Ася Крамер: Череда героев, вереница дней. Литературный обзор

Loading

Теперь, когда жизнь прожита и положенные мне судьбой книги и рассказы в большинстве своем прочитаны, я считаю, что только то, что Было, то и важно — с плотью, запахами и осязанием каждой минуты. Вот в рассказе Генриха Иоффе — на бэкграунде сама эпоха. Уйма деталей, названий, штрихов…

Череда героев, вереница дней

Литературный обзор

Ася Крамер

 Ася Крамер По собственной инициативе, скрепленной техническим заданием Григория Быстрицкого, я пишу обзор нескольких материалов Портала. Григорий правильно понял всю прелесть и правильность такого подхода: выбор обозреваемых авторов третьим лицом гарантирует случайность выборки и полную непредвзятость.

Итак, «не по своей воле, но волею пославшей мя» особы были выбраны следующие четыре произведения.

Генрих Иоффе: Гагаринский пер. — Воронцовская ул.
История женитьбы Андрея Офенберга, им рассказанная
March 2, 2019

Сначала надо коротко пересказать содержание или хотя бы легкими штрихами ввести в контент. Какой, собственно, кусочек эпохи взят к описанию? Вон он тут:

“Вот отработал я историком свою «распределительную трехлетку» в педучилище городка Кологрива Костромской области. Отработал и вернулся в Москву. А на дворе начало 50-х годов. Не в то время вернулся. В густоту антисемитизма вляпался. То космополитов недавно давили, то Антифашистский комитет оказался шпионским и его, говорили, прямо за руку поймали, то врачей-вредителей, убийц в белых халатах схватить сумели. И все почти евреи, вот что скверно. Сунулся было я в одну школу, пятую, двадцатую… Нет, твердят, все занято, учебных часов, понимаете ли, ни грамма нет. Помогла мне тетка моя, сестра отца”.

Это, собственно, основной временной участок на ленте бытия, к которому в своих воспоминаниях возвращаются многие наши авторы. Не дали медали, не взяли в институт, не найти работы. Потому что это была суть и соль нашего времени. Времена не выбирают, в них живут и умирают… Те, недавние, умирали по-настоящему, а нам как бы мстили за то, что выжили.

Рассказ Генриха Иоффе я бы отнесла к жанру “быличек”. Я раньше на них ополчалась. Один автор принес мне как-то несколько таких быличек и стал уверять: “Ей-богу, так и было!”

— Ну и зря! — отвечаю.— Ты писатель. Ты должен уметь сочинять! Выдумывать! Домысливать!

А теперь, вы знаете, немного поменяла свое мнение. Теперь, когда жизнь прожита и положенные мне судьбой книги и рассказы в большинстве своем прочитаны, я считаю, что только то, что Было, то и важно — с плотью, запахами и осязанием каждой минуты. Вот в рассказе Генриха Иоффе — на бэкграунде сама эпоха. Уйма деталей, названий, штрихов, архитектурных фрагментов, киногероев, реальных, не придуманных персонажей.

Ведь проходит лет пятьдесят, ну иногда век — и все перевирается! Абсолютно все! Из исторических фактов вылепляются, говоря словами Александра Мелихова, “национальные грезы”. И там здания красивше, персонажи розовощекее, поступки порядочнее, а вожди мудрее. Нет, это прочь! Только кусочки жизни!

Но Генрих как-то все писательство быстро свернул и написал “Конец”. Прямо как в банальной цитате о тире между двумя датами. Так нельзя. И старуху в окне я тоже не поняла. Она там стояла, как скульптура Вечности, а жена уходила по-настоящему. Впрочем, может, действительно, недопоняла. Наверное, старуха уже тогда, за окном, воспринималась как ушедшая в иной мир, и жена говорила о себе — “вот и я так же…”

Хочу добавить безотносительно к этой по-настоящему трогательной сцене, но навеянное ею: кажется, безнадежно больные люди, знающие о своем близком уходе, хотят говорить об этом и обо всем другом, на что при жизни был положен запрет, но окружающие с самыми лучшими намерениями повторяют: “Перестань даже думать! Не хочу даже слышать! Возьми себя в руки! Надо настраиваться на выздоровление! Думай позитивно!”

Я теперь делаю осторожный вывод: главное, как оказалось, именно в той первой встрече, провожаниях, в поцелуях в подъезде, в тех моментах, когда сердце к сердцу прилепляется. Это все помнится в деталях, а остальное, как выясняется, только фон.

