Ну всё, надо действовать. Быстро и очень осторожно. Ходи на цыпочках. Берём рюкзаки в машине, всё из них вытаскиваем. Ничего не бросай на землю. Никаких следов. Приходим и наполняем только золотыми монетами и камнями. Ну может быть чуть-чуть украшениями.

Клад Тэмуджина

Леонид Рохлин

Окончание. Начало

Наступил июль второго года работы. А тут ещё, как на грех, вышел из строя измеритель сейсмических сигналов, регистрирующий отклики земли. Роман примчался в Улан Батор, в родное ГКЭС, где важный чинуша сказал, позёвывая:

— Пишите заявку. Зимой придёт. Да не волнуйтесь так, батенька. Ну что вы…

Роман взвыл, словно от зубной боли. Но она же, боль, родила, как потом оказалось, счастливую мысль. Боль — обоюдоострый меч.

Акихиро, застенчивый брат. Вот кто может помочь. Срочно звонить. И счастье начало работать

Как хорошо, что застал тебя.

Ты же был под Чойбалсаном. Что так внезапно? Что-нибудь с Настей.

Нет, Аки-сан. Всё нормально в семье. Понимаешь, полетел единственный восьмиканальный регистратор сигналов. Пытался получить официально. Но ведь тебе знакома не понаслышке бюрократия, особенно русская. Пропади она пропадом. Обещали прислать только зимой. То есть мой последний сезон будет сорван. И надежда… Помоги. У тебя нет хороших идей по этому поводу?

В трубке раздался вежливый смех.

Конечно, вечный Рома (так Акихиро называл Романа, намекая на созвучие имени и названия вечного города.) Дорогой мой. Через три дня можешь сам подъехать в Архан и получить с моего тамошнего склада новенький 12-канальный регистратор с программным зондом для обработки и интерпретации данных. Без всякой бюрократии. Из рук в руки. А я потом это представлю как рекламный подарок моей фирмы. Для монгольского министерства по линии коммерческого партнёрства. Давай Роман, садись на свою Антилопу и как у вас говорят — с богом.

Да, а как меня пропустят через границу. Архан ведь — это Китай.

Тут, Рома, совсем небольшие трудности. Граница не демаркирована и Архан считается чуть китайским и чуть монгольским. Ты меня понял! На таможне сидят три китайца, мои друзья и раз в неделю приезжают два знакомых монгола. Но на всякий случай я прикажу своему сотруднику оформить на тебя временное пребывание в Маньчжурии. На всякий случай. Кстати, по нему можешь как-нибудь приехать ко мне в Мукден. Это отличная мысль, Рома.

Ну тогда делай пропуск и на Настю. Конечно, Роман. Я не посмел тебе признаться в этом желании. У меня в Мукдене есть что посмотреть. Старый императорский дворец Гугун. Это чудо XVII века. Как хорошо, что у тебя сломался регистратор… Я сейчас же звоню в Архан.

Через пару дней Антилопа пылила по немыслимым, даже для русского, дорогам Монголии в её самый крайний юго-восточный угол. Архан оказался большим посёлком из кирпичных двух-трёхэтажных домов и пары сотен разноцветных фанз. Выделялся старый вокзал китайской архитектуры и склад Акихиро неподалеку, возле депо, словно современный островок среди хижин аборигенов. И что было особо поразительно, так это сотни людей казалось бесцельно бродящих по пыльным немощённым улицам и… ни одной собаки. Управляющий складом господин Ли с улыбкой и поклоном встретил Романа и с почтением вручил прибор и отдельное письмо с временными документами на пересечение границы сроком на полтора года. Он старался на ломаном русско-английском пригласить на обед, но Роман спешил. И быстро откланялся.

И снова жаркая, изматывающая дорога, петляющая между холмами и оврагами. Странно, но он примчался домой с непонятным радостным возбуждением.

Послушайте, Настенька — вкрадчиво начал муж — а не хотите ли поехать со мной на последние три участка. Чего тебе вянуть в городе. Золотая ты моя. Понимаешь, последние… Там не пустынный пейзаж, а холмистая саванна и по своему очень живописная. Будет что вспомнить.

Она давно его не видела радостным.

Что случилось, Рома?

