[Дебют] Владимир Белорусец: Иронические рассказы

Loading

Америка Гену разочаровала. Найти в ней работу по специальности было невозможно, поскольку никто не понимал, что означало в его резюме — “стоял у кульмана”. А кто понимал, думал зачем дедушке ещё работать. Ведь тем, кто использовал такие странные технологии, по мнению американцев, было уже лет девяносто.

Иронические рассказы

Владимир Белорусец

Внимая Шекспиру

Григорий Булыгин, популярный актёр второго плана в сериалах “На игле”, “На вертеле” и “На шампуре”, почувствовал, что ему уже пора пробовать себя в высоком искусстве. Во всех сериалах от него жена уходила к главному герою. Поскольку эти сериалы смотрели, в основном, сердобольные старушки, то они заваливали Булыгина письмами с советами.

Все конверты Булыгин аккуратно складывал в две стопки. К первой, принадлежали письма, которые начинались со слов: “Что же ты за мужик? Или у тебя уже того…”, и далее шли легкодоступные, но проверенные, советы, как укреплять мужское здоровье. Булыгину предлагалось пить отвар из рогов голубых баранов, обитающих в районе Гималаев, но не перепивать, чтобы самому не стать одним из тех голубых. Григорий женат не был, но, на всякий случай, все инструкции с дозами по употреблению бережно хранил. Во второй стопке лежали сочувственные письма: “Не переживай, болезный. В новом сериале у тебя обязательно будет новая жена”. Булыгин не переживал и по ночам читал Шекспира, вживаясь в образ черепа бедного Йорика.

Неожиданный поворот в его карьере случился, когда Григорий внезапно получил письмо от бывшего одноклассника Гены Марголина, несколько лет назад эмигрировавшего в Америку. До переезда в новую страну Марголин работал инженером в конструкторском бюро. Америка Гену разочаровала. Найти в ней работу по специальности было невозможно, поскольку никто не понимал, что означало в его резюме — “стоял у кульмана”. А кто понимал, думал зачем дедушке Гене ещё работать. Ведь тем, кто использовал такие странные технологии, по мнению американцев, было уже, по крайней мере, лет девяносто.

Шаткость положения заставила Гену проанализировать в чём же он всё-таки лучше среднего американца. Анализ оказался неутешительным. Единственным козырем Марголина, как и любого российского инженера, было неплохое знание разговорного русского языка. И вот тут, в иммигрантской общине ему рассказали о славной шпионской школе в калифорнийском городе Монтерее. Школа была знаменита не своими шпионами, а тем, что там преподавали русский язык. Кроме того, там часто открывались вакансии для новых учителей. Гена полагал, что преподавателей засылали в тыл вместе с их студентами, на случай если у шпиона возникнут вопросы по тонкостям русского языка. Такой подход казался наиболее оптимальным и экономил деньги на международные переговоры. А кто ж из новых иммигрантов не хотел оказаться временно на бывшей родине, да ещё когда всё включено и бесплатно, и похвастаться своими успехами в области шпионажа перед оставшимися товарищами.

Естественно, школу заваливали мешками писем со всей Америке от бывших жителей Одессы, Нижнего Новгорода и других окрестностей советских территорий. Все они говорили по-русски, но по-разному. Чтобы хоть как-то бороться с русской “оккупацией”, школа разработала специальный опросник для отсеивания кандидатов. К большому Гениному сожалению, вопросы были сложными и привели его в тупик. На пример, кандидату требовалась рассказать американцам о “склонении существительных”. Гена вспомнил, как в молодости, он, по существу, склонил буфетчицу Люсю задержаться после работы в студенческой столовой, чтобы потом долго целоваться. Однако, написать о таком “склонении” он не решился, так как опасался, что курсанты замучают его вопросами о деталях и попросят Люсин адрес для явочной квартиры.

Следующее задание требовало перевести на русский язык название романа Хемингуэя. Предлагались варианты:

  • По ком звонит колокол,
  • По кому звонит колокол,
  • Почему звонит колокол.

Никаких Хемингуёв Гена не читал. Но он сразу понял, что это ловушка — ведь правильного, на его взгляд, перевода “Почём звонить в колокол?” в билете не содержалось. В конце концов, Гена решил сохранить лояльность бывшей родине и отказаться от затеи учить шпионов правильному русскому языку.

Прокрутив в сознании бывшую жизнь, Гена вспомнил о Гришке Булыгине и решил стать агентом, но не шпионским, а театральным. Поскольку о Булыгине, кроме пенсионеров, смотревших русские каналы, никто не слышал, он решил сделать ставку на эту возрастную категорию.

