Самуил Виноградов: Существует ли в Израиле «русская» община?

Loading

Если лидеры партии «Наш дом Израиль», хотят ещё удержаться на плаву, они должны идти навстречу своему основному электорату в том, что электорат волнует в первую очередь, т.е. требовать от правительства постоянного повышения пособий, улучшения жилищных условий для пожилых репатриантов.

Существует ли в Израиле «русская» община?

Самуил Виноградов

Хорошо известно, что до начала «Большой алии» 90-х годов XX века этот вопрос вообще не возникал, хотя число репатриантов из СССР, приехавших в Израиль в 70 — 80-х годах, превышало 100 тыс. человек. Репатрианты рассеивались по стране, лишаясь реальной возможности регулярного общения на родном языке. Необходимость же добывать средства к существованию объективно вынуждала их быстро осваивать новую языковую среду, избавляться от «советских» стереотипов социального поведения и в индивидуальном порядке встраиваться в сложившуюся в Израиле социальную структуру. Облегчал их ситуацию тот факт, что, с одной стороны, у основной массы репатриантов был весьма высок уровень общего и профессионального образования, а с другой — израильское общество испытывало существенную потребность в специалистах с таким образованием. Поэтому абсорбция (социальная адаптация) представителей этой группы в целом происходила довольно успешно.

Иное дело — волна репатриации, начавшаяся в 1989 г. (т. н. «большая алия»). Как известно, её численность превысила один миллион человек и составила около 20% еврейского населения Израиля. А поскольку израильское правительство было вынуждено в спешном порядке и в массовых масштабах создавать для новых репатриантов жилой фонд, проживание последних стало, в значительной степени, компактным. Иначе говоря, возникла людская «критическая масса», создавшая среду постоянного общения на русском языке. Выдвигавшаяся когда-то Давидом Бен-Гурионом идея «плавильного котла» оказалась несостоятельной уже по отношению к сефардам, прибывшим в Израиль после обретения страной независимости. А ко времени «большой алии» о ней уже никто не вспоминал.

Получив «корзину абсорбции» и худо-бедно освоив иврит в ульпане (курсах иврита), новый репатриант чаще всего был вынужден браться за любую работу. «Социальный лифт» был реально доступен лишь небольшой части востребованных специалистов (врачей, преподавателей и учёных в области точных наук, инженеров по некоторым специфическим профессиям). Кроме того, к чести израильского государства, значительная часть репатриантской молодёжи получила субсидированную возможность обучения в университетах и высших колледжах. Наконец, определённая часть репатриантов сумела найти себя в сфере среднего и мелкого бизнеса. Успешная социальная интеграция этих людей, объективно обусловленная необходимостью налаживания многочисленных связей с коренным населением страны, порождает в их сознании стремление «вписаться» в израильское общество, стать его частью. Но тем самым у них неизбежно ослабевает интерес к социальным проблемам основной массы русскоязычного населения, а значит, и идентификация с этим населением.

Те же репатрианты, которые либо не смогли подтвердить в Израиле свою квалификацию и устроиться на соответствующую работу, либо обладали квалификацией, не востребованной в стране, вынуждены вплоть до достижения пенсионного возраста оставаться в самом низу «социальной пирамиды». Поэтому нет ничего удивительного в том, что весьма значительная масса русскоязычных граждан в Израиле до сих пор владеет ивритом только на уровне бытового общения (не говоря уже о людях, репатриировавшихся в пенсионном возрасте). В целом ряде городов Израиля они составляют от 30 до 40 процентов жителей, достаточно комфортно чувствуя себя в соответствующей привычной языковой среде. Мало того, в стране есть немало предприятий и фирм, (главным образом, небольших), где русский язык доминирует. Известен случай, когда рабочий обратился в судебные инстанции с жалобой на администрацию предприятия, отказавшую ему в приёме из-за незнания русского языка. Таким образом, сотни тысяч людей, не сумевших в достаточной степени интегрироваться в израильское общество, образовали специфическую социальную среду, которую коренные израильтяне называют, чаще всего, просто русскими, причём без всяких кавычек, а русскоязычные политики и журналисты гордо именуют «русской общиной». Но не выдают ли последние желаемое за действительное?

Всё, сказанное выше, вовсе не претендует на оригинальность. Наоборот, это не более, чем перечисление банальных для любого русскоязычного израильтянина истин. Но упомянуть их необходимо хотя бы для того, чтобы понять, какое место русскоязычное еврейство объективно занимает в политической жизни современного Израиля. Ведь понятие «русская община» употребляется в русскоязычных израильских средствах массовой информации почти исключительно в связи с социальной политикой государства и деятельностью политических партий на фоне очередных парламентских либо муниципальных выборов. Вне данного дискурса репатрианты из бывшего СССР, с точки зрения государства, — не более, чем часть населения, специфика которой, состоит преимущественно в недостаточном знании иврита. Ответ же на вопрос, поставленный в заглавии данной статьи, вытекает из того, в какой степени сущность указанной группы соответствует понятию «община».

