Элла Грайфер: Глядя с Востока.7. Судьба, судьбы, судьбе, судьбою, о судьбе…

Loading


Элла Грайфер

Глядя с Востока

7. Судьба, судьбы, судьбе, судьбою, о судьбе…

А мы балагурим, а мы куролесим!

Нам недругов лесть – как вода из колодца…

А где-то по рельсам, а где-то по рельсам

Колеса, колеса, колеса, колеса…

А. Галич

Диалоги:

– …Не понимаю, каким это боком я еврей, — сказал он.

– В зеркало посмотри, — посоветовала я. – А еще лучше, запиши на магнитофон и внимательно прослушай, как ты произнес эту фразу.

– Так внешность – это же атавизм, – ответил он. – Пережитки прошлого. Я спрашиваю, в какой мере это соответствует моей теперешней внутренней сущности.

– А кого она, кроме тебя, интересует эта самая сущность? – спросила я.

***

– …Но осознаете ли вы, что в случае уничтожения Израиля вам придется туго? – сказала я.

– Я в Израиле не живу и сионистом никогда не был, как всем известно, – ответил он.

– Вы живете в правовом обществе, где не принято наказывать за воззрения. Даже если б вы были сионистом, за это вам ничего не грозит. Вам будет плохо просто потому, что резко ухудшится положение народа, к которому и вы принадлежите тоже.

– А за национальную принадлежность в правовом обществе наказывать – принято? – усмехнулся он.

– А разве антисемитизм – наказание? – удивилась я.

***

– …Не люблю слова «народ», – сказала она.

– Но оно обозначает реальность, – возразила я.

– Реальность? Чепуха! Я слыхала, у вас в Израиле марокканцы не слишком ладят с русскими, да и у нас баварцы, правду сказать, куда ближе к австрийцам, чем к пруссакам. И разве мы с тобой не лучше понимаем друг друга, чем каждая из нас многих своих соплеменников?

– Понимание – это еще не все, – сказала я.

– Но что же тогда? Уж не веришь ли ты во все эти бредни про «расу»?

– Кстати, о расе… В Назарете я встречала арабов-христиан типично ашкеназской наружности, а покойная моя тетушка обладала несомненными признаками монгольской расы… от хазаров, наверное.

– Но о чем же тогда ты говоришь? Культура? Язык? Родной твой язык, если не ошибаюсь, русский?

– Русский. Но я не русская. Видишь ли, в народе может быть намешано разных рас, и языков несколько, и даже культурные отличия – не трагедия. Главная общность народа – это общность судьбы.

– Судьбы?

– Да, судьбы. Конечно, мы понимаем друг друга, но полсотни лет назад никакое понимание не спасло бы меня от…

– Ты знаешь, что были немцы, которые спасали евреев…

– Знаю и преклоняюсь перед ними. Я бы так, наверное, не смогла. Но даже те из них, что заплатили за это жизнью, пошли на смерть потому, что выбрали так. Они были свободны, а у нас не было выбора. Зато у вас его не было, когда на голову вам сыпались американские бомбы и вы гибли под развалинами домов. Да, мы понимаем друг друга, но судьбу делить мне пришлось бы все-таки не с тобой, а с какими-то деревенскими ремесленниками, с которыми я, правду сказать, не чувствую особенного родства, а тебе – с нацистами, которых ты ненавидишь.

– Ну, может быть, в те времена… – сказала она.

– История еще не кончилась, – сказала я.

***

Идет Рабинович по перрону – чемодан тащит.

Остановился около одного ожидающего и спрашивает:

 – Вы, извините, случаем, не антисемит?

– Ах что вы, что вы! – пугается тот. – Ни за что на свете!

Это же неприлично, неэтично, негигиенично!..

Рабинович – к другому. Задает тот же вопрос.

– Да как вы смеете! – тот в ответ. – Да это же клевета!

Да я вот сей же час в полицию!

Рабинович – к третьему…

– Да, — отвечает, — и тем горжусь! Все вы гады и

во всем на свете вы виноваты!

 – Уф-ф! Слава Богу! Наконец-то хоть один честный

человек! Не откажите в любезности, присмотрите

минутку за моим чемоданчиком.

