Но надо было не просто уничтожить, но объявить обслуживание населения чем-то зловредным, мещанским, вроде социальной проказы. Что и было сделано. Последствие этого перекоса Советский Союз нес на себе все годы своего существования. Более того, этот перекос, собственно, и свел его в могилу.

Пастушеские гобелены

Ася Крамер

… Картинки, заполняющие телевизионно-интернетовское пространство, восхитительно сюрреалистичны.

За последние годы все мы сделали большой скачок на пути адаптации «сюра», а также калейдоскопической смены картинок, географий, эпох. У людей, не столь закаленных, подобная чехарда способна вызвать головную боль и мелькание в глазах, а нам — ничего! Эволюционировали.

Щелк. По новостному каналу Трамп. Он хочет. Конгресс не хочет.

Щелк. Телевизионный проповедник. Конец времен вот-вот наступит. Все признаки налицо.

Щелк — на экране безбашенная американская лекторша рассказывает о новейших достижениях на сексуальном фронте, деловито демонстрируя технические возможности.

Щелк — По русскому каналу крутят сериал. Ипотека. Пельмени. Я сбегаю? Распил. Откат. Товарищ майор. Только после вскрытия.

Щелк — Ток шоу. Горячее обсуждение. Муж переспал с подругой жены. Кто виноват?

Щелк -только 19.99! Надо намазать. Натереть. Побрызгать. Call now — и будет тебе счастье! (кстати, сравните глаголы “тереть — втереть”, “намазать — вмазать”. Разнообразие значений. И это еще без нецензурщины! Контролерам от языка остается только чокнуться. Не в смысле чокнуться… Ладно, проехали…)

Щелк, щелк, щелк…

Буквально на днях, когда не по-калифорнийски дождливая погода усадила домашних перед голубым экраном, та самая телевизионная чехарда принесла два фильма.

Одна была советская кинокомедия очень далеких лет, где-то года 1964-го (!) — «Легкая жизнь». Не знаю, помнит ли кто эту пропагандистскую агитку, где в то же время был занят замечательный каскад актеров. Таких уже давно нет. Неподражаемая Фаина Раневская («Какой умный вид у этого болвана!»), Ростислав Плятт, Юрий Яковлев, Надежда Румянцева, Вера Марецкая (в сюсюкающем обмене репликами с мужем — «Ты меня лю? Лю!» У нее не было двух одинаковых «Лю!», каждое «лю» соответствовало изменениям в сюжете).

И на что брошены все эти великолепные силы?

По замыслу сценаристов они «плюются» в сторону частного сектора, всяческих «надомников». Таков был «государственно-партийный» заказ. Частно-кооперативный сектор экономики, который до середины 50-х худо-бедно дополнял государственный, к шестидесятым был фактически ликвидирован, но нужно было его «добить» идеологически.

Эту задачу кинолента и выполняла вполне успешно. Но еще больше авторы фильма «плевались» в сторону сферы обслуживания, как таковой. Работа в химчистке или что-то подобное — настолько непрестижное дело, что о нем и сказать вслух стыдно. Достойно звучало «научный сотрудник», в крайнем случае — «инженер». Короче говоря, из кинокомедии «Легкая жизнь» вытекало три не бог весть каких вывода:

1. Частный сектор экономики, хоть и вражина вражиной, но несомненно, обеспечивает лучшее качество.
2. Сфера обслуживания — стыдное занятие.
3. Инженер и научный сотрудник — престижно.

Первый вывод — при всей своей антисоветскости — сомнений не вызывал ни у властных структур, ни у населения. Конечно, частник сделает лучше! Еще бы ему не сделать лучше, если к нему денежка идет! Насчет «частника», т.е. свободного предпринимательства, это был секрет Полишинеля.

Второй вывод, относительно «постыдности» сферы обслуживания, нес в себе отголоски борьбы с нэпманством.

Когда НЭП (новая экономическая политика) буквально в одночасье показала результаты свободной инициативы, советская власть перепугалась ни на шутку. Стало ясно, еще немного экономической свободы — и обратно эту лавину не загонишь. Началось невиданное (впрочем, почему невиданное, в России видели и не такое!) закручивание гаек. НЭП вывели под корень.

Но надо было не просто уничтожить, но объявить обслуживание населения чем-то зловредным, мещанским, вроде социальной проказы. Что и было сделано. Последствие этого перекоса Советский Союз нес на себе все годы своего существования. Более того, этот перекос, собственно, и свел его в могилу. Человек не может жить только выплавкой чугуна и стали. Ему нужны еще и хорошие рубашки, и облицовочная плитка, и дубленки, и качественный сервис, и не хамское обслуживание (ну последнее — из области несбыточных мечтаний!)

Но эти виды деятельности были выброшены на социальную обочину. И пусть пролетарий в какой-нибудь автомастерской «вкалывает» не меньше заводского пролетария, он — заведомо второй сорт. Почему? Да потому что сферу обслуживания труднее контролировать, так лучше загодя ее заклеймить позором.

Третий вывод касался образовании. Однозначно: высшее образование ценилось. В эпоху обесценивания иных ценностей оно становилось наиболее весомым личным богатством, пропуском в новую жизнь. И хотя нередко образование еще далеко не означало интеллектуального роста, но этот рост, во-первых, подразумевался, а во вторых был востребован.

Ведь, если разобраться, власть с помощью высшего образования создавала элиту, т.е. как бы замену той самой аристократии, вырубленной ею под корень. Элите предоставляли возможности думать и творить, в обмен на лояльность и “проведение воспитательной работы”. Ну, и в рамках, разумеется. Эти рамки были привлекательными только на фоне общей нищеты, но все-таки…

Помимо темы об элитарности образования в фильме еще чувствуется отголосок модной дискуссии времен коммунистического романтизма — о цели в жизни.