Русское телевидение в Америке было “опиумом” для тех пожилых иммигрантов, кто не мог говорить на американском языке. Бесконечные концерты и репортажи о заседаниях думы очень помогали пенсионерам ориентироваться в повседневной, американской жизни, особенно в продовольственных магазинах. Встретив бывших соотечественников, наши люди сразу начинали обсуждать политику:

— Безобразие, вы знаете, что Жириновский учудил на этот раз?

Споры продолжались долго, и собеседники забывали, что давно живут в Америке, а их внуки понятия не имеют о том, что такое “дума”.

Получив согласие от Булыгина, который дальше Турции нигде не был, Гена с размахом снял каморку на третьем этаже начальной школы и дал следующее объявление в русской газете:

“Дорогие Товарищи и Господа!
Поддержим народного актёра Европы и Америки, только что потерявшего жену в “На Вертеле”. Кто ещё не досмотрел, не волнуйтесь — её не съели. Неисправимый романтик, Григорий Булыгин, будет читать вам сонеты самого Шекспира.
Поддержка вашего любимца с первого по двадцатый ряд — всего 55 долларов, а с двадцать первого по сороковой — 50. Занятие мест в порядке прихода”.

Концерт был назначен на семь вечера. Чтобы задерживать безбилетников, Гена поставил у лифта самодельный шлагбаум, который он поднимал только после покупки билетов. Кабина лифта была узкой и вмещала не более шести худеньких человек, ведущих здоровый образ жизни. По лестнице на третий этаж пенсионеры подниматься не рисковали, да и, кроме того, такой поход занял бы у них, как минимум, восемь сонетов Шекспира. В семь двадцать зрители начали съезжаться. Они чинно подходили к Гене, молча протягивали деньги и с достоинством, по две пары, втискивались в лифт. Погрузка и разгрузка поклонников Булыгина — Шекспира заняла полчаса.

Григорий никогда до этого не сталкивающийся с “еврейской пунктуальностью” с семи часов ошарашенно поглядывал из-за ширмы в пустой зал, нервно повторяя двадцать третий сонет Шекспира: “как тот актёр, который, оробев, теряет нить давно знакомой роли…”

Когда без десяти восемь Марголин взбежал на сцену, к его радости, зал был наполовину полон. Это были ряды с двадцать первого по сороковой. С наигранной весёлостью Гена воскликнул:

— Друзья, Шекспир Вильям — это великий английский драматург. Ну а Григория Булыгина, вам представлять не надо.

Приободренный Булыгин подошёл к микрофону и с затуманенным взором романтика шестнадцатого века стал читать двадцать третий сонет. Когда он дошёл до строчек:

Так я молчу, не зная, что сказать,
Не оттого, что сердце охладело.

Лев Захарович с двадцать четвёртого ряда спросил, как ему показалось тихо, жену:

— Шо он там сказал?

Фира Семёновна, как ей казалось тихо, ответила мужу:

— Он молчит и не знает, что сказать. Но сердце у него ещё не охладело.

— Ничего себе, не знает, что сказать. А мы заплатили сто долларов на двоих. Вот почему от такого растяпы уходят жёны.

— Громче, — послышалось с тридцать седьмого ряда.

Булыгин растерялся и громче повторил:

Так я молчу, не зная, что сказать…

— Та мы не вам. Пусть Фира Семёновна нам громче повторит.

— Он сказал, что сердце ещё не охладело, — повернулась назад Фира Семёновна, польщённая всеобщим вниманием.

Пенсионеры сочувственно закивали.

— Бедный, у него ещё и проблемы с сердцем.

Булыгин понял, что изобразить печаль тихим голосом в этом зале не удастся, и вскричал последние строки сонета:

Услышишь ли глазами голос мой?

В последнем ряду мужчина возмутился:

— За кого этот чтец нас принимает? Он хочет, чтобы мы его слушали глазами. Будто у нас нет слуховых аппаратов?

А кто-то из двадцать восьмого ряда схохмил:

— Что он так кричит? Хочет заглушить микрофон?

Закончив сонет, Булыгин поклонился, и все захлопали стоя. Сердце артиста было согрето. Но поскольку зрители уже встали, то, продолжая хлопать, они начали дисциплинированно перемещаться в первые двадцать рядов. Овации продолжались пятнадцать минут, пока все не расселись.

В это время в зал проникли Горелики. Помахав рукой всем знакомым, они двинулись, как им казалось тихо, в двадцать первый ряд. Пол зала завибрировал. Тут же к ним подскочил Марголин с протянутой рукой.

— Так как мы пропустили пол концерта, то заплатим только половину, -тоном, исключающим переговоры, зашептал муж Горелик.

Сорок седьмой сонет поверг публику в новое изумление словами:

У сердца с глазом — тайный договор:
Они друг другу облегчают муки.

