Александр Левковский: Ленд-лиз. Главы 1–3

Loading

Берия взглянул на Сталина сквозь пенсне, припоминая грабежи, похищения, убийства, вымогательства, налёты на банки, поджоги и расстрелы, совершенные молодым революционным гангстером Иосифом Джугашвили, он же Сосо, он же Коба, он же Сталин, прежде чем он стал Великим Вождём советского народа.

Ленд-лиз

Роман
(Авторский перевод с английского. Новая авторская редакция)

Александр Левковский

ЛевковскийОт редакции: Читатели «Мастерской» недавно познакомились с обстоятельной статьёй Якова Шульмана, посвящённой «Ленд-лизу», сыгравшему ключевую роль в победе союзников во Второй мировой войне. Сегодня мы начинаем поглавную публикацию большого романа Александра Левковского, посвящённого той же теме и носящего то же название — «Ленд-лиз». Однако, дадим слово автору, которого мы попросили написать краткую аннотацию.

* * *

Это остросюжетное художественное произведение повествует о столкновении интересов Америки, Советского Союза и Японии в связи с американскими поставками военных материалов советской стороне согласно американскому закону под названием “The Lend-Lease Act”.

Действие романа развёртывается в различных странах — в Советском Союзе (в Москве и, главным образом, во Владивостоке), в Соединённых Штатах (в Вашингтоне, Нью-Йорке, Сан-Франциско и в лагере для японских военнопленных в Аризоне), в Китае, Испании и на Тихом океане.

Среди действующих лиц читатель найдёт ряд известных исторических персонажей: Иосифа Сталина, Лаврентия Берию, Президента США Франклина Рузвельта, Директора ФБР Эдгара Гувера, а также коммунистических вождей — Долорес Ибаррури и Георгия Димитрова.

Тридцать одна глава романа посвящены событиям, происходившим весной и летом 1943-го года. Эпилог имеет подзаголовок «Пятьдесят лет спустя» и описывает встречу уцелевших героев романа летом 1993-го года во Владивостоке.

* * *

«Через три месяца после вторжения нацистов в Россию Соединённые Штаты начали предоставлять помощь Советскому Союзу в соответствии с законом под названием The Lend-Lease Act. Согласно этому закону, Америка за годы войны снабдила Советский Союз военными материалами стоимостью около 11 миллиардов долларов. Семьдесят процентов этой помощи было переправлено через Иран; остальная часть была доставлена через Тихий Океан во Владивосток и через Северную Атлантику в Мурманск».

Библиотека Конгресса США,
Русский Архив (Вторая Мировая война: союзники)

«Сталин был способен на любое преступление, ибо не было такого беззакония, которое он бы не совершил. Какие бы критерии мы ни прилагали к его действиям, во всех случаях — и, будем надеяться, на все будущие времена — именно ему принадлежит «слава» непревзойдённого преступника всех времён и народов, ибо в его действиях сочеталась бессмысленность преступлений Калигулы с криминальной изощрённостью Борджиа и жестокостью царя Ивана Грозного».

Милован Джилас. «Разговоры со Сталиным»

Глава 1. Алекс Грин
Вашингтон, март 1943 года

В суете последних трёх месяцев две вещи в моей постылой жизни оставались неизменными: обильная пьянка по вечерам и тяжёлое похмелье поутру. Со дня смерти Элис и Брайана я пил почти беспробудно, высиживая долгие одинокие вечера в вашингтонских ресторанах и барах.

Вчера это был The Esplanade — моё привычное заведение в Джорджтауне. Метрдотель филиппинец Альфредо проводил меня к угловой кабине и усадил лицом к окну, выходящему на Потомак.

— Мистер Грин, — сказал он, улыбаясь, — вы хотите как всегда?

Я кивнул. «Как всегда» означало джин-тоник, возобновляемый трижды; затем пара бокалов Bloody Mary; потом либо мартини, либо водка со льдом, а затем… что придётся, повторенное раз за разом, часто далеко за полночь…

Хоть я не имел и крошки во рту с самого утра, я никак не мог заставить себя заказать ужин. Ещё один месяц такого существования — и я наверняка превращусь в неисправимого алкоголика. В редакции The Washington Telegraph было не менее шести закоренелых пьяниц, и я мог быть уверен, что буду радушно принят в их тесную компанию.

Альфредо исчез, и я стал глядеть сквозь окно на серые воды реки и низко висящее небо, думая о жене и сыне и о нашей девятилетней совместной жизни, прерванной двумя смертями.

Я видел их в последний раз в заснеженном Внуковском аэропорту, перед тем как их ввели по трапу в грузовой «Дуглас». Я должен был остаться в Москве, чтобы взять пару интервью у советских боссов, но Элис не могла больше выдержать мизерного существования в военизированной русской столице и рвалась домой. Она с сыном должна была лететь в Штаты через Иран, Египет, северную Африку и Атлантический океан. Через три дня их самолет был сбит итальянцами над Сахарой, и они погибли.

Я не хотел больше жить. Не было никого вокруг меня, кого бы я любил, и не было никого, кто был бы привязан ко мне. Я был сейчас так же одинок в Вашингтоне, как я был одинок тринадцать лет тому назад в Китае — бесприютный беженец из Советской России, нищий студент факультета журналистики Шанхайского университета, один в чужой стране, без семьи и без друзей. Я не был тогда пристрастен к алкоголю. Кому нужна была дурно пахнущая китайская водка, когда было в Шанхае такое изумительное средство от тоски, как опиум! Вот что мне было нужно держать в руке сейчас, здесь, в этом вашингтонском ресторане — мою старую бамбуковую трубку с пузырящимся шариком опиумной пасты. Может, сладкий запах кипящего наркотика заглушит мою неутихающую боль.

Я закрыл глаза.

… Я был вновь в Шанхае, в полуподвале многоэтажки на улице Долджен. Это была обычная китайская комбинация игорного зала для любителей маджонга, с комнатой для курения опиума и непритязательным борделем.

Я лежал на низкой кушетке в открытой кабинке, предвкушая тот благословенный миг, когда я поднесу костяной кончик бамбуковой трубки ко рту. Это была моя собственная трубка, купленная в одном из многочисленных ларьков, заполонивших обе стороны улицы Долджен. Маленькая медная чашка посреди длинного ствола была заполнена горячим опиумом. Чанг Йинг стояла на коленях перед кушеткой, вертя в пальцах иглу и разминая пузырящуюся пасту; затем она осторожно протолкнула шарик опиума в крошечное отверстие в центре бамбука и протянула мне трубку.

Я вдохнул, и мир вокруг меня мгновенно изменился.

«Чанг Йинг» означает «зрелая мудрость». Какая мудрость привела эту шестнадцатилетнюю девочку в один из шанхайских домов терпимости? Глядя на неё, я чувствовал благодарность судьбе, приведшей хрупкую Чанг Йинг в китайский бордель, а не в японский. Оккупационная армия Японии содержала в Шанхае несколько домов терпимости, известных садистской жестокостью солдат по отношению к несчастным девушкам.

— Что это за чудак? — спросил я на кантонийском диалекте, показывая кончиком трубки на противоположный ряд открытых кабин. — Ты знаешь его?

Традиционно одетый худой китаец сидел на низком шезлонге, держа в одной руке трубку, а в другой раскрытую книгу. На первый взгляд, ему было лет пятьдесят.

Чанг Йинг взглянула в его сторону.

— Наши девушки говорят, что это знаменитый учёный. — Она понизила голос. — Они говорят, что он близкий друг Мао Цзэдуна. Они слышали, как он бормотал об этом во сне, выкурив две полные трубки.

— Друг председателя Мао?.. Это интересно. Почему он не лежит на кушетке, как все клиенты?

— Он никогда не ложится.

— Даже с девушкой?

