[Дебют] Семен Биговский: Пути любви

Loading

Есть в нашем краю серая, невзрачная птичка — недомолвка, все о ней знают, но не обращают внимания, настолько она обыденна. Даже орнитологи не удосужились подробно описать ее — у них она считается чем-то вроде мифа, народной выдумки…

Пути любви

Семен Биговский

Огонь

Да, эта любовь! Ох уж, эта Любовь. Только она может изменять людей, менять их души. Это из-за нее мы говорим не то, что хотели бы сказать, и не говорим того, что само рвется из груди. Это она застилает нам глаза, и мы видим то, чего нет, и не видим того, что очевидно всем.

Из-за нее мы делаем то, чего никогда бы не сделали, из-за нее мы готовы обмануться, и жаждем этого. Да, это любовь делает страдания сладкими, а счастье невыносимым. Из-за нее все всегда не так.

Вместо того чтобы ползать, ты поднимаешься ввысь или падаешь в бездну (обязательно упадешь).

Любовь — это огонь, это та божественная искра, что делает человека подобным богам, это то Яблоко, из-за которого человек узнал, что такое добро и зло. Без одного нет другого. И чтобы познать всю головокружительную, перехватывающую дыхание невыносимость счастья, ты должен и обязательно познаешь всю боль от ударов об острые камни скал, когда упадешь на самое дно пропасти.

И когда ты будешь лежать окровавленный, плача о сломанных, развороченных крыльях, ты поймешь — это стоило того. Стоило упасть и разбиться, чтобы почувствовать полет. Хотя бы на миг почувствовать то, что чувствуют боги: бурлящую кровь в жилах, неугасимый огонь в сердце и неудержимость полета.

Сладость и страх полета. Ветер, бьющий в лицо, кипящая соленая кровь, падение, боль, одиночество, смерть, жизнь — это и значит быть человеком и нести в себе частицу божественного огня. И пусть один раз в жизни, но все же быть охваченным огнем.

Я получил эту кровь по праву рождения, а вместе с ней и Любовь. Она течет в моих жилах, кипит и обжигает, да я ведь и сам горю. Смотрите, я горю. Я — Огонь!

Не желаете ли моего сердца?

— Мадам, не желаете ли моего сердца? Не хотите ли разорвать его своими прелестными зубками? Да, да! Именно вы! Я же вижу, вы красивы, вы очень красивы и потому жестоки, и безжалостны. У вас прекрасные, крепкие зубы, смотрите какие они острые.

Вы же любите мясо?

Я знаю, что любите. Да вы же хищница, мадам. Что вы так недовольно морщитесь — это правда! Вы самый прожорливый из хищников, которых я знаю. И притом очень капризный. Ну конечно, жертвы сами бегут к вам, вам даже ни к чему трудиться. Вы едите себе подобных, более того вы настолько пресыщены, что едите только их сердца.

Что, я угадал? Ха-ха. Я знал.

Ну что, не желаете ли моего сердца? Возьмите, попробуйте кусочек, правда, теплая кровь? Что вы говорите? Соленая? Ну, это же нормально. Ну же, не стесняйтесь, ешьте. Что? Ах вы настроены игриво? Вы желаете поиграть со мной, прежде чем съесть? Ну что ж воля ваша, давайте поиграем. Только ешьте меня медленно, прошу Вас.

Что за мучительная слабость — любить сладость невыносимой боли, висеть на волоске, слышать скрежет зубов и ощущать, как сердце твое разрывают, разжевывают по кусочкам и выплевывают, запивая еще теплой кровью?

Танец Быка

Любовь — это Коррида, это Игра, это смертный бой, это поединок двух бойцов, один из которых обязательно умрет.

Ты — Бык! Мощный, несокрушимый зверь, который сметает все на своем пути, но есть на свете такие враги, о которых ты и понятия не имел.

Свет!

Ты на Арене, под палящим солнцем, под тобой раскаленный песок.

Звук!

Рев тысяч зрителей, они все пришли насладиться твоей гибелью.

И вот началось!

Для начала Пикадор — на коне, в броне, недоступный, не досягаемый, он смеется, он дразнит, он колет тебя, он делает тебе больно, а что можешь ты?

Почти ничего. Ты можешь только биться. Пока еще есть время.

Пикадор все колет и колет тебя, ты бросаешься за ним, но не догонишь, он изматывает тебя, обескровливает, ты становишься все слабее с каждой пролитой каплей крови, не осознавая этого.