Не знаю. Сам удивляюсь. Причин видимых нет. Скорее наоборот. Такое ощущение, что скоро произойдёт чудесное избавление от петли. Или она затянется вовсе. Таинственное, дьявольское, как и твоё появление в моей жизни, как и Монголия. Всё видимо завязано в один узел, одной верёвкой.

Настя стояла на кухне с мокрыми руками и полотенцем и так жестко посмотрела, что у Романа застряли в глотке дальнейшие фразы. Он опустил глаза и лишь промямлил.

Извини, ну неудачно пошутил. Мне не нужно другого золота… Понимаешь! Немыслимо потерять то, что имею.

Роман помолчал, покрутился и тихо произнёс в затылок с завитушками.

А ты вообще-то думала, что будет с нами, если не исполним секретную часть цели. Я ведь не в первый раз спрашиваю тебя, но в первый раз так откровенно.

Роман отошел, прислонился лбом к окну и вдруг почувствовал спиной её тёплые груди и шепот.

Я люблю тебя больше всего на свете, больше мамы и отца, больше родины и разных присяг. Ты понимаешь. Я верю, что ты придумаешь что-нибудь, а я последую за тобой всюду, куда позовёшь, без раздумий. Я всё вынесу…

Роман смотрел в окно. Господи! Бездонная, сильная славянская душа — мелькнула мысль.

Федор Михайлович подглядел и поведал, а я вот наткнулся… и утонул.

Последние участки располагались в сомоне Тамсагбулаг, в юго-восточном углу Монголии, неподалеку от заброшенного цивилизацией поселка Халхгол. Загрузили Антилопу до крыши, с трудом расселись. За рулём Настя, справа вечный штурман Роман, а сзади два “брата-автомата”. Борис Назаров, нежно держащий гитару и огромный шумный почвовед Дима Ярошенко из Перми. Небольшой караван из пяти верблюдов, груженых скарбом и пищей и два буровых станка УРБ-3АМ, обвешанных бочками с бензином и рабочими, ушли за два дня раньше.

Рельеф поразительно менялся с каждым километром. Выжженная плоская Гобийская полупустыня сменилась холмистой зеленоватой степью, поросшей травой и верблюжьим кустарником. Затем холмы подросли, на склонах появились редкие деревца среди ковыльной травы и вот уже развернулась зелёная степь с осколками настоящего леска и глубокими оврагами. Наконец, увидели ласкающую гладь озёр. И окончательно развеселились. Устроили небольшой сабантуй, а наутро втянулись в работу.

Объехав плацдарм работ, наметив точки для бурения, Роман с холма всматривался в рельеф рекомендованного из Москвы участка. Последнего. Затем на машине с Настей объехали вдоль границ до невысокого пологого холма, противоположный склон которого круто обрывался в глубокий овраг. На пологой границе Роман приказал обустроить лагерь… Прошло три недели беспрерывного зондирования. Никаких ощутимых результатов. Да и бурение на соседних участках не выявило пресной воды в достаточном количестве. Все устали, равнодушие, порой злость, царила на лицах рабочих. Борис с Димой не могли понять, что ищет Роман на отдаленном участке, почему использует только геофизику. Роман отвечал, что это спецзадание для тестирования новых регистраторов и методов интерпретации.

Наконец, все выдохлись окончательно. На радость всей партии примчался родственник бурмастера Доржа из Тамсагбулага и стал приглашать всех на свадьбу сестры. Мрачный Роман махнул рукой и отпустил всех на двух станках в сомон.

Рома, спасибо, друг ты мой вечный — клялся Борис — через два дня встречай, убей меня бог.

Но бесшабашный Борис знал, что работы вообще закончены и можно гулять от души. Тем более на халяву с ящиками архи и изобилием жареной баранины. А Роман знал, что возможен вариант, когда через 4-5 дней придется вытаскивать осоловелых друзей из юрт.

Всё смолкло. Остались пастись верблюды со спутанными передними ногами и Роман с Настей в небольшой юрте, да верная Антилопа.

Проводив, Роман подъехал к юрте. Невдалеке лежала верблюдица с обвязанной задней ногой. Утром пришла, хромая, с глубоким порезом чуть выше копыта. Погонщик промыл, обвязал и цокая языком от удивления, всё говорил.

