Виктор Зайдентрегер: А был ли в СССР антисемитизм? Был, но…

Loading

Антисемитизм, видимо, надеялся, что забракует медкомиссия. Не забраковала, тогда вернулись к собеседованию и что-то откопали. Забрал документы, а Семён вообще не пошёл на собеседование. Вместе направились поступать в другой, менее антисемитский институт.

А был ли в СССР антисемитизм?
Был, но…

Виктор Зайдентрегер

 Виктор Зайдентрегер Недавний комментарий в ГОСТЕВОЙ вернул меня к материалу Льва Мадорского «Антисемитизм в моей жизни». Подумал о том, как невероятно широк был спектр этого явления в стране Советов: от условного Холокоста, вспомним Михоэлса и судьбу АЕК, до полного его отсутствия, как, например, в Грузии. Решил вспомнить свои встречи с отечественным антисемитизмом, чтобы выяснить, в какой части этого спектра прошла моя жизнь. Вот что получилось.

Как и мои родители, я еврей по всем известным мне параметрам. Родился в г. Оренбурге. Семья отца — местная. Семья мамы попала в этот город в результате Первой мировой войны. Мама родилась в г. Сувалки, тогда и сейчас Польша. Отец, инженер-дорожник, погиб на фронте в сентябре-октябре 1941-го. Мама, врач по образованию, всю войну проработала в эвакогоспитале в своём городе. Жили мы в почти отдельной квартире небольшого дома. Во дворе, где стоял и наш дом, жило 10-12 в основном русских семей.

Лет до 8-10 во дворе сверстники звали меня ЖИДОМ, не посто­янно, конечно, но часто. Не знаю, насколько чётко они представ­ляли себе значение этого слова, но, видимо, чувствовали, что речь идёт о моей инаковости. Иначе мне не пришлось бы периодически сдавать перед ними экзамен на «русскость» с помощью слова КУКУРУЗА. Экзамен сдавал успешно, но жидом оставался. Я к этому привык, не чувствовал какого-то унижения, поскольку на равных участвовал во всех играх: спортивных, военных, иногда за «наших», иногда за «фрицев». Годам к 10-ти детский народ подрос, и наравне с Колькой, Вовкой, Люськой я стал просто Витькой. Впрочем, слово ЖИД не ушло полностью из нашего дворового лексикона, но теперь жидами остались только несчастные воробьи. От взрослых во дворе обращения ЖИД я ни разу не слышал. Никто не обращался ко мне с этим словом и всю последующую жизнь. (Слово ПАРХАТЫЙ я узнал и расшифровал много-много позднее.)

Как и все советские дети, я был последовательно октябрёнком, пионером, комсомольцем. И, так или иначе, часто оказывался на избираемых в этих организациях должностях. Первая запомнившаяся — в мои 7 лет звеньевой в пионерском лагере. Но это было назначение со стороны взрослых, и, по-видимому, роль сыграло то обстоятельство, что по медицинской линии лагерь курировала моя мама. Но дальше-то были уж точно выборные должности. Например, староста класса или капитан волейбольной команды. Между прочим, это была не дворовая команда, а сборная школ города, и участвовали мы в школьном первенстве РСФСР. Не существовавшее тогда в стране общество МАККАБИ в команде я представлял один.

В школе у нас было столько в процентном отношении учеников-евреев, сколько их было в школьных окрестностях. Я помню лишь одного одноклассника-еврея, которого, можно сказать, гнобили. Это вовсе не было антисемитизмом. Никто жидом его не обзывал. Просто измывались по любому поводу, чувствуя в нём забитость, неготовность постоять за себя. Жертвами детского произвола были и одноклассники других национальностей.

В те школьные годы вписался и 1953-й год. Помню болезнь и смерть Сталина, особенно хорошо помню день похорон (9 марта). День в Чкалове был солнечным, лежал снег, но мороза уже не было. Мы, дети, выскочили на улицу, чтобы послушать, как будут звучать всевозможные гудки. Послушали. Плачущих среди нас не было. Помню, что вскоре было прекращено «дело врачей». Естественно, помню, как оно начиналось. Однако, как оно отразилось непосредственно на моей, нашей жизни, нынешняя моя память восстановить не может. А ведь моя мама была врачом! Видимо, не было в отношении меня ничего острого ни в школе, ни во дворе. Впрочем, я вернусь ещё к этому времени немного позднее.

Я часто с удивлением читаю, как где-то учителя «подставляли ножку» евреям-отличникам, идущим на медаль. Вот свидетельство М. Жванецкого: «Учителя предупреждали: парень идёт на медаль. Шёл, шёл, шёл, потом: нет, он еврей, и где-то в 10 классе я перестал идти…». Ничего подобного не было в моей школе. Учился я легко и все десять лет учёбы был «твёрдым хорошистом». То есть по всем предметам у меня были пятёрки, и только по русскому языку я в основном получал четвёрки. А вот в выпускных классах,

7-ой и 10-й, я становился отличником. Конечно, я очень старался, но … но думаю, что какую-то роль сыграли в этом мои классные руководители, разные в разных классах, но обе — русские. В десятом классе это была Надежда Ивановна Кузнецова, благодарность к которой я испытываю до сих пор. И не только в связи с конечным этапом средней школы. У меня нет прямой связи с ней, но знаю, что она успешно осваивает десятый десяток своей жизни.

Доброе отношение к выпускникам моей национальности касалось не только меня. Вот список медалистов, золотых и серебряных, окончивших со мной школу в 1955 году:

Евреев среди них вы узнаете по фамилиям или именам. Очевидно, что антисемитизмом здесь и не пахнет. (В скобках замечу, что из четырёх медалистов-евреев, судьба которых мне известна, трое оказались в конце концов в Германии и один в Штатах. Из этих четырёх трое, слава богу, живы.)

Но вот школа закончена, золотая медаль получена, мы летим в Москву поступать в институт. Наличие антисемитизма при приёме в вузы держим в уме. Надеемся на лучшее, ведь мы прорешали всего Моденова (Сборник экзаменационных задач МГУ). Мы — это я и мой одноклассник Семён Трескунов. Учились вместе только с 9-го класса. Его отец, Лев Абрамович, в тот год в чине полковника был переведён в Чкалов и назначен замполитом командира ЧВАУ-1, того самого авиационного училища, в котором учился А. Гагарин. До получения постоянной квартиры семья жила в здании училища, там мы и решали задачи из Моденова.

Подали заявление в МИФИ. Прохожу собеседование. На следующее утро в сопровождении взрослого дяди в форме морского офицера, служившего в Штабе ВМФ, приходим в Приёмную комиссию, чтобы узнать результат собеседования. Никаких вывешенных списков нет. Спрашиваем дежурного. Девушка смотрит в свои списки, сообщает: «Собеседование прошли, нужно пройти медкомиссию.» Даёт направление. Два-три дня ушло на медкомиссию. Тоже прошёл. Возвращаюсь со справкой в Приёмную комиссию. Девушка снова смотрит в имеющиеся у неё списки: «А вы не прошли собеседование.» Полный финиш!