— Он никогда не заказывает девушку. — Чанг Йинг хихикнула. — Он, наверное, слаб с женщинами, — добавила она.

Чанг Йинг приехала в Шанхай из южной провинции Юнань, где её образование закончилось в четвёртом классе католической школы, все учителя которой были европейскими монашками. Неудивительно, что книжное слово «импотент» было ей неизвестно, хотя мне казалось, что по роду её деятельности сущность этого слова должна быть ей знакома.

— Он спрашивал о тебе, — добавила она. — Он спросил: «Кто этот американец?». Я сказала, что ты не американец. Я сказала, что ты русский.

— Он был удивлён?

— Очень.

Я взглянул на учёного китайца. С толстым томом в одной руке и опиумной трубкой в другой, он казался чужеродным телом в этом «доме неисчислимых грехов», выражаясь высокопарным стилем конфуцианцев. Я не мог представить себе, что буквально через месяц мы станем друзьями, а спустя четыре месяца он приведёт меня в подпольную штаб-квартиру коммунистической армии Китая, где-то в глубине провинции Чжианкси-Фуджиан, где я возьму своё первое профессиональное интервью у самого председателя Мао.

Я кончил курить и отдал трубку Чанг Йинг.

— Ты возьмёшь меня на ночь? — спросила она, положив маленькую ладонь на мою руку.

— Я слаб с женщинами, — сказал я.

Она тихо засмеялась.

— Ты говоришь неправду. Это всё из-за опиума. Я просила тебя много раз не курить перед нашей любовью; это делает тебя слабым…

… В глубине моего полусна я услышал приближающиеся шаги. Я надеялся, что это ко мне идёт моя дорогая Чанг Йинг, несущая мне сладко пахнущую трубку, которая мгновенно излечит мою нестерпимую боль.

Увы, это не была моя китайская подруга; это был Дик Росс.

Я никогда не встречал его ни в одном из вашингтонских баров и ресторанов. Я всегда был уверен, что он проводит всё своё время в Белом Доме, поедая сандвичи и запивая их кока-колой, одновременно готовя сотни бумаг для своего босса, Гарри Ханта.

— Дик, — сказал я, — где ваши телохранители?

Он пренебрежительно махнул рукой.

— Я обхожусь без охраны. Пока, во всяком случае.

Он уселся напротив меня и посмотрел неодобрительно на стакан джина, стоящий передо мной.

— Вам, я уверен, по вкусу старый добрый джин, верно? — спросил я, выжимая кусочек лимона в стакан.

— Нет, — парировал он.

Я объявил между двумя глотками:

— Я думаю, ваш босс Гарри Хант нанимает работников для своей сверхважной работы, руководствуясь единственным критерием: пьют они или нет. Если они не пьют, он принимает их, хотя их пригодность для работы может быть сомнительна. Если же выясняется, что такой-то кандидат пьющий, старина Гарри отсылает его в какую-нибудь менее важную инстанцию — например, в Государственный департамент, либо в Министерство финансов, или же в Министерство обороны, не так ли?

— В нашем правительстве нет Министерства обороны, — проинформировал меня Дик. — Насколько мне известно, вместо него существует Военное министерство. Корреспондент респектабельной газеты, освещающий деятельность Белого Дома, обязан это знать — во всяком случае, пока он ещё поглощает свой первый стакан.

— Мистер Ричард Росс, — провозгласил я, — знаете ли вы, сколько различных и великолепных вариаций выпивки существует вне вашего скучнейшего офиса, населённого убийственно трезвыми личностями, подобными вам и Гарри?

В ответ на мою тираду он предпочёл промолчать.

— Позвольте мне осветить эту важную область, явно выпавшую из сферы вашего внимания. Прежде всего, ещё до того, как я определю научно сам термин «выпивка», я хотел бы разъяснить вам понятие «алкогольный», синонимами которого являются термины «опьяняющий» и «токсический».

Официантка возникла у нашего стола. Дик заказал кока-колу, а я попросил вторую порцию джина.

— Алекс, — сказал Дик. — Гарри приказал мне доставить вас в его офис как можно скорее.

— Почему? Что за спешка?

Мне показалось, что он заколебался, прежде чем ответить. Он обежал взглядом полупустой ресторан, наклонился ко мне через стол и сказал тихо:

— Я думаю, это связано с вашей ближайшей командировкой во Владивосток и ещё с нашей программой помощи русским, The Lend-Lease… Лимузин из Белого Дома ждёт у входа. Гарри будет работать, как обычно, до полуночи.

— Почему только до полуночи? Известно ли вам, что наш новый друг, великий вождь советского народа, Иосиф Сталин, работает, как правило, до трёх часов ночи? Я обнаружил эту пикантную подробность во время моей последней проклятой поездки в Москву. — Я закурил. — Во всяком случае, я не двинусь с места, пока не прочитаю вам всеобъемлющую лекцию на важнейшую тему под названием «алкогольные напитки».

Дик закрыл глаза и обречённо вздохнул.

— Термин «алкогольные напитки», — продолжал я, — включает в себя такую жгучую жидкость как aqua vitae, что, в общем, является тщательно очищенным brandy; его скандинавский родственник akvavit; затем, так называемый arak, производимый из ферментированной патоки; потом стоит упомянуть голландский schnapps, добываемый из картофеля; ну и, конечно, мексиканские tequila и mescal; а также…

Дик встал и бесцеремонно прервал меня:

— Мистер Грин, — сказал он, — допивайте последний глоток вашей отравы, и поехали! Я нахожусь под строжайшим приказом доставить вас в Белый Дом немедленно!

Глава 2. Серёжка Дроздов
Владивосток, март 1943 года

Изо всех причалов в нашем порту самый старый и самый заброшенный -— это 34-й причал. Его потому и не используют огромные грузовые корабли, приплывающие из Америки. Но 34-й очень удобен для нас — он лежит рядом с нашим домом, и никто не думает его охранять, и никакой сука-охранник не гонит меня и Мишку, когда мы ловим там рыбу.

Мишке, моему брату, двенадцать лет. Мне — четырнадцать. Мы с ним, в общем, дружим, но бывает, что он выводит меня из себя. Его главный недостаток — он совсем не может драться. И не умеет, и не хочет. Он говорит, что он принципиально против драк, и что врезать кому-нибудь кулаком по носу или коленом между ног это жестоко.

Принципиально и жестоко. Это его любимый словечки. Поэтому мне приходится прикрывать его, когда дело доходит до драк, а это случается очень часто на наших хулиганских улицах, где каждый пацан голоден, где матери вкалывают на работе по двенадцать часов в день, а отцы воюют с немецкими фашистами, и если возвращаются домой, то калеками — кто без ног, кто без глаз…

Что Мишка может — это читать весь день. Он носит толстые очки, а с очками на носу драться, конечно, невозможно.

— Серёжка, — сказал Мишка, — я думаю, Марк Твен что-то напутал. Я думаю, Том и Бекки должны были целоваться страстно, а не так, как он написал — еле-еле.

Мы сидим с ним на краю причала. Я ловлю рыбу и покуриваю бычок американского «Кэмела», а Мишка сидит рядом со мной и читает вслух «Приключения Тома Сойера».

Как целоваться? — не понял я.

— Страстно.

— Что значит — страстно?

— Это значит, их поцелуй должен быть очень длинным, и им от этого очень хорошо, — объяснил Мишка, держа книгу перед своими близорукими очками. — Их сердца стучат как бешеные. Они чувствуют слабость и дрожь в ногах. И сам поцелуй должен длиться не меньше минуты, а может, и дольше. Вот это и есть страстная любовь, понял? Возьми, например, самого сексуального изо всех писателей, Ги де Мопассана, о котором я тебе рассказывал; мужчины и женщины у него и целуются, и обнимаются, и раздеваются, и делают всё остальное страстно.

