Леонид Рохлин: Клад Тэмуджина

Loading

Полетели по степи полевые месяцы-гуси. Весенние, летние, осенние. Зимой гуси в теплые края, а люди в теплые дома. Затем опять весенние месяцы и всё по кругу. Монотонно, но черт бы нас побрал — отнюдь не скучно, господа. Ведь всегда находиться что-то новенькое и приятное.

Клад Тэмуджина

Леонид Рохлин

“… Ну хватит, Боже!
Дай России немножко позитива,
Дай пожить нормально…”

Майским днём 1969 года, на углу Пушкинской и Горького, где красовалась “ротонда” ВТО, появился в толпе дьявол и швырнул бомбу. Как ни странно, бомба разорвала лишь одного человека для выполнения неизвестной таинственной миссии.

Романа Гурвича разорвало на части…

До того он шел сам по себе, ни о чём таинственном не думая, никого не возбуждая, кроме возможно приятеля Женьки Поповина, которому рассказывал весёлые байки. Двигался весьма собой довольный, уверенный, что жизнь вполне удалась, имея в виду крепкое здоровье в 32-летнем возрасте и полную свободу действий по причине недавнего развода. После взрыва голова, свободно парящая, покрутилась и зависла возле ротонды. Туда же, за головой, продвинулось и туловище. Оказывается, голова заметила возле ротонды волшебное создание.

То было юное женское тело, стянутое в талии широким черным поясом, над которым гроздьями созревшего сладкого винограда возвышались огромные, идеальной формы груди, украшенные повыше небольшой головкой с копной ярко рыжих волос. Ниже пояса г-н Роден, никто иной не смог бы, создал восхитительные ножки, видимые во всей красе, благодаря крайне короткой узкой юбочке, буквально заставляющие бегущих прохожих ещё долго ими любоваться, ломая шеи и мешая движению толпы.

Создание спокойно стояло в очереди за пончиками, и фигура Романа мгновенно зависла вплотную за женщиной. Тут же встала на место и голова. Столбняк прошел и полились слова.

Вы уж там, милочка, много-то не берите. И вам вредно, и нам оставьте.

Раздался нежный, прямо-таки воркующий, голосок.

Не могу удержаться, мальчики, да и мои полковнички ждут…

Начался бессмысленный трёп. Ласковый, цепляющийся. Вскоре невзначай мальчики выяснили крайне секретные сведения — оказывается в здании, что слева от фигуры князя Долгорукого, ежели стоять к нему лицом, находился… штаб МВО СССР с глубочайшими подвалами, где картографом работало рыжее создание. Узнали и много другого, тоже наверное секретного — о картографической подготовке Красной армии в борьбе за мир во всем мире. Создание щебетало с охотой и глубочайшей наивностью, хлопая густыми ресницами, словно пересказывая заученные по приказу колыбельные сказки-легенды. Но Роман, удивившись на мгновение секретным сказкам, тут же забыл о них, предвкушая счастье возможного поедания сладкого винограда.

И понеслись восхитительные дни любовного обвораживания, воспитания в душе Настиньки (так звали рыжее создание) неотразимого образа Романа. Это оказалось до странности не сложно, что опять же мимоходом отметило сознание Романа, но тоже как-то не заострило внимания опытного ловеласа. Просто ему и в голову не могло прийти, что странности новой подруги могли быть специально предназначены. Ему казалось, что Настинька переполнена искренней чистотой и прозрачностью мыслей.

Ну и отлично. Редчайший образец красоты и наивности — философски рассуждал Роман. Такое, наверное, ещё сохранилось в недрах восточно-славянского крестьянского сообщества.

Придя к такому глубокомысленному выводу, Роман, типичное создание московской интеллигентной тусовки 60-70 годов, романтик и пофигист, не признающий власти предержащей, влюбился моментально, вкладывая в это понятие вполне определенные низменные кратковременные намерения.

