Умный человек независим в своих суждениях и непредсказуем в поступках. Ученый независим вдвойне. Умный, информированный человек, если не приспособленец и не холуй, становится в оппозицию любой авторитарной власти.

Главы из книги «Лев Троцкий и другие»

Михаил Корабельников

Продолжение. Начало

Непреложным, на мой взгляд, положением марксизма является примат развития производительных сил: чем выше их уровень, тем более успешным и прогрессивным является общественный и государственный строй, обеспечивающий их развитие. И наоборот, если производственные отношения, т. е. господствующий в стране социально-экономический порядок, тормозят развитие производительных сил, то такой общественный строй реакционен и в исторической перспективе обречен на слом и замену более прогрессивным, иначе происходит деградация. Прежде всего деградирует экономика государства, оно отстает в своем развитии от других стран и постепенно сходит на обочину истории. Неэффективная экономика приводит к обнищанию населения, подрыву обороноспособности страны и, в конечном счете, может привести к ее распаду. Увы, такое будущее России готовит наш олигархический, монополистический капитализм.

Важнейшим условием успешного развития производительных сил общества является развитие науки. Этому вопросу Ленин и большевики уделяли много внимания, даже непропорционально много, учитывая скудные ресурсы страны. После революции многие русские ученые покинули родину, и ряд научных школ пришлось создавать заново: открывались институты, организовывались научные лаборатории. Государство выращивало новые научные кадры, посылало перспективных молодых ученых на стажировку в европейские научные центры. Получали бесплатное образование в институтах и университетах будущие ученые и специалисты — технари и гуманитарии. Несмотря на все трудности, многое тогда удалось. Советская наука двадцатых и начала тридцатых годов вышла на мировой уровень. В эти годы в институтах и лабораториях проводились уникальные исследования, совершались научные открытия, за которые позже десяток советских ученых получили Нобелевские премии, а еще столько же удостоены не были лишь из-за строжайшей секретности их работы на родине.

Это правда, не ко всем ученым большевики относились одинаково бережно. Они, например, всячески содействовали научной работе физиолога И. П. Павлова и в тяжелейшее время пытались создать условия для работы его лаборатории. И это несмотря на весьма негативные высказывания академика по поводу советских порядков. Академик-генетик Н. И. Вавилов, как говорят, был любимцем Ленина. В то же время, большевики относились с полным пренебрежением к религиозно-философскому направлению российской академической мысли, выдвинувшей ряд блистательных, мирового уровня ученых-философов. Их научная деятельность в Советской России была признана не приносящей пользу обществу. И в самом деле, в какой мере их философские воззрения могли способствовать строительству социализма? В 1923 г. всех «бесполезных» ученых и интеллектуалов, с ними некоторых отживших свой век политических деятелей посадили на «философские» пароходы и поезда и отправили в Европу. Там они могли свободно и беспрепятственно проповедовать свои взгляды среди прогрессивных европейцев… до тех пор, пока к ним не пришел фашизм.

Ленин также отправил от греха подальше своего бывшего соратника, входившего в редколлегию «Искры», а позже — лидера меньшевиков О. Мартова, к которому, несмотря на политические разногласия, по-видимому, все еще испытывал дружеские чувства. Многие оставшиеся в России меньшевики перековались в большевиков, и какие из них получились большевики можно проследить на примере генпрокурора А. Я. Вышинского. Но Мартов остался тверд в своих убеждениях. В перспективе это грозило ему тюрьмой и неминуемой «стенкой» в каком-нибудь подвале. Ленин дал ему возможность умереть свей смертью в Германии.