Иногда кажется, вот он конец. Но нет! Это всего лишь прелюдия. Он ушел.

Вот они! Искрящиеся бандерильеро, они сделают из тебя дикобраза, утыкав спину твою разноцветными шпажками.

Что это было? Ты помнишь хоть одного из них, этих смеющихся, хохочущих врагов? Хоть одного ты смог зацепить? Ударить, убить, раздавить?

Нет. Все произошло слишком быстро, и их было слишком много.

Безумие, ты растерян, где они?

Убежали со смехом. Но не убили тебя. Тебя убьет другой.

Рев толпы.

Крики:

— Бей!

Вот он — главный и единственный — у тебя не было и не будет больше такого врага. Матадор!

Выверен каждый шаг, она не ходит, она танцует. Она убьет тебя одним ударом, с изяществом ядовитой змеи.

О да, Матадор — это она, и ты у нее не первый кого она убила на потеху зрителям, и во имя Ее славы.

Вот она дразнит тебя, ты злишься — верный признак того, что скоро умрешь. Разбег — бросок — удар, но твои рога находят лишь пустоту.

Ты в бешенстве — матадор улыбается — ей только того и надо. Разбег — удар — мимо! Снова и снова пытаешься ты ударить, но вспарываешь только воздух.

Она танцует, убегает, подставляет вместо себя пустоту, она смеется, она играет со смертью, ведь и ты можешь убить ее. Но вот она ради забавы полосует тебя своей шпагой, и рубиновые капли обагряют раскаленный песок, шипя от злобы.

Оказалось, что все, что было до этого, было зря. Оказалось, что ты истекаешь кровью. Ты слабеешь с каждой минутой, и колени уже дрожат, и ты уже весь во власти ярости и потому слеп.

Бросок! В него ты вкладываешь весь гнев, всю боль, всю ненависть.

Ты еще несешься, но уже чувствуешь, как горячая сталь пронзает твою кожу, мышцы и вонзается в самое сердце.

Ты падаешь, но снова встаешь. Ты уже убит, в твоем сердце сталь. Ты пал на колени, но встал, перед глазами кровавая завеса.

Твои веки опускаются — темно, поднимаются — кровь.

Красное.

Черное.

Ты падаешь на одно колено, потом на второе.

И вот ты уже повержен, ты на коленях.

Звука нет.

Тишина.

Сверху палит солнце, кровь высыхает.

Слышно только как из последних сил пытается биться твое сердце.

Красное.

Черное.

Красное.

Черное.

Любовь и Смерть.

Любовь…

Смерть!

Толпа ревет и аплодирует — ты пал во Славу Матадора!

Путь недомолвок

Есть в нашем краю серая, невзрачная птичка — недомолвка, все о ней знают, но не обращают внимания, настолько она обыденна. Даже орнитологи не удосужились подробно описать ее — у них она считается чем-то вроде мифа, народной выдумки.

Возможно, так и есть — часто ее путают с другими видами, и два человека могут представлять совершенно разных птиц, имея в виду недомолвку. А сказать о ней почему-то никто не решается. Обычно, при ее упоминании, оживленный до того разговор утихает как-то сам собой.

Если же при настоящем знатоке птиц вы упомянете про недомолвку — он промолчит, ну и посмотрит еще с укором, мол: «Вы ляпнули глупость, сударь, но из чувства такта и внутреннего благородства я промолчу, и не буду указывать на вашу вопиющую безграмотность».

Ох уж эти мне ортодоксальные орнитологи.

Меж тем, птичка эта вполне реальна и живет в моем палисаднике, ибо оказывается на моем окне каждый раз, когда нужно что-то сказать. Однако едва завидев ее, я тут же мысленно умолкаю — и напрочь забываю о том, что собирался сказать. И даже думать о том, чтобы что-то кому-то говорить.

Несмотря на свою серость и неприметность, имеет она в своей внешности нечто, что заставляет молча любоваться ей. Не побоюсь сказать, что недомолвка обладает некоторой внутренней красотой, глаза ее светятся глубоким, не птичьим умом.

И вот она сядет на карниз моего окна и глянет с укоризной, а я любуюсь ей, но между тем и сам понимаю, что надо бы уже и покормить.