Правда, необычайно быстро они неожиданно стали меняться. Ну а как могло быть иначе, если стоя в ожидании поезда у литых колонн на ст. Маяковская, буквально через две недели после взрыва у ротонды, услышал от Настиньки чистосердечное признание.

Я выйду замуж только за еврея-геолога, так мне нагадала бабуля из Ярославля, и рожу ему двух сыновей…

Роман готов был обрыдаться от восторга, призывая сотни сограждан в свидетели своего безумия. Ибо тут же признался Насте и согражданам, что он и есть тот самый и еврей, и геолог, жаждущей вкушать на протяжении ближайшего столетия самый сладкий в мире… виноград.

Люди! Будьте свидетелями — завопил он в конце пламенного призыва — это мой и только мой виноград из Райского Сада, ниспосланный Творцом.

Толпа остановилась. Заволновалась, засмеялась, раздались жидкие аплодисменты редких в ту пору верующих и даже скабрезные намёки атеистов, что мол одолжи, парень, черенки от такого винограда.

В тот памятный вечер они понеслись на концерт Зыкиной в Зал Чайковского. Роман был в ударе и стал громко подпевать знаменитой артистке, за что под белы руки был выведен из зала. Но восторг продолжал действовать и сыграл с ним вторую злую шутку. Он жил в ту пору в комнатке коммунальной квартиры, вместе с двумя старушками в старом особняке во дворах Коровинского переулка, что рядом с концертным залом. Обуреваемый страстью он поспешил к себе домой, чтобы опробовать первые гроздья винограда. Настенька опять не возражала и быстротечность принятия решения вновь удивила Романа. Но лишь на секунду… и погасла в порыве острой страсти. Подруга молча и послушно следовала за предначертанной судьбой.

Но в тот вечер прыткий ловелас опростоволосился… То ли подвела странная послушность, то ли просто перегорел. Ведь столько событий за один день.

Конечно, успокоившись, вскоре пришла любовь и на протяжении последующих трёх дней и ночей старый особняк стенал от острых чувств, осыпаясь пылью прежних обитателей. На четвёртый день Роман уезжал в командировку под Саратов, где шли буровые изыскания его партии. Он был хорошим специалистом гидрогеологом и геофизиком. Его ценили и даже награждали.

Любовники распрощались, Роман небрежно положил ключ в шкафчик возле двери, обнял и сказал, что проводить нет времени, но дни пролетят мгновенно.

Жди меня, и я вернусь… Я позвоню. И уехал.

На берегах Волги, в процессе трёх командировочных недель, он заметно остыл и даже несколько забыл о винограде. Подходя вечером к своему особнячку и пребывая в отличном настроении, Роман взбежал на второй этаж, открыл квартирную дверь и вдруг заметил полоску света из своей комнатушки.

Удивленный распахнул дверь и… открыл рот от изумления. Напротив, на тахте, возлежала Настинька, только что принявшая душ с тюрбаном на голове и читала роман. У ног за тахтой сиротливо стоял чемоданчик. Клянусь богом, граждане, она не удивилась, даже не покраснела.

Ты знаешь, Рома. Я решила переехать к тебе временно. И работа рядом, а родителям сказала, что поживу у подружки…

Ну что вы на это скажете! Другой бы, построив все странности поведения двадцатилетней женщины в статистический ряд, пришел бы к определенному неутешительному выводу. Или невероятная легкость поведения с глубокой верой в счастливую судьбу или же действует по какому-то дьявольскому плану. Но Романа в то время не волновало ни то, и ни другое.

Судьба или по плану. Ну и пусть. Мне-то что. Виноград же не становится от этого более горьким. И к тому же, как может такая наивность следовать чьим-то строгим планам, расчетам. Да нет, убеждал он себя. Просто такая вот армейская форма любви — строгая, бесхитростная, без лукавств и прикрас. Решила — сделала. Она ведь выросла в военном городке, в среде сержантов и лейтенантов. И всё же вопросы накапливались в глубине души. Но бушующая безумная страсть отметала все сомнения в поведении подруги. Лишь одна мысль застревала. Красота — это преступление. Как здорово кем-то сказано…

Да плевать мне и… бросался на тахту. Так они и барахтались, почитай, с месяц. Старушки соседки души не чаяли в Настеньке. Кухня и ванная сверкали чистотой, великий Роман каждое утро находил возле дверей блестящие чистотой ботинки, а уж о складки на брюках можно было нарезать сыр. Все остальные мысли Романа, кроме естественно сексуальных, напрочь исчезали.