Почему большевики так неучтиво отнеслись к философам и богословам, лишив Россию таких прекрасных людей? Возможно, потому, что коммунизм — это в большой мере тоталитарная концепция, не терпящая конкуренции на идейном фронте. Это концепция материалистическая, которая не приемлет душеспасительных исканий, отвлекающих советских людей от строительства нового общества. Но не менее тоталитарны по своей сути и концепции великих религий — христианства и ислама. И горе тому, кто в странах, склонных к религиозному фундаментализму, сегодня осмелился бы публично оспаривать христианские догмы или догмы мусульманские. Такому «кощунцу» у нас грозит тюремная решетка «за возбуждение религиозной вражды», а, например, в фундаменталистском Иране могут и повесить. Большевики поступили гуманнее: ни один волос не упал с отправляемой на экспорт философской ученой головы, и все они были сохранены для человечества. В книжных магазинах почти уже невозможно отыскать сочинений Маркса, Энгельса, Ленина; зато труды религиозных философов представлены в наилучшем виде. Кто их читает?

Итак, можно констатировать, что во всяком случае на уровне естественных дисциплин большевики-ленинцы всячески содействовали развитию науки и в этом деле немало преуспели. Более того, ученых постоянно привлекали к решению хозяйственных, технических и экономических вопросов, проблем энергетики, работе Госплана. Их участие в управлении государством в первые годы советской власти было весомее, чем на тот период в других странах. Их труд оплачивался настолько хорошо, насколько это было возможно.

Нынешние наши властители дум от «голубого экрана» никак не могут простить большевикам эти «философские пароходы» и поезда, лишившие Россию нескольких тысяч ученых, туда же — и некоторого числа технарей, фрондировавших против Советской власти. В то же время, они в упор не видят, как тысячи инженеров и ученых ежегодно покидают нынешнюю Россию — добровольно, не видя здесь для себя перспектив. Как сообщил недавно ректор МГУ В. Садовничий, за десять последних лет из России только в США уехало 16 тысяч докторов наук. К этому могу добавить, что за годы последней большой Алии из СССР только в Израиль уехало сто тысяч инженеров и научных работников, которые превратили Израиль в оазис передовой науки и технологии. Где же все эти плакальщики о величии России, почему по этому поводу не рвут на себе одежды, почему не вопиют? Дело в том, что на самом деле проблемы России их не волнуют. Зато, «топча шкуру мертвого льва», можно свой патриотизм капитализировать.

Первое время Сталин не вмешивался в работу советской науки и, следовательно, не мешал ей развиваться. Были у него задачи важнее. Но постепенно система начинает прибирать к рукам научные учреждения. Вводится режим секретности, ученых перестают выпускать за границу, и связь с зарубежным академическим миром сходит на нет. Сталин, по-видимому, не доверял академической среде. В 20-е годы эта среда подпитывала ряды оппозиции; Троцкий был популярен среди преподавателей и студентов вузов; здесь же стихийно формировались некоторые псевдотеррористические группы, намеревавшиеся (на словах) повторить подвиг Николаева, застрелившего С. М. Кирова 1 декабря 1934 г.

Гонения на ученых и передовые отрасли советской науки обозначились с начала 30-х годов, и одной из первых пострадала биология. Уже в 1932 г. были арестованы, но позже выпущены на свободу цитологи Г. А. Левицкий и Н. П. Абдулов. В декабре 1936 г. профессора Агола, одного из крупнейших советских биологов, обвинили в троцкизме и расстреляли. В это же время профессор С. Г. Левит, директор института медицинской генетики, был уволен с работы и исключен из партии на том основании, что его научные взгляды были «пронацистскими». Он был арестован в мае 1937 г. и умер в тюрьме. Обвинение евреев в пронацистских настроениях, в то время как их соплеменники в Германии подвергались чудовищным притеснениям, отдавало особым цинизмом.

В это же время были арестованы и погибли в тюрьме ряд других видных биологов (Левицкий, Карпенченко, Говоров) и директор института зерна Н. М. Тулайков.

Самая крупная игра развернулась вокруг Н. И. Вавилова — крупнейшего ученого, специалиста по генетике. В это время шла ожесточенная борьба между сторонниками генетической теории эволюции и сторонниками Т. Д. Лысенко, который якобы использовал мичуринский опыт в наследовании приобретенных признаков. Будучи недоучкой, Лысенко оказался очень успешным придворным интриганом, и как «выходец из народа» пользовался покровительством Сталина. Эта драма закончилась тем, что Лысенко поставили во главе ВАСХНИЛ, а Вавилова в августе 1936 г. арестовали. Генетика как научное направление в биологии оказалась в СССР под запретом и ушла в подполье.

