовало его процветанию, массовым тиражам и, соответственно, крупным гонорарам.

Но сын его Леня, в выцветшей футболке, разбитых кедах, как нередко бывает, являлся не только полной противоположностью своего отца, но и явно стеснялся его репутации наглого хваткого, пробивного литературного бандита. На Тину, невесту, взирал заворожено, как на сказочную фею, в готовности служить ей верным пажом, ни на что большее не смея претендовать.

Оскорбительным было бы думать, что их союз — свадьба планировалась осенью — основывался на меркантильном расчете, и Тина, полное имя Валентина, чересчур громоздкое при её эфемерности, с неведомым никому прошлым, клюнула вульгарно, пошло на материальное благополучие, что ей сулило замужество с Леней.

Она ну никак, ни внешне, ни по манерам не вписывались в ряд опытных хищниц, охмуряющих поддавшихся их женским чарам представителей сильного, как говорится, пола. Нет, ничего подобного. Необщительная, неулыбчивая, даже можно сказать диковатая, Тина не участвовала в развлечениях местной публики, на пляже не снимала полупрозрачной туники, зябко ёжась, заворожено, как сомнамбула, глядя в морскую даль.

Брак её с Леней быстро распался, настолько быстро, что в следующее лето Тина появилась в Коктебеле уже одна, хотя и не совсем.

Еще не старый, молодцеватый, импозантный успешный, безусловно, талантливый, сценарист, получивший и в стране признание, и международные премии, прибыл в дом творчества писателей с законной женой, но кто его новая избранница ни от кого не было тайной. И не скрывалось.

Но и в такой ситуации, отнюдь не новой в коктебельской атмосфере попустительства к адюльтерам, Тина держалась с непривычной безучастностью, меланхоличной отстраненностью, будто страсть сценариста, ревность его жены её так же мало занимали, как недавняя одержимая влюбленность Лени.

Разве что цвет её туники сменился, был голубой, стал бледно-розовым, с так же просвечивающей хрупкой телесностью, девственно целомудренную, как у весталки в Храме, от которой римские патриции, трепетно, бледнея, ждали пророчеств, предвещающих их судьбу.

Между тем жена сценариста, снисходительная ко всем его прежним похождениям, после тридцати лет совместной жизни потребовала развода. Видимо, эпизод с Тиной оказался последней каплей в её долготерпении. Развод обошелся сценаристу дорого, как в материальном, так и моральном смысле. Во избежание скандала пришлось оставить жене комфортабельную квартиру в центре Москвы, переселившись в Чертаново в дом блочной застройки, где он начал спиваться с сокрушительным саморазрушением.

А Леня, промотавший наследство плодовитого папаши, пристроился в издательство патриотической ориентации, где его держали из жалости единомышленники его отца.

Но в очередное лето Тина и вправду всех ошеломила, возникнув в том же Коктебеле с ребенком, девочкой, блондинкой, как она, но темноглазой и очень резвой, непоседливой, отчаянно смелой, стремящейся кинуться в море и при шторме, что её мать со свойственной ей отстраненной безучастностью наблюдала. Могла себе позволить, так как у дочери имелся надежный страж, в отцовском экстазе не спускавший с неё глаз, чей темперамент, смугловатость кожи, матовую черноту глаз девочка унаследовала.

Коктебельские обитатели, всё друг о друге знающие, во всех деталях осведомленные, внимали подобной семейной идиллии в некоторой степени оторопи. То, что Петя, известный сердцеед, не обошел своим вниманием и Тину-нимфу, воспринималось закономерным, но он же в роли сосредоточенного маниакального только на своем ребенке отца представал совсем другим человеком, никому до того неизвестным.

Петя принадлежал к влиятельному в театрально-артистической среде клану, где все были спаяны общими профессиональными интересами, ради которых прощали друг другу незначительные слабости, как в личной жизни, так и в своей репутации либералов, считая, что по тем временам безупречность слишком рискованна, причиняет ощутимый вред, не компенсированный сочувствием, соболезнованиям тех, кто разделяя сходные взгляды, убеждения, тоже предпочитал не рисковать.