Анекдот из Европы

Нынче в России рождаемость падает, смертность растет, на освободившиеся территории приезжают чужие, а своих, что разогнаны были в свое время по всем углам империи, принимать неохота, бо денег жалко. Так должен же быть во всем этом кто-нибудь виноват!..

Сперва назначили было на эту должность лиц «кавказской национальности» – не углубляясь, в такие мелкие подробности, как отличия чеченцев, с которыми триста лет воюем, от армян, что все эти триста годов были нам верными союзниками. Все они там… не в ту масть вышли. В результате с Арменией Россия поссорилась, чеченцам платит дань, ХАМАСовскому начальнику басурманской веры вручили нынче орден московской патриархии. Евреи же на роль «виновников» подходят по всем статьям: и традиция, и исламистам потрафить, и Европа с удовольствием присоединится.

Оснований нас не любить у демократической Европы сегодня не меньше, чем у авторитарной России. Во-первых, длительный и мучительный экономический кризис, вырваться из которого в рамках «государства-провидения» – технически неосуществимо. Во-вторых – соблазнительный и богатый арабский рынок, с которого оччень бы желательно потеснить наконец эту нахальную Америку. В-третьих – утонченная, возвышенная душа, давно уже благополучно пребывающая в пятках перед лицом растущей и сплоченной «пятой колонны» у себя дома. Ну и наконец, чувствительная совесть. Как точно сказал один психолог: «Немцы евреям долго еще не простят Освенцима»… А время-то идет, и со временем выясняется, что не у одних немцев рыльце в пушку…

Западное полушарие тоже старается не отставать. Квебек прочно держит общеканадский рекорд по юдофобии. Австралия, во времена Шоа срочно захлопнувшая двери перед еврейскими беженцами, дабы не способствовать возникновению антисемитизма, в этот раз не подсуетилась вовремя, так что возникновения избежать, сами понимаете, не удалось. Америка… Ну, не знаю, меня там нет… но по слухам и там наблюдается определенный прогресс, причем не только в университетских кампусах, где антисемитизм, похоже, давно стал доброй традицией.

Года два тому назад от одной сильно палестинолюбивой европейской дамы своими ушами слышала тезисы, известные по «Протоколам сионских мудрецов», которые ей, без указания источника, выдал французский консул в Иерусалиме. Теперь бы и источник указать уже, вероятно, не постеснялся. Ну ладно, собеседница-то моя поверила без проблем. То ж была дама европейская, провинциальная, добрая христианка – этой, как говорится, сам Бог велел. Куда занимательнее, когда в такую же или похожую чушь верить начинают евреи.

***

– А что – часовню тоже я развалил?

– Нет, это еще до вас – в четырнадцатом веке.

«Кавказская пленница»

Способов покаяния в чужих грехах изобрели евреи превеликое множество, но нетрудно выделить три основных направления: личное, безличное и историческое.

Личное – это когда кающийся грешник честно отождествляет себя с согрешающей общностью: «Да, это мы, гадкие израильтяне, выпили всю воду в кране обездоленного Арафатлэнда и зверски расправляемся с бедными беззащитными ХАМАСовцами, когда они, в строгом соответствии с ООН-овскими резолюциями и международным правом, приходят нас убивать! Мне стыдно быть израильтянином, посему и предпочитаю праведно жить на пособие Евросоюза!»

Безличное – это как в том анекдоте: «Я, конечно, Рабинович, но тому Рабиновичу, которого вчера арестовали, я не родственник и даже не однофамилец». Это – те самые профессора, что, бия себя в грудь, клянутся: Которые на ХАМАС окровавленную руку смеют поднять – те, конечно, тоже евреи, только неправильные, недемократические, негуманные и вовсе не наши! Мы про это – ни сном, ни духом! Мы их сроду не одобряли и не поддерживали, да и вообще этот Израиль – изобретение неудачное, ну его в болото, нам такого не надобно!