Быстро выработался квазистационарный режим жизни, основанный на порывах неугомонного, экспрессивного Романа. Настенька, словно послушная раба, никак не возражала. Так ему казалось. Особенно примечательны были субботние вечера, когда маленькую комнатушку заполняли друзья Романа. Крики, шумы, тосты, звон бокалов и бутылок и непременная гитара. Роман любил русские романсы, много знал и его не сильный бархатистый баритон заполнял квартиру и ряд соседних таких же старых и обветшалых особняков. В эти моменты глаза Настасьи Филипповны сияли так ярко и определенно, что друзья ежились от зависти.

А потом… сладкий сон в объятьях крылатой Немезиды.

Но вот однажды потаенная работа мыслей подруги вырвалась наружу. Видимо пришло время следующего этапа “дьявольского” плана. Как-то после второго порыва любви, приходя в себя, Настенька кротко заметила.

Я вот знаю от подруг, что геологов пускают на работы за границу. Моя Верка недавно уехала аж в Перу со своим мужем. Он тоже нефтяник. Ромочка, а ты не пробовал.

Да ты понимаешь, моя рыжая, евреев не пущают за рубеж. Пытался и потому не хочется ещё раз чувствовать себя второсортным гражданином, получать по носу.

Последовало долгое молчание, потом трёп о новых купальниках с небольшими, к сожалению, чашками для ея огромной груди, потом ещё о чём-то и уже под самый сон вдруг опять чётко произнесла, повернувшись лицом.

А ты всё таки попробуй, Ромочка, ещё разок. Вдруг возьмут…

И уснула в своей любимой позе — на боку, поджав правую ногу под грудь.

Вбегая в комнату, Роман ещё с порога закричал.

Премию получил, рыжая. Пошли сегодня в “Аист”. Отметим. Женьку позвать?

Нет, Ромочка, не хочу. Он какой-то уж очень неинтересный. Ты извини!

Ну как хочешь. Нам легче и дешевше… Одевайся. Ой, стой! Дай я застегну лифчик. Сплошное удовольствие.

Неужели не наигрался ещё.

Умру, когда наиграюсь. От одного их вида можно стать верующим в дьявола.

Кафе “Аист” на углу Пушкинской, в те трудные для развлечений времена, было своеобразным катализатором, где с полудня и до глубокой ночи варилось общественное мнение московской молодёжной тусовки. Весело, шумно и скабрезно. Простенько, дёшево и без претензий.

Они сидели в полутемном уголочке у огромного окна, освещенные соседней вывеской магазина “Ткани”. Роман поначалу без умолку рассказывал байки и вдруг замолк. Это было так внезапно, что Настя словно споткнувшись о преграду, вздрогнула и удивленно посмотрела.

Что с тобой? Ты говоришь, говоришь, но чувствую думаешь о другом. Скажи откровенно.

Я тебе уже надоела. Ну конечно. Я же из крестьян, а ты кандидат наук… Я всё понимаю.

Девочка моя. Ну что ты несёшь чепуху. Твоя душевная девственность, повторяю, к сожалению, уже только душевная и природная смекалка, в чём я убеждался не раз, стоит миллиона интеллигентных профурсеток. Нет и нет. Просто я жутко влюбился. Чувствую!

Он погладил её запястье, нежно провел ладонью по щеке.

И потому старой змеиной шкурой сползает моё легкомыслие. Голова трещит о будущем. Пора начинать делать карьеру. Теперь главным становишься ты и наши дети.