Петя от рождения впитавший атмосферу, характерную для театрального, артистического мира, усвоил самоуверенность в повадках, граничащих с наглостью, демонстративной, но неизбежно сопутствующей такому ремеслу, где главное сцена, и там надо лидировать, побеждать, как на ристалище гладиаторов, иначе публика либо будет рукоплескать, либо с презрением опозорит.

Люди театра и вне сцены обязаны сохранять свой имидж, привычный им на подмостках. И снявши грим, остаются теми, в кого вжились как персонажи той или другой роли. Лицедейство — опасное дело, нарушающее личностный стержень. Не случайно Осип Мандельтштам написал, что противоположность поэта — актер.

Петя надо признать успешно овладел профессией театрального режиссера, но при такой поддержке клана возникали сомнения, насколько его успехи им лично заслужены, а в какой степени повлияла протекция.

Такие сомнения были и у меня. Тем более, зная Петю с малолетства, люто с ним враждовала. Если наши родители оставляли нас с ним без присмотра, он на меня бросался со свирепостью вепря, лупил, приговаривая — ах, ты хорошая девочка, а я плохой мальчик, вот и получай. На что я с ханжеским смирением повторяла, прости меня, Петечка, чем вызывала очередной яростный удар.

Но когда он в Коктебеле появился с ребенком Тины, безоружный в страсти отцовства, у меня забрезжила догадка, что, пожалуй, я к Пете была несправедлива.

Но всех тогда занимало другое: ребенок есть, но женился ли Петя на Тине или нет, никто не знал и опасался спросить. Если Петя Тину обольстил и не женился, то Тина, конечно жертва его избалованности, вседозволенности.

Нет, не так. Тина отвергла замужество с Петей, и чтобы получить на дочку отцовские права он купил ей кооперативную квартиру. Девочка, названная в честь матери Пети, воспитывалась у него, в беззаветном обожании. Погубитель столь многих женщин, он обнаружил беззащитно ранимое нутро при любых посягательствах на своё сокровище — девочку, хрупкую блондинку, в мать, и с его черными, пламенными глазами.

Когда я уезжала из страны, продав переделкинскую отцовскую дачу, ко мне на проводы хлынули остатки местного писательского населения, сильно поредевшего.

Переделкинский реликтовый лес вырубался, застраивался коттеджами ГАЗПРОМА, и дачу отцовскую купили того же разряда люди. Надо мной причитали как над покойницей, чему возлияния водочные способствовали: куда же ты, Надя, ты ведь всё теряешь и никогда такого не обретешь.

И только Петя сказал: не верь никому, правильно, что со всем этим порываешь, успеваешь, а я увяз и уже не могу никуда рвануться. Помедлив, добавил: «Ты помнишь мою дочку, Шурку?» Я: да, конечно. «Так вот, — он продолжил, — Шурка получилась не моя, а Тинина, и ничего с этим поделать нельзя. Она нечувствительна к боли, ничьей, и к собственной тоже. Это другая порода людей, в них полностью отсутствует реакция на боль. Такая порода победит, уже победила нас, грешников, циников, донжуанов, бонвиванов. Равнодушные не только к боли, но и к радости, они нас затопчут, уничтожат.

Правильно, что уезжаешь, а мы, такие, здесь обречены».

Я не подозревала тогда, что Петя смертельно болен и знает диагноз. На его похороны как рассказывали, на кладбище прибыл Мерседес с водителем в униформе. И возникла всё та же девочка, такая же юная, только во вдовьем трауре. Ослепительная, прелестная, чарующая. И хотя все присутствующие всё знали, она так была хороша, свежа, молода, что осуждать её казалось ни за что нельзя. Она была как Ангел Смерти — символ всего, в чем все мы согрешили и за что жестоко расплачиваемся.

Print Friendly, PDF & Email

27 комментариев для “Надежда Кожевникова: Ангел смерти

  1. Хороший рассказ. Всё выдумано, всё правдиво. Настоящая литература.

  2. Полностью разделяю мнение Артура Штильмана: сильный рассказ! И страшно. Потому что эти Тины и их дети уже заполнили значительную часть жизненного пространства. Куда ни придешь — везде они, — не отличающие добра от зла, пустые, равнодушные, не ведающие никаких человеческих чувств. Уроды.