Виктор Экслер: Три зарисовки из детства
Янв 06, 2019

Понравилась только первая зарисовка под названием “Саул”. Собственно, если бы мне попался такой учитель, такой “матерый человечище”, он бы мне тоже однозначно понравился. Показать в небольшом тексте живого, харизматичного человека — большая удача.

Вторая зарисовка “У Андрея” — слабая и вполне бесхребетная. Даже пересказывать нечего.

Третья — “На озере”. Тут особый разговор. Это меня просто заводит в тупик. Берется ситуация вполне трагедийного накала и превращается в мясной фарш второй свежести. Издевались — побили — молча смотрели на избиение — родители забрали — безысходное молчание. Тогда — “безысходное молчание” и сейчас — “безысходное молчание”. Тогда и писать не надо.

Феликс Фельдман: Шлёма и Шлима
Май 18, 2018

Содержания я пересказывать не буду. Есть вещи, где содержания нет, как нет его в полете ласточки или восседании бабочки в центре медоносного цветка. А рассказ есть.

Григорий Быстрицкий, мой “заказчик” специально или случайно подобрал произведения, которые больше тяготеют к мемуарным быличкам. Как я уже сказала, они дороги нам деталями, узнаваемой атрибутикой, которая много говорит человеку, самому знакомому с подобной обстановкой. И может много сказать о ней последующим поколениям читателей. Если они удосужатся прочесть. Впрочем, тут мы входим в грустную тему— не будем о грустном.

Но когда именно быличка переходит в литературу? Вы ошибетесь, если подумаете, что кто-то наверняка знает ответ на этот вопрос.

Феликс Фельдман между этими двумя ипостасями ходит зигзагом.

Лишние детали для рассказа, для его вожделенной динамичности — действительно лишние, а для былички — в самый раз.

Непродуманные, случайно сложившиеся фразы -тоже оттуда. “Хотя она никогда не забывала своего Велвла, но постепенно успокоилась и вела одинокий образ жизни, хоть всегда была готова к услугам людям”. “Думал: куда уж ему со свиным рылом да в калашный ряд… Рыло, правда, было кошерным и не свиным по виду”. Так пишут любители. Сначала вспомнилась затертая пословица про свиное рыло. Вместо того, чтобы ее выкинуть, любитель начинает ее объяснять, оправдывать, как-то за уши притягивать. Это зря.

Иногда он чересчур уж увлекается ненужной не то историчностью, не то географичностью. “Жил Шлёма в однокомнатной квартире с земляным полом на улице Свердлова, 20. Через общую стенку к комнате примыкала фруктово-овощная база, которая поздним летом и осенью превращалась в торговую точку. Шлима жила на этой же улице, но метров на 300 дальше, за гаражами пожарников”.

Меню одинокой вдовы, как будто не ожидающей гостя, похоже, что списано у классика.

Шлима с букетиком цветов, встречающая солдат, — это банальное повторение.

В этом и проблема литературы. В жизни точно так и было, все приходили на площади и вокзалы с цветами встречать победителей, а в литературе — уже штамп. Жизнь состоит из банальностей, а ты, господин писатель, изволь сделать редкий бриллиант. Трудно? Еще как трудно. А никто не обещал, что будет легко.

Мне интересно было прочесть про Тирасполь, про Кицканский лес в майский день, к которому прекрасно подходят слова из “Песни Песней”: “Вот, зима уже прошла; дождь миновал, перестал; цветы показались на земле; время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей”. Вообще, интонационно — рассказ правильный. Простота и незамысловатость — настоящие, искренние, а не пластмассовые цветы из фальшивого букета.

Феликсу хорошо удалась картина робости взрослого человека, фронтовика. Конечно, это забавно читается на фоне нынешней, поистине кроличьей, торопливости. Но насколько я помню разговоры и взрослых, и подростков, близость наступала гораздо медленнее, степеннее. Это была и дань патриархальным традициям, и какая-то замерзшая, отложенная сексуальность. У женщин, прошедших лишения эвакуации, исчезал биологический цикл, мужчины тоже приучались обходиться. Сама природа, видя окружающие обстоятельства, произвела adjustment, переключение с функции размножения на функцию выживания. Но зато уже с окончанием войны! Какая вспышка рождаемости! За один 1946 год родились миллионы “бэби бумеров”— причем во всем мире.

Ну, Шлема оттаивал дольше других. И это было очень трогательно.