У Насти навернулись слёзы. Она схватила его ладони и спрятала в них мокрое лицо. До Романа глухо донеслось.

Ты можешь быть во мне уверен. Уверен… Уверен.

Понимаешь, мне скоро 32, Шалтай-болтай и поверхностный секс в сторону. И я уже начал действовать. Твои слова о поездке за рубеж жутко всколыхнули. Меня и, как ни странно, дирекцию института.

Роман откинулся на спинку стула и поднял бокал с вином.

Как ты относишься к поездке в Монголию на 3-5 лет? Понимаешь, с твоим появлением возникли вдруг непонятные процессы. Вдруг вызывает зам. директора и предлагает, сам предлагает, поехать в Монголию.

Пришла, говорит, заявка из Мингео. Ну думали мы, думали и решили тебе предложить. Им требуется в одном лице и гидрогеолог и полевой геофизик, да ещё хороший организатор. Только ты у нас такой. Ты мужик энергичный, опытный, с людьми быстро находишь контакт. Да и перед докторской надо набраться поддержки в Министерстве. Ну ты, понимаешь! Так что будем в Мингео предлагать тебя. Наверное возьмут.

Взяли-таки, господа присяжные заседатели. Взяли! И не просто так, а руководителем специальной группы советских специалистов при Министерстве водного хозяйства МНР.

Вот тут было Роман Давыдович впервые призадумался всерьёз. А с какой стати, вдруг взяли? “Лапы” в министерстве вроде нет, не член партии, выдающихся открытий не имею. Что вдруг?

Но события следовали стремительно, и он, словно попавший в омут, тонул не сопротивляясь и лишь порой взбрыкиваясь и поражаясь происходящему с ним, но всегда успокаивая себя вопросами вроде… ну ты же так всегда хотел… или… бывают же исключения… или… всё пучком и всегда можно сойти с рельс…

Вскоре в Министерстве Геологии было собеседование, и председатель комиссии, после ряда крайне важных вопросов для судьбы социализма в мире (кто такой Конрад Аденауэр, сколько республик в Югославии и что такое апартеид) вдруг эдак сладко улыбаясь и глядя в глаза, вкрадчиво заметил.

Ну всё отличненько. Чувствуется, что вы вполне подкованный товарищ. Вот только уважаемый Роман Давыдович, вам надо бы оформить отношения с Настасьей Филипповной. А то как-то неудобненько. Руководитель за рубежом и не член КПСС, да ещё разведенный. Что подумают товарищи… Кстати, где вы откопали современную женщину с таким примечательным именем-отчеством? Какая-то поразительная достоевщина. Поделитесь… — председатель ехидно хихикнул.

Роман остолбенел и быстро закивал головой, что мол немедленно и по закону всё оформит.

И нужное, и ненужное. И отчество изменим. Всё, что скажете. Лишь когда прислонил разгоряченное лицо к холодной чугунной решетке забора в зоопарк, что находился напротив Министерства, опомнился.

Вот те раз! Взяли и женили. И снова град успокаивающих ответов.

Ну и что! Я ведь люблю её. Всё равно со временем женился бы на ней. Конечно. Лучше и не найти. Верная, домовитая, любящая… руки золотые. Не важно, что не знает Дантона или Кромвеля с Беранже. Расскажем! Зато как нежно и страстно любит…

И состоялась скромная свадьба в ресторане “Лабиринт”, что в подвале на Калининском проспекте. Были только друзья… Один из них, много приняв на грудь из бутылок, что грелись под столом, цинично заметил.

Моральной мастурбацией занимаетесь, Роман Давыдович!

Да нет, уважаемый Александр Семёнович. Пытаюсь совместить полезное с приятным. Поверьте, это главный источник прогресса в истории человечества.

Но убаюкивающие ответы и реплики Романа-теоретика в мгновение ока разбились, когда вдруг, уже погрузившись в сложную предполевую монгольскую подготовку (анализ предыдущих изысканий, кадры, финансы, транспорт и пр.), раздался звонок и требовательный голос секретарши управляющего первым отделом Мингео приказал явиться товарищу Гурвичу Р. Д. в комнату 212 для второго собеседования.