Вавилова продержали 11 месяцев под следствием и приговорили к рас­стрелу, обвинив в заговоре правых уклонистов, в шпионаже в пользу Англии и т. д. Ходатайства видных ученых помогли Вавилову избежать смертной казни, а в 1942 г. он был заочно избран в члены королевского клуба в Лондоне. Англия была союзницей СССР в войне с Германией, и это вселяло надежды. Однако ничто уже не могло спасти Вавилова. 26 января 1943 г. он умер в тюрьме из-за необратимых последствий дистрофии.

После окончания войны генетическая наука в СССР на некоторое время воспрянула. Однако на сессии ВАСХНИЛ в августе 1948 г. произошел окончательный разгром генетики, и она начала постепенно восстанавливать свои позиции только после смерти Сталина. За это время обозначилось отставание СССР от стран Запада на десятки лет в развитии современной биологии, применении на практике ее достижений в сельском хозяйстве и медицине.

Отдельную главу я посвятил двум выдающимся советским ученым-генетикам И. А. Рапопорту и В. П. Эфроимсону, вступившим в послевоенный период в неравный бой за честь генетической науки с командой академика Лысенко и ее многочисленными покровителями и пострадавшим за свои убеждения.

Заложницей режима оказалась историческая наука. В 1937 г. была арестована вся школа истории партии — последователей Покровского. Профессора университетов были на особом подозрении, так как они могли формировать последователей из числа студентов. История же самой коммунистической партии Советского Союза теперь была представлена в виде «Краткого курса истории ВКП (б)», который вышел в свет осенью 1938 г. Как утверждалось, книга была написана самим Сталиным. Она стала «могучим идейным оружием большевистской партии, энциклопедией основных знаний в области марксизма-ленинизма». Иные трактовки истории партии отныне не допускались, а тот, кто этим пренебрегал, рисковал жизнью. Сталин, имевший незаконченное духовное образование, вообще оказался корифеем в некоторых науках, например, в области языкознания, не владея ни одним иностранным языком.

Это заметил писатель Юз Алешковский, знаменитое стихотворение которого, посвященное Сталину, начиналось со слов:

«Товарищ Сталин, вы большой ученый,
В языкознаньи знаете вы толк,
А я — простой советский заключенный,
И мне товарищ — серый брянский волк…»

«Гениальное произведение» творческого марксизма «Марксизм и вопросы языкознания» было написано Сталиным в 1950 году. Но и до этого он обогатил историческую науку рядом своих сочинений: «Марксизм и национальный вопрос» (1913 г.), «Об основах ленинизма» (1924 г.). Впрочем, писать философские трактаты товарищу Сталину было некогда. Надо было управлять державой и искоренять «врагов народа».

В 1939 г. как «врага народа» осудили зам. директора института «Красной профессуры» В. И. Сорина, и он умер в том же году в заключении. Такая же участь постигла и многих беспартийных преподавателей вузов. Был разгромлен преподавательский состав Киевского университета: из семи его ректоров были арестованы шестеро. Не в меньшей степени пострадали представители естественных и точных наук. В Харьковском институте физики, считавшемся одним из ведущих в Европе, были арестованы семь из восьми заведующих лабораториями. Был арестован как «германский шпион» будущий лауреат Нобелевской премии Л. Д. Ландау. За него вступился Нильс Бор, его спасал академик П. Л. Капица, сумевший убедить Сталина в научных заслугах Ландау и важности проводимой им работы.

900 дней в тюрьме провел академик Берг, который был освобожден перед самой войной. За эти годы большой урон понесла радиотехника: закрывались институты и лаборатории, исчезали люди. И в этом отношении Советский Союз оказался неподготовленным к войне. В частности, не были оборудованы радиосвязью танки, за исключением командирских. Их экипажи вынуждены были действовать вслепую, что приводило к неоправданным потерям.