(Вот вам ещё одно любимое Мишкино словечко — «сексуальный». Ну все знают, что люди женятся и трахаются. Или не женятся, но все равно трахаются. Но спрашивается, зачем обычное траханье называть иностранным словом «секс»?)

Хоть я и не чувствовал никакой страсти по отношению к Таньке, я попробовал однажды поцеловать её, однако, ничего страстного из этого не вышло — она просто долбанула меня книгой по башке и смылась — и на этом вся «страсть» закончилась.

Будто читая мои мысли, Мишка спросил:

— Ты пробовал целовать Таньку?

— Нет, — соврал я. — Кому это надо?

— Не будь дураком, — объявил Мишка. — Нет книги, где бы кто-нибудь не целовал кого-нибудь. Может, только Робинзон Крузо никого не целовал, потому что он провёл на острове двадцать восемь лет в полном одиночестве. Кого он мог целовать — козу из своего стада?

Тут вы должны понять, что Мишка полностью и окончательно чокнут на книгах («книжный червь», как говорит мама); он начал читать, когда ему исполнилось пять лет — как раз тогда, когда я пошёл в школу. В школе у меня было плохо с уроками чтения. Я сразу возненавидел тридцать две буквы русского алфавита, которые надо было выучить наизусть и знать в строгом порядке. Танька однажды сказала мне, что у американцев в их алфавите всего двадцать шесть букв. Счастливые американцы. Мало того, что у них есть белый хлеб, и настоящие кожаные ботинки на толстой подошве, и длинные шикарные машины, которые я видел в их кино «Джордж из Динки-джаза», — так даже их алфавит короче нашего!

В общем, пока я неохотно делал уроки, Мишка всегда крутился рядом, заглядывая мне через плечо. Он завёл себе тетрадь и скопировал туда все тридцать две буквы, причем, его почерк, конечно, был намного лучше моих каракулей. И ещё он любил декламировать идиотские стихи, которые нам задавали учить в первом классе.

Скоро Мишка стал читать как сумасшедший, дни и ночи напролёт, почти без перерыва. Когда наш батя ещё жил с нами, до того, как мать выгнала его, он записал нас — меня и Мишку — в библиотеку НКВД, где он большая шишка. НКВД — это значит Народный Комиссариат Внутренних Дел, то есть эта контора даже важнее, чем милиция, и отец там служит подполковником. Так вот, я беру книги в библиотеке, может, раз в две недели, как любой нормальный человек; но Мишка сидит там часами, не вылезая оттуда, читая одну книгу за другой, как окончательно свихнувшийся маньяк.

В нашем доме, по Ленинской, 24, живёт ещё один лунатик-книгоед — шестидесятилетний кореец-дворник, дядя Ким. То есть, он жил там до того, как его арестовали в декабре, когда арестовывали всех корейцев и китайцев, живущих во Владивостоке. Его задрипанная квартира была вся засыпана книгами, газетами и журналами. Ну, и конечно, он и Мишка стали вроде как друзья. Я помню один жутко холодный день, когда мы — дядя Ким, Мишка и я — отправились в дальний магазин, где-то на окраине, чтобы отоварить наши продкарточки. Страшный ветер со стороны бухты завывал, как бешеный. Мы были голодные и полузамёрзшие. Возвращаясь домой после четырехчасовой стоянки в очереди, Мишка плакал без остановки. Ничто не могло остановить его соплей и слёз. В конце концов, дядя Ким нашёл решение; он просто сказал: «Не плачь, сынок. Вот мы придём домой, и я дам тебе «Последний из могикан». И Мишка тут же заткнулся. Только обещание получить новую книгу и могло заставить его вытереть нос и перестать всхлипывать, как баба. Он, наверное, уже воображал себя сидящим за нашим кухонным столом, с керосиновой лампой сбоку, с толстой книгой в руках и в хорошем настроении.

Мы очень разные пацаны — я и мой брат. Как я уже сказал, он не может драться; но он не может ещё и играть в футбол, и не может даже плавать. Ему это всё до лампочки. Я пробовал много раз научить его плавать в нашем море (которое какой-то мудозвон назвал Японским), но он сказал, что это всё потеря времени, и что лучше использовать это время на чтение. Я же могу драться до победы даже с парнями старше меня на два-три года, и я плаваю как лягушка. Я могу держаться под водой больше минуты и без труда ползаю по дну с открытыми глазами, ловя маленьких креветок, которые мы называем чилимами.

Я часто завидую Мишке. Ничто его не колышет. Я, может, тоже хотел бы сидеть целый день, читая рассказы о таинственных островах и приключениях Христофора Колумба; но я не могу себе это позволить — и вот почему: я должен думать о семье. Когда мать сказала отцу, чтобы он выметался из нашей квартиры как можно скорее, она, помню, добавила тихим спокойным голосом, как только наша мать умеет: «Не вздумай посылать мне свои деньги; я их не возьму. Твои деньги испачканы кровью». И наша семья осталась без большой батиной зарплаты.

Вот такая женщина наша мать. Она очень смелая. И самая красивая. Я смотрю на Таньку, которая сидит в классе рядом со мной, и сравниваю её с матерью. Но тут, честно, не может быть никакого сравнения! Мать у нас высокого роста; у неё длинные волосы и большие голубые глаза, и потрясная фигура. Вы понимаете, о чём я говорю? У Таньки же вообще нет никакой фигуры, если не считать двух маленьких прыщиков — там, где у взрослых женщин торчит настоящая грудь; и ещё у неё длинные худые ноги в цыпках и царапинах.

Мишка и я — мы решили давно, что мы женимся лет через десять или пятнадцать только на таких женщинах, что похожи на мать. Мишка говорит, что она напоминает ему Жанну д’Арк, о которой написаны три главы в толстой книге о Столетней войне. Главная разница, говорит он, это то, что Жанне было семнадцать лет, когда она была французским генералом (тут, понятно, автор заливает — какой дурак поверит, что можно быть генералом в семнадцать лет?); а нашей матери тридцать три года, и она работает медсестрой в военно-морском госпитале.

И поскольку мать отказалась брать батины деньги, запачканные кровью, теперь я должен помочь ей прокормить нас с Мишкой.

Вот потому я и сижу на 34-м причале и ловлю рыбу на ужин. И вот поэтому я время от времени смотрю на горизонт, где мне виден вход в нашу бухту, надеясь, что оттуда, из-за Чуркин-мыса, вдруг выплывет громадный холодильник из Америки, с колбасными консервами, и сгущенным молоком, и сливочным маслом, и сигаретами, и жевательной резинкой.

Я знаю как свои пять пальцев, как заработать пару рублей на этих товарах, которые нам посылают богатые американцы. Мишка говорит, что их закон, по которому они шлют нам это добро, называется по-английски Ленд-лиз, что вроде означает «дать в долг». То есть они нам эти товары будто бы дают взаймы, чтоб мы расплатились после победы над немцами. Хрен мы им заплатим. Американцы, как любит говорить Мишка, просто наивные кролики.

А если пароход из Америки нагружен не жратвой, а патронами, грузовиками, пушками, пулемётами и так далее, то и тогда я знаю, как сделать бабки на этом железе. Я командую шайкой из пяти пацанов; мы работаем на нашей огромной барахолке, спекулируя всем, что можно стащить с кораблей, приплывающих из Америки.

Но вся беда в том, что за последнюю неделю ни один американский пароход не появился в нашем порту.

* * *

Отец исчез из нашей жизни три месяца тому назад.

В тот вечер мать с отцом вернулись с новогодней пьянки в огромном сером доме НКВД, прошли молча в свою спальню и закрыли за собой дверь.

Мы с Мишкой услышали сквозь тонкую стенку их голоса — сначала тихие, а потом голоса стали всё громче и громче. То есть, это был, в основном, голос отца, так как мать всегда говорила очень тихо.

Мы вылезли из наших кроватей и приложились к стенке, чтобы слышать получше.