Вот те раз! С дуба падают листья ясеня… — пронеслись слова любимой песни — какая-то крыса успела нацарапать писульку. Что делать! Да ничего. На нет и суда нет, чаво уж там переживать. Настеньку жалко, расстроится барышня-крестьянка.

В углу кабинета пыльный огромный фикус печально помахал Роману толстым зелёным листом.

Садись, парниша, — шептали листья — и слушай… приговор.

Двое незнакомых людей в дорогих костюмах, ласково улыбнулись, представившись сотрудниками секретариата ЦК КПСС… Всего ожидал Роман, только не беседу с работниками ЦК, этой непостижимой вершины власти для рядовых граждан СССР.

Роман Давыдович. Не скроем, что мы тщательно изучили ваше досье. В вас счастливым и редким образом соединены, по нашему мнению, три качества, необходимые для выполнения нашей просьбы. Вы высокий профессионал гидрогеолог, да ещё плюс геофизик, вы глубокий любитель-историк, что немаловажно, имея в виду нашу задачу и что не менее важно, по сведениям от близкого вам человека, здесь лицо расплылось в таинственной улыбке, вы патриот России и весьма контактный человек.

Последняя связка патриота с контактностью показалась Роману слишком специфичной. Даже… интимной. Он проглотил ставшую соленой слюну и напрягся.

Виктор Степанович, один из двух в дорогих костюмах, почувствовал напряжение “осуждённого” и громко рассмеялся.

Да вы расслабьтесь, воистину золотой вы наш. Вам предстоит поиск крупных источников пресных вод в южном Гоби. Отлично! Это вам уже известно. А по совместительству, так сказать попутно, в тех же районах, мы примерно укажем каких, необходимо — говорящий наклонился и почему-то тихо произнёс — найти могилу… Чингис Хана. Понимаете, тов. Гурвич, по свидетельству авторитетных источников в могиле зарыто весьма ценное культурное наследие древних славян с VII-VIII веков, но главное духовные и материальные ценности русских князей с Владимира Мономаха и до Андрея Боголюбского. Они знамя русского и мирового славянства и должны быть широко представлены всем народам и государствам планеты. Вот такая трудная задача ставится перед вами, дорогой товарищ.

Это ваша главная цель. В положительных результатах заинтересованы весьма большие люди в Политбюро.

Он строго посмотрел и откинулся на спинку кресла, добавив.

Да и ваша карьера, Роман Давыдович, будет оценена по достоинству.

Роман оцепенел и видимо вытаращил от изумления глаза, так как второй сидящий подскочил со словами.

Да вы успокойтесь, батенька. Ваше изумление понятно. Значит мы не ошиблись… и вы это слышите впервые. Отличненько сработано. Вас на машине отвезут домой. Там вы спокойненько, советуем с женой, обдумаете услышанное. В машине вы найдёте пять папок. Там наши сотрудники собрали всё что нашли по этой проблеме. Ну конечно, материалов значительно больше, но аналитики отобрали только рациональное. На работу папочки не носите и пожалуйста, о нашей просьбе никому не сообщайте. Это государственная тайна. Кроме жены. Куда ж мы без них.

Говорящий коротко хохотнул.

Да, и ещё. Вам будут даны специальные паспорта для бесконтрольного разъезда по Монголии. По нашим сведениям, некоторые государства на южной границе Монголии тоже проводят подобные поиски и потому опасайтесь случайных контактов. Это может быть опасным для вас лично.

Он многозначительно посмотрел в глаза тов. Гурвича Р. Д.

Сознание Романа работало лихорадочно, на предельных, пиковых, оборотах.

Они даже не спрашивают о моём согласии. Вот тебе и просьба.

Из угла раздался шелест листьев.