Это понятие далеко не однозначно. Его первоначальное значение относительно к временам древности — сообщество людей, слабо различающихся между собой по характеру деятельности, и связанных сперва чисто родственными, а впоследствии — также соседскими отношениями. Такие общины были характерны главным образом для земледельцев, пользовавшихся примитивными орудиями труда. Впоследствии понятие община перекочевало в городскую среду, обозначая преимущественно объединение проживающих компактно людей некоренной национальности, которые стремились сохранить свои этнические особенности и использовать взаимопомощь для обеспечения себе максимально благоприятных условий жизнедеятельности. Для евреев, которые на протяжении двух тысячелетий жили в условиях диаспоры, подобное общинное объединение было весьма характерно. Оно предполагало определённую взаимопомощь, регулярное общение и совместные действия для противостояния чуждой, а зачастую и враждебной окружающей социальной среде (что было особенно заметно в местечках и городах дореволюционной российской «черты оседлости»).

Но в XX веке указанные выше особенности объединения некоренных этносов практически сошли на нет (не считая разве что цыган). Что же касается евреев, живших в бывшем СССР, то они, как известно, практически лишились языкового и территориального единства, поддерживая этнические связи только на бытовом уровне, да и то спорадически. Объединяло же их преимущественно негативное отношение со стороны многочисленных юдофобов, а также историческая память. Предельно откровенно выразил этот факт Игорь Губерман: «Те овраги, траншеи и рвы, где чужие лежат, не родня — вот единственно прочные швы, что с еврейством связали меня». Но нас, в данном случая, интересует другое — особенности отношений между евреями, как специфической социальной группой, и государством, сложившихся на протяжении двух столетий на территории Российской империи, а затем — Советского Союза.

Беру на себя смелость утверждать, что главными из этих особенностей, были законопослушание и отстранённость от политики. В качестве возражения антисемиты, конечно, могут привести такие аргументы, как участие многих представителей еврейской молодёжи в революционном движении и гражданской войне (с упоминанием имён Троцкого, Свердлова, Зиновьева, Каменева и иже с ними), в зверствах ВЧК и т. п. Другие вспомнят одесских налётчиков во главе с Мойше Винницким (Мишкой Япончиком). Но в реальности, по сравнению с общей численностью еврейского населения России, в разные периоды истории колебавшейся от шести до двух миллионов человек, политически активные и криминальные элементы этого населения составляли совершенно незначительный процент. Основная же масса евреев, живших, большей частью, среди враждебно настроенного по отношению к ним населения, всячески старалась уходить от конфликтов как с коренными жителями, так и с представителями государственной власти. И хотя в советские времена градус ненависти существенно снизился, евреи в целом сохранили тот же стереотип поведения в межнациональных отношениях на бытовом уровне.

Другим важнейшим аспектом понимания рассматриваемой нами проблемы является самоидентификация советских евреев как с государством, так и с теми или иными социальными группами, которая влияет на соотношение индивидуального и группового аспекта в их поведении. Здесь имеется в виду, прежде всего, степень зависимости поведения человека от мнения окружающей социальной среды. Единственным надёжным критерием в данном случае, является уровень образования, как важнейшего условия образованности личности. Вряд ли кому-нибудь придёт в голову отрицать тот очевидный факт, что на протяжении всей советской истории евреи, как этническая группа, по уровню своего общего и специального образования (естественно, фактического, а не формального) существенно превосходили все остальные этносы, населявшие бывший СССР. Между тем именно уровень образованности личности в первую очередь определяет степень её индивидуализации, выделения себя из общей массы. Весьма трудно себе представить советского еврея, готового сознательно и добровольно включиться в массовые политические протестные акции (хотя исключения, конечно, бывали). Тот же Игорь Губерман выразил данную позицию в резкой, гипертрофированной, но, в принципе, достаточно понятной форме: «Пришел я к горестному мнению от наблюдений долгих лет: вся сволочь склонна к единению, а все порядочные — нет». Можно, конечно, не согласиться с подобным сравнением касательно тех или иных партий и прочих политических объединений, однако суть здесь вполне ясна: чем выше самооценка личности, как и её оценка в глазах окружающих, с точки зрения значимости этой личности в обществе, тем сильнее внутренняя независимость этой личности от окружающей социальной среды, тем меньше она поддаётся групповому давлению. Впрочем, даже те советские евреи, которые не имели высшего образования, но, зато, впитали переданную им по наследству местечковую психологию с её императивом: «мы» и «они», инстинктивно сторонились реальной политической активности.