— То-то вчера по русскому каналу доктор говорил, что всё в организме связанно, — вздохнула Белла Абрамовна. — Вот почему, когда у меня чешется глаз — в сердце что-то ёкает.

А Булыгин, почувствовав внимание зала, вдохновенно продолжил, переходя к сонету девяносто три:

Прекрасно было яблоко, что с древа
Адаму на беду сорвала Ева.

Восприняв эти слова, как сигнал, Фира Семёновна, зашуршав, открыла сумочку и протянула мужу яблочко.

— Кушай Лёва. Там полезные витамины.

Новую полемику добавил сонет сто восемнадцать:

Я заболел не в шутку и лекарства
Горчайшие глотал себе во вред.
Но понял я: лекарства — яд смертельный…

Дина Михайловна победно повернулась к соседям и радостно зашептала:

— А что я говорила. Никаких лекарств. Идём только к гомеопату.

Постепенно немолодые люди втянулись в мелодику стиха Шекспира и с грустью стали вспоминать молодость и ушедшие любовные переживания. Никто кроме Гореликов, которые жалели, что опоздали, не жалел, что пришёл на концерт, а Булыгин был, как никогда, в ударе.

Когда последний сонет был закончен, зал разразился овациями. А Лина Борисовна извлекла из сумочки букетик и, расправив цветы, вышла на сцену.

— Спасибо, дорогой Григорий, и дай вам бог хорошей жены в жизни и в сериалах, — выразила она всеобщее пожелание зала. А потом, на ушко добавила: — Кстати, слышала про верное средство — отвар из рогов голубых баранов.

Булыгин был тронут искренностью и поддержкой этих странных зрителей и обещал ещё вернуться в Америку, когда Шекспир напишет новые стихи. А Гена Марголин понял, что нервная жизнь театрального агента не для него и решил переквалифицироваться в агенты по недвижимости.

Счастье в конверте

8 февраля

Здравствуй Сёма!

Пишет тебе двоюродный дядя Арнольд. Мы, как приехали на Брайтон, так и сразу стали думать о тебе. И вот, наконец, удача. Есть тут одна невеста, разумеется, из приличной семьи и с небольшой, но выплаченной квартирой. Тётя Фира уже беседовала с её родителями, и они согласны. Невеста ничего об этом не знает, но она тоже не против.

Можешь даже приехать, но только если у тебя есть дублёнка, так как без этого в приличную семью в такое время года неудобно.

Обнимаю, дядя Арнольд.

* * *

29 апреля

Дорогой Сёмочка!

Какая досада, что ты в этой Калифорнии перегружен на работе, но главное, что ты не возражаешь. Невеста по-прежнему ничего не знает, но она всё равно уже готова. Мы, наконец-то, сумеем соединить два ваших любящих сердечка заявлением в местный «загс», где твой будущий тесть нашёл знакомого китайца.

Вышли поскорее медицинскую справку и доверенность на подпись от твоего имени тёте Фире. За молодую распишется мама.

Обнимаю жениха, дядя Арнольд.

* * *

15 сентября

Родной Сёмочка!

Вчера на Брайтоне была твоя свадьба, жаль, что у тебя горит план. Невеста всё узнала и, рдея, согласилась. На свадьбе гуляли все наши. Первый тост был за родителей, а второй уж пили за тебя. Потом кричали: “Горько!”, и все родственники целовались. Невеста сидела немного грустной, но осталась тебе верна и сказала, что с нетерпением тебя ждёт и любит. Кстати, зовут её Женя.

Праздновали три дня и тебя не забыли — выслали посылку с фруктами и овощами. Вообще-то можешь уже приехать к тёплому «бабьему» лету.

Целую молодого мужа, твой дядя.

* * *

6 декабря

Уважаемый Семён Бенционович!

Пишет вам ваша тёща, ведь Женечка ещё немного вас стесняется. Вашего мальчика мы назвали Андрюшей, а вам посылаем наложенным платежом золотое обручальное колечко — эту трогательную примету семьи. По рассказам Арнольда Яковлевича, мы составили ваш фоторобот и нашли, что вы очень премиленький.

Ваш новый адрес — на конверте. Жду вас и готовлюсь. У нас уже холодно, если у вас нет даже шубы — напишите размер. Вышлем.

Нежно вас обнимаю и целую,

Эльвира Сидоровна Соколова-Авербух,
для вас — просто мама.

Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “[Дебют] Владимир Белорусец: Иронические рассказы

  1. Очень даже смешные и точные наблюдения. И какая-то настороженная читательская реакция, словно автор пытался надсмеяться над эмиграцией… Кeep it simple, господа!

Добавить комментарий для Григорий Быстрицкий Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.