Что еще отличает ее — так это желтые перышки в хвосте, вернее в самом его кончике. Размером она с синицу и, в общем, с нею сходна, только в отличие от нее, голоса она никогда не подает, а все время молчит. Я ни разу не слышал, ни пения ее, ни звука, хотя встреч с ней имел предостаточно.

Также от синицы она отлична тем, что не зимует у нас, а улетает куда-то, возможно в теплые края. Поздней осенью, обычно в конце октября, начале ноября, недомолвки собираются в стаи и улетают по одному известному им пути.

Есть у меня желание, однако же, в приличном обществе я о нем не упоминаю — проследить однажды путь недомолвок — куда же они летят своей молчаливой толпою? Узнать, где их дом, что у них на уме в конце концов?

Но путешествие это опасно, потому что как говорил мой дед, который в них не верил и за птиц не считал:

«Если пойти по пути недомолвок, то обязательно попадешь в страну забвения».

Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “[Дебют] Семен Биговский: Пути любви

  1. Вообще-то, «по жизни», любовь менее витиевата и орнаментально оформлена — более конкретна и прямолинейна…
    «- Вот мы думаем, — вдруг сказал он, глядя мимо, через ветровое стекло, в набегающее пространство, — мы верим в историческую необходимость: Александр Македонский родился потому, что был нужен. А он вовсе не был нужен! Зачем? Он нацелил греческий мир на Восток, растворился в его пустынях, создал нечто срединное, аморфное, временное и зыбкое. Такой мощный поток семени — и брошен на ветер. Он обескровил и умертвил Элладу. Тогда как в его власти было захватить Италию, грядущий великий Рим, — и тогда уже оплодотворить Европу великой эллинской культурой, идеей демократии, самой мыслью о человеческой свободе, — потому что, конечно же, он и сам был вскормлен этой свободой! Он пришпорил бы историю. Возрождение — то, что мы называем этим замечательным словом словом — наступило бы уже тогда, и мы не потеряли бы так бездарно почти две тысячи лет. Объединенная цивилизованная Европа легко выстояла бы перед натиском кочевых орд. Тщедушное христианство просто не привилось бы в этом радостном солнечном мире, не было бы разрыва в истории…

    Люба, поворотясь к нему на сиденье, слушала, расширив глаза. Было жутко, непонятно и интересно, как если бы это было чревовещание.

    — У меня есть приятель, доктор наук. Он — неврастеник, так ему все время мешает сосед над головой. Он уже и подрался с этим соседом, товарищеский суд был, и ковер ему купил, и мягкие тапочки, — ничто не помогает: слышит шаги над головой — и всё тут. Я, например, у него абсолютно ничего не слышу — такой грохот на улице. Там электричка выезжает из туннеля и, вообще, два проспекта пересекаются на разных уровнях. Я говорю ему:»Закрой окно», — а он мне жалуется, что сосед над головой ходит. «Так ведь по ковру! В мягких тапочках!..» А он мне: «Ну и что? Все равно ведь ходит!» Так и этот Александр Македонский — сосредоточился не на том.
    — Что же он — лечится? — испуганно спросила Люба.
    — Да не в этом суть! Мы видим необходимость в том,что уже было, уже произошло. Мы принимаем случившееся за необходимое, меняем местами причину и следствие, — это природный дефект нашего сознания. А я вот люблю вас и даже не знаю, как вам это сказать…

    Ее, казалось, отбросило назад; в глазах был ужас. Что-то она лепетала — К.Л. так и не мог потом вспомнить, что именно…

    Да не все ли равно! Он уже принял решение — не колеблясь, свернул в расступившиеся ворота с почтительным, как в ресторане «Савой», вахтером, придерживавшим у ноги ощерившегося кобеля, и подкатил к дому с башней. Собравшийся дождь все никак не мог пролиться, но мгла и жуть бысть в воздухе, и все происходило, как в тумане…

    Уже в прихожей он бросился раздевать ее, точно на ней была шуба, а не легкое платье, и лишь потом, опомнясь, ввел в комнату, где она, сжавшись, сразу же села на тахту, ища защиты, закрывая лицо руками. Румянец быстро покрывал ее плечи, грудь, спину, все ее тело. Тут только, в промелькнувшем зеркале, он увидел себя безобразно одетым — в застегнутом на гербовые пуговицы швейцарском блейзере с карманчиками и в тесных джинсах.
    Только потом он понял, почему джинсы оказались такими тесными: второпях он забыл снять кроссовки…»

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.