  3. Кстати, о Дмитрии Киселёве, вашем шурине. Вы где-то писали, что у родителей вашего мужа была дача в Большеве. Это — дорогое место. И ваш муж имеет право наследования. Можно у Дмитрия Киселёва отсудить.

    1. Майя, не впадайте в бешенство без толку. Мой отец советовался со мной кому что завещать после смерти мамы. Квартира в Лаврушинском, где я не жила с девятнадцати лет, ну конечно должна была принадлежать моей младшей сестре, со всей там начинкой. Она осталась с моим овдовевшим отцом, а я жила своей самостоятельной жизнью.
      Тоже самое у моего мужа. Он, старший сын, рано отделился от родителей. На то были причины. Но никаких тут претений не может быть. Отец мне дал то, что хотел. Никто его к этому не вынуждал, не просил.

      По поводу владению переделскими дачами, тоже есть разница. Были от Литфонда, где никто ни за что не платил, как Чуковский, Катаев, Пастернак.Так, для либеза. Никто из них за свои дачи в Переделкино не платили. ни Окуджава, ни Ахмадулина, всё их содержание оплачивал Литфонд. Но у них не было право иметь тут наследников. А какого хрена, не вложив сами ни копейки.

      Но был период, когда писателям- фронтовикам в Переделкино выделили участки в постройке финских домиков на собственные средства, у леса, без всяких удобств. Почему бы в этом не участвовать Корнею Ивановичу и на худой конец небожителю Борису Леонидовичу. Так ведь нет, предпочли жить за казеный счет. Советская власть им не нравилосьь, но от её даровов не отказывались. Кто осудит? Я- нет

  4. Итак, обсуждаем текст. Сам посыл насчёт появления нового типа существ не стоит и выеденного яйца. Типичное брюзжание «отцов».
    Ссылка Лефертова на классику начала XX века — ну совсем неуклюжий комплимент, а Фицджеральд пришит ни к селу, ни к городу.
    Радует только относительно меньшее количество местоимения «Я». Чувствуется, что автор старалась «сжать до предельной степени».
    Если автору удастся в дальнейшем создать нечто новое без такого настойчивого выпячивания своей принадлежности к «культурному элитарному слою», почитаем с интересом.
    Желаю творческих успехов.

  5. Уважаемая Надежда! За всё приходится платить. Павшая в одночасье соввласть не позволяла рубить реликтовый лес ни в Крыму, ни на Пицунде, ни в Карпатах. Евонного хватало в безбрежной тайге. Лично я не ностальгирую по ней, потому как по сути её функционеры, растащившие общую собственность, остались у власти. Нюрнберга-2 не предвидится. Лёгкая фронда творческой интеллигенции (также, как и научно-технической) допускалась в некоторых точках необъятной империи, поскольку не влияла на мировосприятие населения. Случилось то, что должно было случиться. По науке. Замкнутая система, лишенная возможности саморегуляции, рухнула. Нынче на «просторах родины чудесной» происходит то, что происходило в Европе после падения Рима. Рабы стали отбивать руки и носы античным скульптурам, а доморощенные использовать панбархат и парчу на онучи. Тогда потребовалось 1000 лет, чтобы вернуться к культурным истокам. Нынче потребуется на порядок меньше, слава Богу. Придётся терпеть. Как говорил поэт — «нынче буйных мало». И это — хорошо. Иначе бы было много крови. Телеведущий же Дмитрий Киселёв, получив от крымчан возможность соорудить собственную дачу в Коктебеле за свою «собирательную» деятельность в Украине, за что боролся, на то и напоролся. Мне он глубоко не симпатичен. Слишком откровенный империалист. Сегодня над российским горизонтом куда более тёмные тучи, нежели над украинским. И это меня огорчает.

    1. Полностью с Вами, Роман, согласна. И про Дмитрия Киселева тоже. Эти братья, он и мой муж, прямо как на гражданской войне, один за белых, другой за красных. Абсолютно ничего общего, нет никаких точек соприкосновения, и такое отчуждение я одобряю. Спасибо, Роман, за интересный комментарий.

  6. В малиновом берете, не в бордовом!
    «Кто та, в малиновом берете, с послом испанским говорит?»…

    1. А\Savich
      5 Май 2013 at 5:53

      В малиновом берете, не в бордовом!
      “Кто та, в малиновом берете, с послом испанским говорит?”…
      ===========================
      Разве? А кто был в зелёновом? :-))

    2. Ну Вы уж совсем про меня плохо думаете, а то я не помню хрeстоматийное. Смысл-то иронический, не угадали.