Мы так и знали, что они начнут спорить, ведь за последний год не проходило и дня, чтобы отец не скандалил с матерью. Каждый день она твердила одно и то же: он должен уйти из НКВД! Он должен уволиться! Она не может с ним жить, пока он служит в НКВД подполковником!

Отец повысил голос:

— Куда я уйду? Это невозможно! Я военный. Ты знаешь последний указ: сейчас даже гражданским запрещено переходить с работы на работу — тебе известно это? И куда я могу уйти? Они арестуют меня за предательство! Они расстреляют меня. Это то, что ты хочешь?!

— Не кричи, — сказала мать. — Ты разбудишь детей. Послушай, Дима, попроси начальство отправить тебя на фронт, в действующую армию. Всё лучше, Дима, чем тратить свою жизнь, арестовывая невинных людей, посылая их за Полярный круг и убивая их.

— Кто тебе сказал, что они невиновные! Они враги народа! Они шпионы!

— Шпионы? Для вас в НКВД все шпионы. И наш дворник, дядя Ким, Мишкин лучший друг, тихий безвредный старик, он что -тоже шпион?

— Он кореец. Они все японские шпики… Лена, не глупи. И будь поосторожнее со своим языком. Мы в НКВД охраняем безопасность советского народа. Без нас война была б уже проиграна, потому что в армии и в тылу есть ещё много врагов трудового народа…

Было слышно, как мать расхохоталась.

— «Трудового народа!» — передразнила она. — Ты и твои гнусные начальники — в роли защитников «трудового народа»! Сегодня на вашем отвратительном банкете я смотрела на их жирные морды, и я слушала их пьяную болтовню, и видела, как они жрут американские деликатесы и хлещут американский виски, а тем временем наши солдаты на фронте погибают тысячами — и я чувствовала, что меня вот-вот стошнит. Они выглядят как убийцы, они звучат как убийцы, и они есть убийцы! И ты среди них…

— Что ты хочешь?

— Я не могу позволить детям жить рядом с тобой. В твоей работе много жестокости, и ты переносишь эту жестокость на ребят.

После минутного молчания отец сказал:

— Хорошо, я уйду. Но помни, Лена, я люблю тебя. И я люблю детей.

— Ты любишь детей?! Постыдись! Ты лжёшь! Ты никогда не говорил с ними как отец, ты только орал на них. Ещё два года тому назад ты бил Серёжу чуть ли не каждый день, Ты перестал бить его только потому, что он вырос и может ударить тебя в ответ.

— Он хулиган, поверь мне. Он постоянно шатается возле барахолки вместе с какими-то подозрительными типами. Мои агенты видели его там, и не один раз.

— Твои агенты лучше бы охраняли нас от настоящих японских шпионов, а не ходили бы по следам четырнадцатилетнего мальчишки… Ты жесток, потому что ты работаешь в таком месте, где запугивание и избиение — это часть службы и, наверное, самая главная её часть.

— Что она говорит? — зашептал перепуганный Мишка мне на ухо. — Папа бьёт людей на работе?

— Ш-ш-ш… — прошептал я в ответ. — Подожди.

За стеной было тихо. Потом мы услышали голос отца:

— Я ухожу, Лена. И не беспокойся о деньгах.

Это и был тот момент, когда мать сказала громко:

Не вздумай посылать мне свои деньги; я их не возьму. Твои деньги испачканы кровью.

Глава 3. Сталин
Москва, Кремль. Март 1943 года

Мизантроп… Сталин никогда не слыхал это слово. Что оно значит? Оно не звучит по-русски. Конечно, Сталин — грузин, но все знают, что его русский — идеальный. Ленин и Горький говорили ему это неоднократно. Так почему же он никогда не встречал это слово во всех книгах, что он прочёл?

Сейчас два часа пополуночи. Он сидит за рабочим столом, держа перед собой толстый том под названием «Сталин». Свинья Троцкий любит вставлять непонятные слова в свои книги. Он написал так: «Насколько я помню, Сталин всегда был закоренелым мизантропом».

Не простым мизантропом, но закоренелым!

Сволочь!

На сталинской даче в Кунцево есть библиотека с толковыми словарями. Но здесь, в Кремле, толкового словаря не найдёшь. И нет смысла будить кого-либо из Политбюро — они знают русский хуже, чем он, хотя все они русские. Ну, не все: Анастас Микоян — армянин, Лаврентий Берия — грузин, Лазарь Каганович — еврей… Все остальные — русские.

Конечно, Светлана знает, что такое мизантроп, но он не станет спрашивать у неё. Вчера он не сдержался и ударил её. Дважды. Ей уже семнадцать, и он подозревает, что все мысли у неё о мужиках. Берия донёс на днях, что её видели в кино с каким-то евреем лет тридцати. Кто этот грязный жид, который смеет встречаться с дочерью Сталина?! Арестовать гада по 58-й и сгноить на Колыме! «Они сношаются?» — спросил Сталин. Берия растянул в ухмылке свой лягушачий рот: «Наверное. Мы узнаем, если надо».

Мизантроп… Через пять минут Берия явится для еженедельного доклада о тыловой безопасности, и Сталин спросит его об этом слове. Берия — единственный из сталинских соратников, имеющий университетский диплом; все остальные, включая Сталина, — просто революционеры, а революционерам высшее образование ни к чему.

Послышался короткий стук в дверь, и Берия появился на пороге.

— Лаврентий, — сказал Сталин по-грузински, — ты знаешь такое слово — мизантроп?

Берия коротко хохотнул. У него длинные тонкие губы, и когда он смеётся, противный квакающий звук возникает в безгубой щели, которая заменяет ему рот.

— Коба, — сказал он, входя в кабинет, — конечно, я знаю.

Сталин почувствовал знакомый прилив раздражения. Во-первых, Берия посмел назвать его Кобой. Только те, кто знал Сталина до Великой Октябрьской революции (а большинство из них Сталин уже расстрелял), имеют право употреблять его революционную кличку. Берия был никто в те времена; и значит, этот мерзавец не имеет никакого права даже упоминать славный сталинский псевдоним.

Во-вторых, Берия не должен был изображать из себя такого большого знатока русского языка (да ещё ухмыляться при этом), а должен был отреагировать как-нибудь поскромнее, как реагируют все в присутствии Вождя — например, продемонстрировать некоторое сомнение или небольшую заминку.

— Мизантроп, — сказал Берия, — это человек, ненавидящий каждую личность в отдельности и все человечество в целом. Где ты нашёл это слово, Иосиф?

Сталин не ответил. Может, еврей Троцкий прав. Может, я действительно ненавижу всех людей. Лучше их ненавидеть, чем любить. Надёжнее их ненавидеть.

Сталин вставил в рот незажжённую трубку и взглянул на Берию.

— Лаврентий, — сказал он, — как ты думаешь, я мизантроп?

Берия помедлил с ответом.

— Ты ненавидишь многих, — осторожно сказал он. — Не только Гитлера, например, но, я думаю, также и Рузвельта, и Черчилля, верно?

Сталин молча кивнул. Он прекрасно знает, что Берия лгун, и убийца, и садист, и насильник, но есть у него одно качество, которое Сталин не может отрицать: он умён. Берия понимает, что Сталин чувствует в отношении Гитлера странную смесь ненависти и уважения; но в равной степени правда и то, что он ненавидит Черчилля и Рузвельта безо всякого уважения. Сталин ненавидит и уважает Гитлера за то, что тот олицетворяет в себе силу (он легко может вообразить себя в шкуре Гитлера, творящим в покорённой Европе то, что творит там Гитлер); и он ненавидит и презирает своих англо-саксонских союзников за их явно выраженную слабость — с их дурацкими понятиями о демократии, правах человека, справедливых выборах и тому подобным буржуазным бредом.