Странно однако, дарга. Где в степи она могла порезаться, да ещё так глубоко.

Но верблюдица хранила тайну и пережёвывая жвачку с тоской смотрела на подруг, гуляющих по степи.

Ну что, моя рыжая. Всё! Открываем кингстоны — уже при входе в юрту сказал Роман. Сейчас приедем в столицу и придется писать две докладные с объяснениями. И если первая, по воде, будет звучать под фанфары, то во второй, дьявольской, писать и говорить нечего. А в Москве посмотрят эдак с сожалением.

Не оправдали доверие, тов. Гурвич… — и покачают головкой — мы ещё раз предупреждаем вас о сохранении полной тайны. Смотрите!!!

А чего смотреть? — Роман стоял в проёме юрты — куда? А через недельку пошлют в командировку в уездный городок Мухосранск, где случайная машина случайно собьёт гр. Гурвича. Амбец котёнку! И никаких следов. Ты слышала что-нибудь о Михоэлсе.

Настя отрицательно покачала головой, задумчиво глядя в маленькое окошко.

Эх ты, чистая моя душа. Ну ничего, через пару лет забудешь, а там глядишь возле той же ротонды наведут тебя на нового Романа.

Замолчи, идиот — впервые Роман услышал столь резкие слова от подруги — я не шлюха и с той жизнью покончила.

И с той и с этой — пропел Роман — пойду пройдусь..

Он вышел. Верблюдица лежала всё в той же позе, иногда дрыгая ногой и, по человечески морщась от боли, губами.

Эх ты болезная. Где же ты так?

Солнце стояло высоко в зените. Он медленно поднимался вверх по склону, невольно придерживаясь капель крови раненой верблюдицы на траве и на полыни. В метре за вершинкой холма увидел ложбину всю в охапках кустов полыни, забрызганных кровью.

Эк, куда тебя занесло. Здесь, значит, поранила. Могла ведь и рухнуть. — подумал Роман, глядя в крутизну холма. Налетел ветер, кусты раздвинулись, что-то сверкнуло. Он нагнулся, раздвинул ветки и в лучах солнца заблестело… торчащее острие то ли кинжала, то ли сабли. Роман остолбенел. Почему-то осторожно огляделся. Снял куртку, обвязал ею острие и стоя на корточках, стал интенсивно дергать, пытаясь вытащить. И вдруг почувствовал, как земля поплыла из-под ног.

Оползень — мелькнуло в голове. Инстинктивно повалился на спину и на локтях стал отползать от места, чувствуя, как повисли ноги до щиколоток над пропастью. Отодвинулся подальше, перевернулся на живот и осторожненько встал. Столб пыли поднялся из оврага. Подул свежий ветер, унося пыль и вдруг резко что-то заблестело ниже по склону оврага в лучах солнца. Роман опустился на живот, осторожно подполз к краю обрыва и заглянул вниз.

То, что увидел, было настолько невероятно, не реально, что Роман отпрянул, закрыл глаза и вновь открыл…

Он увидел украшенную голову огромной сидящей статуи. Плечи и грудь были обвешаны гирляндами украшений. Разглядел, что у ног статуи разбиты вазы, из которых тонкой струйкой сыпятся круглые предметы, похожие на золотые деньги.

Кла… — хотел было заорать Роман, но прикрыл рот рукой, боясь шума.

Клад…— нашел — прошептал он и быстро, пятясь задом, стал спускаться с холма. Потом поднялся и помчался к юрте.

Настюха, Настенька, я нашел золото Чингис Хана. Нашел. Мы с тобой всю ночь спали на мешках с золотом…

Ты с ума сошел от мрачных мыслей.

Да нет же, рыжая. Заводи Антилопу, быстрее, подъедем с противоположного борта оврага, может даже спустимся на дно… Ты всё увидишь. Пещеру Алладина, восставшую из сказки.

Он тормошил её, и буйная радость мужа передалась жене. Они выскочили из юрты и помчались в голову оврага. Через километр другой, достигнув замковой части, осторожно стали спускаться и медленно направились к видимой обрушенной части склона. Остановились неподалеку. Роман развернул машину.