Ясно мне, ясно родным, ясно всем, в чём причина моего непоступления: в национальности, в государственном антисемитизме. Это понимание, нужно сказать, не усилило, а как-то даже смягчило полученный удар. И не было в голове — пойти искать правду: а почему сказали то, почему не сказали сразу? Антисемитизм, видимо, надеялся, что забракует медкомиссия. Не забраковала, тогда вернулись к собеседованию и что-то откопали. Забрал документы, а Семён вообще не пошёл на собеседование. Вместе направились поступать в другой, менее антисемитский институт.

Так это зафиксировано в нашей семейной ещё не написанной истории. Из всех свидетелей того события, в живых остались только я и тот морской офицер, теперь Каперанг в отставке. И я до сих пор сомневаюсь в том, что сам нисколько не виноват в той осечке.

Собеседовала со мной женщина. Разговаривала благожелательно. Ничто в её поведении меня не раздражало. Писала или рисовала от руки задачу. Я решал или не мог решить. Писала следующую. И так восемь раз. Собеседование завершилось, очень волновался, но всё-таки собрался с силами и спросил — поступают с таким результатом или нет? Она посчитала: «Из восьми задач полностью решены пять. С геометрией у вас лучше, чем с алгеброй. Да, с таким результатом поступают». И тогда, и теперь понимаю, что мои успехи на собеседовании нельзя назвать блестящими. Поэтому наряду с антисемитизмом беру часть вины за конечный результат на себя.

Менее антисемитским оказался Московский Энергетический институт. (В скобках замечу, что в сети проскакивают сообщения о том, что на «секретные» по возможной последующей работе факультеты РТФ (радио-технический) и АВТФ (автоматика и вычислительная техника) доступ для евреев не был свободным. Но я ничего такого сам тогда не слышал.) Проучился пять с половиной лет. Ничего антисемитского в памяти не осталось, ничего такого и не было. В нашем общежитейском блоке из двух малюсеньких смежных комнат (между прочим, с окнами на Лефортовскую тюрьму) было нас пять студентов: два еврея, один татарин, один украинец и один русский. И никаких трений по национальному вопросу. (В живых сейчас четверо. Общаемся через интернет.) В остальном — обычная жизнь обычного советского студента.

С первых же месяцев попадаю в актив — выбирают капитаном юношеской команды института по волейболу. Выбирают ребята сами. Думаю, что в команде еврей я один. Догадываются ли об этом остальные, не знаю. Может быть, по фамилии. Кто по национальности другие игроки, я точно не знаю, в паспорт никому не заглядывал.

Затем начинается комсомольская карьера. На втором курсе выбирают в курсовое комсомольское бюро, на третьем — в факультетское. Факультет наш небольшой, около 600 студентов. За малым исключением — все комсомольцы. Тогда же меня выбирают и секретарём факультетского бюро, т. е. самым главным комсомольцем на факультете. В составе бюро человек десять, еврей там не только я.

Моё студенчество — это 55-61 гг. Время разоблачения Культа личности, время «Оттепели», но также время Венгерского восстания, травли Пастернака и пр. В те годы бурлило всё общество, проявлял самостоятельность и Комсомол. Бюро комсомола одного из факультетов (не наше; кажется, ЭЭФ) на своём заседании осудило Советское руководство за подавление Венгерского восстания. И своё осуждение послало по какому-то высокому адресу. Начались разборки. Ребят вызывали в райком, затем горком и пытались вразумить, убедить их отказаться от своего решения. Наконец созвали собрание комсомольского актива института с участием представителей райкома и горкома (Московского, между прочим, горкома ВЛКСМ) в надежде, что актив осудит действия того несговорчивого бюро. Но не вышло. Собрание не поддержало несговорчивых, но и не осудило, оговорив, что наказывать их не за что. Городскому руководству ВЛКСМ и стоящей за их спиной Партии не удалось приструнить ретивых комсомольцев.

На четвёртом курсе я снова выбран в факультетское бюро, а вот с постом секретаря бюро произошла заминка. В тот год на нашем курсе появился новый студент. Очень активный парень после армии. Он уже член Партии. И курирующий нас секретарь Партбюро факультета посчитал, что именно его следует сделать секретарём бюро. Посчитал и порекомендовал его при дележе портфелей внутри бюро. Состоялось бурное заседание. Я не считал себя незаменимым и от борьбы за секретарство отстранился. Спорили представитель Партбюро и вновь избранные члены нашего бюро. Закончилось тем, что секретарём вновь избрали меня. Партии опять не удалось передавить комсомол.

Никаких особых подвигов ни я, ни бюро в целом не совершили. В основном «боролись» за повышение успеваемости, против прогулов занятий, самая острая борьба велась за своевременную оплату членских взносов. (Я, конечно, утрирую немного, в комсомольской жизни ф-та было и много просто интересного.)

Четвёртым курсом заканчивается моя активная комсомольская работа. Нужно было и поучиться немного на инженера. Общественная работа плохо совмещалась с учёбой. В зачётке появились одна или две «удовлетворительных» отметки, правда по сопутствующим предметам. Впрочем, виновата в этом не только комсомольская работа, но и любовь, и даже женитьба. На москвичке. Временная прописка меняется на постоянную, я становлюсь москвичом.

До окончания института, однако, предстояла ещё одна возможная встреча с антисемитизмом, государственным. На преддипломную практику 10 котельщиков должны были поехать в Чехословакию. Кандидатов на поездку выбирали сами студенты, выбрали и меня. Зная, что во время оформления визы всё возможно, руководство посоветовало назвать 11-ю запасную кандидатуру. Назвали.

Оформление длилось пару месяцев. Меня терзали мысли — вдруг не пропустят? Тогда уж точно причина будет в моей национальности. Про себя я сочинял фразы, которые я скажу (кому?), если мне откажут в поездке. Неизвестность держала в напряжении не только меня. Наконец, вопрос разрешился. Главная решающая комиссия ЦК ВЛКСМ нашла 11-го лишнего, которого нельзя было посылать в Чехословакию. Почему? Потому что он не мог сразу назвать имя тогдашнего президента страны. Не знаю, что творилось в душе этого 11-го, но остальные 10-ть легко вздохнули и стали готовится к поездке. Вздохнул и я, встреча с антисемитизмом не состоялась.

Из поездки я привёз, кроме впечатлений и подарков, кучу технических материалов, которые легли в основу моего дипломного проекта, который я успешно защитил в понедельник 13-го февраля 1961 года.

Итак, в студенческие годы в МЭИ никакой антисемитизм не омрачил моё существование. Не слышал я жалоб и от других однокурсников-евреев. Забегая на 50 лет вперёд, скажу, что мне удалось всё-таки установить один случай бытового антисемитизма, произошедший, правда, уже после окончания института. Однокурсница рассказала, что её близкая по группе подруга, выйдя замуж, сообщила ей, что не может с ней дальше общаться, потому что муж не любит евреев. И таки больше не общались.