Черчилль — это просто жирная британская свинья, а Рузвельт — хромоногий американский идиот. Сталин справедливо чувствует себя умнее их; ему доставляет неизмеримое удовольствие дурить их налево и направо.

Берия сел за стол напротив Сталина и развернул увесистую кожаную папку. Он начал с доклада об опасных настроениях среди потенциально враждебных немцев Поволжья, которых он сослал, по приказу Сталина, в Казахстан. Он арестовал около трёхсот этих предателей. Пятьдесят семь уже расстреляно. «Почему только пятьдесят семь?» — повысил голос Сталин. Берия тут же пообещал добавить ещё сто.

Далее последовала оценка возможной опасности для Сталина в связи с его будущей поездкой в Тегеран для встречи с Рузвельтом и Черчиллем на так называемой конференции Большой Тройки. Два идиота, Рузвельт и Черчилль, сопротивлялись, будто их кастрировали, когда он предложил вполне разумную идею провести конференцию в Москве. Берия донёс Сталину, что, по его сведениям, эти англо-саксонские аристократы откровенно говорили между собой, что они считают ниже своего достоинства ехать для переговоров к Сталину. Ниже их ё… ного достоинства!

Лаврентий доложил, что двести агентов НКВД уже посланы в Тегеран с приказом очистить иранскую столицу от потенциальных нацистских шпионов и других подозрительных личностей.

Сталин внезапно перебил плавно текущую бериевскую речь.

— Лаврентий, — сказал он, поджигая табак в трубке, — есть какие-нибудь новости о Ленд-лизе?

Берия удивился. Насколько он помнил, Сталин никогда не употреблял это двойное английское слово — «Ленд-лиз». Оно звучит странно в сталинских устах. Берии понятно, что Сталин позарез нуждается в американских поставках оружия, самолётов, грузовиков, но в то же время Вождь чувствует себя оскорблённым, принимая эти, как он их называет, «американские подачки». И вот поэтому Сталин всегда отзывается о Ленд-лизе с полупрезрением, называя его «Рузвельтовской благотворительностью» или «крошками с американского стола». Берия слышал неоднократно, как Сталин говорил: «Они шлют нам их жевательную резинку, чтобы мы продолжали проливать нашу кровь. Мы платим русской кровью за их сгущённое молоко, сапоги и сигареты».

— Плохие новости, — неохотно произнёс Берия. Долгий опыт приучил его к тому, что вестник неприятных новостей в глазах Сталина уже наполовину виновник.

Сталин встал и принялся ходить медленно взад и вперёд позади письменного стола, попыхивая трубкой. Перейдя на грузинский, он спросил тихо:

— Что значит плохие новости, Лаврентий?

— Американцы что-то заподозрили.

— Насчет чего?

— Насчет операции «Шанхай»… Наш человек в Вашингтоне, — добавил Берия, — предупредил нас пару дней тому назад, что американцы начали расследование.

Он замолк, ожидая реакции Сталина.

— Слушай, — сказал Сталин как бы в раздумье, — кто это придумал такое название — «Операция Шанхай»?

— Я.

— Почему «Шанхай»?

— Ну, потому, — пожал плечами Берия, — что речь ведь идёт о нашей политике на Дальнем Востоке.

Сталин продолжал пыхтеть трубкой, пуская клубы дыма.

— Скажи мне, Лаврентий, что за причина для их подозрений?

— Они взяли в плен много япошек на островах в Тихом океане, а те имели в своих желтокожих лапах американские пулемёты, патроны к ним, радиостанции и даже джипы. И янки точно определили, что всё это оборудование было доставлено ими во Владивосток по Ленд-лизу. Теперь они хотят узнать, как оно попало к японцам.

— Много оборудования?

— Достаточно, чтобы возбудить подозрения.

— Так что они хотят предпринять?

— Они для начала пробуют разобраться в этой загадке при помощи одного журналиста, которого они отправляют на днях во Владивосток. Очень колоритная личность. Авантюрист. Чемпион по дзюдо. Интервьюировал Риббентропа, Долорес Ибаррури, Леона Блюма, Мао Цзэдуна. Ты должен его помнить, Иосиф, — он брал у тебя интервью прошлой осенью.

— Как его зовут? Я забыл.

Берия порылся в своих бумагах.

— Алекс Грин, — сказал он. — Возраст тридцать два. Русский по происхождению. На самом деле он Алексей Гриневский. Жил в Китае с родителями после бегства из России сразу после революции. Свободно владеет русским, английским, китайским и японским. В китайском даже знает несколько диалектов. Главный иностранный корреспондент в «Вашингтон Телеграф». Писал о наших сражениях на Украине, под Москвой и в Сталинграде. Потерял жену и сына в авиакатастрофе. В последнее время сильно пьёт. Есть сведения, что он нам, в общем, симпатизирует.

— Сторонник коммунизма?

— Я бы не сказал.

— Можно завербовать?

— Мы попробуем.

— Грин должен быть нейтрализован, — сказал Сталин, главный мировой специалист по нейтрализации врагов — настоящих и мнимых.

Берия взглянул на Сталина сквозь пенсне, припоминая грабежи, похищения, убийства, вымогательства, налёты на банки, поджоги и расстрелы, совершенные молодым революционным гангстером Иосифом Джугашвили, он же Сосо, он же Коба, он же Сталин, прежде чем он стал Великим Вождём советского народа.

— Конечно. Но, Иосиф, мы должны быть осторожными. Он американец. Он наш союзник. Мы не можем просто взять и ликвидировать его.

— Тогда следи за ним днём и ночью. Янки не должны обнаружить «Шанхай», что бы ни произошло. Если Грин подберётся слишком близко к разгадке, убей его. Я не должен учить тебя, как это сделать.

Сталин вдруг сморщил лицо в ухмылке, показав неровные зубы, запятнанные табаком.

— Успокойся, Лаврентий, расслабься, не беспокойся о «Шанхае». Ну и что, если наши союзнички обнаружат, что мы их немножечко дурим с Ленд-лизом? Они не могут прекратить поставки. Они не могут разорвать Ленд-лиз. Помни — мы платим за него кровью!

Сталин вновь уселся в кресло. Помолчав с минуту, он тихо спросил:

— Лаврентий, скажи мне, он что — коммунист, этот твой человек в Вашингтоне, который тебя предупредил?

— Да. Он работает в самых высших правительственных кругах. Ему нет цены.

Сталин вновь помолчал.

— Объясни мне одну вещь, Лаврентий: почему американец, стопроцентный американец, здравомыслящий американец, живущий в самой процветающей стране в мире, имеющий самую лучшую еду, шикарный дом, катающийся на самых лучших машинах — почему такой американец хочет быть коммунистом?

Берия пожал плечами, но предпочёл воздержаться от ответа на такой взрывоопасный вопрос.

— Товарищ Берия, — громко и решительно произнёс Сталин, — операция «Шанхай» должна продолжаться — она слишком важна для нас. Если Рузвельт поднимет шум, я знаю, как обуздать его. У меня есть на этот случай пара козырей. Он и эта жирная свинья Черчилль — они легковесы по сравнению со мной.

— Товарищ Сталин, — сказал Берия, вставая, — заверяю вас, что операция «Шанхай» будет продолжена несмотря ни на что.

Продолжение
Print Friendly, PDF & Email

18 комментариев для “Александр Левковский: Ленд-лиз. Главы 1–3

  1. Дорогие Маркс и Soplemennik! Спасибо за тёплые и сочувственные комментарии! Я хотел бы только добавить пару слов для прояснения ситуации с критическими замечаниями по поводу так называемых «небылиц» в художественных произведениях.

