Елена Матусевич: В троллейбусе

Loading

Я его для удовольствия в дом пустила, чтобы не одной быть. Но этот превзошёл все мои ожидания. Прямо фонтан любви, наслаждаюсь, сколько успею.

В троллейбусе

Елена Матусевич

В троллейбусе так тихо, как будто он пуст. Троллейбус превратился в слух. Мужчины смотрят в пол, женщины на мужчин. Тяжёлым облаком под потолком повисла зависть.

— Ты знаешь, это что-то необыкновенное. Таких у меня ещё никогда не было. Я даже не знала, что такие бывают! Даже не слышала никогда. Ночью, знаешь, как залезет на меня, так и месит, и месит, никакого массажа не надо, полное расслабление. И такой ласковый, такой нежный, такой неутомимый, не слезает с меня всю ночь, честное слово! И сам счастлив, часами может ласкаться, и лижет, и целуется, и всё ему мало. Вот что значит, молодой. Я отвыкла уже, забыла. А тут, я уж иногда спать хочу, на работу завтра такую рань вставать, а он не унимается, и как только не ляжет, как не извернётся, и такие позы забавные, не поверишь, и как только он равновесие держит, непонятно. Иногда думаю, всё, сейчас упадёт и ушибётся, кровать хоть и двуспальная, но пол у нас деревянный, ты знаешь. Он прямо на самом краю иногда висит, попа уже наполовину сползла, ан, нет, ни разу ещё не свалился, ловкий невероятно! Акробат! Вчера вот просто на голову мне сел, даже дышать трудно, а отодвинуться нельзя, обижается. Надо терпеть, он это от страсти, аж урчит. И так громко, аж в коридоре слышно. И знаешь, что интересно? Ни разу меня ещё не укусил, добряк ужасный. Даже когда в раж войдёт, не царапает, а так, зубами только тихонько, любя. Повезло мне. И всё только со мной да со мной. Я уж иногда вижу, устал он, и голова падает, и, как заснёт, тихонечко, чтобы не потревожить, уж не дышу, вылезу из кровати, и на цыпочках иду чай одна в кухне попить, ан нет! Без меня спать ни за что не будет! Сразу встает и за мной в кухню.

И моется постоянно, аж благоухает весь, не передать. Я люблю лицом ему в живот уткнуться, он мне всё разрешает. Абсолютно всё! Я уж внимательно наблюдаю, не сердится ли? Нет! Я и тормошу, и тискаю, и на колени сажаю, всё даёт с собой делать, даже усы крутить. У него шикарные усы, не то, что у моего последнего, Гриши. И что у него с усами было? Не росли, и всё. А этот, роскошный, лоснится весь, рыжий, как я люблю. И в еде не привередливый совсем, что дам, то и ест, курица, хорошо, рыба, тоже хорошо. За всё спасибо. Поест и целоваться сразу лезет, благодарный такой. И не ест без меня, хоть целый день ждать будет: я ем, и он ест, а так голодный страдает. Везде за мной ходит, как приклеенный, куда я, туда и он. Не, я независимых не люблю. Зачем такого держать? Я зачем его завела? Чтобы он сам по себе, а я сама по себе? Что в этом за радость, спрашивается? Я его для удовольствия в дом пустила, чтобы не одной быть. Но этот превзошёл все мои ожидания. Прямо фонтан любви, наслаждаюсь, сколько успею.

— А, как я его назвала в итоге? Федей. В честь дяди Феди, брата Галины Семёновны. Я всегда котов в честь родни называю. Хорошо, а? Приходи посмотреть, пока он ещё совсем не вырос.

В гробовой тишине болезненно громко лязгает гармошка дверного механизма: остановка.

— Ой, Оль, выходим, мы чуть не проехали! Я когда я говорю о нём, я забываю всё!

Print Friendly, PDF & Email

6 комментариев для “Елена Матусевич: В троллейбусе

  1. это была просто шутка, не более, хотя так оно и было на самом деле. Видимо, шутка не получилась. Но как серьёзно её восприняли, невероятно.

  2. При прочтении первых строчек впечатление: ну, как такую порнуху в интеллигентном сайте можно печатать?! Но уже в первом абзаце открылся «тонкий» авторский замысел «порядочной» концовки
    ради которой это бл-во и было затеяно. Вообще-то сам этот прием не новый: я сам однажды такой использовал в рассказе «Морская история» (пишу это не ради рекламы, так как здесь он не публиковался),
    но там этот переход от человека к животным был только лиричным, без пошлости.
    Я сначала, не желая обидеть автора, не хотел писать этот комментарий, но потом понял, что отмолчаться не следует, так как многими читателями рассказ будет принят за норму (кстати, вспомнились, без шуток, почти гениальные «тексты» Владимира Сорокина: «Норма»)
    Так что, в «оправдание» автора можно сказать, что она просто «заигралась» в пошлость, к сожалению,
    в пошлость настоящую и обратившуюся.
    Так что, надеюсь, без личной обиды («ради справедливости — и только» — В.Высоцкий)
    Ян

  3. Дорогая Елена, чтобы это был неожиданный финал — так нет. Авторская задумка раскрывается быстро, почти в самом начале.
    Зато вы меня склонили. Я вот тоже захотел прислониться к изящной литературе, дарящей читателю описание обстановки в общественном транспорте. Однажды присутствовал в троллейбусе, который действительно превратился в слух. По настоящему, с прекращением дыхания и неожиданными спазмами органов.
    Это было часов в 6 утра, на работу ехали хмурые и похмельные трудящиеся. Год примерно 1970-71. Как я попал в эту компанию, сейчас уже и не вспомню, да и не важно.
    Впорхнули два парня, стильно разнаряженные, поддатые, веселые, видимо, с вечеринки с продолжением. Повисли на поручнях посредине салона, более возрастной продолжил начатый ранее рассказ о порнофильме, который ему посчастливилось увидеть.
    Сквозь проклятую жизнь и гребанную повинность каждый день переться на ненавистную работу, до пассажиров начали доходить слова явно необычного рассказа. Это было несовместимо с их беспросветной жизнью и завораживало необычной, почти фантастической оберткой, которую рассказчик, надо сказать, подавал весьма ярко.
    Потом публика начала понимать смысл. А смысл там был такой: француз и англичанин, не зная языка друг друга, взаимно влюбились и стали общаться языком жестов. Жесты сводились к гомосексуальным играм с вариациями, центровой фишкой которых было чередование анального и орального способов. Неподдельный энтузиазм рассказчика говорил о его заочной или очной страсти к сему волнующему занятию.
    На этом месте в молчании трудового народа появились признаки тревоги.
    Он распалился окончательно и стал орать о незабываемом кайфе от собственного говна на оральном этапе.
    Тревога быстро переросла в нечто твердо-консолидированное. В немом изумлении, переходящем в справедливый гнев, работяги дозрели для солидарного смыкания рядов над растерзанными телами мерзавцев.
    Кондуктор среагировала быстрее и на внеплановой, резкой остановке вытолкала их подальше от греха.
    Но какая там в троллейбусе вначале была пронзительная тишина! А потом невероятное, нечуткое, тупое и черствое отрицание толерантности. А вы: котики, собачки…

  4. Мою Лизу-подлизу выбросили во двор, её принесли мне
    Она всё понимала и изо всех сил выражала свою благодарность и любовь.
    10 лет, пока она жила у меня.

    1. В этой котовасии/котофедии болезненно лязгнула гармошка двери, и я забыл обо всём прочитанном. Остановка, однако, приехали.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.