Ее, как сейчас говорят, «озвучил» артист Плятт в своей немудреной роли мужа («Лю!» — это относилось к нему). «У каждого человека должна быть заветная мечта. Какая-то, понимаешь ли, далекая цель, к которой он идет всю свою жизнь. Идет, идет, идет, идет!.. Иначе он не человек». Не поймешь, то ли он всерьез, то ли пародия.

А вообще-то, господа, нужна ли людям некая высокая цель? Или цель, состоящая в том, чтобы «making a buck or two» — вполне достаточная? Вопрос не такой простой и в полной мере философский.

Как-то прочла интересную мысль у Эллы Грайфер. Снабжать людей «великой целью, как правило, утопического свойства, — свойство тоталитарного общества». А «нормальные» люди живут общинами (коммьюнити), занимаются будничными делами, соблюдают традиции и ритуалы, улучшают свою собственную жизнь, жизнь своей семьи и своего сообщества.

Наша благословенная рыночная экономика отсюда же. Ты зарабатываешь? Вот тебе и цель! Ты продаешь лучше? Вот ты и победитель! У твоей передачи рейтинг выше? Вот ты и орел!

Нет, понятно, прогрессивнее и эффективнее еще ничего не изобретено. Но «среднестатистическая» душа сопротивляется и выкручивается, не хочет, бедняжка, уверовать в рыночные ипостаси как в вершину человеческого развития. Ну неужели, думает она себе, так может случиться: все всё продают, «впаривают» и «втюхивают», а в результате получается гармоническое общество всеобщего благоденствия?

Не совсем получается, но обратная сторона еще хуже. Так что права Элла Грайфер: упаси Бог от ориентира на еще одно «светлое будущее»! Но при этом, если взять отдельный конкретный участок пространственно-временного бытия, то надо признать: вокруг много и оголтело врут. Заботясь о твоей же, дурила, пользе. Называется: маркетинг.

Здесь намечается плавный переход ко второму фильму, по стечению обстоятельств увиденному почти одновременно.

Он тоже о «сфере обслуживания». Американский фильм 1983 года «Risky Business» с юным Томом Крузом в главной роли. (От полной беспросветности современного кино вдруг потянуло на старое). Тома Круза именно эта роль сделала звездой первой величины, именно она продолжает считаться одной из вершин его актёрской карьеры.

Вот коротко сюжет. Джоэл Хадсон — старшеклассник, живущий с родителями в богатом районе Чикаго на берегу озера Мичиган. Жизнь его полна заботами о том, чтобы не разочаровать родителей и поступить в один из престижных университетов, а подростковые гормоны диктуют совсем другое. Когда родители уезжают из дома на отдых, один из приятелей устраивает для Джоэла рандеву с гламурной проституткой по имени Лана. Она оказалась не только профессионалкой, но и очень хорошим «эффективным менеджером»!

К концу фильма Джоэл, проявивший задатки подлинного предпринимателя и, окончательно растерявший при этом свою былую невинность-наивность, самодовольно констатирует, что за несколько часов смог заработать восемь тысяч долларов, устроив в родительском доме четко работающий… бордель. Он деловито собирает деньги с «клиентов» — его же соучеников-старшеклассников, а Лана обеспечивает персонал.

Сколько веселья в этом фильме, какое огромное количество юных и счастливых девочек-проституток, как четко работает «сфера обслуживания»! Там заодно высмеивается идея о «целях в жизни». Не буду пересказывать, но «жизненным целям» за пределами хорошего, неважно откуда приходящего дохода, в фильме поставлен шах с матом.

Кинокомедия с улыбкой на устах (харизматично улыбался сам Том Круз!) объяснила сразу нескольким поколениям американских подростков и про «жизненные цели», и про одноразовые связи, и про «сферу обслуживания». Мальчик вырос! Мальчик понял, как зарабатываются деньги! Мальчик не пропадет! И в престижное учебное заведение его берут, потому что представителю университета тоже между делом оказали качественное «обслуживание», но высшее образование для Джоэла уже потеряло былой ореол.

Российское кино изо всех сил догоняло. И “перегнало”. Теперь там женский контингент — или “тёлки”, или гламурные бизнес-вумен на шпильках. Все на шпильках. Судебный эксперт на место убийства приходит на высоченных шпильках.

А Голливуд — тот вообще в прострации. Все, что работало, все, что нажито непосильным трудом и давало приличные сборы, все — нельзя. Даже снимать заурядную сексуальную сцену, чтобы показать крупным планом все выигрышные стороны актрисы, — нельзя, каждый элемент обставляется договором на десяток страниц. Чуть что не так: придет серенький Metoo — и суди за клевету!

Но все-таки, что общего у этих двух фильмов? Оказывается, общего очень много, хотя само сравнение этих картин и забавно, и интересно, и вполне сорреалистично!

Общее в том, что нередко люди творческих профессий, в какой бы стране они ни создавали свои «нетленки», нередко (как выше сказано) стараются угадать, куда ветер дует и куда волна идет. Чтобы, «задрав штаны», бежать впереди. С одной стороны они угадывают, а с другой, приложив свои таланты, умения, харизму любимых артистов, сами создают. Создают некие модели, по которым лепят себя юные подростки. Те еще ориентиры! Но «акул пера» и «мэтров киноэкрана» это уже не касается. У них на повестке — следующий проект. Сейчас они таковы, что те, прежние, даже как бы умиляют, как незамысловатые пастушеские гобелены.