    Как Вы уже успели заметить, среди моих комментаторов есть один, самый рьяный, которого мы назовём для краткости «Б». (Помните? – Клара Новикова говорит в монологе «Пластический хирург»: «Есть у меня одна пациентка – назовём её для краткости «Б»?). Так вот этот «Б», комментируя мои художественные произведения, более всего любит употреблять слово «небылицы». Причём произносит он это слово полупрезрительно, как нечто неуместное и даже грязное, чему, по его мнению, явно не место в художественном произведении, забывая при этом – или не зная! — что «небылицы» – это плоть и кровь художественной литературы.

    Вся мировая художественная литература – все миллионы томов, написанных сотнями тысяч писателей! – являются гигантским собранием «небылиц», созданных воображением авторов! Знает ли этот пресловутый «Б», как переводится на английский язык термин «художественная литература»? Очень показательно! – в переводе нет слова «художественная» и нет слова «литература»; этот перевод на английский звучит просто – FICTION. То есть – «фикция», «выдумка», «небылица»!

    При этом создатели художественной литературы, включая классиков, без колебаний вводят УСЛОВНО такие ЯВНЫЕ «небылицы», от которых нашего незадачливого простачка «Б» может просто стошнить. Даю несколько показательных примеров из классической литературы:

    1. В «Тихом Доне» Михаила Шолохова казак Григорий Мелехов зверски избивает плетью дворянина, казачьего офицера, генеральского сына Евгения Листницкого! – и автор вовсе не отправляет Григория лет на десять на каторгу за это чудовищное преступление (как это непременно случилось бы в реальности), а позволяет ему и далее беспрепрятственно действовать в романе.

    2. В «Круге первом» Александра Солженицына начальник тюрьмы-шарашки полковник Климентьев встречает в метро жену заключённого Нержина как раз накануне дня свиданий родственников с зэками. Солженицын пишет (цитирую по памяти): «Эта встреча была такой же вероятной, как было бы вероятно песчинкой попасть в другую песчинку на расстоянии в сто метров». Вот вам ещё одна «небылица», ненавистная нашему псевдокритику «Б»!

    3. В великолепном рассказе Стефана Цвейга «Шахматная новелла» абсолютно безграмотный сербский пастух без особых усилий становится чемпионом мира по шахматам. Для любого опытного шахматиста совершенно ясно, что это невозможно в реальной жизни. «Чудовищная небылица» — с точки зрения таких горе-критиков, как наш «Б»! А с точки зрения автора – вполне законная УСЛОВНОСТЬ художественного произведения, необходимая автору для основной линии повествования.

    Весь мой роман «Ленд-лиз» – все три десятка глав и эпилог! – представляет собой обширное собрание «небылиц», ибо весь сюжет, все события и действующие лица не существовали в реальности, а являются плодом авторской фантазии. Но я вовсе не чувствую себя виноватым; ведь таким же собранием «небылиц» являются классические «Братья Карамазовы», «Жерминаль», «Король Лир», «Госпожа Бовари» и Сага о Форсайтах»…

    Я не устаю повторять: ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА НЕ ОПЕРИРУЕТ ТЕМ, ЧТО БЫЛО В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ (ЭТИМ ЗАНИМАЕТСЯ ЖУРНАЛИСТИКА), А ТЕМ, ЧТО ЛОГИЧЕСКИ И ПСИХОЛОГИЧЕСКИ МОГЛО БЫЛО БЫ БЫТЬ. При этом надо помнить, что в реальной жизни бывают такие невероятные «небылицы», которые ни один писатель не придумает…

    1. Уважаемый автор! Вы не должны (ИМХО, конечно) вообще реагировать на замечания типа: «Сталин там не был» или «Берия того-то тогда-то не делал». — Вы же не монографию по истории написали! Вот, например, многое из того, что описано в «Трех мушкетерах», или не было не совсем так, или было совсем не так.

    2. Маркс ТАРТАКОВСКИЙ - Александру Левковскому. Всех благ!:

      …Вся мировая художественная литература – все миллионы томов, написанных сотнями тысяч писателей! – являются гигантским собранием «небылиц», созданных воображением авторов!..

      ::::::::::МСТ::::::::

      Всё так в отношении главного литературного русла — беллетристики (belles lettres — «изящная словесность»). Но есть и «менее изящная» — мемуарная литература, предполагающая хотя бы относительную правдивость. Сам я занят литературой очерковой, где тоже возможны не только рассказы, но и повести и даже, если покопаться в истории, целые романы. Т.е. какие-то продлённые в пространстве и во времени события сами собой складываются художественно цельно…

      Вам не стоит оправдываться перед здешними читателями. Я уже писал об этом. В каждую личность заложено соревновательное начало. Это естественно. У хамов это выпирает как дешёвые зависть и тщеславие. Не удивляйтесь, сталкиваясь с таким феноменом. Нормальный читатель — их большинство — быть может, и позавидует литературному дарованию, но скромно промолчит. Тогда как на виду именно хамы. Вам же с перепугу они кажутся преобладающим большинством.

      Вы, похоже, лишь лет на пять моложе меня. Выкладываете из сусеков всё, что накопилось — что считаете нужным. Не оглядываясь.

      «Бей в свой барабан — не робей!
      И девиц оприходуй смелей!
      Вот тебе смысл глубочайших идей —
      Суть философии всей». Генрих Гейне.

  2. Александр Левковский:
    Берия взглянул на Сталина сквозь пенсне, припоминая грабежи, похищения, убийства, вымогательства, налёты на банки, поджоги и расстрелы, совершенные молодым революционным гангстером Иосифом Джугашвили, он же Сосо, он же Коба, он же Сталин, прежде чем он стал Великим Вождём советского народа.
    ============================
    И ещё один комментарий. Я специально изучал эпоху политического террора и «эксов» конца XIX — начала XX веков. Люблю Сталина. Не больше Вашего. Но он лично не принимал участия во всех этих деяниях непосредственно, а «только» планировал их, координировал и тд. Документов или достоверных свидетельств личного участия Сталина в бандитских нападениях нет. Это его, естественно, никоим образом не обеляет. Видно, уже и тогда хитер был будущий великий вождь и учитель.

  3. Александру Левковскому:
    А не кажется ли Вам чрезмерными Ваши яростные обвинения Григория Быстрицкого во лжи? Г-н Быстрицкой (уважаемый лично мною и многими здесь на сайте как популярный автор и внимательный читатель) — как и любой другой из нас, в том числе и Вы, мог, допустим, ошибиться. Ну и что? Вам известны понятия цивилизованной полемики? Мне лично (а я большой любитель истории, и тоже предпочитаю точность сообщаемых фактов) — так вот, мне лично наплевать на то, в каком именно году вышел на советские экраны фильм «Джордж из Динки-Джаза». Предположим, для Вас это важно. Вот и доказывайте эту «существенную» деталь, пользуясь цивилизованными приемами спора.

  4. Уважаемый Александр Левковский, неужто не поймёте, что это — ярмарка тщеславия.
    Из другого измерения. Дмитрий Хворостовский умирая, твердил: «Почему — Я!» Понять можно: с его талантом на вершине мировой славы и т.п.
    А у большинства — наоборот. Ну, почему ЕМУ дано, а мне вот — нет. К старости это немалая трагедия. Особенно если и с семьёй не слишком повезло…
    Так что радуйтесь жизни, будьте довольны собой — пишите! У каждого творца свои поклонники и — непременные недоброжелатели. Признаюсь — хотя об этом здесь откровенно писал не раз. Ну, терпеть не могу, скажем, Достоевского и Набокова (не только). Но у первого при этом не отнять мировой славы, а у второго Нобелевской премии. Сам я пишу, оглядываясь, конечно, на критику, но поплёвывая на завистников, которые слишком очевидны.
    Успехов Вам!
    Досадно. Опять забыл поставить сначала в Мастерскую.

  5. Александр Левковский
    10 марта 2019 at 18:45 | Permalink
    Григорию Быстрицкому:
    Григорий, Вам не стыдно? В который раз Вы беззастенчиво завираетесь, пытаясь изображать из себя литературного критика.
    ==========================
    А не наоборот? Это Вы тут постоянно тужитесь, изображая из себя крупного литератора.