Александр Левковский: Интеллигентная Зоя Иннокентьевна
Ноября 04, 2018

Хороший, профессионально сделанный рассказ. Сначала мне показалось, что это профессионализм “детективщика” — та же немного традиционная завязка: шеф вызывает — срочно в Лондон! В Париж! На Каймановы острова! — нужно написать — найти — расследовать — спасти мир от апокалипсиса. А “посланец” — этакий Джеймс Бонд — хочет пива и пописать. И в перерыве между этими двумя деяниями он расследует и спасает.

Но потом жанр поменялся. Перед нами тема общественного и личного покаяния.

Поскольку автор явно знаком с писательством, написано интересно, добротно, крепко.

Собственно, на этом обзорный текст можно было бы закончить. Ведь в литературе главное — литература, так? Вот “Евгений Онегин” нам нравится как литературное произведение, но конкретные образы многие из нас явно подправили бы: Онегин мог бы быть и попорядочней, а Ленскому не помешало бы немного “мачизма”…Ну, и с сестричками они бы в два счета разобрались!

Вот и я сейчас совершу главный грех рецензента — напишу в сослагательном наклонении: что было бы, если бы… Если бы была написана вторая часть!

Вторая часть была бы посвящена образу милейшей Зои Иннокентьевны. Собственно, Александр Левковский уже начал писать ее, назвав свой отрывок “Интеллигентная Зоя Иннокентьевна”. По интонации это читается “интеллигентная, как же… Сейчас я вам покажу эту интеллигентную…”

Он бы написал, как Зоя Иннокентьевна кропотливо работает над своим образом. Как она лепит его, не брезгуя самыми маленькими деталями. Как она от самовлюбленности не замечает, что ее придумки слащавы, и весь ее героизм и самопожертвование — насквозь фальшивая туфта. Fake, — как сейчас принято говорить.

Зоя Иннокеньевна долго и настырно добивалась от редактора внимания и даже выслала ему небольшой чек — ничего особенного, чистая благотворительность и признание его нелегкого труда. Скромно, но настойчиво она намекала ему в своих неоднократных звонках, как она исключительно интеллигентна. Рассказала ему о своем высоком образовании и таком же высоком московском статусе, и о том, что она свободно владеет четырьмя языками, “прекрасно играет на фортепьяно” и “рисует маслом”, но бросив все это, сбежала в глушь, в Саратов, в Тьмутаракань, в Лондон. В 1994 году, среди десятков тысяч других эмигрантов, но те так, погулять вышли, а она — сбежала! От стыда и раскаяния. К сыну-олигарху. Не забыла, смущаясь, упомянуть, как она занимается благотворительностью… Содержит на свои деньги детский дом? Открыла фонд помощи жертвам насилия? Нет, она стоит с колокольчиком Армии спасения — самой слащаво-фальшивой организации, появляющейся перед американскими магазинами под Рождество. Лично ей это ничего не стоит. Разве немного неловко, ну так кто ее там знает? Да и на дежурство она вышла всего два раза. Ну ладно, пусть благотворительность, но всего этого недостаточно, чтобы вызвать корреспондента. А вот что если это…Пахнущий кровью любимый муж!

Вот это была бы вторая часть! И я уверена, что Александр Левковский именно так и замыслил свою Зою Иннокентьевну. У него тут и там разбросаны намеки, как будет образ героини развиваться дальше.

“Я ела и посматривала, как Зоя Иннокентьевна с видимым наслаждением поглощает кусочки котлеток, запивая их охлаждённым чаем и как будто совершенно позабыв, что минуту тому назад она призналась мне в искуплении вины.”

Дальше пошли опять заимствования.

Это второй вид литературного профессионализма — заимствовать какой-то сюжет, образ или детали, и на этом построить свое. Не удивляйтесь, так делали и самые великие. Один образ Дон Жуана перекочевал десятки раз из книги в книгу, но каждый писатель делал его по своему.

Александр тоже заимствует — и имеет на это право. А иначе — что же получается? Былички вам не нравятся потому что житейские истории, зарисовки с натуры. Рассказы вам не нравятся, потому что навеяны ранее прочитанным. Вы уж определитесь, господа рецензенты!

В принципе, рассказ неплох, хотя у Александра Левковского есть и более удачные вещи. Из прочитанного особенно хочу отметить пьесу “Замкнутый круг”. Она хорошо написана и насквозь “своя”, никаких заимствований, в ней много жизненных деталей, причем не воспоминаний далекого прошлого, а сегодняшних.