Была арестована как «враги народа» и расстреляна группа ведущих раз­работчиков легендарной «Катюши», и завершение работ по этому проекту поручено третьестепенному лицу, по чьему доносу и были «разоблачены» эти конструкторы. Был посажен ряд ведущих специалистов в области самолетостроения, включая знаменитого авиаконструктора Туполева.

В таком состоянии отечественной науки СССР встретил войну.

Следует отметить, что наука в нацистской Германии тоже понесла перед войной серьезные потери, но по другой причине: из страны, спасаясь от преследований нацистов, бежали ведущие ученые физики-атомщики во главе с Альбертом Эйнштейном. Оставшиеся, например, Отто Ган, в теоретическом плане были способны разработать для Германии атомное оружие, но, видимо, не очень старались. А Гитлер, ожидавший от всемирного еврейства каких угодно подвохов, все-таки не верил в способность союзников получить в обозримом будущем атомную бомбу, и не уделял этой проблеме должного внимания. Если бы война продолжилась хотя бы еще на год, Германия, возможно, стала бы жертвой атомной бомбардировки.

Из Советского Союза, с другой стороны, никого не выпускали, и потеря научно-технического потенциала страны в предвоенные годы была целиком следствием самоедской политики сталинского режима.

С началом войны Лаврентии Берии удалось убедить Сталина в необхо­димости привлечь ученых-физиков и ядерщиков к атомному проекту, и это спасло многих из них. Физика как наука Сталина не интересовала, но ему была нужна атомная бомба.

В систему школьного и вузовского образования была внедрена практика разделения науки на «прогрессивную» и «реакционную». Учась в восьмом классе средней школы, я впервые узнал от нашего учителя биологии о процветающем на Западе реакционном буржуазном течении в естествознании, которое он обозначил термином «вейсманизьм-морганизьм». Этим и ограничивались все его познания в области генетики.

В кратком философском словаре, изданном в 1952 г. государственным издательством политической литературы, «Теория относительности» заняла три столбца. Вот что, в частности, было сказано об авторе этой теории Альберте Эйнштейне: «Эйнштейн в общей теории относительности сделал реакционный, антинаучный вывод о равноправии систем Коперника и Птолмея, т. е., что можно, якобы, с одинаковым правом рассматривать Землю как движущуюся по отношению к Солнцу (и Солнечной системе), так и Солнце, движущееся вокруг Земли. Это утверждение в корне ошибочно и антинаучно, поскольку отрицает материальное, генетическое единство Солнечной системы и приводит к нелепым выводам. …Вместе с тем оно направлено к дискредитации великого революционного открытия Коперника, что и было использовано реакционерами всех мастей». И далее: «Ошибки Эйнштейна показывают, как правильная физическая теория в условиях общего загнивания буржуазной культуры извращается и используется идеализмом. Советские физики и философы разоблачили ряд антинаучных положений сторонников Эйнштейна…». Вот такие понятия о теории относительности вбивались в головы советских школьников и студентов.

В 30-е и 40-е годы сталинцы не только уничтожили многих талантливых ученых и отбросили вспять развитие советской науки, но изгадили все ее поле, поставив постулаты извращенной ими идеологии во главу научных направлений. Даже в послесталинское, относительно либеральное время в представляемых к защите диссертационных работах соискатели прежде чем перейти к существу вопроса были вынуждены долго благодарить партию и правительство за то внимание, которое они якобы уделяли их научным разработкам.

После демократической революции 1991 года все коренным образом изменилось. Соискателям ученых степеней уже не приходилось клясться в своей верности КПСС по причине ее исчезновения с политической арены. Но и самих соискателей поубавилось: труд ученых стал не престижным, и распавшейся державе было не до них. Бывший ученый народ, чтобы выжить, занялся коммерцией и мелким предпринимательством, насколько позволяли обстоятельства. А многие утекли за рубеж. Но наиболее стойкие из тех, кто не потерял вкус к науке и изобретательству, пытались выжить в своих институтах и лабораториях за счет накопленного потенциала, в том числе, не пренебрегая заказами из-за рубежа. Их деятельность осуществлялась вполне открыто и под присмотром компетентных органов. И это было естественно. Знамением 90-х годов был демократический выбор России, сближавший ее с Европой и всем миром. Идеологическое противостояние с Западом сменилось эрой партнерства. Борьба за мировое лидерство — во всяком случае, для России — закончилась: нужно было как-то выживать, получать займы, возрождать экономику.