Женившись, я вошёл в состав русской семьи из трёх женщин: мама и две дочки. Отец, как и мой, погиб на фронте. Жена могла взять мою фамилию, да я отсоветовал, зная, как она, моя фамилия, трудна для русского уха. Я мог поменять фамилию на русскую, но такая идея ни тогда, ни когда-либо вообще мне в голову не приходила. Ни о каком антисемитизме в семье не могло быть и речи, хотя все понимали, что моё еврейство таит некие ограничения. Кроме общих соображений, это знание шло и оттого, что моя тёща работала в отделе кадров ЭНИНа (Энергетический институт АН СССР). Конечно, там было много евреев-учёных, так что политика Партии и Правительства в отношении евреев ей была известна не по газетам. Она даже пыталась организовать мне распределение к одному из сотрудников своего института — недавно скончавшемуся академику A. Е. Шейндлину. Моя встреча с ним не имела никаких последствий. То ли ему такой выпускник не подходил, то ли в его подчинении было достаточно евреев и без меня. Свои знания тёща проявила ещё раз, когда у нас родилась дочь, и обсуждалось, какую фамилию ей записать. Тёща рассказала, что она советовалась с сотрудниками-евреями, женатыми на русских женщинах, и они ей сообщили, что своим детям давали мамину, то есть русскую фамилию. Я, однако, проявил гордость (?), и дочь получила мою фамилию. При этом я держал в уме, что она всегда сможет поменять фамилию, выйдя замуж. (Но она сменила её раньше замужества, нацелившись на поступление в 1-й Мединститут, имевший по её сведениям славу антисемитского.)

Итак, моя семейная жизнь в первом браке не омрачалась антисемитизмом ни в годы любви, ни в годы, ведшие к разводу, ни после такового.

По распределению я попал в организацию, которая называлась «Трест ОРГРЭС». Находившаяся в подчинении Главтехуправления Минэнерго организация занималась всеми вопросами, связанными с пуском, наладкой и эксплуатацией энергетического оборудования электростанций. Наши специалисты вели работы, в первую очередь, на головных образцах оборудования, давая (или не давая) им «путёвку в жизнь». Основной объём работ, естественно, производился на электростанциях, то есть в командировках.

С довоенного времени и ещё при мне в начале 60-х управляющим Треста был П. С. Гольденберг. Дальше по руководящей цепочке можно было видеть много-много еврейских фамилий. Тем более их было много среди инженеров и техников. Вот некоторые фамилии инженеров моего Котельного цеха: Левит, Капельсон, Эфраимсон, Глускер, ну и Зайдентрегер. (Если вам некоторые фамилии показались знакомыми, так это не случайно, хотя за ними скрываются лишь близкие родственники тех, о ком вы могли слышать.) Конечно, не все сотрудники были евреями, но их, евреев, было слишком много, чтобы в организации мог открыто проявляться антисемитизм.

Незадолго до моего прихода в цех из него уволился инженер Зейгарник, ушёл, кажется, в ИВТАН (Институт высоких температур АН СССР), где быстрее делались диссертации. По созвучию фамилий в цехе решили, что и я задержусь здесь недолго. Ошиблись, я проработал сорок лет до своего отъезда в Германию. Моя карьера в цехе шла по обычному для всех других инженеров графику. За десять лет прошёл путь от инженера до бригадного инженера — самая высокая неадминистративная должность, название которой шло от довоенных времён. ОРГРЭС участвовал в многочисленных работах на зарубежных энергообъектах, возводимых отечественной энергетикой. В 1971 году пришла очередь и моей загранкомандировки. Никаких затруднений при оформлении документов на выезд не было, Два года я проработал на ТЭС БОКСБЕР в ГДР. Здесь доля евреев в составе советских специалистов была не меньшей, чем в моём Тресте. Никаких признаков ограничений по национальному признаку я не заметил. И если, как у нас рассказывали, для работы в арабских странах, например, на Асуанской ГЭС, посылаемым туда евреям, а они оказывались важными и проектировщиками, и строителями и пр., предлагали временно изменить фамилии на более для арабов благозвучные, то немцев еврейские фамилии нисколько не пугали. Конечно, ГДР — это Социалистический лагерь, но мои коллеги-евреи работали и в капстранах, например, в Индии.

В 1974 году я женился вторично, теперь уже на еврейке. Правда, «не настоящей», только по фамилии, то есть по отцу. Ещё какое-то время продолжал ездить в командировки, но потом пришёл момент, когда по семейным обстоятельствам это стало невозможным. В цехе мне предложили, и я согласился стать Начальником небольшой лаборатории, которую до этого возглавлял к. т. н. И. Я. Залкинд, перешедший в ВТИ, чтобы стать д. т. н. Лаборатория и я с ней просуществовали до середины 90-х. К этому времени переиначивались не только структуры нашей организации, но и СССР превратился в РФ.

Пережил 90-е, хотя и с потерями, но без больших экономических трудностей. Работал до 2001 года, когда перебрался на ПМЖ в Германию. Такова канва моей трудовой деятельности.

Вернёмся к исходной теме. При той большой еврейской составляющей основных сотрудников — инженеров в ОРГРЭС антисемитизма не могло быть. Его и не было.

(Несколько слов в скобках. В энергетике, в самых различных организациях, проектных, монтажных, эксплуатационных и пр. евреи составляли существенную прослойку, если не сказать больше. Однажды, вернувшийся из Минска после совещания по энергетической арматуре коллега рассказал: Собрались специалисты со всего Союза. Председатель посмотрел список участников и открыл совещание неожиданным предложением: давайте сначала договоримся, какой язык будет у нас рабочим. Что вызвало взрыв смеха. Около 90% фамилий в списке намекали на еврейское происхождение специалистов. Совещались, конечно, на русском).

За всё время до начала 90-х я помню только один случай выезда в «Израиль» нашего специалиста-еврея. Это был мой коллега, сосед по дому и друг. (Именно он привёл меня впервые в Синагогу на ул. Архипова в 1974 г.). Я пытался отговорить его от этого шага, эмиграции, приводя тот довод, что здесь он уже состоялся как специалист, инженер всё-таки, а кем станет в Штатах — ещё вопрос. В ответ услышал: «С твоим носом здесь жить можно, а с моим мне уже надоело вступать в пререкания по поводу моей национальности». На это мне возразить было нечего. В общем, причина была, я считал тогда, в основном бытовая. Прочитав этот абзац, мой бывший коллега, сосед и друг из Флориды, где он проживает сейчас в качестве американского пенсионера, поправил меня: Нет, бытовой антисемитизм не был главной причиной. С ним я худо-бедно справлялся, где кулаками, где «материнскими» словами. Угнетала общая антиеврейская атмосфера, вызывавшая острую аллергию. Вот и уехал.

Конечно, на работе мы не только работали. Все политические события, все события, связанные с евреями в Союзе и за его пределами, связанные с Израилем обсуждались в нашем неформальном сообществе. Вместе с другими евреями радовались победе Израиля в Шестидневной войне. Охотно рассказывали появившиеся в то время еврейские анекдоты на тему войны. (Вот два из них: 1. Что за чудеса: кавказцы торгуют, а евреи воюют. 2. Ты слышал? Наши наших бьют.) Говорили и об отечественном антисемитизме. Но в основном это касалось чьих-то знакомых или известных личностей. Не помню, чтобы кто-то рассказывал нечто про себя. За исключением одного случая. Один из сотрудников, серьёзный специалист по надёжности оборудования, жаловался на своего начальника, которого считал антисемитом из антисемитов. Разругался с ним и перешёл со своей темой в наш Котельный цех. Невозможно было что-то возразить его убедительным доводам, но … В том же цехе работал другой специалист, мой хороший товарищ и еврей по совместительству, который говорил про того же самого начальника — нормальный мужик. И продолжал спокойно работать под его руководством.