Продолжение
Print Friendly, PDF & Email

13 комментариев для “Ася Крамер: Череда героев, вереница дней. Литературный обзор

  1. Ася Крамер — 2019-04-07 20:27

    Неправда, я написала за 3 дня. Но так случилось, что у меня были отосланы и другие заметки (мини-болдинская осень приключилась!) и заработало правило очерёдности. Ладно, деле серьезное, пишите спокойно, не торопясь (только слегка поторапливаясь!) Периодичность выхода нам была предложена — раз в две недели.
    ====
    Ну как тут не вспомнить расхожий стишок 40-летней давности про «Литературку»,
    которая выходила по средам:
    «Наш орган может только раз в неделю!» 🙂

  2. Неправда, я написала за 3 дня. Но так случилось, что у меня были отосланы и другие заметки (мини-болдинская осень приключилась!) и заработало правило очерёдности. Ладно, деле серьезное, пишите спокойно, не торопясь (только слегка поторапливаясь!) Периодичность выхода нам была предложена — раз в две недели.

  3. Не только читателям, но и редакции понравилась идея литературного обзора материалов Портала. Любое доброе начинание не остается безнаказанным, помните? Не стали исключением и наше. Нам с вами, т.е. читателям-писателям-комментаторам предложено вести колонку рецензий на регулярной основе.

    Совместно с редакцией разработан следующий формат.

    На правах ведущей, ваша покорная слуга предлагает тому или иному участнику портала подготовить подборку рецензий, называя при этом конкретные материалы разных жанров.
    Фишка заключается в том, что под рецензией предполагается обсуждение не только работы рецензента, но и рецензируемых работ. Этим самым они получают как бы второе дыхание. Все. Вот и весь фокус. Посмотрим что получится.

    Что мы будем обзирать? Или обозревать? (Кстати, легко представить, как разозлится иностранец, изучающий русский: Где логика? Какой включить грамматический закон, чтобы понять: обзираем? (типа обсираем)?, oбзOрим? (типа позорим?) Нет, обозреваем (типа обогреваем)! Законы образования глаголов тут имеются, но нам с вами они не нужны, потому что мы с вами обладаем врожденной грамотностью!)

    Итак приступаем. Для начала все хором, каждый в своей стране проживания, поем застольно-КВНскую песню:

    Мы обзираем наш портал…
    Для чего? Для кого?
    Чтоб не осталося в кустах
    Никого, ничего!

    Пусть не Белинский Виссарьон
    Скромный наш рецензент.
    Но однозначно им зажжен
    будет эксперимент!

    Снова будем ждать мы,
    Будем ждать мы с Каллиопой встречи!
    С музой — той, что видит,
    понимает и совсем не врет.

    Это значит будешь,
    Ты вниманьем будешь обеспечен!
    Был вчера невидим —
    а сегодня ручкой машет весь народ!

    ВНИМАНИЕ! ПРИГЛАШАЕТСЯ К БАРЬЕРУ ГРИГОРИЙ БЫСТРИЦКИЙ.

    Ему предлагается написать рецензии на следующие материалы:

    Владимир Гоммерштадт: Schlumberger
    http://club.berkovich-zametki.com/?p=45576

    Борис Вайнштейн: В стихах и немного прозой
    http://club.berkovich-zametki.com/?p=43629

    Эдуард Бормашенко: О Чехове, Диккенсе и Президенте Трампе
    http://club.berkovich-zametki.com/?p=44029

    Exile Guide to Moscow
    (Московский гид газеты “The eXile”)
    Перевод с английского и предисловие Сергея Эйгенсона
    http://club.berkovich-zametki.com/?p=46157

    Срок на все-про все — одна неделя. Прислать материалы нужно на мой е-мейл, который есть в редакции. Попробуем?

    1. Ася, » Срок на все-про все — одна неделя» — это армейский произвол! Дали серьезных авторов, по Шлюмберже моя личная история с ними тянется с 1989 — тридцать лет тесных дружеских отношений с ведущими топами и простыми наладчиками — и все за неделю…
      И потом: почему к барьеру? Мне с кем стреляться? С уважаемыми авторами или с вами, или с публикой? Знаете, одно дело помешать критической ложкой недоваренную кашу предлагаемых обстоятельств окололитературного, правда, далеко не юного Нарцисса, и совершенно другое разговаривать с серьезными людьми.
      Так что за неделю не ручаюсь, а так, под настроение, попробую.
      Кстати вы, Ася, на свои четыре рецензии потратили 2,5 недель.