А теперь ножками. Это очень опасный подход, рыжая. Ступай осторожно. Обрушение может продолжаться от любого крика или движения камня. И спасти нас будет некому. Понимаешь! Не-ко-му. Даже обнять на прощание не смогу.

Но столько было радостного возбуждения в словах, что опасность не остановила и они двинулись вперёд. Идти пришлось не долго. Солнце озарило всю необыкновенную картину.

Склон мягко опустился, подмытый водами за столетия, обнажив огромный, тонущий во мраке зал. После минуты страха, любопытство взяло верх и они, словно школьники, взявшись за руки, подошли ближе. Увиденное Роман запомнил в мельчайших подробностях.

Прямо перед ними, на небольшом пьедестале, стоял настоящий трон — обшитый золотыми пластинами резной деревянный стул, с широкими подлокотниками и высокой спиной, заканчивающейся фигурой золотой рыбы. Высокий, крепкий мужчина с властными чертами лица пристально смотрел на леса, горы и небо чужой страны. У подножия трона стояли два больших литого золота щита орнаментированные сложным рисунком. Белое платье-саван покрывало тело правителя. 72 (по привычке всё пересчитал…) изумрудных шарика были нашиты по краям савана. Поверх сверкала золотая туника, окаймлённая коническими колокольчиками из бирюзы, серебра и морских раковин. На ногах были золотые сандалии. Тринадцать нагрудных ожерелий из многих тысяч золотых бусин и мелких изумрудов, словно накидка, покрывали плечи и грудь вождя. Они были выполнены в виде расходящихся лучей солнца, то золотистых, то густо-зелёных, вперемежку. Поверх, от ключиц под левую и правую руки, висело ещё два больших ожерелья из 10 золотых и серебряных орехов, размером с голубиное яйцо. И самое верхнее золотое ожерелье, трёхъярусное, с последним рядом в виде 8 щупалец осьминога, состоящее из 24 круглых золотых дисков лежало на груди.

Правитель был опоясан золотым поясом, к которому были прикреплены 2 серповидных золотых ножа, а спереди — два украшения из 8 золотых сфер, соединённых в виде полукруга. В центре каждой сферы была выкована фигура верховного бога с большими клыками и сморщенным кошачьим лицом. В ушах сверкали крупные золотые серьги с бирюзой и изумрудами тончайшей работы. Внешний край серёжек был украшен 42 изумрудными бусинами. Внутри серёжек мозаичное бирюзовое кольцо окружало центральный золотой диск с тремя вставками — два мозаичных бирюзовых воина по сторонам от центральной золотой фигуры, которая в миниатюре была портретом самого вождя с золотым скипетром в правой руке, золотым щитом в левой, в золотой полумаске, с изумрудным нимбом над головой.

Рот, нос и щёки правителя покрывала литая золотая маска смерти в виде летучей мыши. В глазницы были вставлены два крупных изумруда необыкновенной обработки — при солнечном освещении они испускали острые, пронзительные лучи зеленоватого света. Золотой полумесяц, испещрённый сотнями мелких изумрудов, был водружен над головой, над ним гордо реяло оперение 4-ёх цветного головного убора — красного, синего, зелёного и белого.

В правой руке правитель держал золотой посох, в левой — серебряный нож, инкрустированный бирюзой.

У ног вождя лежали четыре культовые фигуры священных животных с отверстиями на спинах. Одна фигура была наполовину заполнена плоскими золотыми квадратиками и золотыми листочками. Подле животных в беспорядке стояли и лежали золотые, до полуметра в длину, полые фигуры непонятных священных зверей, с крупными изумрудными глазами, двумя рядами перламутровых зубов в ощеренной пасти и кожей, орнаментированной выпуклым изображением морских животных. Вокруг тела правителя, на расстоянии примерно 10 метров, на тонких невидимых нитях на разных высотах висели порхающие золотые бабочки. Их было страшно много, невесомых, резных, парящих в воздухе на различных высотах, издающих жужжание при порывах ветра. Когда ворвались солнце и ветер всё мгновенно наполнилось нестерпимым солнечным блеском, а в изумрудных глазах животных вспыхивали таинственные зеленоватые лучи.