На этом (и других) примере я убедился, что антисемитизм портит нам жизнь не только в силу своего существования, но и в силу того, что мы живём часто в ожидании его проявления. Он, антисемитизм, сидит в нашем еврейском сознании. (Совсем недавно один из переехавших в Германию журналистов увидел антисемитизм в том, что вполне немецкая фамилия его мамы в загранпаспорте не была переведена на немецкий, а лишь транслитирована да ещё на английский /как и у всех российских эмигрантов, евреев или немцев, или …/, что, конечно, делало её, фамилию, узнаваемо не немецкой.)

В отношении себя во время работы могу привести только одно свидетельство существования госантисемитизма. Когда потребовался специалист со знанием английского языка с перспективой поездок за рубеж, то на языковые курсы послали не меня, к которому в цехе все обращались при поступлении каких-то английских материалов, а моего коллегу нееврейской национальности. Конечно, это не было инициативой моего ближайшего руководства, это было прагматизмом более высокого начальства. Кому нужны лишние проблемы при оформлении загранкомандировок евреям?

Приходится часто читать, как повсюду евреям не давали защищать диссертации, отыскивая самые фантастичные причины для этого.

В отношении моих коллег ничего подобного не было. Напротив, наших специалистов Научные организации (ВТИ-Всесоюзный теплотехнический институт, ЦКТИ — Центральный котло-турбинный институт) приглашали, суля всяческую необходимую помощь, оформлять выполненные крупные технические работы в виде диссертаций. Так кандидатами технических наук стали из приведённого выше списка коллег-евреев Левит и Глускер.

А теперь хочу вернуться к началу 1950-х гг. К маме, которая в отличиe от меня, при своём имени-отчестве, Раиса Абрамовна, не могла спрятаться от подозрения в еврействе. Мама, сколько могу вспомнить, всегда была каким-нибудь начальником. Хирургом она всю войну проработала в эвакогоспитале. Резала раненым руки, ноги и пр. Естественно, лечила их. При этом была начальником хирургического отделения. В те же годы вступила в партию. После войны работала уже Начальником санчасти (больница) МВД. И однажды серьёзно заболела. Мама лежала дома в постели, отвернувшись к стене, ни с кем не разговаривая, не вставая, чтобы хотя бы поесть. Мы, дети, не знали причину болезни. Узнали потом. Пришла разнарядка сверху — отправить врача в Лагерь для заключённых куда-то в Сибирь. В медучреждениях МВД города не нашлось никого другого, кроме мамы, кого можно было туда послать. Приказали, она отказалась. Нервотрёпка привела к болезни. Угрожали всяческими карами, прежде всего тем, что никакую другую работу в городе она никогда не найдёт. Моя проблема в том, что я не могу вспомнить, в каком году точно это происходило, насколько это было привязано к делу врачей. Но это было близко к моменту «смены вех» в начале 1950-х. Маму уволили. Через пару недель её взяла на работу в «свою» больницу её подруга по госпиталю «Клара». Ещё через пару месяцев её назначили Главврачом большого поликлинического объединения, где она проработала до выхода на пенсию в середине 60-х. С мамой мы дома много чего обсуждали, вместе слушали, невзирая на глушилки, различные зарубежные Голоса. Но я не помню, чтобы она жаловалась на какие-то антисемитские выходки начальства в отношении неё. Очевидно, антисемитизм не присутствовал явно в биографии моей родительницы.

Вот, пожалуй, и всё, что я могу рассказать о своих контактах с антисемитизмом в Советском Союзе, государственным и бытовым. Не очень-то много. Поэтому на вопрос, звучащий в заглавии: «А БЫЛ ЛИ В СССР АНТИСЕМИТИЗМ?», я отвечаю: без сомнения БЫЛ, НО… Но меня он задел лишь едва-едва, можно сказать — по касательной.

При этом, конечно, знание о его, антисемитизма, существовании постоянно присутствовало где-то в подкорке, и всегда принималось в расчёт при тех или иных жизненных обстоятельствах.

P.S.

Прежде чем отправить этот материал в редакцию, я разослал его первоначальную редакцию своим одноклассникам, однокурсникам, коллегам по работе, евреям и не только. Их замечания я учёл в окончательной редакции. Хочу привести один из таких откликов, полученный от моего «одноклассника» И. Урбаха, правда, существенно сократив.

* * *

«Виктор, тебе в этом плане повезло больше, чем мне — у нас в этом же Оренбурге и с бытовым антисемитизмом было покруче, и с государственным пришлось встречаться чаще. Начну с того, что когда мы с мамой ходили по улице, мама боялась говорить со мной на идиш (дома это был наш язык общения), были случаи, что к нам из-за этого приставали…

Я за 8 лет работы в мединституте, несмотря на многочисленные попытки, никуда не мог поступить в аспирантуру (ни в Москве, ни в Новосибирске, ни в Ленинграде, ни в Саратове) — везде были отговорки … На седьмом году моей работы в мединституте я проработал все летние каникулы безвозмездно в Москве в физиологической лаборатории одного из НИИ Медицинской академии наук. Попал я туда через третьи руки по рекомендации (завлабораторией был еврей). В конце было сказано: «Вы нам нам подходите (а им был нужен именно физик), но Вы сами понимаете, что в очную аспирантуру нашего НИИ Вас не возьмут, место в лаборатории и заочную аспирантуру Вам тоже не дадут. Попробуйте поступить в заочную аспирантуру у себя, летом в отпуск будете приезжать к нам и работать над диссертацией, на таких условиях я смогу быть Вашим руководителем».

Я сунулся с таким предложением к руководителю ГУМУЗа (Главное Управление медицинских учебных заведений), бывшему ректору нашего института Михайлову (антисемит из антисемитов, пробы негде ставить! Именно при нем в нашем институте фактически ввели «процентную норму» для евреев, разделили на вступительных экзаменах всех на группы: сельских мальчиков, которых брали с тройками, сельских девочек, городских мальчиков и девочек, и группы иногородних, в которых были в основном евреи из Украины и кавказцы, и вырезали этих последних на вступительных экзаменах почти на 95% поголовно, но часть кавказцев каким-то образом проходила) — он обозвал меня Остапом Бендером и послал куда подальше.