Ну я ж тебе говорил, парниша. У тебя не будут спрашивать ответа. Это приговор. Так оно и есть. Ты крепко попал. Ты и твоя крестьянка. Найдёшь или не найдёшь клад — всё равно закопают как лишних свидетелей. Судьба твоя такая.

Шелест продолжался.

Я тут такого откровенного ужаса понаслышался. Такого!!! Бежать тебе надо, парниша. Бежать… Единственный выход.

Но душа молодого советского атеиста напрочь исключала религию, мистику и разных там ясновидящих. Наоборот, упоминание о карьере, золоте Чингис Хана и Великой Степи окрылило сознание начитанного романтика, увлеченного теориями Гумилёва-сына. Лишь в машине, глядя на аккуратный ящичек с папками, вдруг всплыли слова говорящего — … по сведениям от близкого вам человека… никому кроме жены… Неужели. Да нет, не похоже.

А если и да, то они полные идиоты. На этой победной мысли терзания и окончились. Почти…

Развернув дома тектоническую карту планеты акад. Шатского, Роман, даже просматривая в десятый раз застывал в восхищении. Впечатление было почище картин Да Винчи и Рембрандта. Красные, синие, зелёные и чёрные стрелы терзали плоть Земли, вонзаясь в плавные очертания континентов и океанов, стараясь их расколоть, надвинуть, смять. В этом хаосе относительно спокойно выглядели два светлых пятна в пределах огромной Евразийской плиты — Русская платформа, но особенно Монгольская. Особенность последней — резкая ограниченность с севера и юга зонами сейсмической и вулканической активности. Долго стоял.

Любовался. Затем крепко сжал лицо ладонями и неожиданно засмеявшись, громко прокричал. Ну что ж, Монгольская, так Монгольская. Будем искать, уважаемый Роман Давыдович. А там как Бог на душу положит. А вдруг! Чем чёрт не шутит, пока Бог дремлет…

Роман Давыдович Гурвич стоял на вершине сопки, что возвышалась над Улан Батором и словно Наполеон с Поклонной горы, взирал на великую гумилёвскую степь. Стояла весна 1972 года и степь напоминала бескрайний разноцветный сад с редкими осколками деревьев и кустарника. Густой сладковатый аромат цветов и трав стелился над холмистыми просторами и наполнял души редких людей и многочисленных животных надеждой на счастье и непременно взаимную любовь.

Ты раскроешь свою дьявольскую тайну…— пела, трубила, орала, вопила душа Романа.

Он был безмерно счастлив, как и Наполеон в то прошлое утро. Великий француз также не думал о завтрашнем дне.

Поиск подземных вод, особенно в безводной степи, тяжелый и неблагодарный труд. Не за что зацепится, нет поисковых признаков. Тебя ведёт интуиция и анализ предыдущих геологических работ (съёмка и разные изыскания), если таковые имели место. Если не имели, то только рельеф местности, да ветры с беспощадным солнцем, да ещё — Бог в помощь.

Геологическая партия Романа Гурвича, следуя интуиции начальника, анализу собранных материалов и… картам КГБ, приступила к работам. Ареал был огромен — южная часть Гобийской степи, примыкающая к границе с Китаем. Домашний анализ позволил выделить цепочку перспективных на воду районов, в которую Роман сумел вписать участки, рекомендованные аналитиками КГБ. Примерно месяц работы на перспективных участках (бурение и возможные откачки воды). Если захватывался и рекомендованный участок, то сроки удлинялись — в работу включались геофизические методы разведки (электроразведка и сейсморазведка методами МПВ и МАSW) для выявления естественных и искусственных пустот до глубин примерно 20-25 метров, которые потенциально могли быть хранилищем клада. Затем следовал благодатный отдых — 7-8 дней в ужасно прекрасной столице Монголии, и затем партия переезжала в новый район.

Отвели Роману Гурвичу на всё про всё … два года. Хоть смейся, хоть плач. Люди веками искали клад, а тут, по-советски, за два года. Вынь и положь! Роману и двум помощникам выделили квартиры в самом центре города в престижном районе, где жили посольские жены и дети, возле площади Сухэ Батора. Буровым мастерам дали комнаты в общежитии.