Проникая сквозь порхающие мириады бабочек, лучи рисовали на белых стенах двигающиеся части насекомых — мельчайшие чешуйки крыльев, ножки, усики. В ближних углах зала стояли огромные фигурные и расписные сосуды. Часть была разбита и из чрева сыпались струи золотого дождя, монет с непонятными орнаментами. На стенках сосудов были видны люди, звери, дома и особенно много ритуальных сцен жертвоприношений и откровенного секса. Вперемежку стояли медные сосуды, позолоченные золотой фольгой и расписанные коричневой краской. И те и другие были обильно украшены изумрудами и бирюзой и отличались удивительно тонкой проработкой выразительных лиц и сцен.

Выше, на стенах, в полумраке были видны золотые диски, украшенные изображениями животных с человеческими головами, висели золотые чаши, большой золотой паук, держащий в лапках изумрудные яички, золотые пояса с головами ягуаров, литого золота фигуры змей, сов, лисьих голов, золотые ритуальные ножи, инкрустированные бирюзой, золотые фигуры богов и длинные золотые перчатки.

Они долго ходили, то вместе, потом с опаской расходились, осматривая предметы, боясь притронуться. Но вглубь далеко не пошли. Оно тонуло во мраке.

Мне страшно от всего этого золота — женщина тесно прижалась к груди мужа.

Оно мёртвое, наверное, проклятое.

Ну что ты. Старик Чингис завоевал почти весь цивилизованный мир. Разгромил две китайские империи Цзинь и Сун, уничтожил огромную Хорезмскую империю, простирающуюся от Инда до Каспия и завоевал половину Европы. Здесь собрана культура мира. Она пролежала более семи веков и мы случайно наткнулись… Мне тоже не по себе. Какая-то дрожь в членах.

Такой шанс дается раз в жизни. Рыжая моя, надо действовать быстро. Если доложим о найденном в ГКЭС, то нас со временем уж точно уничтожат. Это бесспорно. Им не нужны живые свидетели. Я тебе говорил об этом. Единственный выход — уезжать. И теперь я знаю куда.

К Танака в… Мукден. Там нас искать не будут. У нас всего три-четыре дня, после которых начнутся поиски. Пока ребята не нажрутся на свадьбе. Едем в Архан, здесь пару часов хода и оттуда звоним Акихиро. Отныне наша судьба в его руках. Он должен что-придумать…

Так он не знает ничего.

Да, не знает, как и я ещё час назад. Мысль о бегстве туманила мозги давно и только когда увидел Танаку, что-то стало порой мелькать в сознании. Живет в Японии и Китае, богатый человек со связями, знает русский, а потом ещё это обожание тебя… Другого выхода нет.

Роман привлёк жену, прижал голову к груди, зарылся в её кудри.

Вот и всё, славянская душа. Едем сдаваться Филипповна. Тебе в душе это противно. Знаю, но другого выхода нет. А умирать нельзя — ты же обещала двух сыновей. Едем… А там как бог на душу положит. Теперь уж нет места колебаний, едем и вместе до конца. Так… или не так.

Настя подняла голову.

Вместе Ромочка и до гробовой доски.

Они стояли прижавшись, купаясь в золотых и бриллиантовых лучах богатств Тэмуджина.

Ну всё, надо действовать. Быстро и очень осторожно. Ходи на цыпочках. Берём рюкзаки в машине, всё из них вытаскиваем. Ничего не бросай на землю. Никаких следов. Приходим и наполняем только золотыми монетами и камнями. Ну может быть чуть-чуть украшениями.

И уезжаем.

А это всё так и оставляем.

Да нет. Есть идея. В лагере стоит тележка с чугунной “бабой” для сейсмики. Ты в юрте пока собирай вещи, а я попробую, подцепив “бабу”, въехать со стороны на холм, подобраться поближе к краю, отцепить тележку и отъехав на машине, сбросить “бабу”. Попробую вызвать обвал. По идее должно получиться и тогда всё покроется землёй ещё на столетия. А весной с дождями холм зарастёт полынью.

Так и получилось и ещё долго столб пыли висел над оврагом.