  7. А вот и героиня. Она звалась Татьяной, или «Унесенные ветром» по-русски

    1. Интересно, такой поворот не учла. А ведь Татьяна у Пушкина довольно -таки мелко, по бабски отомстила Онегину. Чем же, что в бордовом берете? Пушкин был прав, что женщин презирал. Вот Марина Мнишек, редкая из женщин, знала, что ставила на карту и за что её придется погибать. «Алмазный мой венец»….

  8. Очень сильно. И страшновато делается, если такое поколение действительно уже пришло. Неважно где. Важно, что пришло.Что оно принесёт с собой? Новую революцию? Новую утопию? Или всеобщее разрушение? Во всяком случае очень сильно написано. Впечатляюще бесстрастные, но какие-то отстранённо опасные молодые персонажи.

    1. Дрогой Артур, Вы точно определили о чем написан этот текст, где все персонажи выдуманны, включая Ангела. Но тип такой человеческий, бесстрастный, нечувствительный к боли существует, и я его считаю таких людей опасными.

  9. Не верю. В советское время нельзя было ходить в полупрозрачных одеяниях. Парткомитеты бдели даже в Коктебеле.

    1. Майя, ну не будьте уж настолько провинциальной чуркой. В Коктебеле и при Волошине и после, на моей памяти существовал нудистский пляж. Была сетчатая загородка. Всего лишь. Если ваше воображение настолько порочно, обуздайте его. И поймите, в стране имелся, сохранялся и при советской власти культурный элитарный слой. Хоть лопните, но так было.

  10. Написано профессионально. Но сюжет меня не тронул. Богемная тусовка. Ностальгический взрыд. Не более. Ни уму, ни сердцу.

    1. Вашему сердцу, Роман, пустяк, конечно, как гибла, варварски разрушлась коктебельская бухта. Как экскавторами сняли прибрежный из гальки слой, с вкраплениями полудрагоценных из жил Карадага, камней. И хлынула нечисть, говно в натуральном виде. Мне пришлось видеть, когда на пляжах Коктебеля с прежде лазоревой водой, были установлены деревянные настилы, с бурой, с подступающей к берегу коричневой мутью. Мне такие новшесства не нравятся. Как и вырубленный реликтовый лес в Переделкино под коттеджи ГАЗПРОМА. И брат моего мужа, Дмитрий Киселев, телеведущий в российских программах, купив поместье в Коктебеле, напрасно думает, что он стал причастен к тому Коктебелю, даже финансировую там джазовые фестивали. Того Коктебеля больше не будет, он не воскреснет никогда.

  11. Присодеиняюсь к предыдушим комментаторам. Хороший, женственный ( в хорошем смысле) язык, мягкие, акварельные краски, спокойный, без надрыва взгляд на события. Спасибо, Надежда.

    1. Спасибо, Мадорский, простите, мне неловко, что обращаюсь к Вам не по имени, ну уж так в гостевой принято. Я совсем не знаток в любовных » чуйствах», больше знаю их подоплеку, обычно трагическую. И если повезло, то не пошлую. Беды, потери, несчастия души людей очищают, увы это так.

  12. На мой, взгляд, это один из лучших Ваших рассказов: изящный, воздушный, как сама главная героиня.

    1. Признаться, Фаина, я за этого » «Ангела» опасалась, он сжат до предельной степени, хотя я и обычно длиннот не допускаю. Рада, что Вам понравилось.

  13. Замечательный и тонкий рассказ, по форме чем-то напоминающий западную классику начала 20 века, может быть Фицджеральда, однако без подражательства. Большое спасибо автору!

    1. Вы мне польстили, Эфим, я до такой высокой планки не дотягиваю, но спасибо.

      1. Ой, недопустимо ошиблась, глупо ошиблась в Вашем имени, простите, Ефим!

  14. Тонко, образно, воздушно… Очень хорошо написано. И читается на одном дыхании. В сочетании с грустью…

    1. Спасибо, Лина, Вашу оценку очень ценю.

Обсуждение закрыто.