Я вернулся в Оренбург (пошел восьмой год моей работы) и попал «из огня да в полымя». В этот восьмой год моей работы (1970) из института вытряхнули 8 евреев. У каждого в отдельности была своя конкретная причина, а в целом получился «еврейский погром». Например, я якобы не подал своевременно документы на конкурс-перевыборы, хотя я их заблаговременно за пару месяцев передал заведующему кафедрой, но ему порекомендовали придержать их в ящике стола. Меня увольняли со множеством нарушений всех и всяческих правил (я насчитал до восьми — странная игра цифр: везде одни восьмерки)…

Когда я вернулся из летнего отпуска и узнал, что меня задним числом уволили и таким образом у меня прерывается непрерывность стажа, я прорвался к ректору института Шайкову и имел с ним очень крупный разговор в присутствии секретаря парторганизации Шапошниковой (махровой антисемитки — это было всем известно!)… Я выложил им обоим все свои аргументы, сказав, что если я со всем этим пойду в суд, то суд меня восстановит — нужна ли Вам, товарищ Шайков, такая слава к вашей должности? Почти по всем вопросам неправильного увольнения «товарищи» со мной согласились, и переделать приказ согласились, после чего я сказал, что в сложившейся ситуации я с ними работать больше не желаю и увольняюсь по собственному желанию с такого-то числа в соответствии с законом через месяц после подачи заявления…

Я не смог устроиться на работу ни в сельхозинститут, ни в Высшее зенитно-ракетное училище, ни в техникум, ни в школу. Я же все-таки был преподаватель физики, и неплохой… И когда уже осталась неделя до разрыва непрерывности стажа, я пошел в геофизическую организацию, в их вычислительный центр, и там меня перехватил начальник опытно-методической партии по разработке новой геофизической аппаратуры, поинтересовался, что я здесь делаю. Он показался мне заслуживающим доверия человеком, и я ему всю историю со всеми подробностями, включая «черный телефон», рассказал.

— Вы еврей?

— Да.

— Я с уважением отношусь к людям Вашей национальности… У меня есть друг в мединституте, я наведу о Вас справки.

— Но у меня через несколько дней нарушается непрерывность стажа!

— Приходите такого-то числа.

Пришел.

— Я навел о Вас справки, о Вас только положительные отзывы. Какой у Вас был оклад?.. Я даю Вам сразу на 20 рублей больше, плюс у нас ежеквартальная и годовая премия и тринадцатая зарплата.

Так закончилась моя карьера преподавателя и началась карьера геофизика и инженера-радиолога (правда, пришлось получить второе, геофизическое образование — но это была не самая большая забота в моей жизни)…

А в геологии и геофизике явного антисемитизма не было, было достаточно много евреев во всех структурах. Например, нашу ОСЭГИС (Оренбургская специализированная экспедиция по геофизическим исследованиям в скважинах) называли в ОТГУ (Оренбургское территориальное геологическое управление) не иначе, как ОСИНАГОГИС. Да и сам «босс» ОТГУ Шпильман (получил с «подельниками» Ленинскую премию за открытие Оренбургского газоконденсатного место-рождения — самого большого в Европе!) был сам понимаешь кто…

Ну, и отдушины были в спорте, например, шахматах, литературе, искусстве, например, музыке. А в серьезной науке прессовали по полной программе.

Были ещё встречи с антисемитами и во дворе, и в школе, и в армии. Например, в нашей 30-й школе до 7-го класса и во дворе приходилось драться из-за «Бей жидов, спасай Россию!» и «Евреи всю войну в Ташкенте просидели»… Дрался я жестоко, хотя был слабей, и попадало мне довольно часто…

Если поднапрячься, то можно ещё пяток случаев вспомнить».

От редакции. Читайте также публикации в «Мастерской» по теме: «Госантисемитизм в послесталинскую эпоху? Круглый стол» (начало, окончание), «Мирон Амусья: Антисемитизм и я», «Лев Мадорский: Антисемитизм в моей жизни», «Виктор Улин: Об антисемитизме»…

Выше упомянуты лишь несколько статей из более чем восьмидесяти, опубликованных только в «Мастерской», а есть ещё множество работ, опубликованных в «Заметках» и «Еврейской старине».

Print Friendly, PDF & Email

26 комментариев для “Виктор Зайдентрегер: А был ли в СССР антисемитизм? Был, но…

  1. «Бюро комсомола одного из факультетов (не наше; кажется, ЭЭФ) на своём заседании осудило Советское руководство за подавление Венгерского восстания. И своё осуждение послало по какому-то высокому адресу. Начались разборки. Ребят вызывали в райком, затем горком и пытались вразумить, убедить их отказаться от своего решения. Наконец созвали собрание комсомольского актива института с участием представителей райкома и горкома (Московского, между прочим, горкома ВЛКСМ) в надежде, что актив осудит действия того несговорчивого бюро. Но не вышло. Собрание не поддержало несговорчивых, но и не осудило, оговорив, что наказывать их не за что. Городскому руководству ВЛКСМ и стоящей за их спиной Партии не удалось приструнить ретивых комсомольцев\». Этот факт я считаю самым значительным в данной статье. Эти парни-комсомольцы истинные герои!!! Только везением и нежеланием партийного руководства города выносить \»сор из избы\» можно объяснить благополучный исход их дела. Этот эпизод заслужвает отдельного исторического исследования, как пример реального ГЛАСНОГО внутреннего сопротивления группы советской молодёжи (да, еще — комсомольцев!) агрессивной международной политике СССР. Их поступок закрепленный в решении факультетского бюро ВЛКСМ равен, как я считаю, той знаменитой \»демонстрации семерых\» на Красной площади против вторжения карательных вооруженных сил СССР в Чехословакию в 1968 году. И имена этих студентов должны быть также широко известны. как имена демонстрантов на Красной площади.

  2. Elena L 29 апреля 2020 at 15:11 | Permalink
    «посмотрите термин в вики «Антисемитизм в советской математике»»
    ————————————————————————
    Спасибо за совет. Не понял только, зачем он мне? Здесь на Портале вы найдёте не меньше и не менее острого материала про антисемитизм, чем там в Вики. Какое отношение это имеет к моей заметке?
    Моя заметка никак не перечёркивает всё, что написано про антисемитизм в СССР, так же как всё написанное про этот антисемитизм не перечеркнёт то, что написал про себя я.
    P.s. Спасибо за пристальное внимание к моей скромной персоне.

  3. Elena L
    виктор, не сочтите за труд, поясните, пожалуйста, как вы себе представляете похороны христиан на иудейском кладбище, с попами и крестами в гробах?
    ———————————————————————
    Елена! Отвечаю вам не по-еврейски, то есть не вопросом на вопрос: НИКАК НЕ ПРЕДСТАВЛЯЮ. Это не мой вопрос. Для этого есть свои специалисты.

    Таков мой ответ на ваш вопрос, который никакого труда для меня не составил. А вот, чтобы ответить на вопрос, который вы не задавали, мне пришлось потрудится.
    Вопрос с захоронением павших за Израиль неевреев рядом с евреями на военных кладбищах решён. И решён положительно. 65 лет существования Израиля это было нельзя, теперь можно.

    Здесь я отвлекусь на пару слов. Прочитал недавно у одного психолога, что моё поколение, выросшее про Советской власти, т.е. совки, знают, что есть вещи, которые делать, требовать, хотеть наконец, НЕ ПОЛОЖЕНО. И вот эти совки обходятся только тем, что положено и ничего другого не просят и, тем более, не требуют. Я надеюсь, что вы не из моего поколения, но по-моему и в вас сидит что-то такое от нас – совков.
    Вам кажется, что заданный вами вопрос просто неразрешим. Однако: http://mignews.com/news/070116_194012_32280.html
    Министр Безопасности Израиля Яалон подписал постановление, инициированное депутатом Кнессета Константином Развозовым («Еш Атид») совместно с главным раввином Армии Обороны Израиля, в рамках комиссии Кнессета по вопросам репатриации и абсорбции в январе 2014 года. В соответствии с данным постановлением, захоронение солдат, не являющихся евреями с точки зрения Галахи, будет происходить строго на военном кладбище на тех же участках, и в тех же рядах, что и остальных солдат.
    Вы там ближе к этим кладбищам и, надеюсь, можете рассказать подробно, как это происходит. Буду ждать от вас подробности.