Солнце начало садится, когда Антилопа помчалась в сторону Архана. За рулём сидела Настасья Филипповна. Ветер развевал золотые кудри, а на лице сияла счастливая улыбка уверенности и непреодолимого спокойствия. Что ещё надо! Справа — любимый человек, сзади — груда золота. Она, словно аккумуляторную батарею, заряжала Романа…

Границу прошли легко и непринужденно. В темноте подъехали к складу господина Ли. На непроницаемом лице корейца не отразилось удивление, когда он увидел Романа Гурвича. Словно вчера попрощались. Начались трудности с переводом, но умный кореец поспешил по телефону соединить Романа с хозяином в Мукдене.

Аки-сан, добрый вечер и не удивляйся, что вновь беспокою из Архана.

Что случилось Роман? Опять полетел регистратор или зонд.

Нет! С геофизикой покончили, дорогой мой. Навсегда, как и с прежней жизнью.

Ты меня пугаешь. Объясни, что произошло.

Это длинный разговор и не по телефону. Я всё объясню при встрече. Я здесь с женой и вещами. К тебе отчаянная просьба помочь добраться до южной Кореи или даже Японии. Так сложились обстоятельства, Аки-сан. У меня всего 3-4 спокойных дня. Потом будет очень тяжело. Если можешь, приезжай за нами пораньше утром…

Последовало молчание. У Романа от волнения выступили красные пятна на лице и шее.

Хорошо! Я сейчас выезжаю и буду рано утром. Постараюсь помочь. Передай трубку Ли.

Встреча была тягостной и натянутой. Акихиро старался не глядеть в глаза. Лишь в машине при отъезде спросил, отчего такие тяжелые рюкзаки.

Это мои книги и архив — коротко ответил Роман.

Ландшафт ещё раз и вновь до неузнаваемости изменился. Холмистые зелёные долины, до горизонта возделанные поля, а там в дымке казалось высокие остроконечные горы. Они молчали. Сзади Настя, пристально глядящая в боковое окошко с мягкого кресла дорогой машины. Спереди и справа Роман, решающей сложную задачу. Что говорить, как и до какого порога. Слева Акихиро, серьёзно, без привычной улыбки смотрящей вперёд.

Буду предельно откровенен с тобой Аки-сан. Дорога долгая и никто не мешает. Начну с разговора между мной и сотрудниками секретариата ЦК КПСС, который был чуть более двух лет тому назад в Москве. Конечно, это были сотрудники КГБ, потому как предложили, точнее приказали, выполнить вот такую необычную государственной важности задачу.

Тайную задачу…

Он долго говорил, затем замолчал и в конце добавил.

Случайно я решил задачу и в последнем полевом дневнике, он естественно со мной, там отметил на последнем профиле четкий репер с высотной отметкой расположения золотого холма. О нем, дневнике, знают только Люся и я.

Через пять часов они въехали в Мукден. По лицу Акихиро и немногочисленным вопросам Роман так и не понял, поверил ли ему японский бизнесмен. Уж очень необычна была история. Скорее фантазия.

Красивый небольшой дом. Их встретила служанка, пожилая чисто одетая женщина и проводила в комнаты. Внизу нетерпеливо ждал Акихиро.

Извините, спешу по твоим делам. Отлучусь, наверное, до вечера. Моя задача не из лёгких, да и очень неожиданная. Но я постараюсь. Ждите к ужину. Прошу вас к окнам не подходить. Дунг накормит и напоит. К сожалению, она не знает русского, но чуть-чуть английский.

И он исчез.

Я могу его понять, Настенька. Поверить в такое здравому современному человеку, коммерсанту, практически невозможно.

Они сидели в столовой при зашторенных окнах, пили крепкий чай и смотрели друг на друга.

Роман печально улыбался, пытаясь выглядеть уверенным…

Ты поразительная женщина. Бог наградил меня. Почитай пять лет вместе и никогда никакого писка, просьб, требований. Неимоверная терпеливость… И вера. Скорее мифическая, чем реальная, чем-то подтвержденная.

Роман встал, подошел к окну, чуть приоткрыл штору.

Федор Михалыч, Фёдор Михалыч… Да! Вера без вызова и вопросов. Вера рабыни, но без неё ведь пропаду, в этой новой и чужой жизни. Так кто из нас раб? А вот теперь ещё втянул в дикую историю с побегом, с неизвестным и тревожным будущем, возможно, и тюремным. И опять ни слова против, лишь мифическая вера. А я ведь наверное трудный мужик. Как говорят пофигист, ни в бога ни в черта не верящий. Но безумно люблю.