    Не пора ли прислушаться к Н.А. Некрасову?

    Когда бы с Музою моей
    Я был немного поумней,
    Клянусь, пера бы не взял в руки!

  6. Надо стараться, дорогой Александр, держать удар.
    Г.Быстрицкий — не худший из критиков. Вот когда Вами займётся С.Тучинская или этот, который из вольера, то держитесь. Они работают без наркоза!

  7. Я тоже писал (см. мой пост 375), что фильм «Джордж из Динки-джаза» вышел у нас на экраны в 1943г., и я мальчишка 11 лет смотрел его тогда же в Москве в кинотеатре «Диск» (сегодня снесён), недалеко от клуба завода «Калибр» (сегодня этот завод из Москвы куда-то выведен).

  8. Григорию Быстрицкому:

    Ну а как Вы отреагируете на комментарий Выпускающего Редактора, в котором ясно сказано (и представлены убедительные доказательства!): «Итак, фильм вышел на советские экраны в 1943-м». Где же Ваши хвалёные 120 доказательств, что фильм вышел на советские экраны после войны? Опять ложь! — да ещё помноженная на 120! Как Вам не стыдно!?

  9. Григорию Быстрицкому:

    А как насчёт того, чтобы извиниться за все случаи вранья в Ваших комментариях? Духу не хватает? Три случая лжи в Вашем комментарии к роману я Вам указал. Вы собираетесь за них извиниться? А ещё есть Ваша старая ложь о том, что якобы мост через Днепр у Киева существовал в 1952 году («Париж, 1877»). Как насчёт извинения за это враньё? А вот один из читателей Вашего «Полигона УИ-5779» поймал Вас на литературном воровстве, то есть похищении имени известного исторического лица Мани Вильбушевич, — и что же Вы ответили: «Ну а совпадение имен с реальной Маней Вильбушевич, конечно же, чисто случайное». Что же это за странная случайность!? Почему Вы её не объяснили? Это как если бы у меня в романе был немец, и я, автор, назвал бы его Адольфом Гитлером — а потом утверждал бы, что это «чистая случайность». То есть, Вы опять соврали!

    Я вовсе не против негативных отзывов. И я никогда — НИКОГДА! — не спорю с их авторами. Их, этих отрицательных отзывов, было и будет немало в комментариях к моим произведениям. Но я решительно против хамских, издевательских, литературно безграмотных и лживых отзывов, которые сыплются из Вас, как из рога изобилия.

    Александр Левковский

    P.S. Вы, кажется, продолжаете лживо утверждать, что фильм «Джордж из Динки-джаза» вышел на советские экраны не в 1943 году, а после войны, и даже готовы представить 120 доказательств этого. Я хочу видеть эти доказательства! А пока Вы наберётесь духу их представить, откройте, пожалуйста, на компьютере https://www.ivi.tv/watch/47827/description , и Вы увидите там следующий отзыв некоего Kid (21 ноября 2017 года) на этот фильм (цитирую): «Знаете ли вы, что «Джордж из Динки-джаза» не является трофейным фильмом, поскольку он не захвачен у немцев, а получен от союзников-англичан во время войны, то ли куплен, то ли по ленд-лизу. Тогда же в 1943 году он и вышел на экраны. Его показывали как в тылу, так и в действующей армии”. Вам нужны ещё доказательства?

    А.Л.

  10. Возможно предположить.что,целью задуманного автором сюжета, являлось привлечение внимания к острой и важной исторической теме в сочиненном романе с закрученными детективными приключениями, преимущественно читателей, с запудренными современной совковой пропагандой мозгами о признании величия Сталина и созданного им режима.
    Рисуя его образ в жанре злобной сатиры и черного юмора, существенно искажающего изощренно хитроумный стиль поведения диктатора, умевшего искусно маскировать свои истинные злонамерения под видом доброжелательности, вряд ли сможет переубедить заблудшие души его почитателей.

  11. Свой коммент после слов «свободное плавание…» я хотел закончить как-нибудь типа «…какое и необходимо большому кораблю», но из уважения к циклопическим трудам не стал. А то совсем неудобно бы получилось: корабль из своей гавани (авторского компьютера) еще не вышел, а уже начал крикливо скандалить с окружающими суденышками.
    Я приведу 120 ссылок на послевоенное время выхода английского фильма на советский экран, но уважаемый В.Ф. (375 Гостевая) убедил меня этого не делать. Не это главное.
    Вы вышли в публичное пространство и будьте добры быть готовым к обсуждениям. Если вам хочется видеть в отзывах только «восхитительно, талантливо, спасибо!», так не выдумывайте небылиц. И даже при этом не будете застрахованы от негативных отзывов.
    Что касается глыбы под названием «Ленд-лиз», так я уже сообщил о своей эвакуации с этих страниц. Дерзайте. Пока.
    Но к другим нетленкам я вернусь!

  12. Коль зашёл разговор об упоминаемом в тексте фильме «Джордж из Динки-джаза», то думаю, нашим владеющим английским читателям будет интересно узнать о фильме побольше.

    Эта британская комедия вышла на экраны в 1940 году под именем “Let George Do It!” (см. https://en.wikipedia.org/wiki/Let_George_Do_It! Об исполнителе главной роли Джордже Формби можно прочитать в: https://en.wikipedia.org/wiki/George_Formby) Полной оригинальной версии фильма найти на ютюбе не удалось, только клипы: https://youtu.be/q69zCQ4IDG0 (больше клипов из фильма можно посмотреть, введя в окошке поиска ютюба фразу: george formby let george do it). Но зато полную версию фильма с русскими субтитрами удалось отыскать (приятного просмотра!) на рутюбе: https://rutube.ru/video/738347ffd00eb14cb6d4f2bf063875e6/

    И там в начале, на 19-й секунде (сюрприз!) указано: «Производство студии ИЛИНГ Англия 1942 г.» Вопрос читателям: почему при субтитровании пошли на подлог, «омолодив» фильм на два года? Не потому ли, что признать войну, которую вела союзная (на данный момент) Британия против враждебной (на данный момент) Германии в 1940-м, т.е. до начала войны, которая в советских головах началась 22 июня 1941-го, и заставлять эти самые головы припоминать, кто в 1940-м году был союзником, а кто — врагом… да ну его нафиг, лучше напишем в титрах «1942 г.»

    Когда фильм с русскими субтитрами вышел на экраны? По косвенных, но весьма убедительный признакам — в 1943 году. Главное доказательство — эпизод из фильма “В бой идут одни «старики»”: https://youtu.be/nkBcONFYfMs Леонид Быков, создавая в 1973 году свой знаменитый фильм, никак не мог допустить ляп, который бы немедленно выявился — тогда в живых оставалось ещё очень много людей, помнящих и войну, и весёлую британскую комедию. А фактчекинг в советские времена (когда дело не касалось идеологии и политики) был на высоте — сознательный подлог могли устроить за милую душу, но допустить ошибку в дате или правописании — ни за что. Напомню, в фильме Быкова дело происходит летом 1943-го и комедия упоминается там, как нечто новое, свежее, одним словом — дефицит (и то, ведь снято, если верить титрам — в 1942-м, пока передали плёнку в СССР, пока приделали субтитры, аккурат, лето 1943-го).

    Второе доказательство, для специалиста не менее убедительное — моноширинный, машинописный шрифт титров и субтитров. Они сделаны на обычной пишущей машинке! Для послевоенного советского времени уже сам факт субтитрования вместо дублирования — из ряда вон, но такая, как здесь, спешная небрежность оформления была извинительна только во время войны, в послевоенное же время — попросту невозможна!.. Итак, фильм вышел на советские экраны в 1943-м.