И вот эти люди, со своими устоявшимися стереотипами социального поведения, оказались в Израиле, где они с полным основанием могут причислять себя к «титульной» нации. Никакого ущемления национального самолюбия. Никаких реальных ограничений с точки зрения получения любого образования. Да и т. н. «стеклянный потолок» всё меньше задевает интересы репатриантов, поскольку на выросшее в Израиле молодое поколение он практически не распространяется, а старшее поколение уже большей частью достигло пенсионного возраста. Но при этом некоторые политики, и журналисты всё ещё хотят убедить нас в том, что мы — не больше, не меньше как община, то есть группа, обладающая внутренними системными связями и имеющая специфические интересы, которые нуждаются в защите на государственном уровне. В качестве примера общинной активности в Израиле часто приводят иудеев — выходцев из Эфиопии, которые действительно выходят на массовые демонстрации и даже вступают в конфликты с полицией, когда государственные органы, по их мнению, задевают их права и интересы. Но мало кому из русскоязычных репатриантов даже в страшном сне представится подобная картина его поведения. Нет и никогда не было в Израиле «русской» общины, ибо отсутствуют существенные связи, делающие данную группу сплочённой общностью. И чем дальше, тем меньше русскоязычные репатрианты будут голосовать за любую партию, заявляющую о том, что она выражает интересы данной «общины», поскольку электорат такой партии будет, как бальзаковская шагреневая кожа, сокращаться в силу естественных причин.

Если же лидеры соответствующей партии (каковой в настоящее время является «Наш дом Израиль»), хотят ещё хоть какое-то время удержаться на плаву, то есть быть избранными в Кнессет, они должны идти навстречу своему основному электорату в том, что данный электорат волнует в первую очередь, то есть требовать от правительства постоянного повышения пособий по прожиточному минимуму и по старости, улучшения жилищных условий для пожилых репатриантов и т.д., а также практически добиваться реализации этих целей. Но лидер НДИ Авигдор Либерман на первый план в своей деятельности выдвинул вопрос о безопасности страны перед лицом террористической деятельности движения «ХАМАС» в секторе Газа, по-видимому считая, что присущие подавляющему большинству русскоязычных репатриантов правые взгляды, позволяют ему рассчитывать на поддержку соответствующего электората. То же самое можно сказать и о требованиях НДИ по вопросу о призыве ультраортодоксальной еврейской молодёжи в Армию обороны Израиля. Но, в данном случае, на одном «поле» с НДИ играют и некоторые другие политические партии, настроенные столь же радикально, что ставит избирателей перед выбором, становящимся всё менее очевидным. А вот у нуждающихся в помощи государства русскоязычных граждан других защитников нет и пока не предвидится. Боюсь, что неизбежным результатом непонимания лидерами «русской» партии данного факта будет их политическая смерть.

Print Friendly, PDF & Email

3 комментария для “Самуил Виноградов: Существует ли в Израиле «русская» община?

  1. Либерман долгое время старался позиционировать НДИ как общенациональную, а не общинную партию, но это ему не удалось. Правых и ультраправых и без него пруд пруди, да и в общественном мнении он всегда был «русским». Видимо, осознание того факта, что он в силу этого «идёт с базара», и привело его к эскападам последних лет. Так мне видится из своего «далека».

  2. Именно так, Самуил. Хуже того, лидер нди вдобавок к линии «обязательный призыв ультраортодоксов» избрал общие нападки на ультрарелигиозную, а с ними и всю религиозную общину Израиля (не работают, живут за наш счет и так далее), чем внес конфликт между разными сообществами русскоговорящих. Дошло даже до проявлений антисемитизма в некоторых группах, поддерживающих нди. И все больше людей отдаляются от них, считающих себя «центром» русскоговорящих. Уж больно странные скрепы избрали они для построения «общины» и тем самым увеличения своего электората.

  3. “Иное дело — волна репатриации, начавшаяся в 1989 г. (т. н. «большая алия»). Как известно, её численность превысила один миллион человек и составила около 20% еврейского населения Израиля. А поскольку израильское правительство было вынуждено в спешном порядке и в массовых масштабах создавать для новых репатриантов жилой фонд, проживание последних стало, в значительной степени, компактным…”
    ::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
    В результате компактного привычного поселения “возникла людская «критическая масса»” и потенциальная возможность ядерного взрыва “части населения, специфика которой, состоит преимущественно в недостаточном знании иврита…”
    “Весьма трудно себе представить советского еврея, готового сознательно и добровольно включиться в массовые политические протестные акции (хотя исключения, конечно, бывали)…
    А вот у нуждающихся в помощи государства русскоязычных граждан других защитников нет и пока не предвидится…” — От кого надо их защищать, от активных эфиопов? От Ликуда? От жуликоватых агентов по продаже недвижимости?
    Может быть — от компактного проживания? От маниловщины их защищать надо и от сглаза
    🙂

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.