    Это не единственный пример невозможного, ставшего ныне возможным. Только расскажу об этом по памяти, а вы при желании найдёте сами подтверждение в сети.
    Итак, в Израиле потребность в донорских органах, пересаживаемых человеку так же велика, как и в других странах. Однако, «Тора запрещает евреям быть донорами, даже аппендикс у еврея – это дар божий, а дарёное не дарят. Но если что-то и можно „подарить“, что-то из парных органов, например, яичко, то только от еврея еврею.» Израиль был/есть член Международной организации по донорству, но из-за религиозного запрета доноров в стране практически не было, и тогда Израилю пригрозили исключением из организации. После этого в стране была проведена серьёзная работа с раввинатом и они, раввины, решение нашли. ТРИ ТЫСЯЧИ ЛЕТ БЫЛО НЕЛЬЗЯ, А ТЕПЕРЬ МОЖНО.

    Подобные примеры можно множить, нынешняя ситуация с коронавирусом тому пример. Верующие фанатики вынуждены подчиниться голосу разума, читай – государства. А не наоборот.

    Я же надеюсь, что ещё при жизни нынешнего поколения юношам-харедим будет предоставлена возможность получать минимум среднее образование, а девушки-харедим, как и их сверстницы, смогут служить в армии, а не … Перефразируя недавнюю запись в Гостевой: надеюсь, что харедим станут плотью от плоти народа Израиля, а не её отрезанной частью.

  4. посмотрите термин в вики «Антисемитизм в советской математике»
    https://ru.wikipedia.org/wiki/Антисемитизм_в_советской_математике
    о «газовых камерах» на вступительных экзаменах, о книге в самиздате валерия сендерова «интеллектуальный геноцид» за 1980-й год.
    «Следствием дискриминации стала массовая эмиграция евреев-математиков из СССР. Профессор Мелвин Натансон из Университета Нью-Йорка в 1980 году сравнил её с оттоком научных кадров из нацистской Германии и предсказал, что из-за такой политики в будущем СССР не сможет конкурировать с Западом в области науки и будет зависеть от импорта технологий.»(с)

  5. СТРАННОЕ ОТКРОВЕНИЕ
    Мина Полянская
    — 2020-04-28 16:57:48(834)
    Я, в отличие от многих, не считаю, что антисемитизм в СССР был государственным, потому что он не был узаконен на бумаге.
    *********************************
    Такая позиция объяснима и приемлема в защитной речи адвоката, случись международный процесс над СССР. Сталинская Конституция (Основной Закон) не содержит законов о терроре, депортациях и прочих массовых античеловеческих злодеяниях, которые по этой формальной причине тоже не государственные преступления? Антисемитизм в СССР был государственным потому, что вдохновлялся и исполнялся государственными чиновниками всех уровней во всех сферах. Захоти Государство (Сталин) пресечь антисемитские ПРОЯВЛЕНИЯ, одного его намёка было бы достаточно.
    На суде над Эйхманом прокурор всё время пресекал терминологические увёртки защиты.

  6. Зайдентрегер: «В самом начале материала я указал: «Решил вспомнить свои встречи с отечественным антисемитизмом, чтобы выяснить, в какой части этого спектра прошла моя жизнь.». И вот что получилось: Ваша жизнь — Ваша проблема. Между тем, жанр «воспоминания» может быть интересен другим, (в данном случае читателям) только тогда, когда есть хотя бы намёк на исторический контекст. А Вы своим так называемым личным опытом вызываете недоумение. Я, в отличие от многих, не считаю, что антисемитизм в СССР был государственным, потому что он не был узаконен на бумаге. Договаривились «партийные дураки» всевозможными другими способами и уловками. Однако этот антисемитизм был махровым! И примеров у меня столько, что можно было бы целую книгу написать. Однако я не буду этими примерами, этими трагическими поворотами судеб человеческих портить настроение себе и окружающим.

    1. М.П.: «А Вы своим так называемым личным опытом вызываете недоумение.»
      ———————————————————————————————————
      Здесь, на сайте очень много написано личных воспоминаний, касающихся Антисемитизма в нашей Стране Советов. Интересно, только мои скромные записи вызвали ваше недоумение или это касается всех других текстов тоже? Я, честно признаться, и не думал, что кто-то выдвинет меня на Нобелевскую премию за эти воспоминания, но и вызывать чьё-то недоумение не входило в мои планы. Приношу свои извинения!

      Два слова про «государственный антисемитизм». Дело в том, что «партийные дураки», от которых шёл этот антисемитизм и были главным нашим государственным органом. Вы должны помнить, что находились такие иностранные госдеятели, которые подобно вам недоумевали, как можно подписывать важнейшие международные Договоры, например, Хельсенское соглашение, не с главой государства, а с главой какой-то партии. И тогда Леониду Ильичу пришлось освободить для себя место председателя Верховного Совета и взвалить на себя всю ответственность за страну на свои плечи. Ну а для антисемитизма ничего такого не требовалось. Давайте будем называть тот антисемитизм не государственным, а партийным. Что от этого уточнения для евреев измениться?

    2. Мина Полянская
      — 2020-04-28 16:57:48(834)
      Я, в отличие от многих, не считаю, что антисемитизм в СССР был государственным, потому что он не был узаконен на бумаге. Договаривились «партийные дураки» всевозможными другими способами и уловками.
      ==============.
      Уважаемая Мина П. Указала на важный момент в терминологии, действительно, если антисемитизм не был узаконен на бумаге, то можно не считать его государственным. С другой стороны, в чем воплощалось государство, как не в действиях, достаточно унифицированных, «партийных дураков» (хотя почему они были дураками, если преуспевали, в том числе оставаясь в русле антисемитских «договоров»). Проблема терминологии снимается в данном случае, свидетельством той же Мины: «Однако этот антисемитизм был махровым! И примеров у меня столько, что можно было бы целую книгу написать.», и большинство коллег в Гостевой, как и большинство публикаций на эту тему в журналах по личному опыту (подобно г-ну Зайдентрегеру) свидетельствуют о правоте Мины Полянской.
      Ну а как же с опытом г-на Зайдентрегера? Да именно потому, что антисемитизм не был закреплен на бумаге (в законах), и наоборот был закреплен интернационализм (на бумаге!), а также озабоченность и антисемитами выполнять те или иные (производственны во всех сферах) директивы, то биографии подобные г-на Зайдентрегера случались нередко. И много было тех, кого я называю «водоплавающими». Как им получалось плавать в той жизни, см. воспоминая г-на Зайдентрегера. Само его плавание не уникально. Различия, среди прочего, заключались в отношении евреев к условиям своего плавания в советской системе и гордости от успехов в этом «бассейне».