  4. Григорию Писаревскому:
    Уважаемый Григорий, позвольте ещё несколько соображений по поводу замеченных Вами факторов, определяющих суть художественного произведения.

    Я всегда не перестаю удивляться, как опытные и тонко чувствующие прозу читатели часто интуитивно продлевают мысль и намерения автора. Так случилось с Асей Крамер и её вариантом продления рассказа, и так же произошло с Вашим предложением о 5-м факторе. Конечно же, рассказ должен содержать the so called generalizing message. The problem is to differentiate between the DIRECT form of a message, suitable for journalistic articles, и КОСВЕННЫМ обобщением, которое должно содержаться в художественном произведении. В рассказе ПРЯМОЕ обобщение – с распространением на сходные формы сюжета и конфликта – будет обязательно выглядеть НАЗИДАТЕЛЬНЫМ (didactic, edifying, schoolmarmish). Автор должен обобщать либо КОСВЕННО – через искусно построенные конфликты, диалоги, воспоминания, письма, сны, — либо ввести дополнительные персонажи (в том же рассказе или в продолжении рассказа) and charge them and their actions with the task of conveying the generalizing message you’re talking about. Это-то я и собираюсь сделать в продолжении «Зои Иннокентьевны», где будет действовать её сестра, у которой будет своя – надеюсь, интересная и поучительная – судьба, в чём-то повторяющая судьбу моей героини, а в чём-то и противоречащая ей.

    Благодарю Вас за отличные замечания.

  5. выбор обозреваемых авторов третьим лицом гарантирует случайность выборки и полную непредвзятость.
    ====
    По-моему, совсем наоброт. Никаких гарантий.
    Давно известны случаи сговора рецензента с автором, с редакцией.
    Что не исключает данной добросовесной работы.

  6. Спасибо, Ася! Вы не только отлично рецензируете, объективно определяя положительное и отрицательное в художественном произведении, — но и выполняете эту задачу с приложением очень впечатляющей порции творческой фантазии… Я имею в виду Ваши догадки о возможной второй части рассказа «Интеллигентная Зоя Иннокентьевна». У меня на самом деле есть черновик продолжения этой вещи – разумеется, в корне отличающийся от Вашего варианта, — однако, сам факт существования Вашей догадки свидетельствует о том, что Вам надо бы самой заняться всерьёз художественным творчеством. Я уверен, что этот Ваш опыт будет удачным. У Вас отличный язык, впечатляющий полёт фантазии и способность к неожиданным поворотам повествования, — а это именно то, что надо для успешной беллетристики.

    Я тронут Вашими эпитетами по отношению к моему рассказу («Хороший, профессионально сделанный рассказ», «…написано интересно, добротно, крепко»). И Вы правы – среди двух десятков моих рассказов (плюс пьеса «Замкнутый круг), опубликованных в «Мастерской», есть вещи, на мой взгляд, более удачные, чем этот рассказ (к примеру, та же пьеса, рассказы «Лили-Марлен», «Мост Ватерлоо», «Любовь и голод», «Голос Америки», «Телма и Луиза»…).

    Мне кажется, Вы могли бы успешно приложить Ваш талант рецензента к ежемесячным (или раз в два месяца) обзорам художественных произведений, публикуемым в «Мастерской». Дело в том, что квалифицированное рецензирование в журнале попросту отсутствует. Вместо него мы зачастую видим примитивные, грубые, даже хамские (с применением таких «эпитетов»,как «враки», «пошлятина», «враньё», «небылицы», «послать на три известных буквы», итд) комментарии, произносимые людьми, плохо разбирающимися в сложной структуре художественного творчества, но рвущимися во что бы то ни стало писать свои безграмотные «критические замечания». Ваш ежемесячный обзор мог бы научить этих «комментаторов» тому, как надо анализировать художественные произведения на высоком уровне. Хотя надежд на это мало; как гласит известная украинская пословица, «з хама нэ зробыш пана»…

    Григорию Писаревскому:
    Увжаемый Григорий, благодарю Вас за Ваше замечание о четырёх факторах, замеченных Вами в моём рассказе. Вы правы – каждое художественное произведение непременно должно отражать эти факторы в их совокупности. Я как-то не задумывался ранее над этим, но Ваш комментарий позволил мне лучше осознать структуру художественных произведений. Спасибо!