И начались полевые изыскания.

Поначалу, конечно, работы шли робко и натужно. Иная страна, иные традиции и обычаи, часто смешные, порой трагичные, незнакомый язык и огромное чужое небо, утыканное мириадами незнакомых звёзд. Но вскоре быстро освоились. Праздником было возвращение “домой”. Из дальних районов — самолетом, из ближних своим родным ГАЗ-69А с бортовым именем “Антилопа ГНУ”. Какое же это было счастье увидеть огни Улан Батора с ближнего перевала, почувствовать запахи жены и борща, сбросить полевую грязь и закутаться в чистый хрустящий… пододеяльник. Наступало блаженство. Как мало надо и как одинаково, что принцу Уэльскому, что резчику сахарного тростника на плантациях.

А поутру Роман спешил в два архиважных учреждения — в российское отделение Государственного Комитета по внешэкономсвязям (ГКЭС), официальное убежище КГБ в любой зарубежной стране, с которой СССР торговало, и монгольское Министерство водного хозяйства. Там и там он был обязан докладывать о результатах работ. Для Романа доклады не были важным событием. Главным было знакомство с новыми людьми. Без контактов он просто не мог дышать. Везде, в беседах, на совещаниях и летучках, в столовых и кафе, даже в коридорах, он как-то автоматически непроизвольно находил приятных для общения людей. Чаще женщин. Поболтать, перекинуться новостями о кино, выставках и концертах где-то там в Европах, о погоде и альпинистах в Гималаях, послушать последние анекдоты. Почувствовать себя своим среди, казалось бы, своих.

Да, да так ему казалось, потому как здешнее общение, особенно в монгольском министерстве, было специфичным. Оно проходило чаще с иностранцами. Российских товарищей он понимал быстро, а вот многие зарубежные собеседники, буквально через час знакомства, удивляли Романа какой-то пугающей свободой общения, рассуждений, особенно на запретные в СССР темы. Впервые познав иностранцев, вот так накоротке, в деловой обстановке, в свои 34 года, Роман словно заглянул в глубокий и широкий овраг. А перепрыгнуть очень хотелось.

Вскоре некоторые иностранцы стали приятелями. И причина, конечно, была не в особой притягательности Романа или любви ко всему зарубежному. Роман был интернационален, как почти любой еврей. Просто иностранцы были невольными носителями информации, абсолютно незнакомой Роману. Разговоры с ними интенсивно заполняли подвалы исторической памяти, вытесняя советскую пропаганду. Немец из ГДР, чехи, болгары — все они жили в одном подъезде и со временем, естественно, стали общаться жены и малые дети, а потом потянулись и мужья. А ещё был изящный японец Акихиро Танака, свободно владеющий русским языком и с удовольствием приблудившийся к компании Романа. Первый бизнесмен среди знакомых Романа, что привело советского гражданина поначалу в некий трепет. Оказалось, жил в близком Мукдене, где совместно с китайцами построил завод геофизического оборудования. Он часто приезжал в Улан Батор, в бюро Монголо-Японского соглашения по экономическому партнёрству (EPA). Приезжал и жил в том же доме, что и Роман. Как-то незаметно они сошлись, будучи близкими по складу ума, по специфике профессии, по пристрастиям. Человек совершенно сумасшедшей судьбы. Его дед — полный генерал Японии, барон и военный атташе в России 1905 года. Отец — полковник Квантунской армии, попал в плен, остался в России и вызвал к себе семью. Естественно, Акихиро кончал в Иркутске русскую школу, потом там же университет, став отличным геофизиком. Но остался гражданином Японии и вернулся на родину. Среднего роста, изящный, энергичный и в то же время очень застенчивый, Акихиро живо интересовался всем русским укладом.