      1. Борис Дынин
        — 2020-04-28 19:58:57(859)

        Мина Полянская
        — 2020-04-28 16:57:48(834)
        Я, в отличие от многих, не считаю, что антисемитизм в СССР был государственным, потому что он не был узаконен на бумаге. Договаривились «партийные дураки» всевозможными другими способами и уловками.
        ==============.
        Уважаемая Мина П. Указала на важный момент в терминологии, действительно, если антисемитизм не был узаконен на бумаге, то можно не считать его государственным. С другой стороны, в чем воплощалось государство, как не в действиях, достаточно унифицированных, «партийных дураков» (хотя почему они были дураками, если преуспевали, в том числе оставаясь в русле антисемитских «договоров»). Проблема терминологии снимается в данном случае, свидетельством той же Мины: «Однако этот антисемитизм был махровым! …»
        +++++++++++++++
        Мы просто не имеем доступа ко всем документам. Но и в той, крохотной, части опубликованых есть достаточно точные свидетельства госантисемитизма вснх времён.

        1. Тем, кто сомневается в законности обвинения СССР в государственном антисемитизме, рекомендую следующее:
          Аннотация к книге «Государственный антисемитизм в СССР. От начала до кульминации, 1938-1953»
          На основе архивных документов в этом томе показано, как в Советском Союзе происходило формирование политики государственного антисемитизма. Представлены материалы (в основном, впервые публикуемые), отражающие соответствующие действия властей и реакцию общества на них. Особое внимание уделено взаимосвязи государственного и так называемого бытового антисемитизма, а также различным формам сопротивления общества нагнетавшейся сверху юдофобии
          Издательство: Материк, 2005 г.
          Серия: Россия ХХ век
          Нет в продаже.
          Т.е. издали, оповестили, но «в продаже нет». Возможно, раскупили. Желающие могут поинтересоваться в издательстве.

  7. Уважаемый Виктор, извините, но мне не хотелось бы пересказывать здесь общеизвестные «аргументы и факты». Наши поколения разделены Шестидневной войной. До и после нее условия поступления резко различаются и другие формы дискриминации тоже. Березовский м.б. сам, а несколько моих соучеников по универу, победителей всесоюзных олимпиад, — точно извне. Я знаю, как это происходило. Евг. Михайлович, уверен, это знает, как знает и про «гробы» и т.д. И двойку по физике в НГУ мой знакомый получил просто так. Он пришел отвечать, а экзменатор, посмотрел на его оценки, понял что даже с тройкой он пройдет и «освободил» с оценкой 2. Это мой одноклассник по той самой 30 школе, где и Вы учились. Двойки у него быть не могло, потому что, кроме Н.И. Кузнецовой с литературой, у нас был Владимир Иванович Тугай, физик. Человек и преподаватель редких качеств.
    Менее известно, что американская компания PTC, инициированная б. ленинградцем Сэмом Гинзбергом, собирала в Нидеме, под Бостоном со всего мира таких ребят и на их головах создала продукт Creo (прежде ProEngineer), стала одним из ведущих мировых CAD/CAM вендоров с многомиллиардным оборотом. Попробуйте вспомнить хотя бы один программный продукт, созданный в союзе или РФ, который продается за пределами РФ. Ладно 🙂 , кроме игры Тетрис 🙂
    Это краткое введение. Остальное, уверен, Вы найдете сами.
    У нас сегодня День Памяти солдат, погибших за Израиль. Присоединяйтесь.
    Всего Вам доброго!

    1. Уважаемый Аарон!
      Я с вами в неравных условиях. Вы меня видите, я вас — нет. Если вы мне напишите на zaidentregerv@bk.ru, то мы сможем пообщаться более конкретно.
      Я присоединяюсь к вам в День Памяти солдат, погибших за Израиль. Сегодня делаю это дистанционно, а в 2013 г., последний мой приезд в Израиль, отмечал этот день непосредственно в Хайфе. Ещё до этого Дня я должен был вернуться домой, но началось извержение вулкана в Исландии, и я застрял в Хайфе ещё дней на десять. В результате отмечал этот День вместе со всеми Израильтянами.
      Помню, однако, что был возмущён, узнав, что солдат, погибших за Израиль, но не признанных кем-то евреями, нельзя было хоронить рядом с героями-евреями на одном мемориальном кладбище. По-моему, эта проблема сейчас уже решена. Но в то время такая сегрегация, недостойная цивилизованной страны, существовала.

      1. Уважаемый Виктор, представить свою биографию столь широко и подробно выбрали Вы. Не думаю, что это кого-то обязывает ко встречной откровенности. Думаю, достаточно этого: http://z.berkovich-zametki.com/avtory/alipovecky/ Сынам Месопотамии это не так важно, как сынам Египта.
        Мое двойное имя Арон (с ударением на А) — Александр.
        Всего доброго!

      2. виктор, не сочтите за труд, поясните, пожалуйста, как вы себе представляете похороны христиан на иудейском кладбище.
        с попами и крестами в гробах? или же хоронить их по иудейскому обряду в талите и произносить кадиш?

  8. Уважаемый Аарон(?), я в растерянности и не знаю, что вам ответить. Поскольку не понял, в чём основной смысл вашего посыла. По таким замечаниям, как «в приснопамятные времена» или «воспоминания написаны будто в вакууме», понятно, что вам что-то не понравилось: то ли содержание, то ли публикация такого материала. Похоже на то, что, как бы написали лет 30 назад, я лью воду на мельницу Советской власти (или на мельницу антисемитов). Если моя догадка верна, то у меня теперь есть надёжное прикрытие. Все мы твёрдо знали/знаем, что в МГУ евреев не принимали. Например, не приняли очень талантливого Б.Березовского. А вот Главный редактор портала недавно заявил: «Борис на экзамене (собеседовании) не решил задачку, его не приняли. Я задачку решил, меня приняли.»

    Если под НГУ подразумевается Новосибирский ГУ, то там лет пятнадцать назад я нашёл близких родственников, которые, несмотря на отягчающий пятый пункт, поступили и закончили НГУ, и защитили докторские, и работают там до сих пор. Правда, по поводу антисемитизма в их жизни у нас бесед не было.
    Ну а если я ещё узнаю, кто скрывается за ником Аарон, то мы могли бы поговорить и про Оренбург, и про Хайфу, куда перебазировалась часть моих родственников.
    Здоровья вам и успехов.

  9. Эта формула, уважаемый Виктор, хорошо известна в приснопамятные времена: «Лично я антисемитизма не испытывал». Недавно один мой уже ровесник произнес ее с полемическим задором здесь, в Израиле. Пришлось напомнить ему его же рассказ, как его не приняли в НГУ на мехмат, тупо поставив 2 на экзамене по физике.
    — А, ну это только один раз, спохватился он.
    — Конечно, хребет ломают один раз. А потом никакого антисемитизма в политехе.