И наконец, историческое: эти под свои рассуждения солидную теоретическую базу подводят – «постсионизм» называется. Что был-де, мол, сионизм, по всем своим теориям, с одной стороны колонизаторство – каковое у нас нынче, извольте видеть, не в моде, с другой – вовсе социализм, коммунизм кибуцный, – ну так и он себя не с лучшей стороны проявил. Нет у Израиля, стало быть, больше теоретического оправдания, а коль скоро реальность под теорию не подходит – тем хуже для реальности! …Логика замечательная! И как это до сих пор никому в голову не пришло отрицать право на существование, к примеру, России по поводу полнейшей необоснованности идеи Третьего Рима?

Таковы, в общем-целом – симптомы. Но в чем же сама болезнь? Галина Рубинштейн и Марк Перельман говорят о «стокгольмском синдроме», Адин Штайнзальц напоминает о специфике еврейского национализма, не желающего терпеть ни пятнышка на светлом образе любимого народа. По-моему, и то, и другое – верно, но стоит добавить еще один важный компонент: самосознание еврея эпохи ассимиляции.

***

Ой, не шейте вы, евреи, ливреи.

Не бывать вам в камергерах, евреи.

Не грустите вы зазря, не стенайте –

Не сидеть вам ни в синоде, ни в сенате.

А.Галич

Ну и чего они, скажите, все привязались к несчастному этому Израилю? Хороший он или плохой, нужен им или не нужен – какая разница! Неужели же существование этой карманной державы что-нибудь добавляет к старому как мир антисемитизму? Можно подумать, полсотни лет назад, когда никаким Израилем еще и не пахло, больше любили их или меньше убивали…

Неужели же так вот начисто и позабыли бедняги, что в такой ситуации могут они думать или не думать, провозглашать или не провозглашать, делать или не делать – все что угодно. На уши могут встать… Ничего от этого не изменится. Очередная вспышка антисемитизма ни к какой еврейской деятельности сроду отношения не имела и не имеет. Причины его – не в наших поступках, а в их проблемах, каковые, при всем желании не можем мы разрешить.

Ну, предположим, станет на земле завтра одним Израилем меньше – ну так и что? Жизненный уровень поднимется в России? Или, может быть, кризис в Европе кончится? Или откажутся исламисты от завоевания мирового господства? Неужели же так трудно понять?..

…Да вот, представьте себе. Понять это, без шуток, чрезвычайно трудно. Потому что стеной стоит на дороге все наработанное за триста последних лет мировоззрение ассимилированного еврея. Триста лет он старался, карабкался, боролся, убеждал себя и других, что прежде всего он — личность – такая же как соседи из «почвенной нации». Что также отвечает за свои решения и поступки, также строит свою судьбу…

Триста лет мучился, чтобы в итоге оказаться у разбитого корыта. Обнаружить, что судьбу его решают без него, что на него по-прежнему взваливают ответственность за то, что от него не зависит, отказывая ему даже в наказании за собственную вину – только за чужую!

Да, да, черт возьми, ему легче в тысячу раз признать, что родственнички в Израиле чего-то там напутали (А почему бы и нет? В конце концов, человеку свойственно ошибаться!), легче вовсе пожертвовать этим дурацким Израилем, чем иллюзией равноправия, за которую столько отдано, которую так страшно, так больно потерять… Чем признать наконец, что те, кого ты всю жизнь считал если не друзьями, то уж во всяком случае добрыми приятелями, на самом деле никогда не видели твоего лица, а совершенно искренне считают это место за tabula rasa, на которой им в любую минуту дозволено намалевать любую картинку, какую только заблагорассудится.

Также как твердокаменным коммунистам незабвенного тридцать седьмого легче было поверить, что лучший друг – враг народа, что сам ты, пусть нечаянно, по недомыслию, но все же объективно оказался вреден для мировой революции, чем сообразить, какая той революции, которой отдал ты и жизнь, и судьбу, на самом деле цена.

Вероятно, именно поэтому столько культурных, передовых и гуманных наших соплеменников поспешили объявить Холокост событием иррациональным, непостижимым и необъяснимым. Ведь принять простое и ясное, на поверхности лежащее объяснение – значит признать, что все разговоры о правах человека и недопустимости использования ближнего в качестве средства (человек – всегда цель!) – не более, чем пустая болтовня. Во всяком случае, поскольку дело касается нашего брата.