Я знаю, Ромочка. Ты очень добрый и отзывчивый. И всё будет отлично, так моя бабушка предсказывала.

Черт бы меня взял — Роман резко повернулся к жене — Так я рассуждал вслух. Извини, ради Бога.

Настя посмотрела на мужа и вдруг, покраснев до мочек ушей, тихо и кротко произнесла.

Ромочка, я наверное беременна…

Роман от неожиданности поперхнулся и … от чрезмерного наплыва острых чувств рухнул на пол. Зарылся головой в её колени и долго молчал, переполненный нежностью. Настя гладила его кудри.

Вот и первый, обещанный, Ромочка. Где-то родится, неизвестно.

Он вдруг засмеялся, поднял счастливое лицо и сказал.

Где-бы не родился, но я буду звать его Большой Мук. Есть такая немецкая сказка о маленьком Муке. А мой сын будет большим Муком, проявившемся в Мукдене.

Слушай, удачная мысль. Давай проведем небольшой эксперимент. Как только приедет Акихиро, ты спустишься вниз в кофточке с короткими рукавами и обязательно надень браслеты, что сунул тебе в сумку перед отъездом.

Хорошо. Я их кстати успела слегка почистить в машине. Невероятная красота.

В пять часов раздался клаксон автомобиля и вошел Акихиро. Дунг стала накрывать стол для ужина.

Где вы там, затворники, спускайтесь. Вы прямо сияете… Что случи лось?

Эффект встречи превзошел все ожидания Романа. Атомная бомба на Хиросиму бледная тень того, что они увидели на лице друга. Он встал как вкопанный, чуть отвисла нижняя челюсть. Он смотрел только на руки Настеньки. И было отчего. Комнату буквально озарили два браслета из гравированного золота с напаянными на металл маленькими золотыми бусинками. Вдоль поверхности первого неистово сверкали семь темно-синих сапфира, где-то 4-5 каратной величины, украшенные вокруг мелкими золотистыми кристаллами цитрина. Вдоль второго извергали кровавый свет семь очень крупных вишнево-красных рубина, украшенных вкруг бледно-голубыми слёзами аквамаринов.

Наконец, он пришел в себя.

Это невозможно. Я где-то видел эти рисунки. Какая прелесть! Можно посмотреть поближе — буквально пропел Акихиро. Долго любовался, вглядываясь, разворачивая браслеты, словно стараясь постичь мастерство древних ювелиров. Потом послышалось бормотание, затем поднял глаза.

Да, очень похоже. Такие сапфиры я видел в южной Индии, в Хайдерабаде в музее Голконды.

И столько было искреннего, неподдельного восторга и настолько взгляд искрился лестью, буквально лился ладан, что Роман аж отпрянул назад.

Вот теперь он поверил. Роман просиял. Точно поверил. Таким не видел его никогда. Отныне будет лелеять нас, как своего единственного ребёнка. Ведь у нас тайна клада…

А Акихиро, не замечая Романа, продолжал петь на высокой ноте.

Вы теперь не только самая красивая, но и самая богатая женщина в мире. Настенька, вы даже не представляется, что носите на руках огромное состояние. Это десятки тысяч долларов.

Очнулся и почтительно произнёс.

Господа!

Он впервые применил такое обращение.

Теперь о маршруте. Вечером, когда стемнеет, отправимся на моей машине в порт Дандонг. Тут два часа хода. На рыболовной шхуне вас переправят в южную Корею, в порт Инчхон. Время в пути — ночь и день. Бог даст в дороге будет штиль и не будет сторожевых катеров. В Инчхоне капитан отвезет вас на квартиру, где вы будете ждать меня. Я прилечу через Пекин в Сеул и далее приеду к вам через два-три дня. Давайте ваши паспорта, постараюсь выправить временные на жительство в Корее. Ну а дальше… как это у русских говорят… утро вечера мудренее… А сейчас, извините, надо ещё сделать два срочных звонка. Появились новые обстоятельства.

Они поднялись к себе и услышали как захлопнулась дверь его кабинета.