    1. Уважаемый Александр,
      Спасибо за Ваш отклик. Я думал над этим своим анализом читательского восприятия и хочу добавить 5-й фактор, не столь необходимый, но весьма желательный. Это — message, конечно, без примеси назидательности. Не мне давать Вам советы — Ваше мастерство объективно в данном деле превосходит мое, но я бы сделал в рассказе некое обобщение (привычка старого системного аналитика) — упомянул соцдействительность, когда нормальная женщина может оказаться с мужем-стукачом, мужем-вертухаем (этого, конечно не скроешь, но можно что-то придумать), мужем-райкомовцем, который губит судьбы людей… Понимаю, что Ваш рассказ не об этом, но мне он напомнил строку Оскара Уайльда:
      — …Ведь каждый, кто на свете жил
      Любимых убивал…
      Вот такая преломленная нашей бывшей жизнью ассоциация… Успехов Вам и творческого удовлетворения!

  7. Отчего так строго, Ефим? Важны не цифры.
    Ася, спасибо! Интересна степень объективности просто читателя и независимого рецензента. Я, например, когда прочитал — а это может быть и под настроение, обстановку, сиюминутное состояние — и сразу написал отзыв — и в нем много моего. А вам дали рассказ, и вы подходите уже более отстраненно. По сути мы сошлись только на одинаковом восприятии Саула (Виктор Экслер): «Показать в небольшом тексте живого, харизматичного человека — большая удача».
    Далее: предлагаю вам, Ася, теперь выбрать нового рецензента и дать ему несколько публикаций по своему усмотрению. Прошу учитывать, что мы с вами начали этот эксперимент на НЕЗАСЛУЖЕННО малочитаемых и малообсуждаемых авторах в надежде, что на них обратят больше внимания. Более открываемый автор со своей героиней в мой список попал левым путем — на той Зое он был еще мне любопытен своими, тогда еще не такими бурными трепыханиями.

  8. Дорогая Ася! Вы не справились с заданием. Вам были поручены пять авторов, а Вы сделали обзор, касающийся только четырех.

  9. Как всегда у Аси, интересно. Интересно даже, когда она пишет о языковых изысканиях, в которых я не смыслю не шиша. Но интересно не всегда означает — я согласен.
    Попытаюсь объяснить, что я имею в виду. Конечно, здесь пишут люди, большую часть жизни уже прошедшие. Но это не означает, что надо показывать во весь рост «щемящую грусть». Исчезает ли то, что было? Куда ушли и ушли ли люди и события из прошлого? Да и были ли они? А может быть, мы их вообразили (я о «быличках», которые тоже люблю.)
    Конечно, Генрих Иоффе стилистически пишет очень хорошо. А вот что привлекает читателя — не профессионального критика? По моему (из того, что в состоянии более-менее внятно идентифицировать), 4 вещи: тема, стиль изложения, бэкграунд и характеры. Из них Генриху явно удались вторая и третья. Тема — несколько заезженная…
    Зарисовки Экслера (Виктор, извините за прямоту) вообще ни о чем. Запомнившийся учитель? Банально, был, наверно, у каждого. Мальчик еврей, которого били? А вот в Харькове был район, если не ошибаюсь Гончаровка (пусть харьковчане меня поправят), где жили евреи-хулиганы. Может быть, лучше написать о таких?
    Рассказ Левковского одичают все 4 фактора, указанных выше. Бэкграунд вышел чуть слабее, чем остальное. Муж-палач — так ведь не только в сталинском Союзе были палачи и жертвы. В той или иной форме они присутствуют всегда и везде. Иногда человеку даже предоставляют выбор: к кому примкнуть… Только вот как быть с кармой?
    Асе — как и всегда, спасибо и браво.

    1. «А вот в Харькове был район, если не ошибаюсь Гончаровка (пусть харьковчане меня поправят), где жили евреи-хулиганы»
      Москалёвка -тот район Харькова, где обитали евреи-плебеи. Со времён рекрутчины и позже они там селились, подальше от властей. В довоенные годы туда сбывали краденое. Название происходило от «москалей», но постепенно, с изменением демографии этой периферии, стали говорить, что это «по имени Моськи и Лёвки». Между прочим, Клавдия Шульженко тоже оттуда.

      1. Спасибо, дорогой земляк — именно Москалевка. Запамятовал за давностью… А Гончаровка осталась в памяти от афиши театра украинской драмы «Сватання на Гончаривци»… Принимаю и Вашу маленькую, но многозначительную поправку в отношении «плебеев»…

Добавить комментарий для Григорий Писаревский Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.