Но в наступившем потеплении климата оттаяли и ожили динозавры прошедшей эпохи. С приходом в Кремль В. В. П., — не путать с валовым внутренним продуктом! — вновь подморозило, и российские ученые, уже осознавшие себя «свободными людьми», первыми ощутили изменение политического климата. Некие «компетентные товарищи», известные тем, что им, по умолчанию, позволено все, вдруг подумали: «Если все станут свободными, то и мы никому не будем нужны. Не заработаешь и на хлеб с маслом». И с помощью не менее компетентных судов стали сажать ученых «за шпионаж и разглашение государственной тайны», -точно так же, как в добрые сталинские времена, однако без обвинения во «вредительстве». Ибо то, что ранее открыто печаталось в научных журналах, теперь, задним числом, вдруг оказалось секретным.

«За разглашение» стали давать по 15 лет или около того. Правда, никого не расстреляли: у нас пока еще не 37-й год. А все — от широты русской души. Александр Никитин, Григорий Пасько, Игорь Сутягин, Валентин Данилов и другие, менее известные, своим примером должны были показать, что новая власть может все и ни перед чем не остановится, преследуя собственные интересы. Тогда остальные российские ученые и будущие Нобелевские лауреаты стали валить из России. Они оседали в странах с более мягким климатом. А принятая поправка к закону о «государственной тайне» и прочие, им подобные, способны откачать из России последние мозги.

Катастрофическая для России убыль ученых отнюдь не привела к сокращению числа кандидатов и докторов всевозможных наук: оно, наоборот, возросло десятикратно. Ученые степени теперь свободно продаются и покупаются, а в диссертационных работах царит повальный плагиат. Этот новый российский феномен опроверг даже теорию эволюции: количество здесь не переходит в качество. Зачем нужны, например, думским депутатам и другим представителям нынешней российской власти эти ученые степени, которым они явно не соответствуют? — для имиджа: это есть свидетельство того, что носитель ее как бы умный. Иначе это приходится доказывать, — и не всегда успешно, — своей общественно-политической деятельностью, демонстрирующей интеллектуальное убожество.

В заключение я бы выделил следующие периоды в истории взаимоотношений российского государства и науки за прошедшее столетие, начиная с большевистской революции 1917 года:

• период сотрудничества — до конца 1920-х годов;
• период произвола — до смерти Сталина в 1953 г.;
• период тотального контроля — до распада СССР;
• период свободы на голодном пайке — 1990-е годы;
• период бегства науки из России, который еще не завершился.

Бегут из страны не только ученые, не находя здесь перспективы для своего развития. Россию покидают люди свободных профессий, бизнесмены — из опасения потерять в одночасье свой бизнес, вместе со свободой, — который приглянется, например, какому-нибудь полицейскому начальнику; покидают преследуемые по политическим мотивам, да и просто молодые образованные люди, не находящие себе на родине достойного применения. Из России утекают «мозги». Как кличут человека, могучего телом, но слабого умом? Кличут придурком. В нынешней ситуации для того, чтобы Россия не превратилась в государство-придурок, необходимы экстренные меры, способные удержать в стране еще сохранившийся в ней интеллект. Не пущать!! И я ожидаю принятия новых законов, ограничивающих выезд за рубеж российских ученых, — как матерых, так и начинающих. Почему это не сделано до сих пор? Рискну предположить: означенный интеллект является обузой и головной болью для власть предержащих. Умный человек независим в своих суждениях и непредсказуем в поступках. Ученый независим вдвойне. Умный, информированный человек, если не приспособленец и не холуй, становится в оппозицию любой авторитарной власти.