    Но к Вам это не относится, как и к моему племяннику, Он физически одаренный парень, закончил училище на краснодеревщика и стал классным реставратором. Т.е. как и Вы, миновал «узкие горлышки» советской жизни, за которые государство держало всю страну.
    Ваши воспоминания написаны будто в вакууме или, точнее плоские, никаких обстоятельств внешней к Вашему «трудовому пути» жизни, конечно, не существовало никогда. И Шестидневная война, после которой резко изменились установки приемных комиссий в лучших вузах и развитие оборонных технологий с космическими и атомными проектами, куда вход евреям стал запрещен, и… много еще всего прошло мимо Вас. Какая завидная неуязвимость.
    А я вспоминаю забитую старушку-педиатра Адель Исаковну из детской поликлиники, у которой я никогда не лечился. Вспоминаю ее рассказ моей маме прямо на летней улице Оренбурга, возле этой поликлиники. Мама держала меня за руку, а я вертелся, хотел вырваться и слушал рассказ Адели Исаковны о врачах-убийцах, о самоубийстве ее подруги, затравленной коллегами и пациентами, о ней самой, потерявшей работу и работавшей санитаркой в больнице в те годы, и еще о чем-то, чего я не помню.
    Будьте счастливы.

  10. Я писал комментарий на эту работу, отличающуюся от прочих, сходных по тематике, своей объективностью и спокойствием. Перечитал снова — с большим интересом. И выделил упущенную мной прежде мысль, которую полагаю главной:
    \»Я убедился, что антисемитизм портит нам жизнь не только в силу своего существования, но и в силу того, что мы живём часто в ожидании его проявления. Он, антисемитизм, сидит в нашем еврейском сознании\».
    Сам я, прожив гораздо дольше в \»сталинской эпохе\», сталкивался, разумеется, с жестоким антисемитизмом, но воспринимал его всё же как нечто постороннее — хотя и касающееся меня. Не жил \»в ожидании его проявления\». Это, как я понял только сейчас (!), чрезвычайно помогло мне дважды уже \»в приличном возрасте\» (притом с убогими заработками) прекрасно жениться на студентках-москвичках из, как это можно было понять, семей, причисляемых нами к антисемитским. Но даже, когда я разводился с первой женой, обвинения были всякие — но антисемитских не слышал.
    Смысл слов автора, как я это понимаю: мы сами своей болезненной мнительностью, граничащей с элементарной трусостью, возбуждаем антисемитизм. Самые преданные друзья (я их специально не выбирал) были не евреи: Володя Заморский, Толя Воловик, Володя Попов…

  11. К моей статье об антисемитизме , Вы, Владимир, написали в комменте. что верите приятелю, Рабиновичу, который никогда не сталкивался в Союзе с юдофобией, После Вашей статьи я тоже поверил, что такое возможно…

    1. Уважаемый Лев! Спасибо за отклик.
      Я специально написал полностью своё имя, но вы вновь назвали меня Владимиром. Ничего страшного, извинений вовсе не требуется. Просто на будущее. С уважением, Виктор.

    2. И всё- таки, Виктор, хочу с опозданием извиниться за путаницу в имени. И два слова по теме У меня в школе и в институте тоже не было антисемитизма. Но общий вывод из статей, как Вашей,так и моей: в СССР , по моему однозначный: в СССР был гос. и бытовой антисемитизм. Просто кому-то везло больше, кому-то меньше.

  12. Рассуждать на тему наличия или отсутствия государственного и бытового антисемитизма в бывшем (слава Богу) СССР на данном сайте несколько, мягко говоря, странно. Напоминает рассуждения на тему, скажем, была ли весна в прошлом году. И конечно, имела место масса «отклонений» в ту и другую сторону по целому ряду причин (многие из них упомянул Илья Г., и несколько моих публикаций упоминают такие «отклонения»). Встречались и случаи преднамеренного назначения (или неувольнения) евреев с высоких должностей, чтобы можно было иной раз козырнуть этим в печати и на каких-то международных уровнях. Скажем, Лев Исаакович Менделевич был Чревычайным и Полномочным послом в Дании, потом нач. управления МИДа все 80-е годы; в 1982 г. начальником ЦСУ назначили Льва Мордковича Володарского; в ПГУ КГБ до 1990 г. работал единственный еврей полковник Саул Моисеевич (или Маркович) Квастель. Одним из замов Генпрокурора СССР практически до конца Союза также был еврей; фамилия ушла из памяти. Конечно, «исключения только подтверждают правило» (самими фактом своего существования, наверное?).
    А интересна ли тема дискриминации других наций в СССР? Имею в виду не сталинские годы (всем известны депортации 14 народностей, аресты и расстрелы поляков, немцев и латышей), а послесталинское время. Существовала ли таковая?

  13. Две зарисовки по поводу государственного антисемитизма:
    1) в СССР — в 1978 формировалась группа для стажировки в США в составе 28 человек. Генеральный директор пригласил меня и Гиршгорна и сообщил, что даже документы наши не подает. Относился он к нам очень хорошо, это я для того, чтобы исключить трактовку о его личном решении. Конечно, так было решено где-то на уровне Мингео, руководитель которого незадолго до этого вручил мне госнаграду за открытие Бованенковского месторождения. А у Лени Гиршгорна таких наград было несколько. Мы ничуть не расстроились, поскольку это было прозаично и закономерно.
    2) в РФ — через 40 лет(!) для того, чтобы занять высокую должность в этом же министерстве (ныне Минприроды) один аферист купил себе отчество Израилевич и с новыми национальностью и именем успешно там существовал (пока не посадили за воровство).

  14. Спокойная, выдержанная статья, но, честно говоря, не понял, что хотел сказать уважаемый автор. Про бытовой антисемитизм я не говорю: он был, есть и будет везде, кроме Израиля. Кто-то из нас испытывал его реже, кто-то чаще, но испытывали хоть раз в жизни. А вот государственный — в СССР был, но помимо «юденфрай» отраслей и вузов, его проявления зависели от многих факторов: республика, город, уровень местной коррупции, конкретный начальник и т.д.

    1. «… честно говоря, не понял, что хотел сказать уважаемый автор.»
      Иногда при чтении воспоминаний евреев-соотечественников, публикуемых на Портале, мне казалось, что мы выехали не из одной и той же, а из совершенно разных стран. Одни авторы из-за антисемитизма жили в Союзе, словно в аду. Другие же не заметили антисемитизма вовсе.
      В самом начале материала я указал: «Решил вспомнить свои встречи с отечественным антисемитизмом, чтобы выяснить, в какой части этого спектра прошла моя жизнь.» Только про это и написал, не задаваясь целью выпустить какой-либо МАНИФЕСТ.
      Спасибо за отклик!

  15. Что приятно — без обычной на сайте истерики по данной теме. Объективно, честно, спокойно.
    Сам я иногда думаю: удалась ли бы моя судьба где-нибудь «на благословенном Западе», куда наши «новые американцы» прибыли, получив прекрасное — и бесплатное — советское образование? Любопытно: все ли так уж довольны успехами на новом месте своих детей, внуков? Я, разумеется, не о покупках в супермаркетах…
    Помнится, как меня, «беспачпортного» (без прописки и местожительства), оценили в московских редакциях — сразу же давали задания, посылали в командировки. В Германии же долго размышляли над прекрасно переведенной на немецкий, апробированной в выступлениях перед публикой (с переводчиком) работой «Откровение Торы» — и посоветовали добиться разрешения на публикацию… от раввинов.
    Да и не угодил ли бы подростком в безымянную общую могилу — в цивилизованной Европе?..

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.