От Москвы до самых до окраин,

С южных гор до северных морей

Человек проходит как хозяин,

Если он, конечно, не еврей…

…То есть, это мы так думали, что только от Москвы, а на самом-то деле – там и до Парижа недалеко.

***

А как наши судьбы? – Как будто похожи:

И на гору вместе, и вместе с откоса…

А. Галич

Сейчас бы мне, конечно, самое время заплакать – где бы вот только подходящую жилетку найти: Какие, мол, мы несчастные и какие нехорошие эти гои!.. Но вот это-то как раз в мои ближайшие планы и намерения, представьте, совершенно не входит. А входит в них, наоборот тому, не гоям каким-нибудь, а самим себе задать неприятный вопрос: На каком, собственно, таком основании претендуем мы на судьбу нееврейских своих соседей?

Никого же вот, к примеру, не удивляет, что русские империю создали, а чехам не потрафило такое. Что у Испании к морям выходов – хоть залейся, а у Швейцарии вовсе нет. Что Францию Гитлер за пару дней разутюжил танками, а вот Англию через Ла-Манш достать не сумел. Что Вторую Мировую советская Россия выиграла, а нацистская Германия проиграла (хотя режимчики один другого ей-Богу стоили). Судьбы народов складываются по-разному, закономерностей в раскладе этом немного, а справедливости и вовсе нет.

Причем, судьба индивида, как показывает опыт, с судьбой его народа обыкновенно связана, независимо от того, доволен ли он этим или недоволен, какому богу он молится, если молится какому-нибудь вообще. Русскому крестьянину выпали на долю раскулачивание и коллективизация, о которых и слыхом не слыхал его австрийский, к примеру, коллега. Ну а еврейскому врачу в России в конце сороковых пришлось столкнуться с проблемами, на которые большинство его русских коллег очень старались внимания не обращать. Разница в том, что австрияку до России – три года скачи – не доскачешь, а вот русский с евреем работали в одной поликлинике…

Да-да, вот в этом-то все и дело… В одной школе учились, один институт кончали, в поликлинике одной работали… И вроде бы, не было между ними разницы… до поры… В некоторых воспоминаниях о Холокосте звучит обиженное: «Да мы и сами-то уже думать забыли, что мы – евреи, как вдруг!..»

Нет, ни в коей мере не одобряю я расхожих рассуждений, что оттого-де и свалилась беда на наши головы, что думать забыли… Такие катастрофы от нашего поведения, как указано выше, не зависят вообще. Риск диаспоры, да еще с клеймом привычного «козла отпущения» существовал всегда. Просто на головы тех, кто «думать забыли», падал он громом с ясного неба. Словно и не было двухтысячелетнего исторического опыта, словно бы в одночасье перестали мы быть народом с собственной, какой уж там ни на есть, судьбой, от судьбы других народов естественно отличной, словно бы и впрямь превратились в «немцев Моисеева закона» или «советских граждан еврейской национальности». Словно бы это так-таки, целиком и полностью, в любой момент зависит от нас…

Ассимиляция – процесс длительный, в нашей истории (диаспора!) начинался неоднократно, но до конца доходил не всегда. Тут мало самому считать себя русским, надобно еще и русских спросить, согласны ли они принять тебя в соплеменники, в конце концов, ведь это ты к ним в кампанию просишься, а не они к тебе, так что по всей справедливости последнее слово – за ними.

И это, заметьте, в том случае, когда сам еврей уже определенно и твердо решил прекратить бесполезное это занятие – как, например, Борис Пастернак. А есть ведь еще таких немало, кто думать не забыл… И тем не менее, заявляет, не задумываясь, свое право на чужую судьбу… И ни минуты не сомневается, что «цивилизованное» гражданство – надежный щит, и о том, что происходит в Израиле и вокруг, судить предпочитает по газетам тех, у кого интересы иные и иная судьба – с его собственной сходная отнюдь не всегда.

А вот с теми, кто живет в Израиле — хороши ли они или не очень, правы ли или виноваты – судьба у него, хочешь – не хочешь – одна. Так было, так и будет, хотя для очень многих это открытие уже опять окажется в некий, не столь, похоже, отдаленный исторический момент громом с ясного неба.

2004

  

Print Friendly, PDF & Email