Ну что, два моих создания. Девочка моя любимая. Эти новые обстоятельства — твои браслеты. Теперь он очень постарается, иначе я ничего не понимаю в астрофизике…

Огромный город шумел вокруг. Вздымались небоскрёбы, у подъездов шелестели пальмы и тысячи лакированных машин и людей скользили по вымытым до блеска улицам. Они втроём сидели в старинном китайском ресторане.

Какая красота, Настюха. А вкусно-то как. Господи! Готов питаться ежедневно такой острой едой.

А что они всё время стоят неподалеку и смотрят, Рома, прямо в рот — шептала Настя, испуганно глядя на официантов.

Нет, палочками не могу кушать. Скажи пусть принесут вилки и ножи… Как она пропела нам — шиитаке, суши, роллы…Что это такое?

Акихиро молча с улыбкой наблюдал, переводя вопросы официанток, советовал попробовать и то, и другое, и пятое, и десятое.

Надо же, какое изобилие — Роман откинулся на спинку кресла — а ведь недавно здесь полыхала война. Как быстро отстроились и накормили народ.

Далеко не весь, Роман. Много и нищих, живущих в хибарах. Но страна процветает. Это факт.

А у нас 20 лет прошло с окончания войны, Провинция нищая, разоренная, лишь Москва залепила раны и как-то строится. Да, судьбы у всех стран и народов разные.

Попробуйте этот соус, Настенька. Только осторожно… Ты говоришь судьбы — откликнулся Акихиро. Когда учился в России, много читал. Все ваши писатели заражены этим словом — судьба, судьба, судьба. Всё время ссылаются на непреложность, непредсказуемость жизни. На западе больше работают, чем полагаются и тем более сдаются на милость судьбе.

Да, пожалуй, ты прав.

Роман засмеялся. Я не философ, Аки-сан. Я сугубый реалист, но иногда и я задумывался над судьбой. И чаще находил реальные причины непонятных фактов и событий, которых называли якобы судьбоносными. Я ведь всю жизнь скитался по России — изъездил сотни городов и сёл, говорил, наверное, с тысячами людей разных сословий. И ты знаешь постепенно родилась гипотеза. Жестокая. В России кроме судьбы ничего нет. Испокон века. Судьба есть! И всё! Моему народу так легче жить. Ведь судьба… бесплатна. Не надо трудится. Трудись — не трудись, всё едино. Как судьба твоя, так и жизнь пойдёт. Это великая философия… Она очень помогает нам. Расслабляет… Заставляет… верить.

Пойдёмте на улицу. Я покажу вам город.

Они шли по залитому солнцем широкому проспекту. Роман задумчиво шел чуть впереди, Настя и Акихиро двигались сзади о чем-то говоря.

Вдруг раздался пронзительный женский вопль.

Роман, гляди!

Роман поднял глаза и прямо перед лицом увидел красные стёкла большого автобуса. Он не успел и крикнуть. Удар! И вечная тишина.

Романа Гурвича кремировали в древнем городе Сеуле. Так пожелала жена.

PS. Прошло 26 лет с того памятного дня. И вновь майский день, но уже 2000 года. Вновь яркий и пронзительный. Возле книжного магазина “Москва”, что на Тверской, остановился темно-синий maybach. Седой, элегантно одетый японец вышел из машины, обошел и открыл заднюю дверь. Подал руку и вывел моложавую ярко рыжую женщину явно славянского облика. Молодые и пожилые граждане, но особо гражданки, вечно спешащие по Тверской, внезапно остановились, буквально пожирая глазами фигуру и наряд богатой иностранки на фоне дорогого автомобиля. Из машины выскочил и молодой человек. Уверенный, бешеный взор под свисающими светлыми кудрями, в растрепанной фуфайке, джинсах и кедах.

Мы пройдёмся Аки-сан. Встретимся здесь же. Я позвоню.

Она окинула мужчину равнодушным взором. Он привычно, но с победным достоинством опустил глаза. Женщина перевела взгляд на молодого человека, широко заулыбалась.

Ну вот, сыночка мой, ты на родине, наконец. Пойдём, покажу место, где я увидела твоего отца. Тут рядом, а идти мне пришлось… тридцать лет.