    Заметим, что двумя годами ранее съёмок обсуждаемого британского фильма, в 1938-м году, вышла британская же комедия с точно таким же названием, что может быть источником путаницы.

    1. «Леонид Быков, создавая в 1973 году свой знаменитый фильм, никак не мог допустить ляп, который бы немедленно выявился — тогда в живых оставалось ещё очень много людей, помнящих и войну, и весёлую британскую комедию. А фактчекинг в советские времена (когда дело не касалось идеологии и политики) был на высоте» — говорите вы. Но фильм «17 мгновений весны» вышел тоже в 1973, и там на вагоне, в котором уезжают из Швейцарии (встреча Штирлица с женой) написано «Тара 53 т» — по-русски! Вот какой и тогда бывал фактчекинг.

      1. «… на вагоне, в котором уезжают из Швейцарии (встреча Штирлица с женой) написано «Тара 53 т» — по-русски!»

        Да, уважаемый Мирон, видеоляпов в советском кинематографе было более, чем достаточно (введите в поисковом окошке гугла: советские киноляпы — появится множество ссылок). Но надо заметить: по большей части это именно что ляпы, т.е. досадные ошибки оператора или промахи реквизитора. А съёмка — дело дорогостоящее, из-за одной мелькнувшей на миг надписи не всегда её повторяли. Между тем, ошибка в сценарии куда менее вероятна, хотя, конечно, возможна и она. Однако, мы рискуем углубиться в очень интересную, но другую тему, заслуживающую отдельного исследования (кто бы взялся?). Здесь же, как мне представляется, на обсуждаемый вопрос — год выхода на советские экраны британской комедии — был дан достаточно убедительный и аргументированный ответ. Но, разумеется, каждый читатель может оставаться при своём собственном мнении.

  13. Григорию Быстрицкому:

    Григорий, Вам не стыдно? В который раз Вы беззастенчиво завираетесь, пытаясь изображать из себя литературного критика. Я уже не говорю о том, что словесное хамство является излюбленным оружием в Ваших псевдокритических опусах. Но Бог с ним, с хамством, – обратимся к Вашему неуклюжему вранью:

    1. Вот Вы вознамерились покритиковать три первые главы моего романа – и тут же трижды сели в лужу:

    А. Вы пишете: «…миль пардон, но слова «трахаются» в 1943 в лексиконе пацанов, да и кого угодно — не было». Григорий, дорогой, Вы слыхали когда-нибудь о таком литературном приёме как АВТОЛОГИЯ? Нет, конечно! Откройте, пожалуйста, Литературный словарь (www.litsovet.ru); там сказано: «АВТОЛОГИЯ (гр. autos сам, собственный + logos слово, понятие) — приписывание явлений или событий одной эпохи другой.» Это я и сделал, перенеся современное слово «трахаться» в 1943-й год (а иначе мне пришлось бы употребить мат, а я это не люблю). Это делали до меня тысячи писателей и, особенно, переводчиков (например, переводчики Чосера, Шекспира, Данте и др.). В высоколитературных руководствах по бурению геологических скважин, к которым Вы привыкли, автологии, конечно, нет – вот Вы и сели в лужу номер 1!

    Б. Теперь о луже номер 2, куда Вы себя посадили. Вы пишете: «…миль пардон №2: [«Джордж из Динки-джаза»] эта глупейшая английская комедия вышла на экраны СССР после войны». Здесь, дорогой Григорий, Вы допустили очередное гигантское враньё! Я лично, будучи первоклассником, видел этот фильм во Владивостоке, в кинотеатре «Арс», в 1943 году! Вы мне не верите? Откройте в Интернете «КиноПоиск» и отпечатайте название этого фильма. Некто DmitryKogan пишет 5 марта 2013 года в комментариях: «…Об этом ленд-лизовском фильме иногда с восторгом вспоминали взрослые, но мне его посмотреть не довелось…» И далее там же: «…На наши экраны фильм тоже вышел… в 1943 году». Ленд-лизовском! В 1943 году! Вам ясно!? Я могу привести ещё массу доказательств Вашего вранья по этому поводу, но, боюсь, места не хватит.

    В. Обратимся к Вашей луже номер 3, куда Вы комфортабельно уселись. Вы пишете: «Миль пардон №3: уйти красавице с двумя детьми от полковника НКВД в 1943 на том объявленном основании, что у него «руки в крови» — это все равно что в ситцевом платье и кирзовых сапогах на Луну улететь». Григорий, Вы вообще художественную литературу читаете иногда? Мне места не хватит перечислять вот такие же «нелепые» поступки в произведениях классиков. Если б Вы, не приведи Господь, оказались критиком «Войны и Мира», Вы бы, наверное, написали Толстому: «Миль пардон, Лев Николаевич, но Наташе Ростовой, будучи невестой князя Болконского, попытаться бежать из дому с каким-то прощелыгой — это все равно что в ситцевом платье и кирзовых сапогах на Луну улететь». И Стефану Цвейгу Вы бы указали: «Герр Цвейг, для исключительно порядочной женщины на пятом десятке лет лечь в постель с двадцатипятилетним картёжником через несколько часов знакомства, чтобы спасти его, — это все равно что в ситцевом платье и кирзовых сапогах на Луну улететь». (Речь идёт о новелле «Двадцать четыре часа из жизни женщины», которую Вы, возможно, читали. А, впрочем, я не уверен, читали ли Вы её. Кстати, этот «нелепый» (с точки зрения таких критиков, как Вы) поступок не помешал этой новелле быть чудовищно популярной и быть экранизированной в 1931, 1944, 1952, 1968 и 2002 годах. Вот Вам Ваши кирзовые сапоги и ситцевое платье на Луне!).

    2. Впрочем, в Вашем комментарии есть одно справедливое замечание. Вот оно: «Завистливое, мелочное выискивание непринципиальных (на такой глобальной теме) нестыковок, непрошенного критика конечно не красит». Очень правильно, дорогой Григорий! Ни зависть (Вы сами употребили это слово!), ни мелочное — и к тому же безграмотное и лживое! – выискивание «нестыковок» Вас, конечно не красит. Поэтому послушайтесь моего совета – бросьте Вы эту псевдокритическую и псевдолитературную тягомотину! У Вас нет данных критика и нет данных писателя художественной литературы (я сужу по Вашему нуднейшему и беспомощному рассказу «Полигон»). Статьи Вы пишете неплохие, но на художественную литературу Вы явно не тянете. Вы художественную литературу со всеми её законами, особенностями и тонкостями просто не понимаете. Боюсь, Вам не хватает элементарной начитанности.

    3. Поэтому я буду благодарен Вам, если Вы прекратите писать любые комментарии к моим произведениям во избежание необходимости вскрывать Ваше очередное враньё.

    Александр Левковский

  14. «Или не женятся, но все равно трахаются» — миль пардон, но слова «трахаются» в 1943 в лексиконе пацанов, да и кого угодно — не было.
    » Счастливые американцы… я видел в их кино «Джордж из Динки-джаза» — миль пардон №2: эта глупейшая английская комедия вышла на экраны СССР после войны.
    Миль пардон №3: уйти красавице с двумя детьми от полковника НКВД в 1943 на том объявленном основании, что у него «руки в крови» — это все равно что в ситцевом платье и кирзовых сапогах на Луну улететь.
    Завистливое, мелочное выискивание непринципиальных (на такой глобальной теме) нестыковок, непрошенного критика конечно не красит. Но у меня есть оправдание: эти враки сами лезут из каждой строки, специально выискивать их необходимости нет.
    Ну, а после того, как Сталин вставил в себя незажжённую трубку ( вставил в рот), и началась мудрейшая реконструкция автором подлых сталинских мыслей (не в пример Гроссману какому-нибудь), я отпустил это эпическое произведение в свободное плавание без моего нудного сопровождения.

Добавить комментарий для Маркс ТАРТАКОВСКИЙ Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.