И было ещё одно, что странным образом сближало его с Романом. Акихиро буквально бледнел и терялся, сталкиваясь с Настей. Особенно, когда оставались одни. Роман понимал его состояние, не ревновал, смеялся и фамильярно полуобняв, начинал забалтывать возникшую неловкость, что-то рассказывая несусветное о республике Маньчжоу Го и её смешном правители Пу-И.

Да, Настасья Филипповна была королевой маленького общества. Несомненно. Отменная хозяйка и весьма привлекательная женщина, Настя Гурвич любила потчевать гостей. У неё чаще всего и собирались. Вино, в основном домашний самогон, лилось рекой, а когда наступал апогей, Роман брал гитару. Они пели дуэтом, вместе с гидрологом Борисом Назаровым, остроумным компанейским выпивохой. Пели романсы из репертуара вошедшего недавно в моду Валерия Агафонова. И жаркими летними вечерами из распахнутых окон пятого этажа лились русские слова и звуки, нависая над монгольскими степями, завораживая любопытных тарбаганов и парящих орлов.

Лучей твоих небесной силою. Вся жизнь моя озарена… — пел Роман, нежно глядя на смущенную Люсю.

Мужчины вежливо молчали, женщины порой с тоской и завистью глядели на хозяйку, а лицо Акихиро, всегда сидящего в глубине комнаты, бледнело до обморока.

Полетели по степи полевые месяцы-гуси. Весенние, летние, осенние. Зимой гуси в теплые края, а люди в теплые дома. Затем опять весенние месяцы и всё по кругу. Монотонно, но черт бы нас побрал — отнюдь не скучно, господа. Ведь всегда находиться что-то новенькое и приятное. Надо только внимательно всматриваться.

Партия Романа скрупулёзно покрывала участок за участком и то ли везло, то ли сказывался опыт, но живая вода активно фонтанировала из скважин, на радость Министерства водного хозяйства. Тайная цель изысканий так и оставалась за семью замками. И с каждым месяцем Роман всё чаще приезжал домой в паршивом настроении. Шелестящие слова фикуса из кабинета в Москве не выходили из головы и наводили страх перед скорым будущем.

Бежать! Куда!!! Голые степи на сотни верст… Но и гибнуть молча, бесхребетно, стыдно…

Настя не понимала причин или делала вид, из всех сил стараясь ублажить своего бога.

А Роман всё ещё боялся говорить откровенно. Сказать, что догадывается о второй её жизни, объяснить, что их обоих вероятнее всего ждёт… смерть. В любом случае, даже в отрицательном. Богам не нужны живые свидетели грехов.

Он всё откладывал разговор.

Окончание
Print Friendly, PDF & Email

8 комментариев для “Леонид Рохлин: Клад Тэмуджина

  1. Soplemennik18 мая 2019 at 11:11
    ___________________________________
    Значит, и Акихиро-сан тоже? Я не поняла

  2. Inna Belenkaya 18 мая 2019 at 7:01 |
    Я угадала, КГБ провалилось.Так им и надо.
    ====
    Разве? Герой убит. Так кто провалился?

  3. Ждём-с! Но при условии обычной редакции текста, а не такой как представленная.

    1. «при условии обычной редакции текста, а не такой как представленная».

      Что означает «обычная редакция текста»? Если комментатор имеет в виду, что прямая речь никак не маркирована, ни лидирующими тире, ни обрамляющими кавычками, но намеренно “вплетена” в поток повествования так, что пунктуационная грань между авторской речью и речью персонажей стёрта, словно в устном рассказе, то… автор имеет на то право, а мы следуем за рукописью и лишь следим, чтоб опечаток не было (было поменьше).

      1. Совершенно верно.
        Я имел в виду лишь описки-опечатки, каких бывает довольно много и в моих текстах.
        Вот пара-тройка здешних….

        1. Спасибо, исправлено. Убедительная просьба — сведения о замеченных опечатках отправляйте, пожалуйста, письмом, а не в отзыве.

Добавить комментарий для Inna Belenkaya Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.